IV. «РАЗВИТОЙ» СТАЛИНИЗМ

IV. «РАЗВИТОЙ» СТАЛИНИЗМ

1. Специфика структур власти

Политическая жизнь СССР в послевоенные годы была отмечена не только идеологическим ужесточением, преследовавшим восстановление контроля над обществом, но также и скольжением структур власти к специфическим формам, демонстрировавшим отказ от некоторых ленинских норм и обращений к ею наследию и очевидную преемственность с практикой (чистки) и политическим принуждением (прежде всего в отношении ключевого вопроса обновления и ротации партийных кадров) 30–х гг.

В послевоенные годы Сталин постарался упрочить фундамент своей власти при помощи ультранационалистической идеологии, отказа от традиционных, установленных Лениным, принципов функционирования партийных органов и безграничного развития культа Верховного Вождя ставшего маршалом, генералиссимусом и председателем Совета Министров.

Именно тогда «культ личности» достиг апогея. В каждом поселке сооружался свой памятник Сталину. Празднование в декабре 1949 г. семидесятилетия вождя позволило культу личности перейти все мыслимые границы. В течение недель газеты перечисляли тысячи подарков, присланных Сталину в знак признательности со всех концов света. Тысячи посланий, преисполненных бескрайнего поклонения и восхищения, стекались к Великому Человеку. Высшие церковные иерархи публично заверили его в своей глубочайшей признательности и в том, что они возносят горячие молитвы, ощущая беспримерные мудрость и величие, с которыми он управляет Родиной.

Несмотря на весь хор славословий и рабских заверений в верности, никогда этот человек не был так одинок. Свидетельства его близких, дочери, Хрущева и М. Джиласа единодушны в этом. Изолировавшись из?за своей подозрительности от всех, избегая церемоний и приемов, зная о жизни страны только по разукрашенным картинкам официальных докладов, стареющий Сталин проводил теперь большую часть времени на своей даче в Кунцеве, откуда приезжал на несколько часов в Кремль. На дачу он вызывал старых членов партийного руководства, вынуждая их, если верить воспоминаниям Хрущева, по любому поводу пить ночи напролет до полного изнеможения. Подчеркивая значение этих застолий, приближенные Сталина того периода отмечают его редкое умение спутать карты и, применяя свою излюбленную тактику, стравить между собой своих вероятных преемников, поручив им решение самых головоломных проблем, чтобы затем, встав выше конкретных личностей и разногласий, взять на себя роль арбитра и продолжить упрочение политической системы, в которой ленинские традиции играли все меньшую роль, то есть сталинизма.

Радикальный разрыв с ленинским наследием осуществлялся на нескольких уровнях:

— На уровне символов, что выражалось в воссоздании гражданских и военных званий, которые были упразднены Лениным, поскольку воплощали, по его мнению, традиционное государство (так, в 1946 г. народные комиссары превратились в «министров»); в примечательных переименованиях, призванных знаменовать переход к новому этапу в историческом развитии народа и государства (Рабоче–крестьянская Красная Армия была переименована в Советские Вооруженные Силы, а большевистская партия в 1952 г. стала Коммунистической партией Советского Союза — КПСС).

— На теоретическом уровне шла скрытая критика ленинской концепции партии. Так, в речи, произнесенной 9 февраля 1946 г., Сталин заявил о том, что единственная разница между коммунистами и беспартийными состоит в том, что первые являются членами партии, а вторые нет.

