ДРУГИЕ ЭТРУСКИ

ДРУГИЕ ЭТРУСКИ

Индивидуальные случаи

Этрусков можно было встретить за пределами их родных мест, точно так же, как и немало иностранцев можно было встретить в Этрурии. Для иллюстрации второго утверждения приведем в качестве примера надпись «Eluveitie», высеченную на кубке около 300 г. до н. э., найденном в Мантуе. В ней, очевидно, говорится о неком гельвете, обосновавшемся в паданской Этрурии. На другом кубке, обнаруженном в Спине, начертано имя «Keltie», принадлежащее, судя по всему, кельту, приехавшему в крупный этрусский порт Адриатики. В Орвието были обнаружены имена «Katacina» и «Vercena», также принадлежавшие кельтам (Катак, Верк), влившимся в этрусское общество и получившим к своему имени новый суффикс -па. И, наконец, приведем еще один пример свежей находки из Популонии — кубок V в. до н. э. с надписью «Kursike». Среди множества иностранцев, посещавших Популонию (что не вызывает удивления, ведь это крупный порт), мы встретили либо «настоящего» этруска с Корсики, находившейся под этрусским влиянием, либо урожденного корсиканца, ставшего этруском.

Этруски за пределами своей родины также оставили нам множество следов. Известна греческая надпись начала V в. до н. э. на афинской Агоре — слово «tursanos». Вероятно, это был некий господин «Этруск», к сожалению, не оставивший о себе никаких других сведений. Больше информации мы получаем из этрусской надписи в Эгине, в святилище Афеи: представитель этрусского народа посчитал необходимым принести вотивный дар греческой богине, при этом нельзя не упомянуть, что сами эгинцы также были отмечены присутствием в эмпории-святилище Грависке близ Тарквиниев. Археологические данные свидетельствуют и о более сложных перемещениях: так, погребальная стела VI в. до н. э., найденная неподалеку от Кунео на могиле некого Ларса Мутику, возможно свидетельствует о том, что кельт, долгое время живший в Этрурии с тосканцами и воспринявший их культуру, вернулся в свой родной Пьемонт. Красивый шлем периода Вилланова, ныне хранящийся в Турине, был обнаружен в Асти, весьма близко: без всяких сомнений, это был шлем, созданный в Южной Этрурии в 800-е гг. до н. э.

Поскольку прямые контакты между Этрурией и другими регионами должным образом засвидетельствованы и их важность достаточно высока, можно задаться вопросом о существовании этрусских сообществ за пределами Этрурии. В самой Этрурии, к примеру, можно говорить о существовании групп карфагенян или греков в свободных гаванях (emporia) Пирги или Грависка. Действительно, иностранное сообщество существовало для облегчения товарообмена и торговли. Основными свидетельствами присутствия подобных сообществ являются эпиграфические источники, золотые пластинки из Пирги, составленные на финикийско-пуническом языке, многочисленные греческие надписи в Грависке. Мы не имеем никаких письменных источников, упоминающих о союзе между греками и этрусками, но в Пирги, порту Цере, по словам Геродота, имелся союз карфагенян и агиллейцев. Однако весьма сложно с точностью установить факт длительного пребывания этрусков в том или ином регионе, и отношения между двумя городами или двумя народами, безусловно, могут иметь разную форму.

Юг Галлии

Сразу сделаем оговорку, что, сравнивая этрусков с двумя другими народами, населявшими Западное Средиземноморье в VII–VI вв. до н. э., можно отметить, что они не основывали крупных поселений за пределами Италии. В сравнении с фокейским Марселем и Ампурием (Эмпорием) и финикийско-пуническими факториями на Гибралтаре (Малага, Кадис, Ликсус), с трудом можно назвать хоть один по-настоящему этрусский город. Таким образом, необходимо искать ближе. На юге Франции в течение длительного времени внимание исследователей было приковано к Сен-Блез и Латам, портулагуне близ Монпелье, где были найдены тысячи амфор и этрусской керамики буккеро, сделанной после 550 г. до н. э., а также множество этрусских надписей на керамике конца VI в. до н. э. Таким образом, можно допустить существование небольшой колонии этрусских торговцев на этой территории: на простой чаше буккеро было обнаружено женское имя (Усиаль), возможно, местного происхождения, но измененное на этрусский манер; было предположено, что местная женщина вышла замуж за одного из этрусских «иммигрантов». Внимание археологов и историков сегодня зачастую приковано к брачным отношениям, по крайней мере, возможным, между местными женщинами и иностранными торговцами, это касается и Искьи, и Карфагена, поскольку среди погребального инвентаря встречаются предметы, сочетание которых является весьма странным, а также признаки смешанной культуры. Добавим, что последние раскопки подтверждают существование небольшого этрусского квартала в Латах в первое время существования города.

