37. Друзья расстаются
37. Друзья расстаются
Толстые тучи зацепились за скалистые отроги гор и не желали с них слезать. Казалось, будто сверкание молний их раздражает. Тучи начинали глухо ворчать, эхо разносило и усиливало это ворчание, и все небо разражалось бранью и бешено плевалось от злости. Потом брань и воркотня стихали, зато начинал явственнее слышаться глухой, однообразный перестук дождевых капель.
Вторые сутки ни на минуту не прекращался дождь. Вторые сутки люди Гарибальди месили глину, скользили на скалистых уступах, спотыкались о мокрые камни и все время ощущали под одеждой холодные струи. Близ Ренне они столкнулись с бурбонскими разведывательными отрядами. Тотчас же с обеих сторон поднялась беспорядочная и, в общем, довольно безобидная пальба. По-видимому, королевские отряды не получили приказа, как действовать в случае встречи с противником, и потому, постреляв для приличия, удалились.
Волонтеры теперь держали под своим контролем дороги Партинико и Сан-Джузеппе. Позиция эта была тактически удачной, и, если бы королевские войска напали на гарибальдийцев именно здесь, они оказались бы в невыгодном положении. Однако Гарибальди искал еще лучшего расположения. Он посовещался со своими командирами и решил, что дорога Корлеона — Палермо еще выгоднее в военном отношении. Там можно было легко маневрировать, а главное — к этой дороге подтягивались многочисленные отряды повстанцев, которые действовали в окрестностях Палермо.
Когда на равнину спустилась ночь и мглистое небо окончательно слилось с землей, Гарибальди повел своих людей на корлеонскую дорогу.
К дождю прибавился туман. И без того почти непроходимое ущелье закрылось плотной серо-белой завесой. Много часов длился этот тяжелейший переход через ущелье. Бойцы выбились из сил, и даже никогда не унывающий Пучеглаз не удержался и сказал что-то о самом трудном в его жизни походе.
Разумеется, пушки застряли где-то в пути, и с ними остались артиллеристы, которые на себе вытаскивали их из засасывающей грязи. Однако дождь, а главное, туман сослужили гарибальдийцам отличную службу: неприятель узнал о переходе волонтеров, только когда они уже находились в городе Парко.
Головная колонна гарибальдийцев вступила в Парко, когда совсем рассвело. В колонне шли пехотинцы и ехали несколько верховых, в том числе наши друзья. Пушки должны были прибыть позже, но для них нужны укрепления, и Гарибальди сам отправился осматривать все подходящие для установки орудий пункты.
Позиции в Парко были удобны для обороны, однако Гарибальди видел, что неприятель может воспользоваться окружающими горами, обойти его и напасть совершенно неожиданно. Между тем надо было торопиться. Розалино Пило, вождь сицилийских патриотов, уже влился со своим отрядом пиччиотти в гарибальдийское войско. Кроме того, под Палермо находились еще разрозненные партизанские группы, которые надо было собрать и присоединить к «тысяче». Революционный комитет в Палермо также ожидал от Гарибальди сигнала к действию.
Сиртори приехал в старые казармы Парко, в которых временно расположился седьмой отряд. Был час обеда, и люди, за неимением лучшего, закусывали хлебом и сыром. Впрочем, Пучеглаз, как всегда, ухитрился разыскать в городке вдову одного из бесчисленных своих кумовьев, и та снабдила его куском мяса и даже флягой вина, которыми он и делился с Александром и Монти. Дождь прекратился, и все трое устроились на просохших каменных плитах обширного двора. Мечникова с ними не было — он отправился в сопровождении Луки и его Ирсуто побродить по живописному городку: ему хотелось сделать несколько зарисовок в альбом, а если случится, зайти в тратторию и промыслить чего-нибудь съестного для себя и для друзей.
Сойдя с коня во дворе казармы, Сиртори тотчас увидел своими зоркими маленькими глазками всю компанию. Пучеглаз был известен ему еще в Комо, и его же награждал он медалью за бурбонского «языка».
Лоренцо тоже заметил полковника и почтительно поднялся ему навстречу.
— Тебя-то мне и надо, — отрывисто сказал ему Сиртори. — Ты ведь старый, опытный боец. Хочешь заработать еще одну медаль и сделать большое дело для Италии?
— Еще бы! Кто бы от этого отказался! — отвечал, подмигивая, Пучеглаз. — А что для этого нужно?
Сиртори отвел его в сторону:
— Нужно пробраться в Палермо и передать письмо генерала адвокату Франческо Мерлино.