— На более глубоком уровне реального осуществления власти разрыв с ленинизмом выражался в последовательном игнорировании руководящих органов партии: тринадцать с половиной лет, с марта 1939 по октябрь 1952 г не созывались съезды и пять с половиной лет, с февраля 1947 по октябрь 1952 г., — пленумы ЦК. Даже Политбюро (10 членов и 4 кандидата в члены) почти никогда не собиралось в полном составе из?за введенной Сталиным практики «малых комиссий» (полностью незаконной с точки зрения Устава) с расплывчатыми полномочиями: Комиссия Пяти, Комиссия Шести, занимавшаяся в принципе иностранными делами, но также и некоторыми вопросами внутренней политики, Комиссия Семи. Как правило, Сталин предпочитал принимать членов Политбюро индивидуально или небольшими группами по вопросам, связанным со «специальностью» каждого. Мучимый острой шпиономанией, Сталин неизменно исключал из этих встреч, особенно в последние годы жизни, некоторых членов Политбюро, подозреваемых в переходе на службу той или иной иностранной державе. Это произошло с Ворошиловым, заподозренным в сотрудничестве с Интеллидженс Сервис (но не арестованным, что достаточно ясно говорит о подлинных мотивах этой так называемой опалы); затем, после XIX съезда партии, — с Молотовым и Микояном. Хрущев оставил поразительные рассказы об эпизодических заседаниях Политбюро, где важнейшие решения, например о пятом пятилетнем плане, принимались без всякого обсуждения за несколько минут участниками, испытывавшими панику от одной только мысли, что они могут высказать точку зрения, которая испортит настроение Вождю. Между тем Сталин делал все, чтобы сконцентрировать власть в созданных им структурах, неподконтрольных избранным в 1939 г. руководящим партийным инстанциям. Роль его личного Секретариата и «специального сектора» Секретариата ЦК под руководством Поскребышева, видимо, постоянно возрастала, заключаясь в надзоре над всем Секретариатом ЦК — реальным центром принятия решений и контроля за их исполнением. Каждый из главных соратников Сталина в послевоенные годы (Маленков, Жданов и Хрущев) занимал в тот или иной момент один из четырех постов секретарей ЦК партии.

При тех — очень отрывочных — знаниях о механизме принятия решения на самом высоком уровне, которыми мы располагаем, невозможно дать исчерпывающий ответ на вопрос о реальной власти в послевоенном СССР. Действительно ли Сталин был самодержцем, описанным Хрущевым и Джиласом? Или же лидером меньшинства в Политбюро, окруженным соперничающими группами, которые возникали в предвидении скорого дележа наследства и чьи позиции отражали реальные тенденции в выборе решений по ключевым вопросам того момента? Эти две гипотезы не исключают друг друга. Они позволяют оценить сложность и изощренность политической игры Сталина, которому удалось столь же надежно прибрать к рукам высших военачальников, овеянных славой Победы, как и обратить себе на пользу соперничество и амбиции своих политических коллег, отвлекая таким образом внимание от социальных противоречий и центробежных идеологических тенденций, которые проявятся после того великого дня, когда его не станет.

2. Политические конфликты и альтернативы

Первой конфликтной ситуацией, в которой Сталин взял себе роль арбитра, был спор Маленкова и Жданова, считавшихся после окончания войны его потенциальными преемниками. Восхождение обоих началось еще в довоенные годы. В 1939 г. Маленков был назначен секретарем ЦК и начальником Управления кадров ЦК. Благодаря своим бесспорным организаторским способностям он получил во время войны новые ответственные назначения. Член ГКО, в 1943 г. Маленков был поставлен во главе Комитета по восстановлению хозяйства в освобожденных районах, став в политической иерархии вторым после Сталина человеком. В 1944 г. он возглавил Комитет по демонтажу немецкой промышленности, занимавшийся получением с Германии репараций в пользу СССР. В то время как Маленков после блестящей партийной карьеры поднимался все выше в сфере государственного управления, Жданов не менее успешно продвигался в структуре партийного аппарата. Будучи с 1934 г. секретарем ЦК, членом Оргбюро ЦК и преемником Кирова на посту первого секретаря ленинградской партийной организации, он сыграл видную роль в чистке местных партийных и хозяйственных кадров в 1936 — 1938 гг. На XVIII съезде партии в марте 1939 г. он был избран членом Политбюро. В годы войны Жданов занял третье место на партийно–государственном Олимпе вслед за Сталиным и Маленковым.

