Петербургский комитет

Русское бюро ЦК опиралось прежде всего на петербургскую партийную организацию и работало в тесном контакте с Петербургским комитетом. Петербургский комитет стал важным центром партийной работы в России с первых же дней войны. Его связи с местными партийными организациями и группами непрерывно росли. В сентябре 1915 г. ПК в письме Центральному Комитету сообщал: «В настоящее время имеются сношения с Москвой, Иваново-Вознесенском, Харьковом, Екатеринославом, Киевом, Нижним Новгородом (Сормовом), Самарой, Саратовом, Царицыном, Пермью, Екатеринбургом, Ревелем, Нарвой, Тверью, Тулой, Кавказом. Уже из этого перечня вы сами можете видеть, в каком объеме необходимо ПК развивать свою деятельность»[155].

Когда происходили перерывы в деятельности Русского бюро ЦК, Петербургский комитет фактически выполнял его роль, оказывал идейную и организационную помощь местным организациям, снабжал их литературой, необходимыми связями и т. д. Оценивая антивоенную деятельность Петербургского комитета, Н. К. Крупская сообщала в конце февраля 1915 г. в Стокгольм: «В Питере очень деятельный ПК, стоящий на точке зрения ЦО, только публика горячая и молодая. Жаждут связаться с ЦК»[156]. Через несколько месяцев она вновь подтверждает: «Пишут, что ПК… орудует недурно, выпускает много листков», номера «Социал-Демократа» «получают аккуратно… были встречены с большой радостью»[157]. В. И. Ленин отмечал в октябре 1915 г., что деятельность Петербургского комитета — «поистине образец социал-демократической работы во время реакционной войны, при самых трудных условиях»[158].

Охранка отлично понимала огромную роль Петербургского комитета большевиков и стремилась заслать в него как можно больше провокаторов. Для Петрограда, по некоторым данным, установилась средняя норма продолжительности нелегальной деятельности партийного работника, равная трем месяцам[159]. Трудно сказать, насколько эти данные точны. Но во всяком случае, они весьма близки к действительности. Аресты то и дело обрушивались на петроградских большевиков. За время войны Петербургский комитет десятки раз подвергался разгрому. Но царизм оказался бессильным парализовать его деятельность. На место одних работников приходили другие. После очередного разгрома ПК вновь и вновь возрождался. Вот два характерных признания петроградской охранки. 12 июля 1916 г.: «Несмотря на ряд последовавших частичных ликвидаций, работа большевиков все продолжает расти и шириться»[160]. 2 января 1917 г.: «После ряда весьма чувствительных ударов, нанесенных социал-демократам большевикам… руководящий коллектив социал-демократов большевиков все же остался и продолжал свою подпольную работу»[161].

В тяжелые годы войны партия проявила исключительную стойкость и крепость, умение сочетать различные формы борьбы, приспосабливаться к резко изменяющимся условиям. Огромную роль в этом сыграло то обстоятельство, что в предвоенные годы сложилось прочное ядро рабочих-правдистов, образовалась широкая сеть фабрично-заводских ячеек, действовавших в самой гуще пролетариата. Партийное строительство на основе фабрично-заводских ячеек развивалось и во время войны. Через низовые ячейки, которые были окружены слоем сочувствующих и тесно связаны с рабочей массой, сравнительно немногочисленная в то время партия большевиков могла руководить широким фронтом революционной борьбы.

Большевистские центры в Петрограде, хотя и находились в глубоком подполье, сохраняли прочные связи с революционным пролетариатом столицы, так как опирались на партийные ячейки, существовавшие почти на всех крупных предприятиях. На Путиловском заводе большевистская организация насчитывала более 100 человек, на заводах «Новый Лесснер» — 75–80, «Розенкранц» — около 80, «Старый Парвиайнен» — около 45, «Старый Лесснер» и Русско-Балтийском — по 30 человек, «Эриксон» и «Новый Промет» — около 15 человек. Пусть небольшие, эти организации были душой всех революционных выступлений, пользовались авторитетом и влиянием среди передовых рабочих. Здесь имелись опытные большевистские руководители, выросшие в рабочей среде. Они связывали ПК и районные комитеты с заводскими коллективами, умели действовать самостоятельно, сообразуясь с обстановкой. Такими видными пролетарскими вожаками были рабочий И. Д. Чугурин с завода «Айваз», А. К. Скороходов с завода «Дюфлон», И. М. Гордиенко с завода «Нобель», В. Н. Каюров с завода «Эриксон», Н. Ф. Свешников с завода «Старый Лесснер», Ф. А. Лемешев, В. П. Алексеев и С. И. Афанасьев с Путиловского завода, П. А. Алексеев с Арматурного завода, П. Т. Коряков с Русско-Балтийского завода, С. С. Лобов с завода «Розенкранц» и многие другие.

