Глава 6 Падение Грегора Штрассера

Глава 6

Падение Грегора Штрассера

После разрыва отношений с братом Грегор Штрассер с головой ушел в политическую работу. После Гитлера он был самой деятельной фигурой в нацистском движении. Грегор был главным мотором гитлеровской партии. Однако попытка Штрассера модифицировать партийную программу изнутри, сделав больший упор на антикапиталистические положения, чем это было сформулировано в версии 1920 года, переориентировать Гитлера, закончилась неудачей. Помышлял ли Штрассер о большем, надеялся ли подорвать позиции Гитлера как вождя, остается неясным. Он был гораздо более яркой личностью, чем все другие нацистские лидеры, и больше них годился на роль вождя, но совсем иного склада, чем Гитлер. Он обладал несравненно более прямым характером, был талантливым организатором и хорошим оратором, но ему недоставало харизматической силы Гитлера. Штрассер был не из того теста — из таких, как он, не творят мифы. Он понимал превосходство Гитлера и все более отодвигался на второй план.

Вопреки распространенному мнению Грегор Штрассер не отказался окончательно от своих социалистических принципов. Об этом говорит хотя бы одна статья, опубликованная в начале 30-х годов. В ней Грегор вполне открыто заявил: «Мы, национал-социалисты, враги, заклятые враги существующей капиталистической системы с ее эксплуатацией экономически слабых… и мы полны решимости во что бы бы то ни стало уничтожить эту систему». Геббельс придерживался той же линии в качестве гаулейтера Берлина и бросил вызов коммунистам в одной из их твердынь, одновременно используя свой талант пропагандиста, чтобы атаковать «денежных боровов капиталистической демократии». Грегор Штрассер остался в партии и продолжал иметь определенное влияние. Возможно, он сделал это намеренно, чтобы, когда придет час, имелась альтернативная Гитлеру кандидатура «социалиста». От своих идей он не смог отказаться до конца: «Народ протестует против экономической системы, которая мыслит лишь в категориях денежных купюр… У нас в стране значительная антикапиталистическая тяга. Она естественным протестом против разлагающегося общества…» (Из выступления Штрассера по радио 14 июля 1932 года.)

Гитлер нередко использовал антикапитализм Грегора Штрассера даже с выгодой для себя. Вот хотя бы один пример. Осенью 1928 года руководство главной консервативной силы страны — Немецкой народно-национальной партии — перешло в руки Альфреда Гугенберга, фанатичного, амбициозного и авторитетного короля прессы, который сколотил состояние на инфляции и построил себе целый комплекс газет, агентств, а также ведущую немецкую кинокомпанию «УФА». Ему было гораздо важнее использовать все эти средства, чтобы влиять на умы и внедрять свои реакционные взгляды, нежели приумножить капитал. Он поставил себе цель уничтожить «социалистическую республику», подорвать влияние профсоюзов и противопоставить классовой борьбе низов классовую борьбу верхов. Ради этого он готов был пожертвовать громадные суммы, изъяв их из партии в знак протеста против политики Гугенберга, но его интересовали не они, а возможность привлечь на свою сторону массы, и он полагал, что в лице Гитлера обрел того человека, который сделает это для него.

Гитлер блистательно воспользовался предшествующим случаем. Сначала он достаточно сдержанно встретил предложение Гугенберга объединить усилия и начать совместную кампанию против плана Юнга: он знал, что сопротивление окажут не только радикально настроенные члены партии, но и многие верные нацисты, встревоженные тем, что он якшается с заклятым врагом не только профсоюзов, но и любых правительственных мер и реформ. И если ему следовало принять предложение Гугенберга, то лишь на его, Гитлера, собственных условиях: полная свобода ведения кампании и передача нацистам значительной доли средств, отведенных на ее финансирование. Когда эти условия были приняты, в качестве последнего штриха Гитлер выдвинул еще одно условие: назначить Грегора Штрассера, зарекомендовавшего себя заклятым врагом капиталистов, представителем нацистской партии в объединенный финансовый комитет. Мало кто из нацистских лидеров одобрял эту сделку Гитлера, но он сумел убедить их, что следует проявить терпение и посмотреть, что будет. И в самом деле, никто из них не заявил открытый протест и не подал в отставку.

