Генерал Власов и национальные представительства

Генерал Власов и национальные представительства

Германская сторона дала добро на создание Русской Освободительной армии только осенью 1944 г. — сказывалось особое недоверие гитлеровской верхушки к славянам. И все же 16 сентября 1944 г. в ставке Гитлера Власова принял Гиммлер и обещал ему свое полное содействие. Это событие и стало решающим толчком в создании власовской армии и антисоветского политического руководства, хотя уже почти два года сам бывший советский генерал проявлял значительную активность в этом направлении. 14 ноября 1944 г. на заседании в Праге было официально объявлено о создании «Комитета освобождения народов России» (КОНР) и был принят так называемый Пражский манифест, а зимой 1944–1945 гг. последовало формирование Русской Освободительной армии (РОА). Я не буду подробно останавливаться на истории генерала Власова и его армии, его военной и политической деятельности, об этом существует уже значительная литература, в том числе и на русском языке.[493] Ниже пойдет речь только о вопросах взаимоотношений русского движения и национальных представительств, которые складывались далеко не просто.

Обратим внимание на то, что власовский руководящий орган в Праге получил название «Комитет освобождения народов России», т.е. изначально претендовал на представительство именно всех народов России (СССР). Именно такое его представление находило понимание и поддержку со стороны Гиммлера и СС, но вызывало противодействие со стороны некоторых чиновников Восточного министерства, которые поддерживали устремления «своих» национальных комитетов к созданию собственных государств.

^{Генерал-лейтенант A. A. Власов}

Уже в октябре 1944 г. ряд национальных лидеров высказали недовольство указанными идеями русского генерала. Одними из первых, фактически от имени большинства «националов», высказались против намерений Власова грузинский представитель Михаил Кедия и Вели Каюм-хан. 13 октября 1944 г. последний обратился к Гиммлеру с заявлением, что Власов имеет право говорить только от имени русских, так как туркестанцы в первую очередь борются за независимый Туркестан, и они крайне обеспокоены. «После того, как все наши права будут признаны Вами, мы готовы принимать участие вместе с Власовым в конференциях по приглашению правительства рейха, имея равные с ним права и обязанности. Боевой дух туркестанских солдат может быть сохранен лишь в том случае, если туркестанские дела будут вестись и далее на прежнем базисе. Власов же должен вести руководство русскими вопросами и выступать только от имени русских», — заявил Каюм-хан.[494] Почти в том же духе высказался и Шафи Алмас в выше цитированном письме фон Менде от 17 октября 1944 г.: «Исходя из нашей национальной борьбы, для нас невозможно идти вместе с русскими. Русские являются врагами других народов, они постоянно маскируются, чтобы осуществить свои империалистические цели. Власов же русский, весь способ его мышления — русский. Мы не против его стремлений, мы даже приветствуем создание русской армии и его стремление заниматься русскими проблемами, но нашими национальными проблемами он заниматься не должен».

Недоверие национальных сил к генералу Власову проявилось даже в открытом протесте, который был составлен и подан на имя Розенберга 18 ноября 1944 г.[495] Его подписали от народов Идель-Урала Шафи Алмас, от армян — Армик Джамалян, от азербайджанцев — Аббас бей Атам-Алибеков, от грузин — Михаил Кедия, от северокавказских народов — Али Хан Кантемир, от крымских татар — Эдиге Мустафа Кирималь, от среднеазиатских народов — Карими (осторожный Каюм-хан в данном случае, видимо, воздержался), от украинцев — Мельник, от белорусов — Островский. Это был редкий случай политического единодушия — подписавшие протест заявили о своем несогласии с Власовым, когда он выступает от имени всех народов СССР, считая, что в данном случае речь вновь пойдет о «русском господстве». Они предложили германскому правительству: «1. Воспрепятствовать любой попытке генерала Власова руководить нашими народами; 2. Признать права наших народов на самостоятельные государства и окончательно заявить о признании национальных представительств; 3. Разрешить создание наших национальных формирований под собственным руководством в оперативном подчинении вермахта и передать политическое руководство внутри этих формирований нашим национальным представительствам. В заключении считаем своим долгом заявить как о самом важнейшем моменте: если попытки генерала Власова руководить нашими народами не будут пресечены с полной откровенностью, ни одно из национальных представительств наших народов не берет на себя ответственности за последствия, к которым в результате может привести власовская акция». Как видно, даже ограниченная и почти эфемерная власть и самостоятельность, которыми обладали национальные комитеты, были очень дороги их лидерам.

