Шахты
Шахты
Мы видели, что истоки могущества Этрурии были заложены ее минеральными ресурсами. Когда около 770 года до н. э. халкидяне основали на острове Питекусса (Искья) первый форпост, который вскоре станет опорной базой для их продвижения вглубь Кампании, они стремились к олову, меди и бронзовым слиткам из Центральной Италии{324}. Контраст между обилием бронзовых изделий в гробницах Виллановы и почти полным их отсутствием в греческих гробницах геометрической эпохи (IX–VIII века до н. э.), синхронное начало греческой колонизации на Западе и расцвета цивилизации этрусков в VIII веке — вот основные данные, которые объясняют чудесное обогащение, проявившееся в гробницах восточного типа в Пренесте, Цере, Ветулонии и Популонии. Особенно Популонии, расположенной около современного Пьомбино напротив острова Эльба, «богатого неистощимыми залежами железной руды» (Вергилий), ставшей центром горного дела и металлургии и прозванной за это учеными Питсбургом античного мира{325}.
Вся южная часть провинции Ливорно, вся область от Волатерры на севере до Масса-Мариттима на юге испещрены следами этой вековой деятельности, во многом угасшей к началу нашей эры, когда Страбон увидел на равнинах Популонии множество заброшенных рудников{326}, но сохранившейся в других местах, например в Масса-Мариттима, лежащей на пути в Сиену. Этот городок, где великолепный кафедральный собор в романском стиле и дворцы XIII века неожиданно возникают за заросшим холмом, изрытым красными котлованами, — прекрасный пример сохранившегося процветания: разработка месторождений здесь возобновилась с 1830 года на том же самом месте, где их оставили древние.
В Кампилья-Мариттима, в десятке километров к северо-востоку от Популонии, с высоты птичьего полета еще явственно видны следы шахт, выкопанных в эпоху этрусков в поисках не только меди и железа, но и среброносного свинца и олова. Хорошо известно (исследования Жерома Каркопино и Роже Диона пролили свет на этот вопрос){327}, что олово, необходимое литейщикам бронзы, обычно добывалось на далеких Касситеридах (острова близ Британии), на атлантическом побережье Бретани и Корнуолла, откуда его привозили корабли финикийцев, ревностно охраняя секрет, чтобы сохранить за собой эту монополию. С другой стороны, кельты ввозили олово в центральные области своей страны по дороге, проложенной, несомненно, по просьбе греков Массалии и обогатившей тех, кто проживал вдоль этого пути. Свидетельство тому — знаменитый кратер, шедевр греческой чеканки, обнаруженный в княжеской гробнице у границы Бургундии, и другие драгоценные предметы, найденные в 1953 году в Виксе, недалеко от Шатильон-сюр-Сена{328}. Однако олово, как и медь, с которым оно соединялось обычно в соотношении 8—15 процентов{329}, имелось и в самой Этрурии, в месторождениях, долгое время удовлетворявших нужды местного производства, о чем свидетельствуют шлаковые отходы у Кампильи, в местностях с говорящими названиями — Кампо делле Буке (Ямное поле), Ченто-Камерелле (Сто выемок), Кавина (Раскоп), — а также на острове Эльба.
Добыча меди предшествовала добыче железа: так было и в Восточном Средиземноморье, где железо до открытия закалки воспринималось лишь как метеорит, чудесным образом упавший с неба. Позднее, когда железо нашло широкое применение в быту, бронза приобрела священный характер, и это мы видим в многочисленных ритуальных предписаниях. Макробий говорит, что практически все предметы культа изготавливали из бронзы; сабинские жрецы и фламины Юпитера в Риме могли стричься только бронзовыми ножницами. Культ Тагеса у этрусков был связан с аналогичными запретами, и разделительную межу между городами проводили бронзовым лемехом. Кроме того, Антонио Минто отметил, что колесницы, найденные в Популонии, в некрополе Сан-Чербоне, были покрыты бронзовыми и железными пластинами, причем ажурные железные чешуйки были инкрустированы в бронзу наподобие деревянной мозаики{330}: драгоценным металлом тогда считалось железо. В конце VII века до н. э., на исходе «восточного» периода, черная металлургия была еще редкостью и роскошью.