В 1932 году Гитлер назначил Штрассера руководителем имперской организации нацистской партии, что не помешало им постоянно ссориться. На выборах 31 июля 1932 нацисты получили 230 депутатских мест, став сильнейшей партией в рейхстаге. Гитлер собирался было назначить Штрассера руководителем нацистской фракции, но в последний момент остановил свой выбор на Германе Геринге.

Со временем Грегор Штрассер стал фактическим руководителем всех избирательных кампаний, проводимых нацистами. Основным орудием в арсенале нацистской пропаганды были массовые митинги. В течение почти каждой избирательной кампании проводилось более 300 митингов в день в больших и малых городах всей Германии. Гитлер, Геббельс и Штрассер объездили всю страну, выступая на крупнейших митингах. Выступления тройки партийных лидеров изобиловали шаблонами: «Мы находимся на поворотной точке немецкой истории! — кричал Гитлер с украшенной цветами трибуны. — Мы сражаемся сегодня! Мы будем сражаться и завтра!» Направление, в котором старались действовать нацисты, было неясным. Тем не менее поток слов и эмоциональность выступлений зачаровывали людей. Скоро, обещал Гитлер, жизнь снова приобретет значение и цель и немецкий народ опять почувствует «радость в своих сердцах». Для достижения большего эффекта таких речей в городах расклеивали плакаты, разбрасывали листовки, приглашали на смотр легионов СА, распевавших на улицах «Пробудись, Германия!». 50 тысяч пластинок с записями выступлений было распространено в ходе кампании. И из репродукторов на улицах, и с грузовиков звучали обращения нацистов. Существовали даже пропагандистские фильмы: их необычайность привлекала внимание как горожан, так и сельских жителей. Большую часть этой риторики, произнесенной, напечатанной, записанной на пластинки либо отснятой в фильмах, можно свести к одному сообщению: «Адольф Гитлер — наша последняя надежда».

В начале 1932 года Гитлеру предоставилась первая возможность сделать выбор между процессом переговоров и избирательным процессом. В мае 1932 года фон Гинденбург должен был уйти в отставку. Группа советников президента вовсе не жаждала этого. Поэтому Брюнинг попытался продлить полномочия президента на один или два года просто путем проведения голосования за доверие президенту в рейхстаге.

Хотя Гитлер продолжал резко нападать на Брюнинга с упреками в разрушительных последствиях его политики, канцлер считал, что Гитлер мог согласиться с таким предложением и избежать проверки своего мифа в соревновании с фельдмаршалом, рассматриваемым миллионами немцев как символ постоянства в беспорядочном мире. Гитлер проявил несомненную заинтересованность и принял участие в переговорах с Тренером, фон Шлейхером и самим Брюнингом. Гитлер требовал ответа только на один вопрос: что получил после этого? По всей видимости, ему ответили — ничего. Тогда последовал другой вопрос: был ли Гитлер готов к открытому соревнованию с президентом?

Мнения нацистов на эту тему резко разделились. Грегор Штрассер считал, что фон Гинденбурга победить нельзя и что Гитлер не должен бросать ему вызов. Он был за переговоры, а не за борьбу на выборах, за создание коалиции с другими партиями (например, центристами) на местном и на общегерманском уровне и за распространение влияния на различные социальные группы. Таким образом нацисты могли постепенно захватить власть, не подвергаясь риску поражения в открытой борьбе.

Основным оппонентом Штрассера был Геббельс, который участвовал в выдвижении кандитатуры Гитлера на выборах в расчете на то (как видно из его дневника), что избирательная кампания выдвинет его, руководителя управления пропаганды, на первое место среди помощников Гитлера. Принятие тактики переговоров и участие в коалициях усилило бы влияние Штрассера, как руководителя организационного управления партии. Больше всего поддерживали Геббельса Геринг и Рём. Геринг не имел влияния в партии и мог занять видное положение только если Гитлер пришел бы к власти и сделал его министром, в то время как Рём нуждался в бурной деятельности, связанной с избирательной кампанией для того, чтобы дать выход энергии штурмовиков.