Все они прошли большую революционную школу и закалились в боях с самодержавием. Так, Чугурин, сын кадрового пролетария, с одиннадцатилетнего возраста начал работать на Сормовском машиностроительном заводе сначала учеником, а затем рабочим-жестянщиком. В 1902 г. вступил в ряды социал-демократии и вскоре проявил недюжинные способности большевика-организатора. В годы первой русской революции был одним из руководителей вооруженного восстания в Сормове. Весной — летом 1911 г. вместе с группой большевиков-практиков обучался в ленинской партийной школе в Лонжюмо, под Парижем. Кипучая революционная работа, три ареста и семь лет «отсидки» в царских тюрьмах, ссылка в Нарымский край — вот тот жизненный «университет», который закалил большевика Чугурина. Человек неуемной энергии, он был душой выборгской партийной организации. Скороходов, также активный участник первой русской революции, являлся одним из руководителей исполнительной комиссии ПК. Афанасьев вел большую работу в Нарвском районе, а Василий Алексеев — потомственный путиловский пролетарий — был признанным вожаком рабочей молодежи Нарвского района. «Мы были сильны, сплочены, спаяны, — вспоминает об этих днях С. И. Афанасьев, — тесная семья, способная жертвовать всем в борьбе за рабочее дело»[162].

Прочная связь с передовыми слоями пролетариата давала возможность партии вновь и вновь возрождать свои организации, сплачивать ряды революционных борцов. Вот, к примеру, Петроградский райком партии столицы. В течение 1916 г. он, по воспоминаниям активного работника районной организации А. М. Плужникова, проваливался 3–4 раза. «Мне кажется, — рассказывает он, — что не было такого района в Петрограде, который бы так пострадал от разгрома царской охранки, как Петроградский район. И все-таки партийная работа не только не прекращалась, но, наоборот, развертывалась все шире»[163]. Взамен арестованных членов партии в районную организацию вливались новые пополнения из рабочего актива.

Такой процесс наблюдался и в большинстве заводских коллективов. Возьмем Путиловский завод. В связи с забастовкой в феврале 1916 г. здесь произошли массовые аресты, партийные группы распались. Связь с районным комитетом была потеряна. Последний также вскоре перестал существовать. Но так продолжалось недолго. Уже в середине 1916 г. партийная работа оживилась, в мастерских опять появились партийные группы, которые, выделив по одному представителю, воссоздали исполнительную комиссию Нарвского райкома партии. Таким образом, сохранившаяся от ареста небольшая группа путиловских большевиков во главе с Ф. А. Лемешевым не только возродила заводскую партийную организацию, но и восстановила районный комитет партии[164].

Уже осенью 1915 г. в Петрограде действовала хорошо налаженная нелегальная структура партийных организаций. «Так же как и раньше, — вспоминает Шляпников, — основной партийной ячейкой были заводские кружки, выбиравшие заводской коллектив, который входил в состав районной конференции, избиравшей «районный комитет», а конференция последних избирала уже Петербургский комитет, принимая во внимание районное представительство. Однако в силу конспирации иногда было трудно созвать конференцию, и тогда Петербургский комитет принимал в число членов простого делегата от районного комитета»[165]. Надо сказать, что Шляпников несколько преувеличивает роль выборного начала, которое в годы войны приходилось поневоле значительно ограничивать. Обычно практиковалась кооптация руководящих органов: низовые ячейки выделяли своих представителей в районный комитет, те — в городской комитет, который также обладал правом кооптации.

При районных и городских комитетах создавались различные коллегии: пропагандистская, литературная, организаторская и др. Ведущее место обычно занимала организаторская коллегия. Петербургский комитет разработал специальное положение об организаторской коллегии райкома, в котором говорилось:

«Организаторская коллегия представляет из себя коллектив всех местных организаторов: выборных от отдельных групп и кооптированных. Организаторская коллегия является подсобной организацией при РК и вместе с тем школой для подготовки новых организаторов. Как подсобная организация при РК, организаторская коллегия ставит целью своей деятельности: 1) расширение и укрепление организации на местах; 2) восстановление организаций, временно прекративших свою деятельность или потерявших связь с районом; 3) организацию новых групп; 4) обслуживание своих партийных организаций литературой»[166].

