28. Св. Андрей Боголюбский и Русский Исход

28. Св. Андрей Боголюбский и Русский Исход

Князь Андрей Юрьевич родился не в Киеве, не в Переяславле, а в Суздальском крае. Для него-то Залесская земля была не второсортной окраиной, а родиной. Единственной, близкой, дорогой. Благодаря этому он сумел взглянуть на свары вокруг престола не изнутри, а со стороны, оторваться от устоявшихся взглядов и стереотипов. А со стороны выходило… зачем он вообще нужен, киевский престол? Власть? Но какая же власть, если она вызывает только вражду? Почет? Но какой же почет, когда тебя подсиживают, лгут и предают? Андрей предлагал отцу бросить этот змеиный клубок. Плюнуть на Киев, пусть месятся сами. Вернуться на север в собственное княжество — большое, богатое…

Но Долгорукий понять этого не смог. Он тоже почти всю жизнь провел в Залесье, но провел в ожидании — когда наконец-то получится утвердиться на Днепре? Как можно было пренебречь Киевом? Сердцем Русской земли, центром ее политики, культуры, церкви? Да, он долго удерживался от борьбы. Но его втянули помимо воли, он выиграл! И после побед, после недолгого торжества, отказаться? Перечеркнуть все усилия, жертвы, перечеркнуть мечты? Однако киевский престол лишь обманывал его, как наваждение, как дурманящая нагота нечистой девки-русалки, увлекающей жертву в омут — вроде, уже в руках, и снова ускользает.

А в 1151 г. Изяслав II придумал вдруг выигрышный ход: позвал многократно выгнанного дядю Вячеслава и согласился признать его великим князем. Давай, мол, забудем все обиды, тебе первое место, а мне второе. Тот растрогался, умилялся, заливался слезами, объявил племянника «сыном». Но «сын» четко оценивал истинные возможности «отца». Вячеслав на радостях взялся задавать пиры киевлянам, произносить перед ними задушевные речи — во хмелю это получалось очень прочувствованно. А реальная власть осталась у Изяслава и бояр.

Зато народ сбили с толку — престол возвратили законному государю, Изяслав теперь выглядел бескорыстным поборником правды. Удельные князья получили отличный повод отколоться от Юрия и перейти на сторону его врагов. А настраивать людей против Долгорукого оказалось совсем не трудно — с ним приходили чужаки, суздальцы. Далекие, словно и не русские. Решающая битва разыгралась под стенами Киева. На помощь Изяславу II явились его друзья: венгры, берендеи, черные клобуки, палили и грабили свои же монастыри и усадьбы вокруг столицы. Их не обижали, не препятствовали. Старались только переместить их отряды подальше от тех монастырей, которые еще не успели разграбить. Городские бояре объявили общую мобилизацию киевлян под страхом «лишения жизни». Прибыли и удельные союзники.

С Юрием оказались только Святослав с племянниками, Владимир Черниговский, более порядочный, чем его брат Изяслав Давыдович, и половцы. Князь Андрей отчаянно устремился в атаку. Но силы были слишком неравны. Армия Изяслава II растянулась на всем пространстве перед Киевом. Суздальские дружины давили и теснили ее в центре, а великий князь приказал ударить фланговым полкам. Обрушились на самую слабую часть войска Долгорукого, на половцев. Они побежали, а за ними разбили и суздальцев, сбросили в речку Лыбедь.

Юрий и Андрей все-таки сумели отбиться, оторваться от противника. Повели потрепанные полки на запад, на соединение с Владимирком Галицким. Но Изяслав II не собирался упускать соперника, бросил рать в погоню. Долгорукого настигли на р. Рут, и произошло второе сражение. Сшиблись жестоко, упорно. Юрий поручил общее командование Андрею, и он сделал все, чтобы отбросить врага. Сам повел воинов в сечу, рубился в первых рядах. С него сшибли шлем, выбили щит, ранили коня. Неподалеку от него пал Владимир Черниговский. Пробились до ставки великого князя, посекли его свиту, сам Изяслав II получил две раны, свалился среди кучи трупов.

