БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

* * *

Я видел, вижу словно и сейчас,

Как тело безголовое шагало

В толпе, кружащей неисчетный раз,

И срезанную голову держало

За космы, как фонарь, и голова

Взирала к нам и скорбно восклицала.

Он сам себе светил, и было два

В одном, единый в образе двойного,

Как — знает Тот, чья власть во всем права.

Остановясь у свода мостового,

Он кверху руку с головой простер,

Чтобы ко мне свое приблизить слово,

Такое вот: «Склони к мученьям взор,

Ты, что меж мертвых дышишь невозбранно!

Ты горших мук не видел до сих пор.

И если весть и обо мне желанна,

Знай: я Бертран де Борн, тот, кто в былом

Учил дурному короля Иоанна!

Я брань воздвиг меж сыном и отцом:

Не так Ахитофеловым советом

Давид был ранен и Авессалом.

Я связь родства расторг пред целым светом;

За это мозг мой отсечен навек

От корня своего в обрубке этом:

И я, как все, возмездья не избег».

Ад, песнь XXVIII, 118–142

* * *

«Но видишь — там какой-то дух сидит,

Совсем один, взирая к нам безгласно;

Он скажет нам, где краткий путь лежит».

Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастно

Ты ждал, ломбардский дух, и лишь едва

Водил очами, медленно и властно!

Он про себя таил свои слова,

Нас, на него идущих, озирая

С осанкой отдыхающего льва.

Вождь подошел к нему узнать, какая

Удобнее дорога к вышине;

Но он, на эту речь не отвечая,

Спросил о нашей жизни и стране.

Чуть «Мантуя…» успел сказать Вергилий,

Как дух, в своей замкнутый глубине,

Встал, и уста его проговорили:

«О мантуанец, я же твой земляк,

Сорделло!» И они объятья слили.

Чистилище, песнь VI, 58–75

* * *

«Брат, — молвил он, — вот тот (и на другого

Он пальцем указал среди огней)

Получше был ковач родного слова.

В стихах любви и сказах он сильней

Всех прочих; для одних глупцов погудка

Что Лимузенец перед ним славней.

У них к молве, не к правде ухо чутко,

И мненьем прочих каждый убежден,

Не слушая искусства и рассудка».

* * *

Я подошел к указанному мне,

Сказав, что вряд ли я чье имя в мире

Так приютил бы в тайной глубине.

Он начал так, шагая в знойном вире:

«Столь дорог мне учтивый ваш привет,

Что сердце я вам рад открыть всех шире.

Здесь плачет и поет, огнем одет,

Арнаут, который видит в прошлом тьму,

Но впереди, ликуя, видит свет.

Он просит вас затем, что одному

Вам невозбранна горняя вершина,

Не забывать, как тягостно ему!»

И скрылся там, где скверну жжет пучина.

Чистилище, песнь XXVI, 115–148

Данте, с. 196–197, 248–249, 340–341