Этрусское присутствие в Лангедоке, мимолетное либо постоянное, подтверждается надписью, открытой к юго-западу от Агда (греческое название — Агафе), зависимого от Марселя, где были найдены этрусские шлемы и бронзовый трезубец V века. Эта надпись, датируемая первой половиной V в. до н. э., является самым длинным этрусским текстом после Загребской мумии, найденным за пределами Италии. Выгравирована она на листе свинца, на обороте которого начертан текст на ионийском диалекте греческого языка. Оба текста, очевидно, касаются торговли. Говоря о самом Марселе, можно предположить, судя по известным объемам этрусского импорта, что в его истории (во всяком случае, в истории одного из кварталов) имел место «этрусский период», и было это одновременно с приходом фокейцев в Грависку, то есть в Тарквинии.

Этрусские жители Африки

Мы уже упоминали о Карфагене, который веками имел контакты с этрусками и особые привилегии. Долгое время исследователи были поражены количеством и разнообразием импортных товаров, и особенно этрусской керамики, обнаруженных на территории этого фокейского, а с VII в. до н. э. пунического города. Также считается, что первая керамика буккеро из Цере была практически сразу привезена в Африку. А в Цере, напротив, в тот же период попадает типичиная фокейская керамика (ойнохоя, покрытая красным лаком, ступки, светильники). Раскопки, проведенные немцами на территории архаического поселения пунической метрополии между холмом Бирса и морем, подтвердили дату основания, фигурировавшую в письменных источниках (814 г. до н. э.). Также в ходе этих раскопок обнаружили буккеро, и не только в погребениях. Все это заставляет задуматься о теории существования этрусской колонии в Африке в этот период, чтобы объяснить наличие огромного количества этрусских сосудов. Золотая пластинка из Пирги, исписанная на пуническом языке и обнаруженная в порту-святилище Цере, несомненно, является свидетельством существования союза между Цере и Карфагеном, который позволил им одержать морскую победу над греками при Фокее и Марселе. Табличка с надписью на этрусском языке, найденная в Карфагене, может, указывать на то, что пунический купец имел доступ к этрусским территориям благодаря этому «паспорту», где указано, что он был «пуником из Карфагена». Саркофаги с изображениями умерших очень сходны в Карфагене и Тарквиниях, что можно объяснить лишь тесными контактами между выходцами из обоих городов. Надгробие в Карфагене напоминает надгробия в Цере, что может свидетельствовать о том, что в пунической земле похоронен этруск.

Отношения между Этрурией и Карфагеном продолжались даже после того, как и те, и другие потеряли свою независимость под напором римлян. В начале XX в. в долине реки Милиане, то есть в 50 км на юго-запад от Туниса, были обнаружены три межевых столба с надписями на нескольких сторонах, в целом представлявших восемь практически одинаковых надписей в пять строк. Сначала исследователи немного колебались с определением языка, но вскоре стало понятно, что несмотря на географическое положение, это были тексты на этрусском: наличие слова tins в 4-й строке не оставляло никаких сомнений — имя этрусского бога Тина/Тинии было отлично известно. Эти надписи были сделаны буквами позднего алфавита (III–I вв. до н. э.), как и на межевом столбе в Фезулах.

