4.2. СИСТЕМА САМООБРАЗОВАНИЯ В ЭМИГРАЦИИ КАК ЧАСТЬ ПЛАНА ВОСПИТАНИЯ ЭМИГРАНТСКОЙ МОЛОДЕЖИ В ДУХЕ ДЕРЖАВНЫХ РОССИЙСКИХ ТРАДИЦИЙ
Западная Европа после Версальского мирного договора представляла собой конгломерат стран с пошатнувшейся экономикой и трудноразрешимыми социальными задачами, где большинство правительств не всегда могли обеспечить занятость собственных граждан, порождая серьезную конкуренцию на рынке труда между западноевропейскими народами.
Отдельные благотворительные акции состоятельных русских эмигрантов в пользу неимущих соотечественников и частные пожертвования родственников последнего государя не могли изменить к лучшему жизнь десятков тысяч нуждающихся людей, прибывших из еще более бедных стран Юго-Восточной Европы.
Борьба за достойное существование во Франции 1930-х годов требовала усилий, и те из военных эмигрантов, кто был не в состоянии обеспечить сносный заработок, невольно опускался на социальное дно. Упадок качества жизни сопровождался и крушением последних надежд, и такого человека вскоре поглощали «воды медленной Леты».
Именно нужда заставляла бывших командиров корпусов и дивизий сдавать экзамены на право вождения автомобиля и бороздить целыми днями парижские улицы в надежде заработать лишний франк. Постоянное безденежье вынуждало доблестных казаков, еще недавно одним своим лихим видом обращавших в бегство численно превосходящих большевиков, собираться в труппы и развлекать досужую публику джигитовкой в многочисленных провинциальных городах.
Легендарный кубанец, генерал-лейтенант А.Г. Шкуро, найдя для финансирования своего проекта некоего мецената-сирийца, организовал цирковую труппу, набрал казаков-добровольцев и зарабатывал «на жизнь» исполнением головокружительных трюков, параллельно выплачивая своему «продюсеру» грабительские проценты. Бедственное материальное положение делало из бравых поручиков и штабс-капитанов балалаечников в русских ресторанах и чайных. Многие офицеры на чужбине становились хористами и развлекали публику волнующей душу русской песней. Лица, имевшие в запасе курс императорских гимназий, нанимались на разные работы, где только могли применить знание иностранного языка, а недавняя военная молодежь, получившая возможность учиться гражданским профессиям, спешно переквалифицировалась в инженеров различных специальностей, биологов, врачей, агрономов и почвоведов.
Для желающих была открыта и военная карьера, сопряженная со службой в Иностранном легионе, дававшая право на получение французского гражданства по прошествии времени и при наличии заслуг перед Республикой. Перед детьми и эмигрантской молодежью открывались возможности поступить на учебу в русские кадетские корпуса. Русским офицерам, желающим повысить свой образовательный уровень, рекомендовалось поступать слушателями на Высшие военные курсы, организованные в Париже под руководством генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина. Замыслы о подготовке квалифицированных военных кадров появились у Врангеля сразу после переезда частей на Балканы. Тогда у командования Русской армией преобладало мнение о том, что советская власть неизбежно должна рухнуть, и после ее гибели страну может охватить полная анархия, как это уже было в 1917 году. В ходе наведения государственного порядка особое значение приобретет новая армия, которую нужно будет создавать на основе существующей Красной армии, что, в свою очередь, потребует немалого количества грамотных офицеров, довольно хорошо знакомых с опытом Великой войны и его влиянии на современную военную науку. Эти офицеры должны будут встать у истоков формирования и воспитания нового корпуса офицеров, поскольку существовавший тогда командный состав РККА в массе своей был малопригоден для этих целей. После окончания Гражданской войны в распоряжении Главнокомандующего осталось совсем немного штаб-офицеров с высшим военным образованием, и для пополнения их рядов в будущем Врангель рассчитывал открыть русскую Академию Генерального штаба на территории Королевства СХС и в Болгарии.