В день выборов, 31 июля 1932 года, в специальном выпуске одной из венских газет под заголовком «Хайль Шикльгрубер!» были опубликованы документальные материалы о том, что отец Гитлера был незаконнорожденным. Однако это не повлияло на исход выборов. Нацисты получили 13 732 779 голосов, на полмиллиона больше, чем их ближайшие соперники — социал-демократы и коммунисты, вместе взятые. Это составило 37,3 процента от общего количества проголосовавших. И Гитлер предложил своей партии выдвинуть его кандидатуру на пост канцлера.

Против этого выступил Георг Штрассер, так как это противоречило его линии на установление власти коалиции правых партий. Но Гитлер настаивал на своем. В Берлин был направлен посыльный, сообщивший Шляйхеру о требованиях Гитлера. Генерал не принял их всерьез, поскольку был уверен, что Гинденбург не решится удостоить такой чести бывшего ефрейтора. Он пригласил Гитлера на встречу, которая состоялась 5 августа под Берлином. Фюрер потребовал для себя не только поста канцлера, но и принятия закона, дающего ему право на чрезвычайные полномочия, а фактически — на установление диктатуры. Шляйхер уступил, у Гитлера сложилось впечатление, что Гинденбурга также удается уговорить.

2 декабря 1932 года Курт фон Шляйхер стал первым с 1890 года генералом, занявшим пост рейхсканцлера. Он сразу же пригласил к себе Грегора Штрассера и предложил ему пост вице-канцлера и премьер-министра Пруссии. Штрассер отнесся к этому положительно, но предупредил, что должен согласовать свое назначение с фюрером. Но добраться до Гитлера, пробиться через его окружение было непросто. Кстати, Штрассер и не скрывал своей неприязни к его приближенным. В беседе Геринга он называл «жестоким эгоистом, для которого главное — занимать высокий пост и которому плевать на Германию». Геббельса Штрассер именовал «хромоногим и двуличным дьяволом», а Рёма — «свиньей».

Грегор, заручившись поддержкой Гитлера, предложил Шляйхеру нового союзника — лидера свободных немецких профсоюзов герра Лейпарта. И вновь встревожилось прусское дворянство. Для чего они свергли Брюнинга, если правительство вновь движется влево?

Осознав свою ошибку, Гугенберг и Шахт возобновили переговоры с Гитлером. Фон Папен также искал союза с ним. Примирение бывшего канцлера с Адольфом произошло в Кельне, в доме герра Шредера, богатого финансиста еврейского происхождения, который оплачивал счета новой нацистской кампании.

— Все равно, пока старик жив, я никогда не стану канцлером, — сказал в этот день Гитлер.

— Однако мой друг Оскар фон Гинденбург, сын президента, говорил мне совершенно другое, — ответил фон Папен.

Это была умышленная ложь со стороны фон Папена, но этого оказалось достаточно, чтобы Адольф страшно рассердился на Грегора.

Сведения о предложениях Шляйхера через окружение Папена попали к Ханфштенглю, а от него — к Гитлеру. Фюрер, которого против Штрассера усиленно настраивал Геббельс, воспринял поступок Грегора как предательство. Через несколько дней в Берлине при встрече Адольфа с Грегором разразился грандиозный скандал. Геринг и Геббельс, которые были совершенно сбиты с толку созданием правительства Шляйхера — Штрассера — Лейпарта, умело раздували ярость Гитлера, чтобы навсегда дискредитировать в его глазах Грегора и Лейпарта. «Грегор, — сказал Геринг, — хочет власти, чтобы свергнуть, а потом и уничтожить тебя».

Бледный от бешенства Гитлер бросил в лицо Грегору Штрассеру обвинения, повторив клевету Геринга и Геббельса.

— Герр Гитлер, неужели вы думаете, что я способен на подобные поступки? — спросил Грегор, глядя прямо в лицо человеку, которому он честно и преданно служил много лет, но до сих пор отказывался называть «мой фюрер».

— Да! — закричал ему в ответ Гитлер. — Я верю в это! Я убежден в этом! У меня есть доказательства!

Грегор резко повернулся и вышел из комнаты, не говоря ни слова. В тот же самый вечер он ушел со всех постов, отказался от мандата рейхстага и уехал с семьей на юг. Он ни с кем не разговаривал, никого не посвятил в свою тайну, но остался в партии, решив в качестве рядового бойца продолжать борьбу за дорогие ему идеалы и за человека, который предал и оклеветал его.

