ДРАГОМАН АБДУЛЛА
ДРАГОМАН АБДУЛЛА
Мой драгоман — редкий человек. Правда, я опасаюсь, как бы он не оказался слишком достойным слугой столь незначительного господина, как я.
Он предстал предо мной во всем своем блеске в Александрии, на палубе парохода «Леонидас». Абдулла, так звали моего нового знакомого, подплыл к пароходу на нанятой лодке в сопровождении негритенка, который нес за ним длинную трубку, и драгомана помоложе — для свиты. Длинная белая туника скрывала его одежды и подчеркивала смуглость бесстрастного, как у сфинкса, лица — ведь в его жилах текла нубийская кровь. Наверное, его предки принадлежали к разным расам. В ушах у него висели тяжелые золотые кольца, а неспешная поступь и длинные одежды завершали идеальное, в моем понимании, воплощение вольноотпущенника времен Древнего царства.
Среди пассажиров не было ни одного англичанина, и наш герой, несколько этим раздосадованный, за неимением лучшего, выбрал меня. Мы причаливаем; он нанимает четырех ослов для себя, своей свиты и для меня и сразу же везет в гостиницу «Англетер», где меня охотно принимают примерно за шестьдесят пиастров в день; сам же он ограничивает свои притязания половиной этой суммы, на которую должен содержать второго драгомана и негритенка.
На улицах старого Каира
Проведя день в сопровождении этой представительной свиты, я понял, что ни во втором драгомане, ни в негритенке не было никакой надобности. Абдулла распрощался с юным коллегой, негритенка же оставил для себя, сократив, впрочем, собственное жалованье до двадцати пиастров в день, что составляет примерно пять франков.
Когда мы приехали в Каир, ослы немедленно доставили нас к английскому отелю на площади Эзбекия; однако мне пришлось остановить этот благородный порыв, как только я выяснил, что пребывание там стоит столько же, сколько в «Англетере».
— Вы предпочли бы остановиться в английском отеле «Вэгхорн» во франкском[6] квартале? — спросил честный Абдулла.
— Я предпочел бы не английский отель.
— Хорошо. Здесь есть французский отель «Домерг».
— Поедем туда!
— Извольте… Я охотно провожу вас, но сам там не останусь.
— Почему?
— Эта гостиница стоит всего сорок пиастров в день, я не могу там жить.
— Ну а я с удовольствием там расположусь.
— Вы чужестранец, а я здешний и обыкновенно нахожусь в услужении у господ англичан. Мне следует блюсти свою репутацию.
Я же нашел, что цены в этом отеле вполне пристойны; ведь в этой стране все стоит в шесть раз дешевле, чем во Франции, работнику платят пиастр в день, или, по-нашему, пять су.
— Впрочем, — продолжал Абдулла, — можно все уладить. Вы поживете два-три дня в отеле «Домерг», где я буду вас по-дружески навещать, а сам тем временем сниму для вас дом в городе и затем без труда смогу там тоже поселиться, чтобы быть в вашем распоряжении.
И впрямь, многие европейцы, если останавливаются в Каире, снимают дома. Узнав об этом, я предоставил Абдулле полную свободу действий.
Отель «Домерг» расположен в тупике, отходящем от главной улицы франкского квартала; это вполне приличный отель, содержащийся в безукоризненной чистоте. Здесь есть внутренний квадратный дворик, беленный известью и перекрытый легкой решеткой, увитой виноградной лозой; одна из внутренних галерей отдана под мастерскую весьма любезного, слегка глуховатого французского художника — большого специалиста по дагерротипу. Время от времени он приводит из города торговок апельсинами или сахарным тростником, которые с готовностью ему позируют, давая тем самым возможность изучать основные расы, населяющие Египет, правда, большинство женщин прячут лица под покрывалом — последним прибежищем восточной добродетели.
Кроме того, к французскому отелю примыкает довольно живописный сад, а табльдот с честью преодолевает трудности, связанные с отсутствием говядины и телятины, и предлагает весьма разнообразное меню европейской кухни. Именно это обстоятельство и объясняет дороговизну английских отелей, где, как на кораблях, используют консервированное мясо и овощи. Англичанин, в какой бы стране ни находился, никогда не изменяет традиционным ростбифу, картофелю, портеру и элю.
Я встретил за табльдотом полковника, епископа in partibus[7], художников, преподавательницу иностранных языков и двух индусов из Бомбея — господина и его слугу. Должно быть, южная кухня отеля казалась им пресной, потому что они извлекали из кармана серебряные флаконы с перцем и карри и посыпали все блюда. Они предложили и мне. Ощущение от этих изысканных индийских приправ такое, словно держишь во рту раскаленные угли.