На этих межевых знаках написан следующий текст: «m. unata/zutas.tul/dardanium/tins/». В первых словах узнается имя Уната, упоминавшееся также в Клузии, а слово zutas могло быть фамилией, но это неизвестное слово могло иметь другие значения (географическое происхождение, звание?); зато слово tui часто встречается в надписях (мы уже упоминали выше tul-ar в Фезулах), и обозначает оно границы территории: можно предположить, что речь идет о «земле дарданцев», защищаемой Тином-Юпитером, который, среди прочих, имел функцию защитника границ (в Риме — Юпитер Термин). В связи с этой надписью хочется отметить, что этруски, называвшие себя дарданцами, знали о мифе, согласно которому Дардан покинул Этрурию (Кортону) и основал Трою. Путешествие Энея в Италию было своего рода возвращением к истокам. Когда этруски обосновались на новой территории, они соотнесли себя с мифическим Дарданом, совершившим нечто подобное. Тот факт, что Эней чуть было не остался в Карфагене, как следует из эпопеи Вергилия, добавляет пикантности этой истории.

Речь здесь идет об этрусской «колонии», где говорили на слегка латинизированном языке, основанной на территории, некогда зависимой от Карфагена. Но когда? Быть может, это была гракховская «колонизация»? Но известно, что Гай Кракх намеревался «отобрать» колонию на территории Карфагена, что стало одной из причин его смерти. Долгое время считалось, что этруски поселились там во время гражданских войн I в. до н. э., в частности во время столкновения Суллы и Мария в 80-е гг. до н. э. В Клузии, который был вероятной родиной Уната, были скомпрометированы сторонники Мария, и большинство из них сбежали в Африку. Помимо того, что этрусский язык стал менее используемым в обществе после гражданской войны, подарившей этрускам римское гражданство, весьма привлекательна гипотеза касательно этрусского присутствия в Карфагене. Во время гражданской войны Марий сам был вынужден бежать в Африку в 88 г. до н. э. и вновь вернулся с сотнями верных «уроженцев Италии».

Вдобавок Саллюстий в «Югуртинской войне» пишет, что Марий в конце II в. до н. э. встретил в Африке гаруспика: «В то же время Марий приносил в Утике жертву богам; по этому случаю гаруспик предсказал ему, что “внутренности принесенных жертв предвещают ему великое и чудесное будущее”». Так, начиная с этого времени, на территории Карфагена существовала этрусская колония, которая не могла обойтись без своих любимых служителей культа: можно представить, что Уната и его «дарданские» спутники могли бы прийти из Кортоны подобно герою основателю Дардану. Наконец, благодаря одному из этих редких и таких ценных открытий в нашей источниковой базе по Античности, последнее имя встречается в римской эпиграфике в том же регионе.

Роман о мумии: этруски в Египте

Присутствие гаруспика вблизи Карфагена в конце II в. до н. э. позволяет лучше понять «дело» Загребской мумии. Льняное полотно, содержащее текст длинного ритуального календаря, указывающего, например, какие дары должно приносить в определенный день сентября в честь Нептуна, — находилось в Египте и было разрезано на мелкие ленты египетским мумификатором не случайно, а лишь потому, что оно был привезено в Египет одним из изгнанных гаруспиков. Можно поспорить, что он сопровождал небольшую группу этрусков. Датировка текста схожа с датой создания предыдущего источника: загребская «полотняная книга», похоже, была написана в Этрурии в

I в. до н. э. В тексте содержатся архаизмы, например дифтонг -ai, который не встречался в этрусском языке в эту позднюю эпоху. Но это лишь доказывает тот факт, что источник представлял собой копию с оригинала, созданного в V в. А разве для религиозных текстов не является типичным сохранение первоначального варианта? Не имея возможности с уверенностью утверждать это, — только что мы увидели двузначность текстов на межевых столбах Карфагена, — можно предположить, что изгнание могло стать результатом гражданских войн, которые особо ударили по территории Этрурии. С другой стороны, можно довольствоваться еще одним доказательством религиозности древних тосканцев, которые не могли уехать без своих специалистов и книг этрусского «учения»: но разве это не было естественным желанием изгнанников, которые не желали отделяться от своего народа? Точно можно сказать лишь то, что Африка была убежищем этрусков в то время, когда их цивилизация ломалась под римским напором.