Со своей же стороны, генерал Власов стремился преодолеть недоверие национальных лидеров и разными способами завоевать их расположение. Очевидно, однако, что во власовском руководстве единства по национальному вопросу не было.

Еще в апреле 1943 г. в Дабендорфе на «первой антибольшевистской конференции» бывших солдат Красной армии один из сподвижников Власова генерал-майор В. Ф. Малышкин заявил: «Освободительное движение декларирует национальную свободу для всех народов», допустив, однако, довольно странную формулировку степени этой «свободы»: «свобода вплоть до самоопределения» и призвав вначале «объединиться в борьбе с общим врагом». Получалось, что самоопределение наций воспринималось не как естественное право, а лишь как допущение, как позволение.[496] И это не было оговоркой, так как точно такую же формулировку избрал и другой сподвижник Власова — редактор «Офицерского бюллетеня РОА» Меандров.[497]

Сам же генерал Власов высказывался следующим образом. 18 ноября в интервью газете «Воля народа» он отметил, что «большевизм искусственно разбил народы на группы и натравил их одну на другую. Народы России сознают, что судьба каждого из них зависит от общих усилий».[498] В другом своем интервью официальной национал-социалистической газете «V?lkischer Beobachter» Власов заявил, объясняя положения Пражского манифеста: «Движение, возглавляемое КОНР, выражает в первую очередь национально-освободительные стремления. Оно направлено на защиту национальных прав всех народов, на сохранение их самобытности, на уничтожение губительного интернационализма. Манифест, подписанный в Праге, признает за каждым народом право на самостоятельное развитие и на государственную самостоятельность».[499] То, чего никак не могли произнести германские чиновники разных рангов, громогласно рассуждавшие только о «совместной борьбе против общего врага», открыто произнес русский генерал. Но национальные лидеры в его искренность поверили мало. А Власов же, судя по всему, смотрел на острую проблему национальных взаимоотношений в СССР шире и дальше. Со слов руководителя «Калмыцкого национального комитета» Шамбы Балинова, позиция Власова была такова: «Пусть все народы, которые пожелают, получат независимость, их оскорбленное чувство будет удовлетворено, национальные страсти утихомирятся. Пройдут годы — начнет диктовать свою волю закон истории, географии и экономики. Пусть в процессе расширения своих границ Россия допустила много ошибок, несправедливостей, жестокостей и даже преступлений. Пусть путь русской экспансии был обильно полит кровью покоренных народов. Но после этого прошли века совместной жизни народов под одной крышей. Установилась же за это время между нами какая-то связь — культурная, экономическая, даже родственная? Я верю в притягательную силу этой связи, в силу русского языка, служащего „мостом“, соединяющим все народы „евразийского“ простора, в силу русской культуры. Поэтому со спокойной совестью иду на честное признание права народов на самоопределение, вплоть до отделения, ибо глубоко верю, что в будущем народы России найдут общий язык, общую платформу для совместного братского сожительства на началах права, справедливости, взаимного уважения, добровольного сговора, а не путем принуждения, насилия и нового покорения. В новой России жизнь должна строиться на безусловном признании силы права, а не права силы».[500] Точка зрения сама по себе весьма примечательная. Демократические высказывания Власова по национальному вопросу исходят из действительно складывавшихся в истории России реалий межнациональных отношений. В то же время, если сравнить мысли генерала Власова и его близких сподвижников, можно косвенно судить о том, что в руководстве КОНР единого подхода к решению национальных проблем не существовало.

И все же в Пражском манифесте 14 ноября 1944 г., своеобразной программе власовского движения, скорее нашла отражение точка зрения самого генерала. В манифесте постоянно подчеркивалось, что он отвечает интересам именно всех народов СССР, и, в частности, отмечалось: «Большевики отняли у народов право на национальную независимость, развитие и самобытность», а одним из главных принципов «новой государственности народов России», поставленным при перечислении на первое место, назван: «Равенство всех народов России и действительное их право на национальное развитие, самоопределение и государственную самостоятельность».[501] Несмотря на такие декларации, наиболее авторитетные представители нерусских народов от Комитета освобождения народов России все-таки дистанцировались и в его состав не вошли: из «националов» в него были включены, например, калмыцкий лидер Шамба Балинов, подпоручик А. Джалалов, фельдфебель И. Мамедов, унтер-офицер Г. Саакян, врач Ибрагим Чулик и некоторые другие, которые не играли первой скрипки в среде коллаборационистов.