Спор между Маленковым, поддерживаемым Берией, Кагановичем и руководителями тяжелой промышленности, с одной стороны, и Ждановым, на стороне которого были председатель Госплана Вознесенский, Доронин, Родионов, Кузнецов и некоторые военачальники, с другой, одновременно касался, как мы уже видели, международного положения, а также темпов и путей экономического развития СССР в послевоенные годы. Политический конфликт между Маленковым и Ждановым развивался с конца 1945 г. вокруг сугубо частного вопроса: Жданов и Вознесенский атаковали Маленкова в связи с его политикой вывоза немецкой промышленности, которая приводила, согласно их представлениям, к чудовищному разбазариванию средств. Микоян, посланный Сталиным разобраться на месте, вернулся с крайне неблагоприятным докладом, свидетельствующим о необходимости отказаться от политики демонтажа в пользу создания смешанных фирм, которые организовали бы в Германии производство продукции для СССР. Сталин поддержал группу Жданова, снял Маленкова с поста, одновременно выведя его из Секретариата ЦК. В течение двух лет Жданов и его помощник М. Суслов, назначенный в июне 1947 г. руководителем Агитпропа (вместо близкого к Маленкову Г. Александрова), пользовались доверием Сталина, возглавляя идеологическое подавление интеллигенции, национальных движений и сплочение европейских компартий вокруг КПСС. Вместе с тем в политическом отношении группа Жданова — Вознесенского оказалась весьма разношерстной, объединяя и «жестких» идеологов типа Жданова, и. таких экономистов–реформаторов, как Вознесенский, местную властвующую элиту (ленинградская партийная организация, первым секретарем которой был Жданов) и руководителей, желавших бы восстановить некую форму — конечно, весьма специфическую — законности путем «возврата к принципам» перед лицом ультранационалистического, неленинского дрейфа сталинской власти. Планы этой группы в области экономики потерпели поражение по ряду причин, обусловленных как катастрофическим ухудшением продовольственного положения в 1946 — 1947 гг., давшим повод к восстановлению жесткого контроля над крестьянством, образованием консервативного фронта руководителей промышленности, так и спекуляциями во внутриполитических целях международной напряженностью. По всей вероятности, в отношении стратегии экономического развития Сталин солидаризировался со сторонниками возврата к волюнтаристской схеме 30–х гг.

В 1945 — 1946 гг. Сталин очень искусно маневрировал по отношению к другой группе, которая могла бы превратиться в самостоятельную общественно–политическую силу, способную если не собрать вместе тех, кто хотел изменений, то, во всяком случае, создать противовес гражданской власти и даже выступить арбитром в спорных вопросах: по отношению к армии. Хотя в русской истории не существовало путчистской традиции и феномен 1937 г. должен был, скорее всего, придать уверенность гражданским властям, все же и не беря власти армия несколько раз, прежде всего в 1917 г., активно содействовала изменению политической системы. В 1945 г. советское руководство во главе со Сталиным сознавало, что, соприкоснувшись с внешними по отношению к системе реалиями и испытав на себе вакуум и некомпетентность гражданской власти в 1941 г., армия могла стать центром кристаллизации идей, опасных для режима. К тому же, пользуясь огромным престижем — военачальники, особенно Жуков, взявший Берлин, были, во всяком случае, не менее популярны, чем гражданские руководители, даже Сталин, — армия могла внушать опасения гражданской власти. Поэтому уже к 1945 г. были употреблены три средства, чтобы предупредить возможную угрозу со стороны военных: идеологическая интеграция армии в партию, опала в отношении военных руководителей, обезличивание истории войны.

В первом случае активно проводилась политика массового вовлечения в партию «отличившихся на поле боя»: в конце 1945 г. демобилизованные военные, вступившие в партию в действующей армии, составляли более 40% общей численности ВКП(б) — 2,5 из 5,7 млн. (всего в партию за время войны вступило около четырех миллионов новых членов). Большая доля фронтовиков порождала два противоречивых следствия: с одной стороны, она свидетельствовала о том, что партии удалось обеспечить себе широкое присутствие в армии; с другой — подразумевала, что и армия в состоянии воздействовать на установки партии, если военачальники решат мобилизовать своих «ветеранов», разбросанных по стране и вернувшихся к мирной жизни. Поэтому уже к концу 1945 г. виднейшие военачальники получили назначения в отдаленные регионы и были полностью устранены из политической жизни. Наиболее популярный из них — Жуков — был отправлен командовать сначала Одесским военным округом, затем Уральским и с 1946 г. исчез с политического горизонта. 4 мая 1948 г. советская пресса не упомянула даже его имени в материалах, посвященных годовщине взятия Берлина. Вся заслуга разработки плана решающего штурма Берлина была, естественно, приписана Сталину. Отстранение военачальников сопровождалось обезличиванием истории войны, ставшим очевидным уже в 1946 — 1947 гг. В многочисленной «военной литературе» на первом плане стояли безымянный солдат и партия, выступавшая как вдохновитель и организатор военных операций, которую ничто и никогда не заставало врасплох. Все эти факторы, несомненно, помешали армии сыграть самостоятельную роль и в условиях мирного времени конституироваться в независимую и сознательную общественную силу, способную вмешаться в политическую жизнь.