8 декабря он послал Гитлеру письмо, в котором сообщил, что уходит со всех постов в партии, поскольку фюрер больше ему не доверяет. Он с грустью написал о своей преданности и долгосрочной мечте — теперь разрушенной — о коалиции с дальновидными людьми, которые будут управлять Германией. Хотя Штрассер закончил письмо словами «всегда искренне Ваш», он не упомянул, какие планы у него могут возникнуть в отношении значительного отряда членов партии, находившихся под его влиянием. Гитлер потерял надежду, почти наполовину убежденный, что Штрассер заберет своих сторонников и разрушит партию.

В «Кайзерхофе» это послание, по словам Геббельса, было воспринято как «взрыв бомбы». Гитлер был в таком шоке, что не мог сразу принять решение. Позвонить Штрассеру, который ждал этого, ему не пришло в голову. Несколько часов он метался, страшно обеспокоенный, в своем номере, подумывая о самоубийстве, если партия «развалится по кускам». Но Штрассер сохранил преданность. Когда ответа не последовало, Грегор упаковал чемодан, поехал на вокзал и отправился поездом в Мюнхен.

На следующее утро газеты вышли с сенсационными заголовками об отставке Штрассера. Возмущению Гитлера не было предела. По его словам, свое сообщение Грегор отправил не куда-нибудь, а в «еврейские газеты». Фюрер даже заплакал, крича, что бывший друг всадил ему нож в спину за пять минут до полной победы.

Тем не менее, ухватившись за предложение вызвать Штрассера и уладить конфликт, Гитлер послал шофера Шрека найти его «в любом месте». Но в это время Грегор уже был в своей мюнхенской квартире и спешно готовился выехать в Италию. Другу, который к нему зашел, Штрассер сказал: «Я человек, обреченный на смерть». Он посоветовал другу больше не приходить к нему и добавил на прощание: «Что бы ни случилось, попомни мои слова: отныне Германия в руках австрийца, этого прирожденного лжеца, бывшего офицера, извращенца и хромоногого. И скажу тебе: последний — хуже их всех. Это сатана в человеческом обличье».

Тем временем собравшиеся у Геринга в рейхстаге партии и гауляйтеры приняли заявление об осуждении Штрассера. Гитлер, запинаясь, сказал, что потрясен его предательством. Присутствующие устроили фюреру овацию и заверили его в своей верности до конца, что бы ни случилось.

13 июня 1933 года, перед отъездом в Венецию для встречи с дуче, Адольф Гитлер, ставший уже канцлером Германии, послал за Грегором. Они не встречались после бурного разговора, спровоцированного интригами Папена, Геринга и Геббельса.

— Я предлагаю вам Министерство национальной экономики, Штрассер. Примите это назначение, и, между нами, мы все еще можем спасти положение.

— Я принимаю его, герр Гитлер, — сказал Грегор, — при условии, что Геринг и Геббельс уйдут, честный человек не может работать с этими особами.

Ответ Грегора, достоверность которого была подтверждена его братом Паулем, был ответом настоящего джентльмена, но не политика. Попытка избавиться от Геббельса и Геринга одновременно была столь же успешной, как головой прошибить каменную стену. Геринг мог быть принесен в жертву Грегору. Он был в ссоре с Гиммлером, которому не желал уступать контроль над берлинским гестапо. Гиммлер был руководителем полиции Южной Германии и настаивал на подчинении всех полицейских организаций рейха ему лично. Адольф в этом споре благоволил Гиммлеру, ибо ему не нравилось то, что Геринг перешел к реакционерам. Он также хотел вернуть назад Грегора.

Геббельс, однако, был абсолютно необходим фюреру. Несмотря на отношение Адольфа к Рёму, выявившееся на последнем заседании кабинета, Геббельс тайно вел переговоры с последним от имени своего хозяина.

Борьба за Гитлера происходила между силами консерватизма и новыми, злобными силами, порожденными им самим; и между этими двумя силами он колебался, заложник своей собственной нерешительности.