Авторы подтверждают, что и на Эльбе медь предшествовала железу, а в Кампильезе это подтверждено археологическими находками: в местности, которая явно не зря носит название Val di Fucinacia, то есть «Кузнечной долины», недавно удалось раскопать целый комплекс шахт с широкими открытыми выемками, колодцами, сообщающимися галереями, подводящими траншеями и рядом печей. Судя по черепкам и по бронзовым изделиям, найденным неподалеку, все это относится к VIII веку до н. э.
Некоторые из плавильных печей неплохо сохранились{331}: они имеют форму усеченного конуса диаметром около 180 сантиметров, выложенного внутри огнеупорным кирпичом и разделенного перегородкой с отверстиями на два отсека — верхний и нижний. Эта перегородка опирается на колонну из местного порфира. Внизу проделано квадратное отверстие для вентиляции печи и регулирования пламени. В верхний отсек закладывали медный колчедан и древесный уголь, а в нижнем разводили огонь: наверху скапливался оксид железа, а высвободившаяся медь стекала в низ отверстия (в них застряли карбонаты меди).
Как можно догадаться, происхождение таких печей установить сложно: похожие образцы археологи находили у филистимлян, искусных металлургов Палестины (XII–XI века), а также в кельтской цивилизации более близкого, латенского периода, да и тут еще могло проявиться чье-то влияние — западное или восточное, — но это уже не относится к предмету нашего исследования. Отметим лишь, что отдача от таких печей была очень низкой, как показал анализ отходов — в современной промышленности их еще можно было бы пустить в дело. Хотелось бы узнать побольше и о труде людей; одна из находок сообщает нам вполне конкретную подробность — это шахтерские лампы из глины, прочные и с двумя отверстиями для крепления сзади{332}.
В конечном итоге железо победило бронзу. Добыча меди и олова в Кампильезе и на острове Эльба прекратилась — возможно, из-за конкуренции рудников в Испании и Бретани, захватываемых средиземноморской торговлей, а может быть, из-за истощения месторождений. Про Эльбу Псевдо-Аристотель сообщает, что в его время (то есть в III веке до н. э.) меди там уже давно не находили, зато в тех же шахтах обнаружили много железа{333}. На сей раз ресурсы оказались неисчерпаемыми: считалось даже, что железные рудники острова Эльба заполняются заново, подобно карьерам Пароса по мере выборки мрамора{334}.
Изначально руду обрабатывали на месте, в многочисленных печах, выплевывавших в небо Средиземноморья клубы темного дыма — отсюда, как утверждают этимологи, и происходит греческое название острова, Aithaleia — «черный от сажи»{335}. Но с V века было замечено, что в печах, расположенных на острове, руда не выплавляется как следует, так что ее стали перевозить в Популонию, где оборудование было лучше. Можно представить себе вереницы тяжелых лодок, пересекающих канал шириной в десять километров. Порт, куда долгое время свозили бронзовые слитки из Кампильезе, а затем чугун с Эльбы, сделался крупным центром черной металлургии в Италии{336}. Псевдо-Аристотель, Варрон и Страбон не расходятся по поводу такого разделения труда, следствия технического прогресса, отделявшего добычу и плавку. Сегодня Популония лежит под огромной кучей шлака от железа, покрывшей ее некрополь и памятники древности, что красноречиво свидетельствует о размахе промышленного производства: 40 лет назад металлургические компании занялись переработкой местного пирита, который еще содержит 30 процентов железа, и эта неожиданная помощь оказалась на пользу археологам. Впрочем, об этом и так знали. Популония, как это видно из ее названия, была городом этрусского божества плодородия Фуфлунса, отождествляемого с Вакхом, но в этрусской теологии стоящим ближе к богу изобилия Сатре. С III века до н. э. на монетах стали чеканить изображение Вулкана с клещами и молотом. И когда в 205 году до н. э. Сципион потребует у городов Этрурии самых разных приношений, от Популонии он хотел только одного — железа{337}.