Но подвели половцы. Они-то пришли не умирать, а поживиться добычей. При напоре киевлян они покатились прочь. За ними были вынуждены повернуть княжеские дружины. Изяслав, еще не веря спасению, выбрался из-под окровавленных тел, и его чуть не прикончили собственные воины. Он орал: «Я князь», а они радовались: «Тем лучше» и шарахнули мечом по шлему — сочли, что это чужой князь, раскатали губы на богатые доспехи. О настоящих противниках и говорить не приходилось, за ними гнались, истребляли, многие утонули в болотистой реке.

Юрий укрылся в Переяславле, и победители, великий князь с братьями и Изяслав Черниговский, продиктовали ему условия: отдать Переяславль любому из его сыновей, а самому уйти в Суздаль — «не можем быть с тобой в соседстве». Долгорукий понимал, что его хотят обмануть, тянул время, сносился с Галичем, половцами, отправил Андрея за подкреплением в Залесскую землю. Но враги не позволили ему заново изготовиться к войне, двинули на него войска. Юрий вынужден был подчиниться, оставил Переяславль. А Изяслав II сразу «передумал». Захватил город и посадил в нем не юрьева, а своего сына Мстислава.

Долгорукий остановился было в Городце. Нет, его в покое не оставили, выступили следом, осадили и повторили те же требования — уйти на север, город отдать сыну. Ему пришлось повиноваться, в Городце он назначил княжить Глеба. А победители во второй раз надули. Как только суздальский властитель удалился, выгнали Глеба, разрушили Городец до основания, сожгли дома, церкви, раскопали валы и даже место перепахали как «проклятое».

Такое откровенное надругательство привело Долгорукого в крайнее возмущение. Это был наглый вызов, плевок и на него, и на всю его семью. Тут уж даже миролюбивый Андрей Юрьевич соглашался — надо ответить. Он уже успел сформировать свежие Ростово-Суздальские отряды, выступил с отцом в поход. Ворвались во владения Изяслава Давыдовича, одного из разорителей Городца. Андрей, как и раньше, командовал объединенной армией, обложил Чернигов. Сам руководил штурмом, по очереди посылал в атаки союзных князей и ханов. Схватки шли двенадцать дней. Шаг за шагом заняли внешние укрепления, стеснили защитников в кремле.

Но Изяслав Черниговский не сдавался и подданных не щадил, приказывал стоять насмерть. Знал, за обманы и за Городец платить пришлось бы дорого. Впрочем, он знал и другое, к нему идет подмога. Великий князь с королем Гейзой разгромили Владимирка Галицкого, и киевско-венгерская армия направилась к Чернигову. Услышав о ее приближении, снялись и покинули Долгорукого половцы. А без них князья сочли за лучшее отступить.

Теперь и Андрей советовал: хватит, пора прекратить бесполезные походы. Нет, Юрий распалился, еще раз собирал рать. Но она получилась слишком слабой. Суздальцы выдохлись, по призыву являлись неохотно. Изяслав II без Долгорукого прошелся по Северской земле, прижал и вынудил капитулировать последнего союзника, Святослава Ольговича. Неудачи охладили пыл половцев, они не откликнулись на приглашение Юрия. Вдобавок ко всему начался падеж коней, и Долгорукий с дороги повернул обратно.

А пока суздальские дружины были заняты этими операциями, пострадал и Залесский край. Волжские болгары сочли, что для них настало подходящее время. В 1152 г. их войско на ладьях нагрянуло к Ярославлю. На стены не полезло, опустошало окрестности и ждало, когда русские сами сдадутся — вот и будет без потерь целый город рабов на продажу. В других городах даже не знали о нападении, враг появился внезапно, дороги перекрыл плотно. У ярославцев было мало продуктов, начался голод. Но один юноша сумел ночью выбраться из Ярославля, проскользнул через болгарские кордоны, нашел лошадь и доскакал до Ростова. Горожане быстро вооружились, бросились на выручку и прогнали хищников.