В состав ПК в 1916 — начале 1917 г. входили Н. Ф. Агаджанова, С. И. Афанасьев, Н. К. Антипов, К. Н. Блохин, А. Н. Винокуров, В. Н. Залежский, Ф. А. Лемешев, П. Т. Коряков, А. П. Костина, А. К. Скороходов, Н. Г. Толмачев, И. Д. Чугурин, К. И. Шутко, В. В. Шмидт, Э. К. Эйзеншмидт и др. ПК представлял собой слаженный коллектив борцов-единомышленников, имевших большой опыт революционной работы. Петербургский комитет накануне революции, писал один из его членов, «жил неразрывной жизнью с рабочей массой. Ни одного общего вопроса не решал он безучастия массы, а наоборот, он ее всегда втягивал в обсуждение и решение их… В нем царил дух коллективной спайки и творчества»[167]. В Петербургском комитете преобладали кадровые рабочие-металлисты. Их было девять, а интеллигентов шесть. Но характерно, что, например, одного из активнейших работников ПК, В. Н. Залежского, интеллигента по происхождению, в среде питерского пролетариата уважительно называли «наш рабочий»[168]. Другой активный деятель Выборгского райкома и Петербургского комитета — Н. Ф. Агаджанова по заданию партии поступила на завод «Новый Промет» простой работницей и быстро приобрела авторитет в заводском коллективе.

Петербургский комитет с полным основанием мог заявить в своей газете «Пролетарский голос» в декабре 1916 г., что «за все время войны деятельность Петербургского комитета не прерывалась ни на один день, несмотря ни на военное положение, ни на рьяную старательность полицейских ищеек…»[169]. Общегородская партийная конференция, состоявшаяся 19 июля 1915 г. в Ораниенбауме, завершила процесс восстановления петроградской организации. В первомайском номере газеты «Социал-демократ» за 1915 г. отмечалось, что «организация ПК охватывает все районы»[170]. С этого времени начинается неуклонный рост рядов столичной организации: летом 1915 г. — 500–550 членов, осенью 1915 г. — 1200 членов, к началу 1917 г. — 2000–3000 членов[171].

Лицо петроградской большевистской организации, ее сила и оперативность определялись, прежде всего, широкой сетью нелегальных фабрично-заводских партийных ячеек (или групп). С весны 1915 г. по осень 1916 г. их число возросло более чем в полтора раза — с 49 до 84. Партийные ячейки имелись на большинстве крупных металлообрабатывающих и частично текстильных предприятиях города.

В конце 1916 — начале 1917 г. в состав петроградской партийной организации входили: девять городских районных организаций (выборгская, нарвская, московская, 1, 2 и 3-я городские, петроградская, невская, василеостровская), три национальных района (Латышский, Литовский, Эстонский), четыре пригородные районные организации — сестрорецкая, пороховская (шлиссельбургская), колпинская, кронштадтская и существовавший на правах самостоятельного района при ПК Объединенный комитет социал-демократических фракций высших учебных заведений Петрограда[172].

Ведущим партийным коллективом являлись большевики Выборгского района, где находились крупнейшие металлообрабатывающие и машиностроительные заводы. Здесь были сосредоточены лучшие революционные силы петроградских пролетариев. В выборгской районной организации в начале 1917 г. насчитывалось 500–600 членов партии[173]. Председателем Выборгского районного комитета партии с осени 1916 г. был Иван Дмитриевич Чугурин.

Отбыв ссылку, он приехал в Петроград в разгар октябрьских стачек 1916 г. и поступил работать жестянщиком на завод «Новый Промет», потом, избегая преследований полиции, перешел на завод «Айваз». С ноября 1916 г. Чугурин возглавил выборгскую районную организацию, а затем был кооптирован в состав исполнительной комиссии Петербургского комитета.

Выборгский районный комитет был тесно связан с заводскими партийными ячейками, направляя их деятельность, организовывая все политические кампании и революционные выступления рабочих. Кроме того, комитет поддерживал связи с железнодорожниками Финляндской железной дороги, с партийной ячейкой Политехнического института, с революционными солдатами 181-го пехотного запасного и Московского гвардейского полков, расквартированных на Выборгской стороне. Русское бюро ЦК и ПК в первую очередь опирались на выборгскую партийную организацию. За счет ее актива чаще всего пополнялись руководящие партийные органы столицы. Нередко в моменты очередных провалов Петербургского комитета Выборгский райком брал на себя функции общегородского партийного центра и восстанавливал ПК РСДРП.