Что касается техники выплавки металлов, по крайней мере в эпоху упадка, то на этот вопрос проливает свет — а иногда и наводит тень — Посидоний Апамейский, подробно говорящий о рудниках Испании и, надо полагать, не оставивший без внимания рудники Этрурии. У Диодора Сицилийского мы читаем: «На острове Эльба много скал, содержащих железную руду и сидерит, их разбивают на куски, чтобы выплавить чугун и железо. Те, кто занимается этим делом, дробят их и обжигают в превосходных печах, где они под действием могучего огня плавятся и превращаются в слитки нужного размера, похожие на огромные губки. Купцы покупают их оптом и везут в Путеолы или в иное место, где их можно продать. Их покупают дельцы, на которых работает целая армия ремесленников, и превращают во всевозможные изделия из железа: оружие, мотыги, косы и прочие орудия прекрасного качества. Затем купцы везут их во все уголки мира, облегчая таким образом там жизнь»{338}.
Этот текст интересен не только заключением, в котором цитату из историка преподносит философ-стоик, восторженно прославляющий торговлю, несущую блага цивилизации повсюду, где живут люди. Уже из этого можно заключить о времени его создания: Диодор описывает вовсе не наиболее древнюю фазу в развитии черной металлургии на Эльбе, а последнюю ее стадию, когда Путеолы («маленький Делос» по выражению Луцилия) во II веке до н. э. стали крупным emporium[26] Италии, поддерживающим тесные торговые отношения с Грецией и с покоренным Востоком{339}. Да, текст интересный, но в нем, возможно, по вине автора краткого изложения, есть пропуск или ошибка: то, что в Путеолах выковывали сельскохозяйственные орудия, вполне соответствует нашим представлениям о деятельности местных мастерских во времена Катона{340}; то, что там делали оружие для наемников или гладиаторов-самнитов — факт менее известный, но ничего удивительного в нем нет{341}. Вот только Диодор, по-видимому, выбросил из текста Посидония часть фразы о роли Популонии между добычей ископаемых на Эльбе и изготовлением конечного продукта в Путеолах. Разве что издали Эльба и Популония слились воедино в одном расплывчатом выражении.
Во всяком случае, примерно сотню лет спустя, на заре нашей эры, Страбон еще сможет написать: «С высоты города, куда я нарочно поднялся, я увидел вдали Сардинию, Корсику и, чуть ближе, остров Эльба. Увидел я и плавильные печи, где обрабатывают железо, привезенное с этого острова». Следовательно, печи Популонии еще не погасли и в них по-прежнему загружали только что добытую руду. Восстановим же опущенное слово «популонцы» в том месте, где, судя по текстам Псевдо-Аристотеля, Варрона и Страбона, оно было обязано находиться, будучи тесно связанным с уточняемыми словами «те, кто занимаются этим делом». Кстати, именно в Популонии должны были находиться «превосходные печи», упомянутые Диодором, а вовсе не на Эльбе, о которой все как один заявляли, что ее печи неудовлетворительны.
Из этого ненадежного отрывка все же можно почерпнуть ценные указания о несовершенстве методов плавки в Популонии: они представляли собой всего лишь предварительный обжиг. То, что после обработки слитки внешне напоминали губку, приводит на память замечание Плиния Старшего, удивлявшегося тому, что «при плавке руды железо становится жидким, как вода, а потом, затвердевая, раскалывается на пористые куски — in spongeas frangi»{342}. Следовательно, в то время в Популонии не могли довести до конца процесс обработки металла — поэтому там и не производили уже ремесленных товаров. Популония могла лишь вздыхать о своем былом процветании. Ее печи еще функционировали, но, как подмечает Страбон несколькими точными штрихами, «сегодня этот городок совершенно пустынен, если не считать храмов и нескольких домов. Немного более оживлены так называемый арсенальный квартал, маленький порт у подножия холма и две внутренние гавани». Пройдет еще четыре столетия, и Рутилий Намациан, остановившийся здесь 4 ноября 417 года н. э. на пути в родную Галлию, увидит лишь «городскую стену, обрушившуюся то здесь, то там, и крыши, погребенные под развалинами»{343}. Ветры Истории больше не дули в паруса бывшей промышленной столицы этрусского мира, новой кузницы Вулкана, Питсбурга античности; а ведь раньше, когда ее стены покрывались копотью от плавильных печей, ей не нужны были Путеолы, чтобы завершить обработку металла и выковать соху Тагеса или секиру Макстарны.