Рояль на втором этаже и бильярд на первом — вот и все, что дополняет описание французского отеля; как говорится, с таким же успехом можно было бы вообще не уезжать из Марселя. Что до меня, то я предпочел бы вкусить настоящую восточную жизнь. В Каире можно снять дом в несколько этажей с садами и двориками за триста пиастров (примерно семьдесят пять франков) в год. Абдулла показал мне много таких домов в коптском и греческом кварталах. В домах были роскошно украшенные залы с мраморными полами, фонтанами, галереями и лестницами, словно во дворцах Венеции и Генуи, и дворы, окруженные колоннадой, и сады с деревьями редких пород. Там было все, чтобы вести образ жизни, достойный царя, требовалось только заполнить эти помещения челядью и рабами. Но во всех этих хоромах не было ни одной комнаты, пригодной для жилья: несмотря на то что постройка такого дома обходилась недешево, не застекленные затейливые оконные переплеты были открыты вечернему ветру и ночной сырости. В Каире так живут все, но очень часто его обитатели, испытывая необходимость в свежем воздухе и прохладе, расплачиваются за эту неосторожность болезнью глаз. Во всяком случае, я вовсе не был склонен ютиться где-то в уголке огромного дворца; к тому же следует добавить, что большая часть этих зданий, бывших апартаментов угасшей аристократии, построена еще во времена мамлюкских султанов и в любой момент грозит обратиться в груду развалин.
В конце концов Абдулла нашел для меня дом поскромнее, но более прочный и с надежными запорами. Живший здесь до меня англичанин велел застеклить окна, и дом превратился в местную достопримечательность. Пришлось отыскивать шейха этого квартала, чтобы заключить договор с владелицей — вдовой-копткой. На имя этой женщины записано более двадцати домов, но принадлежат они иностранцам, так как сами они не имеют права владеть недвижимым имуществом в Египте. Действительным владельцем этого дома был чиновник английского консульства.
Договор заключили на арабском языке, затем нужно было заплатить, сделать подношение шейху, судебному чиновнику и начальнику ближайшего караула, дать бакшиш (чаевые) писцам и слугам, после чего шейх вручил мне ключ. Это приспособление вовсе не похоже на наши ключи, оно представляет собой деревянный брусок, напоминающий счетные палочки булочников, на конце которого набито, на первый взгляд как попало, пять или шесть гвоздей. В действительности же все сделано с расчетом. Этот так называемый ключ вставляют в замочную скважину, и когда гвозди совпадают с невидимыми снаружи отверстиями на деревянном засове, его отодвигают и дверь открыта.
Но оказывается, недостаточно иметь деревянный ключ, который невозможно положить в карман — его носят за поясом; требуется еще мебель, отвечающая роскоши внутренней отделки, правда, во всех каирских домах обстановка весьма проста.
Улица в Каире. Художник Людвиг Дойч
Абдулла отвел меня на базар, где нам взвесили несколько окк[8] хлопка. Из этого хлопка и персидского полотна чесальщики прямо у вас дома изготавливают за несколько часов диванные подушки, которые ночью служат матрасами. Основным же предметом меблировки является длинный короб, который корзинщик сплетает на ваших глазах из пальмовых прутьев; такая мебель — легкая, гибкая и более прочная, чем кажется на первый взгляд. Необходимо еще иметь небольшой круглый стол, несколько чашек, длинные трубки или кальяны. Впрочем, все это можно взять напрокат в соседней кофейне — и вы готовы принимать у себя весь цвет городского общества. Только у Мухаммеда Али[9] имеется полный набор мебели, лампы, часы. Правда, все это требуется ему только для того, чтобы показать себя приверженцем прогресса и торговли с Европой.
Ну а если вы хотите, чтобы ваше жилище выглядело роскошным, обзаведитесь еще циновками, коврами и даже занавесями. На базаре я встретил одного еврея, который услужливо выступил в роли посредника между Абдуллой и торговцами, чтобы доказать, что обе стороны меня надувают. Еврей воспользовался только что изготовленной мебелью и уже на правах старого друга расположился на одном из диванов. Пришлось предложить ему трубку и кофе. Зовут его Юсеф, он занимается разведением шелковичных червей в течение трех месяцев в году. Остальное время, поведал он мне, он ничем не занят, только наблюдает за тем, как растут тутовые деревья, и пытается определить, хороший ли будет урожай. К тому же держится он весьма непринужденно, и создается впечатление, что общество иностранцев нужно ему только для того, чтобы улучшать познания во французском языке я оттачивать свой вкус.
Мой дом находится на одной из улиц коптского квартала, ведущей к городским воротам, которые выходят на аллею Шубры. Против дома есть кофейня, чуть поодаль — заведение, где за пиастр в час можно нанять осла, еще дальше — небольшая мечеть с минаретом. В первый же вечер, когда на закате солнца я услышал монотонный, протяжный напев муэззина, меня охватила невыразимая грусть.
— Что он говорит? — спросил я у драгомана.
— Нет божества, кроме Аллаха!
— Я знаю это изречение, а дальше?
— О вы, отходящие ко сну, доверьте ваши души вечно неусыпному.
Очевидно, сон — другая жизнь, о которой не следует забывать. С самого своего приезда в Каир я вспоминал сказки «Тысячи и одной ночи» и видел во сне всех див и вырвавшихся из цепей великанов со времен царя Соломона. Во Франции часто потешаются над демонами, порожденными сновидениями, и усматривают в этом лишь плод больного воображения, но разве все это существует вне нашего сознания? Ведь во сне мы испытываем ощущения, полученные в реальной жизни. В столь жарком, как в Египте, климате обычно снятся тяжелые сны и даже кошмары, и говорят, что в изголовье паши всегда стоит слуга, готовый разбудить его, как только по выражению лица или движениям спящего он видит, что паше снится что-то неприятное. А может быть, достаточно просто вверить себя… тому, кто вечно неусыпен?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.