Вторым районом столицы по степени сплоченности пролетарских сил являлась Нарвская застава. В нарвско-петергофской районной партийной организации к началу 1917 г. насчитывалось 800 большевиков. Во главе райкома партии стояли большевики-путиловцы Ф. А. Лемешев — ответственный организатор района, С. И. Афанасьев, сменивший на этом посту Лемешева после его ареста в январе 1917 г., Т. В. Барановский, активный участник революции 1905 г., В. П. Алексеев, И. Я. Генслер и др. Болыпевики-путиловцы, составлявшие главную силу районной организации, поддерживали связи с солдатами Измайловского и Петроградского полков, а также с воинскими частями, расположенными в Ораниенбауме и Стрельне.

Помимо районных организаций ПК опирался также на партийные группы, которые имелись в некоторых сохранившихся легальных рабочих объединениях (страховые учреждения, больничные кассы, общество Красный Крест). При ПК существовало несколько специальных групп, объединявших членов партии по профессиям (металлисты, печатники, деревообделочники, железнодорожники). Особенно крепкой была группа питерских большевиков-печатников. Она являлась партийной фракцией профсоюза печатников и объединяла партийные ячейки в типографиях и переплетных фабриках. В начале войны профессиональный союз печатников был закрыт, но по инициативе большевиков правление его перестроилось и ушло в подполье. Был создан так называемый «Руководящий коллектив» петроградских печатников, который через Н. К. Антипова (члена исполнительной комиссии ПК) был тесно связан с Петербургским комитетом большевиков. «Наряду с профсоюзной и партийно-организационной работой среди печатников, — вспоминает А. Я. Тиханов, — «Руководящий коллектив» выполнял важнейшее партийное задание — обслуживал Петербургский комитет РСДРП типографской техникой. Вся масса нелегальной партийной литературы — газеты, брошюры, листовки набирались и выпускались печатниками-большевиками и теми беспартийными, которые сочувствовали большевикам. Они же обеспечивали шрифтом и оборудованием многочисленные подпольные партийные типографии»[174].

По подсчетам М. Г. Флеера, с июля 1914 г. по февраль 1917 г. большевиками в Петрограде было организовано 19 подпольных типографий («техник»), из них 12 печатных, причем непосредственно Петербургскому комитету принадлежало 9 типографий, остальные имелись в районах и даже на отдельных заводах[175]. Наиболее крупные нелегальные типографии ПК были организованы Т. Кондратьевым в Озерках (конец 1915 г.) и Н. К. Антиповым в Новой Деревне (конец 1916 г.). Кроме того, ПК использовал и легальные типографии. «Петербургский комитет, — рассказывает один из его активных работников, С. Боголепов, — давал ведающему «техникой» оригинал, с которого в какой-нибудь легальной типографии делался набор и отливалось до 10–15 стереотипов. Здесь стереотипы отвозились в районы города, где и печатались с них листовки ручным способом — валиком. Насколько помню, в 1915–1916 годах были случаи, когда Петербургский комитет посылал матрицы в Москву и провинцию»[176]. Таким образом Петербургский комитет не только наладил систематическое издание листовок[177], но смог выпустить четыре номера нелегальной газеты «Пролетарский голос» (№ 1 — февраль 1915 г., № 2 — 23 февраля 1916 г., № 3–1 мая 1916 г. и № 4 — 18 декабря 1916 г.)[178].

Организация подпольной печати — одна из самых ярких и героических страниц в истории Петербургского комитета военного времени. Жандармы сбивались с ног в поисках подпольных большевистских типографий. С помощью провокаторов им удалось ликвидировать некоторые из них, но издательская деятельность питерских большевиков продолжалась. Когда в ночь с 9 на 10 декабря 1916 г. типография в Новой Деревне подверглась полицейскому разгрому и набор четвертого номера «Пролетарского голоса» был приостановлен, Петербургский комитет создал бригаду печатников, которая во главе с Антиповым и Тихановым, проявив исключительную находчивость и смелость, ночью вторглась в типографию Альтшулера, помещавшуюся на Фонтанке, и к рассвету успела набрать и отпечатать двухтысячный тираж газеты. Типография в Озерках так и не была обнаружена полицией и просуществовала вплоть до мартовских дней 1917 г. А небольшие нелегальные «техники» — маленькие переносные типографии вообще были неуловимы.

