5. Мавры
5. Мавры
В 711 г. через Гибралтарский пролив переправилось войско, состоявшее в основном из солдат-берберов, и началось завоевание Пиренейского полуострова. Сто лет прошло с тех пор, как Мухаммед начал в Аравии свою проповедь (612). Этих ста лет оказалось достаточно, для того чтобы арабы распространили свою религию и политическое господство на огромном пространстве от Индийского океана до Атлантического. Объяснить такую стремительность можно следующими причинами: слабостью соседних империй (Персидской и Византийской), ожесточенной борьбой, которая велась на Ближнем Востоке между иудеями и христианами, и положением угнетенных народов завоевываемых территорий, встречавших в некоторых районах арабов как своих освободителей.
В отличие от временных рамок господства на Пиренейском полуострове римлян, свевов или вестготов, невозможно установить, сколько лет или даже столетий сохранялось господство мусульман из-за большой разницы в длительности их пребывания в разных частях полуострова. В северных районах господства мусульман не было вовсе. Уже в 809 г. вся территория к северу от реки Эбро вновь находилась в руках христиан. В 862 г. были отвоеваны Порту и Брага. В 1064 г. окончательно перешла к христианам Коимбра, в 1147 г. — Лиссабон. В Севилье, Кордове и Фару мавры находились около шести веков (вплоть до середины XIII в.); из Гранады их изгнали в конце XV в.: присутствие мавров продолжалось там около восьми веков.
Такая разница неизбежно отразилась на интенсивности влияния на жителей полуострова. На территории современной Португалии это влияние в минимальной степени распространилось на районы севернее Доуру и внутренние горные районы; более ощутимым оно было в Эсттремадуре и Прибрежной Бейре, а наибольшим оказалось в южных провинциях, особенно в Алгарви. В некоторой степени изменился преобладающий тип населения. Определенному воздействию подвергся и язык: на синтаксисе арабское влияние не сказалось, а вот в словарном составе лингвисты насчитывают от трехсот до шестисот слов, оставшихся от завоевателей.
Представляет интерес анализ этих слов. Как известно, новое слово в языке появляется для того, чтобы выразить новую реальность. Поэтому заимствования в португальском языке могут дать нам примерное представление о том, что принесли арабы на Пиренейский полуостров.
Слова арабского происхождения наиболее распространены для обозначения флоры, в частности огородных растений: сладкий рожок, салат-латук, лаванда, апельсин, лимон, шафран, белая свекла, морковь, пастернак, питомник, эстрагон, луковица, кукурузный початок, оливки, оливковое масло и др.[12] Многочисленны также слова, относящиеся к добыванию воды: каменщик, лагуна, пруд, заливной луг, небольшой пруд, кровельный желоб, бадья, водяное колесо, фонтан, водяная мельница[13]. С торговлей связаны такие слова: аукцион, склад, алмуд (старинная мера сыпучих мер и жидкости), арроба (мера веса — 15 килограммов), аррател (старинная мера веса — 459 г), фанга (мера объема или площади), карат, калибр, кинтал (мера веса), груда, стопа (бумаги), мараведи, сейтил (старинные монеты), митикаль, тюк[14] и др. Из арабского языка в португальский пришли и другие слова: алкоголь, цифра, альманах, подержанная книга, алгебра, ноль, зенит, азимут, эликсир, микстура[15], — все они связаны с наукой.
Это языковое заимствование предполагает обновление экономики и техники, которые со времен римской эпохи пришли в упадок. Техника подъема воды с помощью колеса и использование ее энергии для приведения в действие мельниц имели важные последствия. Во многих местах сила воды заменила рабскую силу, а поднятая на высоту вода была направлена на орошение небольших наделов; вместе эти два фактора способствовали созданию небольших хозяйств, независимых от системы вилл, что благоприятствовало распространению мелкой частной собственности. А реализация на рынке овощей и фруктов с собственных огородов позволила жить с небольших участков земли, что невозможно в отношении зерновых культур. Так называемые салою (слово, означающее «селяне»), жители окрестностей Лиссабона, являются представителями такого индивидуального хозяйства, появление которого стало возможным благодаря орошению и торговле с городом.
Взаимоотношения местных жителей с захватчиками зависело от принятия ими новой религии. Те, кто ее принимал, становились равноправной частью общества и имели равные с другими его членами обязанности. Те же, кто оставался верен христианству, хотя и сохраняли свою собственность и могли, с небольшими ограничениями, продолжать отправлять свой культ, облагались большой податью. Если они оказывали сопротивление с оружием в руках, то подвергались истреблению, а тех, кто остался в живых, продавали в рабство.
В одном манускрипте, найденном в монастыре Лорван (эта копия «Книги Завещаний», сделанная в XII в., содержит документы предшествовавших эпох), в связи с обоснованием прав собственности на некоторые водяные мельницы рассказывается один эпизод, который поможет нам понять атмосферу тех времен. Когда мавры повторно захватили Коимбру (987), жившие в ее окрестностях крестьяне бежали в леса. Но один из них, христианин из Кондейши, по имени Эзераг, встретился с правителем мавров и принял ислам. Вскоре он обратился к этому правителю с просьбой предоставить ему небольшое войско, отправился с ним и устроил на своих товарищей засаду. Он поднялся в горы, туда, где, как он знал, они укрылись, и крикнул так, чтобы они его услышали: «Можете спускаться, благочестивые! Я заключил мир с маврами!» Христиане поверили ему и вышли из своих укрытий. Тогда Эзераг, вместе с находившимися с ним маврами, захватил их и привел в Сантарен, где и продал как рабов. За это он получил много денег, которые отослал в Севилью, Альмансору, в качестве подарка. Тот, в свою очередь, в знак благодарности распорядился отдать Эзерагу все мельницы, которые его потомки позднее оспаривали у монастыря Лорван, и еще много вилл, расположенных в окрестностях Коимбры, вполне возможно, тех, которые прежде принадлежали проданным им христианам.
На основе одного источника трудно делать широкие исторические обобщения. Но этот документ служит ярким примером того, что перед христианами, подвергавшимися нашествиям, было три пути: а) поступить так же, как Эзераг, приняв новую веру, и не только сохранить все, чем владели ранее, но еще и обогатиться, в обмен на предоставленные услуги; б) поступить так, как намеревались сделать христиане, то есть подождать, пока их представитель договорится о мире и оговорит с маврами подать, с тем чтобы потом вернуться к своим наделам и продолжать жить там, хотя и выплачивая дань; в) или поступить как те христиане, которые оказали сопротивление разыскивавшим их маврам. В последнем случае они или одерживали победу в схватке, но затем были вынуждены бежать в северные районы, куда мавры не добирались, или, если их одолевали, оказывались на рынке рабов.
Вооруженное сопротивление не получило широкого распространения. О той войне известно, что в первом же бою большая часть вестготского войска разбежалась без боя; этими беглецами были крепостные крестьяне. Города сдавались без сопротивления. У горожан было две убедительные причины не рисковать жизнью: при любом раскладе им пришлось бы платить дань, будь то хозяин-мавр или хозяин-христианин. При этом не требовалось, чтобы обращение в другую веру являлось искренним. Как это произошло значительно позже с иудеями, мавры жаловались, что многие христиане делали вид, будто приняли новую веру, но на самом деле продолжали оставаться христианами. Впрочем, обращение не было обязательным; оставались по-прежнему открыты и мечети, и церкви; прошло совсем немного времени, и бывшие христиане убедились в том, что разница между ревнителями Евангелия и Корана не столь велика, как им прежде казалось; действительно, мавры обычно проявляли к неофитам пренебрежение и чинили несправедливость.