Летом 1948 г. после двухлетней опалы Маленков был возвращен Сталиным в состав Секретариата ЦК. Через несколько недель, 31 августа 1948 г., скоропостижно скончался Жданов, оставив своих сторонников беззащитными перед Маленковым, который в сотрудничестве с Берией, руководителем всесильного МГБ Абакумовым и, несомненно, с благословения Сталина организовал крупнейшую чистку, направленную против Вознесенского, сотрудников из Госплана и партаппарата Ленинграда — города, всегда бывшего у Сталина на подозрении. Вознесенский был смещен и впоследствии без суда расстрелян. В общей сложности «ленинградское дело» стоило жизни нескольким сотням партработников, большинство из которых своей карьерой в этом городе были обязаны Жданову; оно также позволило устранить других руководителей, поддерживавших в свое время Жданова, в числе которых были председатель Совмина РСФСР Родионов и первый секретарь Московской парторганизации Попов, замененный в 1949 г. Хрущевым. Все эти ответственные работники были обвинены в попытке «развалить социалистическое хозяйство методами международного капитализма» (явный намек на экономические расхождения между Маленковым и Вознесенским в 1945 -— 1946 гг.) и в «заговоре со сторонниками Тито, направленном на свержение советской власти». На первый взгляд Сталин не принимал участия в этих мероприятиях, однако вряд ли это было действительно так, учитывая его могущество и пристальный контроль за течением жизни страны. Возможно, что именно от Сталина исходила инициатива чистки партаппарата Ленинграда — города, чьи робкие поползновения к самостоятельности внушали центральной власти опасения, становившиеся поводом для репрессий.

Возвращение Маленкова в группу первых лиц страны, устранение Вознесенского и его коллег из Госплана совпали с переориентацией четвертого пятилетнего плана в сторону сверхволюнтаристского экономического роста. Одновременно происходил переход к децентрализованному и еще более придирчивому контролю различных отраслей экономики. Отдел кадров Секретариата ЦК, признанный чрезмерно централизованным и потому неэффективным, был упразднен, а его функции переданы отраслевым отделам (тяжелой промышленности, планирования, финансов и торговли, транспорта, сельского хозяйства и т. д.). призванным дать более рациональное кадровое обеспечение каждой конкретной отрасли. Эти меры, означавшие возврат к практике второй половины 30–х гг., выражали твердую решимость партии тщательно следить за предприятиями, когда обозначилось возобновление довоенной волюнтаристской практики. Хотя Маленков и выглядел как преемник, назначенный самим Сталиным, однако последний в то же время способствовал продвижению Хрущева, получившего в 1949 г. посты первого секретаря Московского обкома партии и секретаря ЦК после непродолжительной и относительной опалы, последовавшей за голодом на Украине в 1946 — 1947 гг. Выступления Хрущева по сельскохозяйственным вопросам, его проекты реформ, даже если они и не находили всеобщей поддержки (проект агрогородов был сразу же отвергнут), создали ему репутацию самого «компетентного» практика в этой важнейшей отрасли. XIX съезд партии, на котором основные доклады были сделаны Маленковым и Хрущевым, подтвердил, что именно у этих двух лидеров наилучшие шансы стать преемниками Сталина.

3. Полная трансформация партии

Соперничество на высшем уровне, несомненно, питалось существованием различных групп внутри внешне монолитной, но в действительности очень неоднородной партии. В 1945 г. ВКП(б), в которую за годы войны вступило огромное число фронтовиков, чаще всего не имевших никакого политического образования и твердых идеологических убеждений, насчитывала более 5,7 млн. членов и кандидатов. Коммунистов, вступивших в партию до войны, было не более 2 млн. В этой обновленной на две трети партии можно выделить несколько различных групп:

— Первая группа состояла из коммунистов, вступивших в ВКП(б) до войны и продолжавших исправно выполнять свои функции на территориях, избежавших оккупации (около 1 млн. человек).

— Вторая группа также состояла из коммунистов с довоенным стажем (примерно 500 тыс. человек), эвакуированных из занятых врагом областей и прифронтовой полосы. Эти люди, вернувшись в свои родные места, должны были влиться в новые парторганизации, созданные после освобождения этих районов Красной Армией.

— Третья группа включала в себя членов партии (преимущественно гражданских, значительную часть которых составляли женщины), спешно принятых на местах (приблизительно 1 млн. человек). Распределение постов и должностей между ними и вернувшимися коммунистами происходило, вероятно, не без трений.

— Четвертая группа, численно небольшая, но имевшая сильную поддержку в народе, состояла из коммунистов–подпольщиков оккупированных территорий, связанных с населением совместно принесенными жертвами и очень независимых с точки зрения центральных властей. Эти коммунисты должны были «вернуться на свое место», заново научиться дисциплине, признать власть гражданских руководителей, чей провал они видели в 1941 г.