Сам А. Власов явно считал объединение усилий всех народов СССР в борьбе против сталинской тирании абсолютно необходимым для успеха созданного им движения. Например, 17 декабря на заседании КОНР он вновь повторил: «Идея единения осознана всеми народами России как единственное условие победы». На этом заседании также было объявлено, что КОНР включил в свой состав Русский национальный совет, Украинский национальный совет, Белорусский национальный совет, Национальный совет народов Кавказа, Национальный маслахат народов Туркестана и Главное управление казачьих войск.[502] Из этого можно заключить, что усилия по объединению национальных представительств под крылом КОНР давали определенные результаты. Это становилось возможным и из-за того, что немецкая сторона также проявляла свою заинтересованность в разрешении появившихся противоречий.

1 декабря 1944 г. в газете «V?lkischer Beobachter» была опубликована статья капитана фон Гротте о единении народов России и Востока в «общей борьбе». 29 декабря 1944 г. в той же газете увидела свет публикация Р. Крёца «Власовское движение и национальный вопрос», в которой автор воспевал «мудрость» власовского руководства, гарантировавшего право народов на самоопределение, самостоятельность и суверенность. 13 января 1945 г. генерал добровольческих соединений дал «пропагандные указания» по поводу взаимоотношений национальных представительств с генералом Власовым.[503] Главной целью пропагандистской работы в данном вопросе провозглашалось: «…убедить добровольцев нерусской национальности в том, что их национальные представительства (комитеты) не будут затронуты, их национальные части не будут ликвидированы или поставлены под русское командование. Национальные формирования должны воспринимать русское освободительное движение как желанного союзника в борьбе против большевизма». Обратим внимание: немецким журналистам дозволялось писать о будущей государственной самостоятельности и суверенности народов, но немецкий военный руководитель опять-таки ограничивал себя рассуждениями о «борьбе против большевизма».

Довольно легко поменяли свое поначалу отрицательное отношение к Власову некоторые национальные лидеры, например, Вели Каюм-хан, — он, очевидно, понял политическую конъюнктуру. 23 ноября 1944 г. он уже приветствовал Пражский манифест, а 14 декабря заявил, что Туркестанский комитет поддерживает КОНР и будет с ним сотрудничать в дальнейшем, сохраняя свою автономность.[504]

Кроме чисто пропагандистских заявлений Власов использовал и некоторые другие способы привлечения на свою сторону национальных представительств. В конце октября 1944 г., например, из его штаба был отправлен в Татарское посредничество капитан Габдулла Вафин, который имел обстоятельную беседу с X. Унглаубе и Г. Султаном. Вафин рассказал о создающемся власовском комитете, который, по его словам, должен был объединить все народы России в борьбе против большевизма; о том, что целесообразнее осуществлять все политическое и военное руководство народами именно через Власова, а также образовать под его командованием «единую армию народов России». Унглаубе же вновь защищал точку зрения Восточного министерства о приоритете национальных посредничеств и комитетов в указанных вопросах. В своей справке об этой встрече, составленной 31 октября, он отметил, что у него «создалось впечатление, будто капитан Вафин имел нечто вроде задания прозондировать настроение среди татар и привлечь их на сторону Власова».[505]

Однако ни пропагандистские призывы, ни практические шаги реально не смогли сблизить позиции русских и нерусских коллаборационистов. Численность «националов» в Русской Освободительной армии Власова была очень невелика (число поволжско-приуральских татар в ней, по неточным данным «Союза борьбы», достигало примерно тысячи человек). Не особенно стремились к сближению национальные представительства, которые декларировали в качестве своей главной цели создание «независимых, самостоятельных государств» и, несмотря на заверения Власова, не видели в нем своего союзника в достижении этой цели. Национальные лидеры воспринимали его в первую очередь как русского военного и политика, который в их понимании мог представлять лишь великодержавную, шовинистическую позицию. Такая традиция недоверия, кстати говоря, имеет даже свои корни — оно ощущалось ясно и в среде политических эмигрантов из СССР в 20–30-е гг.: нерусские эмигранты скорее объединялись между собой (наиболее яркий пример — лига «Прометей»[506]), но никак не с русскими эмигрантскими организациями.

Свою роль во взаимоотношениях Власова с национальными представительствами сыграла, безусловно, и позиция германской стороны. С одной стороны, она подталкивала «националов» к союзу с русским генералом, нацеливая на это деятельность своей пропаганды, но одновременно, как и в военной сфере, сама же и страшилась перспективы объединения народов России. В итоге и в данном случае немецкая политика оказалась непоследовательной, противоречивой и беспомощной.