— Ага, понимаю. Это тому, что руководит всеми повстанцами в Палермо? — спросил Лоренцо.
Сиртори с удивлением уставился на него.
— Ну и проныра! Все-то он пронюхает, этот Пучеглаз!
— Синьору полковнику известно мое прозвище? — обрадовался Лоренцо. А я-то думал, что его никто, кроме наших ребят, не знает! Пусть синьор полковник не удивляется, что мне известны разные вещи. Я ведь здешний, мне половина жителей либо кумовья, либо родня. Вот и я соображаю, что к чему.
— Значит, соображаешь, что Мерлино должен в нужный час поднять своих людей и помочь нам? — сказал уже совсем доверительно Сиртори. — Подбери себе пару товарищей, лучше тоже каких-нибудь местных, из ремесленников. Мы дадим вам подходящее платье и бумаги, что вы идете, скажем, строить дом какому-нибудь палермскому купцу.
— Флоридо Матеучи собирался строить дом, когда я был здесь в последний раз, — подсказал Пучеглаз.
— Отлично. Впишем в бумаги твоего Матеучи, — согласился Сиртори. — А кого ты возьмешь в товарищи?
— В товарищи? — Пучеглаз подумал, оглянулся. — Вон там сидят мои друзья, синьор полковник, все хорошие люди. Один вон, бородатый, — это Монти Марко. Он тоже сицилиец, как и я. Вот его бы я взял. Можно мне поговорить с ним?
— А ручаешься за него? — спросил Сиртори.
— Как за самого себя, — твердо отвечал Пучеглаз.
— Тогда скажи ему, — позволил полковник.
Пучеглаз подошел к Монти и принялся ему что-то шептать. Александр, который давно наблюдал за его беседой с полковником Сиртори, беспокойно поднялся.
— Что там такое, Лоренцо? — спросил он. — Что случилось?
— Сейчас, сейчас, — повернулся к нему Пучеглаз. — Ну, так как же. Марко, идешь или нет? — обратился он к Монти.
— Иду, конечно! — отвечал тот.
Александр увидел, как вспыхнуло его лицо, какой радостью заблестели глаза. Он догадался.
— Вы куда-то отправляетесь, Лоренцо? — спросил он, и голос его задрожал. — Вдвоем? Без меня?
— Сейчас, сейчас, — заторопился Пучеглаз. — Одну минутку, синьор Алессандро.
Он подбежал к Сиртори:
— Монти согласен идти. Но есть тут одна загвоздка, синьор полковник. Нас тут пятеро друзей. И мы, как начали вместе наш поход, так не расстаемся. Нельзя ли нам идти всем вместе?
— Пятеро — это слишком много, — покачал головой Сиртори. — Самое большое — трое. Иначе все дело провалится. А кого еще ты хотел бы взять?
— А вон того, молодого, — отвечал Пучеглаз, указывая на Александра. Правда, он новичок, но очень смелый. Помните, синьор полковник, это он у Калатафими взобрался на батарею и сшиб офицера-бурбонца.
— Как же, помню, — сказал Сиртори, приглядываясь к Есипову.
Он подозвал его к себе.
— Кажется, русский студент? — обратился он к Александру. — Предстоит опасная вылазка в расположение неприятеля. Короче говоря, надо пробраться в Палермо и передать там нашим людям поручение генерала. Вот он, — Сиртори показал на Пучеглаза, — хлопочет за тебя. Хочешь идти третьим?
Александр радостно вспыхнул, так же как Монти. «Вот оно, то большое дело, о котором я столько мечтал! И в Палермо!» Он с минуту молчал и только с восторгом смотрел на полковника.
— Так согласен? — снова спросил тот, хотя был уверен в ответе — такое красноречивое лицо было у юноши.
— Согласен, разумеется, согласен! — выговорил наконец Александр. Только… — Он замялся. — Синьор полковник, мой друг, капитан Мечников, тоже, наверное, захочет участвовать в этом деле. Нельзя ли взять и его? Он сейчас должен вернуться сюда, и я просил бы вас…
— Капитан Мечников получает другое задание от генерала, — сказал Сиртори. — Когда я был у Гарибальди, он при мне распорядился вызвать твоего друга.
— Другое задание? — растерянно повторил Александр. — Значит, мы не будем вместе?
Что-то в его голосе тронуло сурового аскета Сиртори.
— Тогда, может, ты тоже останешься? Не пойдешь в Палермо? — спросил он. — Мы легко найдем на твое место охотников.