— Пятая группа, несомненно самая большая по численности (2,5 млн.), объединяла военных, привлеченных в партию на фронте, которые получили партбилет и возможность продвижения благодаря своим подвигам на поле боя или рекомендации вышестоящего военачальника.

— Шестая группа включала коммунистов, вступивших в партию после войны. В 1946 — 1952 гг. прием, как и в 1938 — 1941 гг., ориентировался на «лучших», то есть представителей так называемой народной интеллигенции — техников, инженеров, служащих, студентов. Из 1,5 млн. новых членов, принятых в эти годы, более двух третей принадлежали к этим категориям.

Для некоторого количества этих «новых» коммунистов, чей возраст не превышал тридцати лет и которые желали сделать карьеру в быстро растущем партийном аппарате (насчитывавшем в 1952 г. около 200 — 220 тыс. освобожденных работников), в начале 50–х гг. существовала реальная проблема продвижения: подавляющее большинство ответственных постов (как на уровне горкомов и райкомов, так и в центральных органах) были заняты коммунистами «брежневского поколения», то есть довольно молодыми людьми (40 — 45 лет в начале 50–х гг.), выдвинувшимися благодаря чисткам 1936 — 1938 гг. В послевоенные годы отмечалась довольно высокая стабильность партийных кадров: 61% делегатов XIX съезда (1952 г.) за тринадцать лет до этого были участниками предыдущего съезда, что свидетельствовало, принимая во внимание естественные смерти и потери в войне, о примечательной преемственности. Ротация первых секретарей райкомов в РСФСР не превышала за год 12 — 15% от их общего числа, что было, безусловно, ниже показателей 30–х гг. Вынужденное топтание на месте и нетерпение целого поколения людей с очень разным жизненным опытом, среди которых было немало работников, способных справиться с новыми и более сложными задачами, вставшими перед партией, представляли собой реальную проблему. В то же время, как и в 30–х гг., кадры ответственных работников оставались очень уязвимыми, поскольку были вынуждены прибегать к хитростям, сокрытиям и припискам, чтобы выполнить, несмотря на пассивность масс и трудное экономическое положение, непосильные, как правило, задачи или, во всяком случае, рапортовать об их выполнении.

Эта ситуация, тупиковая сразу в экономическом, политическом и социальном планах, вынуждала Сталина, за неимением другого решения, способного порвать с системой, установленной с окончания нэпа, рассматривать возможность новой чистки, которая позволила бы, как в конце 30–х гг., не трогая основ, обновить политические, административные, хозяйственные и интеллектуальные кадры государства.

Именно с этой точки зрения следует рассматривать изменения, произведенные на XIX съезде партии в октябре 1952 г., и «разоблачение» в январе 1953 г. «заговора врачей», давшего сигнал масштабной чистке, развернуться которой помешает смерть Сталина 5 марта 1953 г.

4. Последний «заговор»

В сентябре 1952 г. серия газетных статей предупредила коммунистов о «проникновении империалистических агентов в ряды партии». Эти статьи венчали развернутую в конце 1951 г. широкую кампанию в прессе против «преступной недисциплинированности», «кумовства», «бюрократического перерождения» некоторых работников. В этой напряженной атмосфере 5 октября 1952 г. открылся XIX съезд ВКП(б). Участники приветствовали Сталина единодушной овацией, который, однако, поручив сделать основные доклады своим ближайшим сподвижникам, ограничился семиминутным заключительным словом. Отчетный доклад ЦК был сделан Маленковым, который сообщил о создании СССР атомной бомбы и оптимистически оценил внутреннюю обстановку в стране. Обойдя молчанием чистки 1948 — 1949 гг., Маленков сделал акцент на «замечательных» экономических результатах пятилетнего плана как в промышленности, так и в сельском хозяйстве. Его единственные критические замечания касались перегибов в реорганизации колхозов и проектов агрогородов, то есть деятельности Хрущева. Однако и последний сумел поставить себя в выигрышное положение своим докладом об организации и Уставе партии, в котором он обрушился на различные формы бюрократического и антидемократического перерождения. Это был камень в огород Маленкова, отвечавшего в Секретариате ЦК за кадровую политику. Оба эти доклада не открывали, по существу, никаких новых перспектив ни в экономическом развитии, ни в преодолении социальной напряженности. Основные нововведения состояли в изменении политических структур на вершине партийной иерархии, то есть в самом центре власти, и были сделаны по личной инициативе Сталина. Во главе КПСС (потерявшей свое определение «большевиков») Политбюро было заменено значительно более громоздким Президиумом, который насчитывал 36 человек (25 членов и 11 кандидатов). Такая же «инфляция» коснулась Секретариата ЦК, чья численность была увеличена с 5 до 10 членов, и самого ЦК, состав которого удвоился, достигнув 232 человек. На XX съезде КПСС Хрущев так объяснил смысл этих изменений: заменив Политбюро более широким органом, Сталин соответственно уменьшил влияние своих коллег, которые теперь были окружены «новичками», более молодыми, менее опытными и легче управляемыми. (Этот процесс напоминал эволюцию ЦК в 30–е гг. При Ленине ЦК был малочисленным и активным органом. Впоследствии его состав был увеличен, чтобы ослабить позиции входивших в него старых большевиков и переместить власть в новые структуры, где их не было.) Очевидную неповоротливость Президиума Сталин смог еще раз обратить себе на пользу, продублировав его более узким органом — Бюро Президиума, девятерых членов которого он назначил лично. На деле же в последние месяцы своей жизни — как и в предыдущие годы — Сталин решал все вопросы в тесном кругу, состоявшем, как правило, из Маленкова, Хрущева, Берии и Булганииа. В результате Президиум, кажется, так никогда и не собрался в полном составе.