В общем, со всех сторон нехорошо складывалось. Из Поднепровья выгнали, собственный удел остался без внимания. Тысячи воинов погибли понапрасну в чужих краях, княжеская казна выбрасывалась впустую, а болгары, глядишь, завтра снова полезут… Долгорукий смирился, что с мечтами о Киеве и впрямь надо распрощаться. Под конец жизни он начал устраиваться в Залесье прочно, навсегда. Край-то и впрямь был богатым. Деньги, которые утекали на уплату половцам, наемникам Берладника, на поддержку союзников, нашли иное применение, и выяснилось, что суммы набегают солидные, сделать можно очень много.

Долгорукий начал строить новый город, Юрьев-Польский. Задумывал, что город станет его резиденцией, новой столицей. Назвал своим именем, заложил в нем белокаменный храм в честь своего покровителя, св. Георгия Победоносца. Князь Андрей опять помогал отцу в мирных делах, возводил новую крепость в Москве — с этой стороны нападали и рязанцы, и голядь, пусть граница будет прикрыта понадежнее. Росла крепость в Переяславле-Залесском, восстанавливались Углич и Кснятин, сожженные Изяславом II. Долгорукий взялся не только укреплять, но и украшать свою землю. Стоит ли экономить на красоте? Пускай его княжество будет не хуже, чем у других. Велел строить сразу несколько каменных храмов. В Переяславле — Спаса-Преображения, в Кидекше, где останавливались святые Борис и Глеб — их имени.

Князь заново взялся и за хозяйство. Так же, как раньше, весь двор по осени грузился на возки и сани, длинным обозом отправлялись в полюдье. Вопросов и проблем накопилось предостаточно. Останавливались в каком-нибудь селе, съезжались крестьяне из соседних мест, сдавали дань, выстраивались в очереди на прием к князю, он разбирал тяжбы, выслушивал жалобы. Путешествия растягивались на целую зиму. Долгорукого по-прежнему сопровождала жена с ее боярынями, служанками. Надо сказать, греческая царевна к подобному образу жизни так и не привыкла, и постоянные переезды восторга у нее ничуть не вызывали. Но что делать? Неугомонный муж командовал, приходилось грузиться в теплые кибитки-возки, кочевать между деревнями, ночевать по избам и шатрам.

Юрию было уже за 60, но они сумели зачать еще одного ребенка. В очередное полюдье в 1154 г. Анна поехала беременной. Надеялись, что успеют добраться до городов, но осенняя распутица развезла дороги, и застряли в самой глуши, а тут пришло время рожать. Князь полагал, что это не беда. Выбрал сельцо на берегу Яхромы, вокруг раскинулся широкий походный город-стан. Застучали топоры, заскрипели поваленные деревья. Для князя и княгини мгновенно подготовили избы. А рожали русские традиционно в бане. Здесь-то имелась только обычная деревенская банька по-черному, несколько человек с трудом впихнутся. В нее и повели под ручки византийскую царевну — выбирать не из чего. Но повитухи свое дело знали, вскоре из-за банных дверей донесся писк младенца. Долгорукий радовался — еще один сын! А появился как раз под св. Дмитрия Солунского. Нарекли Всеволодом и по-христиански Дмитрием. Правда, остановиться пришлось надолго, пока жена оправилась, пока смогла путь продолжить. Но место князю понравилось, он приказал заложить тут город, назвал в честь ребенка Дмитровом.

А тем временем в остальных русских землях продолжался раздрай. Заигрывания Изяслава II с новгородцами совсем избаловали их. Они присвоили себе право самим избирать князей. Разгулявшись, выставляли вон уже и сыновей самого Изяслава II. Подыскивали таких, кто вообще не будет претендовать на какую-либо власть в их владениях.

Муромо-рязанское княжество окончательно распалось на два. Владимир Муромский оставался искренним другом Долгорукого, Ростислав Рязанский — врагом. Изяслав II не хотел оставлять Юрия в покое даже в Залесье, подзуживал рязанского князя. А Ростислав возомнил: если суздальцев выгнали с Днепра, значит, они слабы. Великий князь его поддерживал, чего ж стесняться? Ростислав разохотился заезжать на сопредельную территорию, обирать и угонять жителей. Долгорукий с сыном решили пресечь разбойничьи вылазки. Андрей скрытно выступил с дружиной и налетел на Рязань. Неожиданно ворвался в город, Ростиславу пришлось удирать в степи.