— О нет, нет, что вы, что вы! — испугался Александр. — Я пойду! Я непременно пойду с ними, — кивнул он на Пучеглаза и Монти. — Они ведь тоже мои друзья.
— Тогда через два часа приходите все трое, я дам вам бумаги и одежду, — сказал Сиртори.
Пучеглаз подвел ему коня, Сиртори вскочил в седло и ускакал — прямой, бледный, решительный священник-солдат.
Пока во дворе казармы шел весь этот разговор, Мечников, пристроив с помощью Луки походный этюдник, рисовал у маленького фонтанчика двух абруццких девушек. Девушки конфузились, кокетливо прикрывались черными шалями, задирали Луку и его лохматого Ирсуто, и все было мирным и безмятежным в этом уголке зеленого городка до той минуты, пока не прибежал от Биксио запыхавшийся посланный.
— Синьор уффициале, вас требует генерал!
Лука, на ходу складывая этюдник, побежал с Ирсуто за Мечниковым, который шагал буквально семимильными шагами. В штабном домике, куда их привел посланный, оказался не Гарибальди, а Биксио. Он тотчас принял Мечникова.
— Генералу известно, что у Комо вы участвовали в строительстве укреплений, — сказал он Льву. — У нас очень мало людей, знакомых с этим делом. Генерал надеется на вас. Вы показали себя большим другом Италии и храбро дрались за нее. Мы дадим вам абруццких крестьян. Надо срочно построить несколько брустверов, рвов, баррикад. Займитесь этим тотчас. Все нужные указания вам дадут. — Тут он заметил Луку, который примостился с Ирсуто прямо на полу и не сводил с него глаз.
— Это ваш ординанца? Держите его при себе. Он может пригодиться для связи. Там, где не пройдет иной раз взрослый, пройдет мальчишка. Обстановка усложняется, предупреждаю вас.
Мечников прямо из штаба отправился в казарму седьмого отряда. У него была еще смутная надежда забрать с собой Александра, Пучеглаза и Монти. Но, придя в казарму, он узнал, что трое друзей куда-то спешно отправились по приказу полковника Сиртори, что сам полковник был здесь и долго с ними разговаривал. Льву стало не по себе. Безотчетная тревога не давала ему ни на чем сосредоточиться. А тут еще Лука то и дело приставал к нему с вопросами.
— А синьор Алессандро поедет с нами? А Ирсуто мы возьмем? А мы скоро отправимся? А далеко это? А бурбонцы на нас там не нападут?
Наконец раздраженный Мечников велел ему замолчать. Вдруг Лука закричал:
— А вот и наши возвращаются!
В самом деле, во двор казармы входили трое друзей. У каждого под мышкой был большой сверток с полной одеждой местных ремесленников: беретом, длинной блузой и бархатными штанами. Все трое были возбуждены и страшно торопились: приказано было выйти из города непременно днем и вполне открыто.
Александр, увидев Мечникова, бросился к нему:
— Левушка, мы отправляемся, и знаешь куда — в Палермо! — Он наскоро рассказал, зачем они идут в столицу Сицилии. — Мы хотели, чтоб и ты и Лука шли с нами, но Сиртори сказал, что Гарибальди уже поручил тебе другое дело. Это правда?
— Правда, — сказал Лев, хмурясь. — Иду строить укрепления, хотя, честно говоря, мало что в этом смыслю. Но если Гарибальди говорит, что это нужно… Послушай, — перебил он сам себя, — неужто ты не пойдешь со мной? Ведь стоит только сказать Сиртори.
— Да нет же, Левушка, как ты не понимаешь, ведь я иду в Палермо, опять принялся объяснять Александр, не замечая, как это сердит Мечникова. — Мы же ненадолго разлучаемся. Увидимся в Палермо. И ты непременно должен в это время записывать все-все, что случится с тобой и вокруг тебя, чтобы я после мог прочитать. И про меня напиши, как мы сидели под плащом, — улыбнулся Александр. — Будешь писать свои записки? Обещаешь?
Лев чувствовал и досаду, и странное стеснение в сердце.
— Писать записки буду, но о тебе нарочно не скажу ни слова, — сказал он, и Есипов не понял, говорит он шутя или серьезно.
А Лев смотрел на радостного, розового от волнения мальчика, который стал ему братом, и где-то глубоко внутри шевелилась беспокойная мысль: «Не надо бы нам расставаться. Не было бы худа».