Появление ханов в Киргизии в XIX–XX вв.: узурпация или национально-освободительная борьба?

Уникальность возведения влиятельного киргизского манапа племени сары-багыш Ориона Ниязбек уулу (Урмана Ниязбеко-ва) в ханы киргизов в 1842 г. состоит в том, что прежде институт ханской власти среди киргизов не существовал: они находились в подчинении у чагатайских ханов, затем — у джунгарских или казахских монархов, а в XIX в. — у кокандских ханов. Все эти правители, как правило, назначали наместников из числа самих киргизов, которым жаловали титулы в соответствии с собственной иерархией. Так, сам Орион в свое время был пожалован высоким кокандским званием парвоначи[679]. Чингизидов среди киргизов (в отличие от казахов или узбеков) никогда не было, и они выделяли в качестве «белой кости» потомков неких родоначальников киргизского народа[680].

Тем не менее в 1842 г. (а по некоторым сведениям — даже в 1831 г.) Орион был торжественно возведен в ханы, и его власть была признана рядом киргизских родов. Сама церемония интронизации (поднятие на белом войлоке) и последующие действия новоизбранного хана свидетельствовали о заимствовании традиций из опыта чингизидских государств. Хан издавал указы (в русской традиции — «декреты», по-видимому, имелись в виду ханские ярлыки), создал ханский совет, исполнявший также и судебные полномочия[681]. Таким образом, киргизский хан, по крайней мере формально, видел себя в какой-то степени преемником ханской власти Чингизидов, на которую, в силу своего происхождения, а также отсутствия традиций этого института в Киргизии, прав не имел.

Международного признания в качестве хана Орион так и не получил. Например, русские власти в 1850-е гг. писали ему как «почтеннейшему манапу»[682]. Кроме того, и сам Орион вел переговоры с российскими властями о вступлении киргизов в подданство Российской империи, т. е., по-видимому, не рассматривал себя как суверенного правителя.

Любопытно отметить, что сам Орион, кажется, даже после своего возведения в ханы не вступал в прямую конфронтацию с Кокандом. Так, ок. 1847 г. он по поручению кокандского сановника Лашкара-кушбеги вместе с другим предводителем племени сары-багыш Убайдаллахом разгромил маньчжурский отряд, вторгшийся в киргизские земли. Впрочем, поскольку этот факт известен Из кокандских придворных хроник[683], трудно сказать, действовал Ли Орион и в самом деле по распоряжению кокандских властей Иди же отражал нападение, совершенное на его собственные владения, что оказалось небезвыгодным и для кокандцев.

Таким образом, можно сделать вывод, что Орион сам, вероятно, сознавал неполную легитимность своего избрания в ханы и, соответственно, не настаивал на титуловании себя ханом в международных отношениях, чтобы не вызывать обвинений в узурпации[684]. Тем не менее его вступление на ханский трон послужило прецедентом и для других: вождь киргизского племени бугу Бором-бай также объявил себя ханом, хотя признавался в качестве такового лишь среди своих собственных соплеменников[685]. Он даже видел в Орионе своего соперника: именно племя бугу с согласия (если не по прямому распоряжению) Боромбая в 1855 г. напало на Ормона, и 80-летний хан погиб в битве[686].

Трудно сказать, какими именно причинами было обусловлено столь нетипичное для киргизов решение провозгласить собственного хана. Анализ социально-экономических и политических условий в Киргизии к моменту вступления Ормона на трон дает основание предположить, что это был именно акт национально-освободительной борьбы. Исследователи отмечали сложность экономической ситуации в Киргизии: среднеазиатские ханства начали интенсивно «втягивать» киргизов в орбиту своего экономического влияния, причем использовали для этого как хозяйственные методы (внедрение торговых отношений среди самих киргизов), так и религиозную пропаганду. Кроме того, именно в этот период в Казахстане наиболее активно действовал Кенесары Касымов, который стремился подчинить своей власти и киргизов (помня, что некогда они подчинялись его предкам-ханам). Неудивительно, что путем избрания собственного хана и признания его власти многими разрозненными киргизскими племенами «последний раз в истории киргизского народа была сделана попытка создания политического объединения»[687]. Именно Ормон возглавил объединенные силы киргизов и кокандцев в сражении, в котором Кенесары был разгромлен и взят в плен, а затем казнен[688].

Таким образом, можно сделать вывод, что Ормон, несмотря на попытки проведения реформы системы управления в своем «ханстве», по большому счету был своего рода военным вождем, необходимость в котором возникла лишь в связи с тем, что положение киргизов в это время оказалось наиболее опасным. Он также стал своеобразным символом, знаменем, вокруг которого объядинялисъ его соплеменники для совместного отражения внешней агрессии, тогда как во внутренней жизни ханская власть частью киргизских племен признавалась лишь номинально или не признавалась вообще[689]. Особого влияния на последующее политико-правовое развитие Киргизии правление Ормона, в принципе, не оказало, тем более что вскоре ряд киргизских племен принял российское подданство.

Попытки установления института ханской власти в Киргизии имели место и во время мощного центральноазиатского восстания 1916 г., когда, как мы помним, аналогичные попытки предпринимались и в Казахстане. Восставшие киргизы Семиреченской области избрали в ханы трех манапов: «кочкорского хана» Канаат Абукина (который, правда, когда был захвачен в плен, отрицал, что получил ханский титул), Мокуша Шабданова в племени сары-багыш и Батырхана Ногаева в племени бугу[690]. Появление последних двух «ханов», по-видимому, явилось в какой-то степени подражанием избранию в середине XIX в. киргизских ханов Ориона в племени сары-багыш и Боромбая в бугу. Как и казахи, киргизы требовали отделения от Российской империи и создания собственного независимого ханства[691].