Андрей рассчитывал, что побежденный, помыкавшись туда-сюда, захочет мириться и получить назад свою столицу. Как водится, повинится, и ему продиктуют требования — принести присягу на верность, признать над собой старшинство суздальского властителя. Расположился в Рязани, ждал гонцов от Ростислава. Но тот был настроен иначе. Тайком сносился с горожанами, подогревал в них ненависть к суздальцам. А сам набрал орду половцев и подошел к городу среди ночи. Его сообщники перерезали стражу, открыли ворота, и рязанцы с половцами обрушились на сонных суздальцев. Андрея прикрыли телохранители, он едва успел вскочить в седло в одном сапоге, пробился с небольшим отрядом и ускакал в союзный Муром. Часть его дружинников перебили, других заточили в тюрьму, некоторых слуг в дикой злобе притащили на берег Оки и перетопили. Хотя теперь Ростислав уяснил, что Юрий и Андрей намного сильнее его. Набеги прекратил и постарался обезопасить себя на будущее — обратился к Ростиславу Смоленскому, признал его «отцом и покровителем».

А в Галицком княжестве умер Владимирко, престол унаследовал его юный сын Ярослав. Он вознамерился прекратить войну с Киевом. Направил послов к великому князю, соглашался повиноваться ему, «как отцу», быть «у стремени», приводить по его приказам галицкие полки. Не тут-то было! Смерть Владимирка окрылила Изяслава II. Не стало давнего противника, великолепного военачальника! Неужто трудно будет сокрушить мальчишку и забрать Галицию в полную собственность? Киевская рать с отрядами родственников хлынула на запад. Но и галичане поднялись как один, вывели все силы. Сшиблись у стен Теребовля. Рубили и давили друг друга целый день, измотались и разошлись.

Великий князь был в шоке. Вместо ожидаемой легкой победы его дружины очень поредели. Опасались, что галичане на следующий день сами перейдут в атаку, и Изяслав II струсил, приказал отступить. В Галицкой земле его воины набрали изрядное количество пленных, но государь велел оставить только бояр, за которых можно получить выкуп, а всех остальных перерезать… Вот такое на Руси было впервые. Не в бою, не в пылу мятежа, а хладнокровно, по расчету, русский великий князь пустил под нож тысячи русских людей. Впрочем, Изяслав II всегда был близок с западными монархами, а в Европе подобное было не редкостью. Куда же их девать, пленных, если они оказались лишней обузой?

Государевых дружинников приказ ничуть не смутил. Выполнили со спокойной совестью. Над ночным лагерем повис надрывный вопль, с хрустом падали мечи на беззащитные тела. Кто-то молил о пощаде, где-то убийцы медлили, требовали снимать одежду, сапоги, вдруг еще крест серебряный на шее остался. А командиры поторапливали — надо до рассвета успеть. Успели. Вопль становился все тише и оборвался… Изяслав II о совершенном как-то и не задумывался. Не удалось Галичем овладеть, это да, это и в самом деле казалось обидным, а возиться с пленными ему было в общем-то и некогда. Он спешил на собственную свадьбу. Ему нашли на Кавказе и уже везли по Днепру редкостную красавицу, абазинскую княжну.

Киев его ничуть не осудил. Какое там осуждать! Ведь предстояли новые торжества, гуляния и попойки — встреча князюшки из похода, встреча невесты, свадьба. А Изяслав подданных всегда жаловал, самолично посещал народные пиршества, поднимал кубок с простыми киевлянами. Можно ли не любить такого властителя? Столичные летописцы его всячески расхваливали, величали «господином добрым», «отцом», «благословенной отраслью доброго корня». И подобные славословия тоже были приговором Киевской Руси. Ее уже не было, она уже умерла, хотя и не осознавала этого, праздновала и веселилась…

Но то ли проклятия убитых галичан настигли князя, то ли невеста оказалась слишком юной и горячей для пожилого супруга, сразу после женитьбы он занемог и испустил дух. Горевали, лили слезы, опять пировали — на похоронах. А наследника определил не покойный государь, не князья. Нет, сейчас уже в открытую преемника назвали киевские бояре. Они пригласили брата Изяслава II, Ростислава Набожного Смоленского. Но не просто пригласили, а выставили ему целый список условий: чтобы он сохранил главенство марионеточного дяди Вячеслава, сохранил прежнее положение и привилегии самих бояр, дал в этом присягу — не бояре князю, а он им! А в таком случай и знать обещала служить ему.

