4. МЕЖДУНАРОДНАЯ СИТУАЦИЯ НАКАНУНЕ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ

4. МЕЖДУНАРОДНАЯ СИТУАЦИЯ НАКАНУНЕ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ

Переговоры Николая I с Англией по вопросу о разделе Турции.

9 января 1853 г. на вечере у великой княгини Елены Павловны, на котором присутствовал дипломатический корпус, царь подошел к Сеймуру и повел с ним тот разговор, с которого начинается политическая история 1853 года, первого из трех кровавых лет, закончивших царствование Николая и открывших новую эру в истории Европы. Царь заговорил с Сеймуром так, как будто не прошло почти девяти лет с тех пор, как он беседовал в июне 1844 г. в Виндзоре с Пилем и лордом Эбердином. Сразу же царь пере­шел к теме о том, что Турция — «больной человек». Николай не менял всю жизнь своей терминологии, когда говорил о Ту­рецкой империи. «Теперь я хочу говорить с вами как другой джентльмен, — продолжал Николай. — Если нам удастся притти к соглашению — мне и Англии — остальное мне неважно, мне безразлично, что делают или сделают другие. Итак, говоря откровенно, я вам прямо заявляю, что если Англия думает в близком будущем водвориться в Констан­тинополе, то я этого не позволю. Я не приписываю вам этих намерений, но в подобных случаях предпочтительнее говорить ясно. С своей стороны, я равным образом расположен принять обязательство не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в качестве временного охранителя — дело дру­гое. Может случиться, что обстоятельства принудят меня занять Константинополь, если ничего не окажется преду­смотренным, если нужно будет все предоставить случаю. Ни русские, ни англичане, ни французы не завладеют Кон­стантинополем. Точно так же не получит его и Греция. Я ни­когда не допущу до этого». Царь продолжал: «Пусть Молдавия, Валахия, Сербия, Болгария поступят под протекторат России. Что касается Египта, то я вполне понимаю важное значение этой территории для Англии. Тут я могу только сказать, что, если при распределении оттоманского наследства после падения империи, вы овладеете Египтом, то у меня не будет возражений против этого. То же самое я скажу и о Кандии [острове Крите]. Этот остров, может быть, подходит вам, и я не вижу, почему ему не стать английским владением». При прощании с Гамильтоном Сеймуром, Николай сказал: «Хорошо. Так побудите же ваше правительство снова напи­сать об этом предмете, написать более полно, и пусть оно сделает это без колебаний. Я доверяю английскому прави­тельству. Я прошу у него не обязательства, не соглашения: это свободный обмен мнений, и в случае необходимости, слово джентльмена. Для нас это достаточно».

Гамильтон Сеймур был приглашен к Николаю уже через пять дней. Второй разговор состоялся 14 января, третий — 20 февраля, четвертый и последний — 21 февра­ля 1853 г. Смысл этих разговоров был ясен: царь предла­гал Англии разделить вдвоем с Россией Турецкую империю, причем не предрешал участи Аравии, Месопотамии, Малой Азии.

Начиная эти разговоры в январе — феврале 1853 г., царь допустил три капитальные ошибки: во-первых, он очень

легко сбросил со счетов Францию, убедив себя, что эта держава еще слишком слаба после пережитых в 1848 — 1851 гг. волне­ний и переворотов, и что новый император Франции не станет рисковать, ввязываясь в ненужную ему далекую войну; во-вторых, Николай, на вопрос Сеймура об Австрии, ответил, что Австрия — это то же, что он, Николай, т. е., что со стороны Австрии ни малейшего противодействия оказано не будет; в-третьих, он совсем неправильно представил себе, как будет принято его предложение английским правительством. Нико­лай сбивало с толку всегда дружественное к нему отношение Виктории; он до конца дней своих не знал и не понимал английской конституционной теории и практики. Его успокаи­вало, что во главе кабинета в Англии в этот момент, в 1853 г., стоял тот самый лорд Эбердин, который так ласково его вы­слушивал в Виндзоре еще в 1844 г. Все это, казалось, позво­ляло Николаю надеяться, что его предложение встретит благо­приятный прием. 9 февраля из Лондона пришел ответ, данный от имени кабинета статс-секретарем по иностранным делам лордом Джоном Росселем. Ответ был резко отрицательный. Лорд Россель не менее подозрительно относился к русской политике на Востоке, чем сам Пальмерстон. Лорд Россель заявлял, что он не видит вовсе, почему можно думать, будто Турция близка к падению. Вообще он не находит возможным заключать какие бы то ни было соглашения касательно Турции. Далее, даже временный переход Константинополя в руки царя он считает недопустимым. Наконец, Россель подчеркнул, что и Франция и Австрия отнесутся подозрительно к подобному англо-русскому соглашению.

После получения этого отказа Нессельроде старался в бе­седе с Сеймуром смягчить смысл первоначальных заявлений царя, заверяя, будто царь не хотел угрожать Турции, а лишь желал бы вместе с Англией гарантировать ее от воз­можных покушений со стороны Франции.

Перед Николаем после этого отказа открывалось два пути: или просто отложить затеваемое предприятие, или итти на­пролом. Если бы царь думал, что на сторону Джона Росселя станут Австрия и Франция, тогда нужно было бы выбирать первый путь. Если же признать, что Австрия и Франция не присоединятся к Англии, тогда можно было итти напролом, так как царь хорошо понимал, что Англия без союзников воевать с ним не решится.

Николай избрал второй путь. «Что касается Австрии, то я в ней уверен, так как наши договоры определяют наши отношения», — такую пометку сделал царь собственно­ручно на полях представленной ему копии письма лорда Росселя к Гамильтону Сеймуру. Таким образом, он сбрасы­вал Австрию со счетов.