Неудовлетворенность, однако, продолжала существовать. «Якобинцы» обвиняли «жирондистов» в слабости. СА, которые в отличие от СС были клятвенно преданны партии и соблюдали верность идеалу, а не фюреру, состояли из радикалов — три миллиона немцев, недовольных политикой Папена, Гутенберга и Шахта.

«Когда начнется вторая революция?» — таким был вопрос, который начал раздаваться в их рядах.

Грегор Штрассер, в то время простой рядовой член партии, получал письма сотнями и тысячами. «Возобновите ваши действия, — говорили его корреспонденты. — Только Вы один можете спасти национал-социализм. Откройте глаза фюреру. Люди Геринга ослепляют его…»

Грегор прекрасно знал, что все его письма вскрывались и читались прежде, чем они доходили до него. С другой стороны, был еще и Рём, лидер армии «коричнерубашечников», с сотнями второстепенных лидеров, полностью преданных ему. Социальные вопросы не волновали их, но они были враждебно настроены к генералам и негодовали по поводу того, что армия держалась в стороне от партии. Рём сам был офицером и отлично знал мнение немецких военных. Армия презирала «коричнерубашечнйков»; она просто использовала гитлеризм как маску, скрываясь за которой преследовала свои традиционные цели. Рём жил в Боливии и на практике познал, что политическая партия беспомощна без поддержки армии. Генералы могли свергнуть любое правительство в любой день, когда им заблагорассудится. Сам Штрассер еще с конца 20-х годов воспринимался штурмовиками как защитник их интересов. Так, в августе 1930 года, накануне мятежа Штеннеса, один штурмовик написал в негодовании Грегору Штрассеру, что он арестовывался более тридцати раз, был обвинен восемь раз за «нападение и побои, оказание сопротивления полиции и другие проступки, которые естественны для нацистов». В результате своей деятельности, по его утверждению, он получил повреждения, по крайней мере двадцать раз. «У меня ножевые шрамы на затылке, на левом плече, на нижней губе, на правой щеке, на левой стороне верхней губы и на правой руке». За все это он не получил ни пфеннига от партии, но, растратив свое наследство, «столкнулся с финансовым крахом».

Фронт Грегора Штрассера и Рёма был сформирован в противовес фронту Гинденбурга, Гугенберга, Папена и Геринга, находившемуся в союзе с промышленниками. Гитлер все еще колебался, в то время как неудовлетворенность росла. Он знал, что должен действовать, но еще не представлял, каким образом. В конце июня 1934 года Гитлер все-таки принял решение. Одним махом он решил устранить всех противников. Акция кровавой чистки, прокатившейся 30 июня 1934 года по стране, стала известна всему миру под названием «ночи длинных ножей».

Среди уничтоженных неугодных был также и Грегор Штрассер. Гитлер не забыл человека, который сделал так много для политической организации партии и который вышел из нее, оказавшись жертвой интриг Геринга и Геббельса, гордо, не сказав ни слова. Фюрер сохранил уважение к нему. Он запретил своим подручным трогать его, но Геринг, имея широкие полномочия, пренебрег запретом. Грегор не занимался более политикой. Он возглавил фармацевтическую фирму «Шеринг-Кальбаум». Но этого было недостаточно, чтобы разоружить его врагов, Геринга и Гиммлера. Гиммлер поручил лично Гейдриху проследить за «закрытием» этого старого счета. Утром 30 июня Штрассер был привезен в тюрьму гестапо в Колумбиа-хауз. Его поместили вместе с арестованными шефами СА. После обеда за ним пришел эсэсовец, чтобы отвести его, как он выразился, в специальную одиночную камеру. Эсэсовец открыл дверь одной из камер, пропустил Штрассера, закрыл дверь и удалился. Минутой позже прозвучал выстрел. Штрассер не был убит, пуля лишь задела шею, пробив артерию. Он упал, чувствуя, как жизнь уходит из него с каждым ударом сердца, выталкивавшим струйки крови на кирпичную стену. Пунктуально следуя полученному приказу, Гейдрих лично проверил, выполняется ли приказ рейхсфюрера, и, видя, как цепляется за жизнь узник, приказал «оставить истекать кровью этого борова». Так уж принято было среди эсэсовцев, которые на словах придавали столь важное значение «чести»: оскорблять тех, кого убивали.