Ростислав сперва согласился, но через пару месяцев, в начале 1155 г., Вячеслав слишком крепко посидел за столом, организм старика не выдержал, и в ту же ночь он преставился. А тут объявился и другой претендент на власть, не кто иной как Изяслав Давыдович Черниговский. В прежние времена он о Киеве и думать не смел, пристраивался к тому, кто посильнее, силился урвать город или область. Но сильные уходили из жизни, троном торговали, почему было не попробовать? Он нанял тучи половцев, связался со столичной верхушкой. Платил щедро, обещания давал еще щедрее.

Бояре оказались не против. Такая личность, как Давыдович, была им куда ближе, чем честный и принципиальный Ростислав Набожной. Он даже богатствами умершего Вячеслава никому не дозволил попользоваться, все до последней монетки пересчитал и отдал по монастырям и богадельням. Оживились и удельные князья. Сын Изяслава II Мстислав Волынский, такой же склочный, как его отец, принялся торговаться, что ему отвалят за помощь в войне?

Но Ростиславу Набожному все это было глубоко противно. Его уже достала грязная атмосфера в Киеве, ему были отвратительны интриги и потуги Давыдовича с Мстиславом. Губить людей в очередной драке он не пожелал. Хочется сидеть на престоле — сиди. Ростислав отказался от великого княжения и уехал к себе в Смоленск. О, столица с восторгом встретила Изяслава III. Знать получила нужные ей пожалования, чернь — дармовое пойло. Вот только похмелье было неприятным. Как гром грянуло известие: идет Долгорукий!

Да, суздальский князь снова решился. Два года просидел в Залесье, но в начавшейся свистопляске встрепенулся, загорелся. Это был его шанс! Последний в жизни шанс! Не выдержал, бросил все задумки, строящиеся города. Седлались лошади, строились и выступали воины… Причем Юрия неожиданно поддержал Ростислав Набожной. Раньше сражался против него по приказам старшего брата, а сейчас видел, что управлять страной достоин именно Долгорукий. Ростислав привел к нему смоленское войско, прибыл и старый друг Святослав Ольгович с северцами. Давыдовичу послали сказать — давай-ка, княже, освободи место.

Он робко пробовал возражать: дескать, не сам занял престол, его киевляне возвели. Но отговорки не помогли, а сопротивляться кишка была тонка. Отправился назад в Чернигов, и 20 марта 1155 г. в Киев торжественно вступил Юрий Долгорукий. Казалось, что сбываются и его планы о возрождении идеальной, единой Руси. Самые сильные князья признавали его и повиновались. Только Мстислав Волынский противился и безобразничал, «веселился убийствами и враждою», сжег города на Горыни, но Юрий простил его ради общего примирения, оставил ему Волынь.

Новый великий князь восстановил каноническое управление Церковью. Пригласил в Киев мудрых святителей Нифонта Новгородского, Мануила Смоленского, епископы подготовили поместный собор. Клима Смолятича сместили, обратились в Константинополь. Патриарх прислал на Русь митрополита Константина, он благословил Юрия и проклял память Изяслава II. Положение государя выглядело прочным. Он обустраивался в Киеве, за Днепром выбрал место для загородного дворца, назвал его «Раем». Распределил владения для сыновей — кому Переяславль, кому Туров, города на Роси. Ростов и Суздаль по традиции отдал младшим, Михаилу и грудному ребенку Всеволоду. А старшего Андрея, наследника и советника, посадил в Вышгороде, чтобы постоянно был под рукой.