Широко развернув нелегальную работу, петроградские большевики умело использовали и малейшие легальные возможности для усиления революционной борьбы. Особенно успешно использовались в этих целях больничные кассы[179]. В большинстве больничных касс Петрограда, да и других индустриальных центров, преобладало влияние большевиков. «В Питере, — пишет А. А. Андреев, работавший в годы войны в Путиловской больничной кассе, — почти все больничные кассы были в руках большевиков. Как правило, секретари касс были большевиками. Набор сотрудников контролировался партийными организациями. Все это давало возможность широко использовать больничные кассы для соединения легальной и нелегальной работы»[180]. Крупную роль играла больничная касса Путиловского завода, которая, по словам Н. И. Подвойского, была «одним из центров подпольной работы нашей Петербургской организации в период империалистической войны»[181]. В этой кассе имелась сильная группа большевиков. Здесь регулярно обсуждались партийные дела не только завода, но и Нарвского района, писались листовки, хранилась нелегальная литература.

Всероссийским центром больничных касс являлся Страховой совет, при котором существовала рабочая группа. Ведущие позиции в ней также занимали большевики. К январю 1916 г. из 15 членов рабочей группы осталось всего четыре, остальные были репрессированы царским правительством. В связи с таким положением большевики настояли на дополнительных выборах в рабочую группу Страхового совета. Они состоялись 31 января 1916 г. В канун выборов петербургский комитет призывал рабочих провести выборы под знаком борьбы с социал-шовинистами, окопавшимися в Военно-промышленном комитете. «Кто хочет, чтобы темная работа наемников капитала была раскрыта и разоблачена, — говорилось в листовке ПК, — тот должен бросить камень в урну господ Гвоздевых и Емельяновых и голосовать за представителей последовательной демократии. Кто из рабочих думает, что дело страхования есть часть борьбы рабочего класса за свое господство над миром труда, тот должен выбирать только представителей последовательной демократии»[182].

Выборы принесли новый успех большевикам. Их список получил 39 голосов из 70[183]. «Большинство больничных касс, — писал журнал «Вопросы страхования», подводя итоги выборов, — пошло за последовательными марксистами и отклонило предложение ликвидаторов (т. е. оборонцев. — Авт.). Прошел список последовательных марксистов, кроме одного ликвидатора, и то благодаря тому, что имя одного товарища — последовательного марксиста перепутали в бюллетенях»[184]

Большевики еще больше укрепили свои позиции в рабочей группе Страхового совета. Целиком в их руках находился и орган этой группы журнал «Вопросы страхования», издание которого было возобновлено в феврале 1915 г. Он выпускался при участии правдистов К. С. Еремеева, Н. И. Подвойского, А. Н. Винокурова, А. Т. Радзишевского (Р. Арского), 3. Т. Фаберкевича и др. Фактически это был всероссийский большевистский орган, который учил своих читателей, что страховое дело следует вести «всегда в полном согласии с основными задачами рабочего класса, как их понимает его идейная руководительница»[185], т. е. Большевистская партия.

Преодолевая свирепые рогатки царской цензуры, журнал умел проводить революционные взгляды, разъяснять империалистический характер войны, бороться против социал-шовинизма. Так, в № 5 журнала (май 1916 г.) была опубликована статья В. И. Ленина «О германском и не германском шовинизме». Журнал оказывал большое влияние на передовые слои рабочего класса. Один из его читателей писал: «Журнал «Вопросы страхования» необходим теперь нам, как пища и воздух… Журнал «Вопросы страхования» в настоящее время оскудения демократической мысли есть оазис среди пустыни; он — светлый луч среди мрака; он — путеводитель пролетария, оградитель души пролетарской от всяких шовинистических чувств и настроений»[186].

Таким образом, партия накануне Февральской революции обладала в Петрограде прочными позициями и в подполье, и в легальных организациях. Шаг за шагом петроградская организация большевиков восстанавливала свою боеспособность и развертывала огромную работу среди рабочих и солдат столицы. Выборы в рабочие группы Центрального военно-промышленного комитета и Страхового совета наглядно показали, что питерские большевики даже в тяжелейших условиях войны не только сохранили, но и упрочили свое влияние на передовые кадровые слои петроградского пролетариата.