13 января 1953 г. «Правда» объявила о разоблачении «террористической группы врачей», в составе которой были названы сначала девять, а затем пятнадцать известных медиков, из них примерно половина были евреями. Врачам было предъявлено обвинение в том, что, воспользовавшись своим высоким положением в Кремле, они убили в 1948 г. Жданова и покушались на жизнь крупных военачальников (маршалы Конев и Василевский, генерал Штеменко), выполняя приказ Интеллидженс Сервис и еврейской благотворительной организации Америкой Джойнт Дистрибыошен Комити. В то время как разоблачившая их доктор Тимашук в торжественной обстановке получала орден Ленина, обвиняемые, соответствующим образом обработанные, сознавались во всех грехах. Как и в 1936 — 1937 гг., участники тысяч. митингов требовали наказания виновных, расширения следствия и возвращения к настоящей «большевистской бдительности». «Дело врачей», свернутое после смерти Сталина, несомненно, не столько продолжало кампанию против «космополитов» (затронувшую и несколько восточноевропейских стран), сколько свидетельствовало о возникновении более важного движения к повой радикальной чистке партийных и хозяйственных кадров и интеллигенции. После раскрытия «заговора» пресса вернулась к гону и лозунгам 1936 — 1938 гг., требуя «покончить с преступной беспечностью в рядах партии и окончательно ликвидировать всякий саботаж».

Между тем следствие, ведшееся под руководством Игнатьева и его заместителя Рюмина, занималось фактами, которые произошли до их прихода в МГБ. Оно могло, следовательно, возложить ответственность за «потерю бдительности» на прежнего руководителя госбезопасности Абакумова и его покровителя Берию. Проведенные в 1951 — 1952 гг. в Грузии чистки коснулись большого количества мингрельских кадров. (Напомним, что сам Берия был мингрелом и окружал себя земляками.) Высказанная в связи с разоблачением «заговора врачей» гипотеза о международном еврейском заговоре также могла быть использована против Берии, который во время войны создал вместе с Михоэлсом Еврейский антифашистский комитет для установления связей с международными еврейскими организациями. Весьма вероятно, следовательно, что в данном случае Берия не только не участвовал в подготовке очередной чистки, но и мог стать одной из ее жертв вместе с другими руководителями, бывшими предметом особой заботы Сталина, в том числе Молотовым (его жена–еврейка была депортирована), Ворошиловым и Микояном. Однако пока напоминавшая о худших временах ежовщины идея широкого заговора интеллигентов, евреев, военных, высших руководителей партии и экономики, партийно–хозяйственной элиты из нерусских республик вызревала, в ночь на 1 марта 1953 г. у Сталина произошло кровоизлияние в мозг. 6 марта ТАСС сообщил, что сердце гениального продолжателя дела Ленина, вождя Коммунистической партии и всего советского народа перестало биться 5 марта в 21 час 50 минут. Тело Сталина было перевезено из Кунцева в Дом Союзов, где перед гробом прошли тысячи людей; сотни погибли в давке во время похорон 9 марта. После произнесенных Маленковым, Берией и Молотовым речей гроб был установлен в Мавзолее, рядом с ленинским саркофагом.