И все были довольны, кроме… Андрея. Он, один из немногих, понимал, насколько обманчив блеск разлагающегося Киева. Осознавал, насколько чужды столице он сам и его отец. Чувствовал, что добром дело не кончится. Его тянуло уехать. Долгорукого поражали подобные мысли сына. Они же победили! Они восстановили попранное право, возвратили себе высшее положение на Руси. И вдруг — уехать? Это было совершенно дико, нелепо. Приказывал выбросить из головы блажь, заняться насущными вопросами: посовещаться с боярами, побывать на вече, выработать умное решение. Андрей выполнял. Но чем дальше, тем больше укреплялся в желании — прочь отсюда. Хотя с другой стороны, как можно без воли отца? Он колебался, мучился, переживал.

Толчок дал совершенно необычный случай. В Вышгороде, в женском монастыре, находилась чудотворная икона Пресвятой Богородицы, по преданию написанная самим св. евангелистом Лукой. Однажды обнаружили, что она стала выходить из киота. Ее возвращали на место, но наутро киот снова оказывался пустым, а икона находилась отдельно. Андрей воодушевился, воспринял это как знак. Сама Пресвятая Богородица хочет уехать! Теперь его уже не мог остановить никто. Отпрашиваться у отца он больше не стал. Взял чудесный образ Божьей Матери, позвал всех желающих и в конце 1155 г. двинулся в дорогу.

Когда Долгорукий узнал о странном поступке сына, он удивился, «негодоваша на него велми», слал вслед гонцов, требовал одуматься. Но Андрей не реагировал, ехал дальше. По пути, в разоренных войнами городках, в разграбленных деревнях, люди узнавали, куда направляется колонна, и многие тоже присоединялись к ней. Там, в неведомых залесских краях, наверное, будет лучше, а князь никому не отказывал. По бескрайним снегам, сквозь заносы и метели, на север тянулся огромный обоз. Колыхались в седлах княжеские воины, шагали монахи, священники, землепашцы, ремесленники. На повозках, среди нехитрого скарба, сидели закутавшиеся жены с детишками.

Это был Исход Руси. Сама Русь уходила на север, в новую Землю Обетованную. А во главе колонны везли на санях икону Пресвятой Богородицы — Она вела народ за собой. Она и ее верный слуга князь Андрей. Задумывался ли он, что становится русским Моисеем? Вряд ли. Дорога была долгой, нелегкой, заботы, хлопоты. Но и Божья Мать не оставляла людей без своего покровительства. Добрались до болот водораздела Днепра и Волги, а тут грянула весенняя оттепель. Послали отрока проверить переправу через реку Вазузу, и на глазах князя и его окружения отрок провалился под лед вместе с конем. Все ахнули, взмолившись к Богородице, и слуга вдруг вынырнул, спасся.

Передохнули в Москве и двинулись вдоль Клязьмы. Уже и потеплело, луга поднялись буйными травами, воздух наполнили ароматы цветов. Решили сделать остановку на Рогожских полях. С возка сошла поразмяться беременная попадья, жена священника Микулы. Вечерело, вокруг путешественники раскидывали шатры, привычно высекали огонь для костров. Но красота и благодать всколыхнулась вдруг ужасом. Конь взбесился, скинул седока и налетел на женщину, стал топтать ее копытами, рвать зубами. Считали — все кончено. Микула в отчаянии воззвал к Божьей Матери, и лошадь бросила его супругу, унеслась в лес. А попадья поднялась вся в синяках, в шоке старалась прикрыть округлый живот клочьями одежды и жаловалась, что конь «съел» ее платье. Но она оказалась целой и невредимой, вскоре родила здорового ребенка[103].

Ну а потом княжеский обоз достиг Владимира, повернул на Суздаль — и не дошел. Кони встали, и их никак не могли заставить сдвинуться с места. А Андрею во сне явилась Сама Богородица, указала, что Ее икона должна остаться во Владимире. Она и стала называться Владимирской. Там, где остановились кони, князь основал монастырь и село, назвал его Боголюбовом… Кстати, и село Рогожи, где Пресвятая Заступница выручила попадью, поменяло название, но много позже. В XVIII в. его преобразуют в город, вспомнят давнее чудо и назовут Богородском (ныне Ногинск).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.