Выбор Врангеля пал на Николая Николаевича Головина, которому Главнокомандующий хотел поручить заботу о создании высшего военно-учебного заведения за границей. Однако тот не торопился принять предложение Врангеля, обосновывая свое нежелание браться за организацию учебного процесса отсутствием документально обобщенного опыта Великой войны и нехваткой квалифицированного профессорско-преподавательского состава. Принимая доводы Головина, Врангель тем не менее настоял на проведении подготовительной работы и обретения всего необходимого для открытия полноценной военной академии, как только для этого в эмиграции создадутся все предпосылки. Головин согласился, приступив к работе над фундаментальным научным трудом под общим названием «Мысли об устройстве будущей Российской вооруженной силы», в котором конспективно осмыслил боевой опыт каждого из родов русского оружия в Великой войне. На основании ряда выводов, сделанных Головиным в ходе написания книги, им были сформулированы замечания на основе обобщенного военного опыта организации вооруженных сил России, а также его влияния на внутреннюю политику государства в мирное время. Работу над своей книгой Головин проводил при непосредственном участии великого князя Николая Николаевича, бывшего, как известно, Главнокомандующим русской армией до той поры, как эту ношу принял на себя покойный Государь император. Трудясь над книгой, Головин знакомил великого князя с проектами каждой главы, вносил замечания его высочества принципиального характера и согласовывал с ним окончательную редакцию каждой главы.
Для подготовки полноценного учебного пособия Головину потребовалось целых 5 лет. Параллельно с написанием книги генерал Головин занимался подбором потенциальных преподавателей будущих курсов, которых он выбрал из числа русских офицеров, занимавшихся самообразованием в военных кружках. Именно этой аудитории Головин предлагал ознакомиться с оттисками отдельных глав его будущей книги по мере их опубликования. Таким образом, очень скоро в Париже стало насчитываться несколько десятков самообразовательных кружков, число которых со временем достигло более полусотни, в которых занималось свыше полутысячи офицеров, объединившихся со временем в «Курсы Высшего военного самообразования». Курсы получили дополнительную материальную поддержку от великого князя и стали прообразом знаменитых парижских Высших военно-научных курсов генерала Головина.
В начале зимы 1926—1927 годов генерал прочитал пять публичных лекций в помещении Галлиполийского собрания в Париже, посвященных боевым действиям в ходе Великой войны. С первой же лекции количество слушателей, желавших присутствовать на ее чтении, превзошло самые смелые ожидания организаторов. Аудитория слушала генерала Головина, стоя в проходах зала, а также полностью заполнила прихожую, расположенную перед залом, где выступал лектор.
Хорошо осведомленный об успехе прочитанных лекций, великий князь Николай Николаевич дал свое согласие на их окончательное открытие с учетом трех его основных пожеланий. Они состояли в том, что Положением о курсах должно было служить бывшее Положение о Николаевской военной академии в редакции 1910 года. При этом окончившие полный курс могли иметь право быть причисленными к Генеральному штабу будущей русской армии. В академический знак лиц, успешно окончивших курс, должен быть включенным вензель великого князя с императорской короной. И, наконец, присвоить курсам полное название «Зарубежных Высших военно-научных курсов генерала Головина».
Примерно в середине первого цикла лекций сам Головин объявил офицерской аудитории об открытии Высших военно-научных курсов в Париже и предупредил, что все желающие пройти на них обучение должны подать рапорт о зачислении в число слушателей до известного срока. К рапорту необходимо было приложить сведения о прохождении службы и рекомендацию командира части или старшего представителя части соискателя, а в некоторых случаях — полкового объединения за границей.
Когда курсы наконец открылись, их действительными слушателями были зачислены все офицеры, которые закончили военные училища во время Великой войны. Для тех лиц, которые были произведены в офицеры из вольноопределяющихся за отличия в боевых действиях, были учреждены особые военно-училищные курсы, позволявшие слушателям освоить программы военных училищ в кратком виде и дающие право по их окончанию поступать на военно-научные курсы.
В 1930-е годы на них поступало немало эмигрантской молодежи, получившей уже среднее образование за границей. Согласно приказу председателя РОВС генерала Миллера, лицам, окончившим военно-училищные курсы, после сдачи офицерского экзамена присваивался чин подпоручика.
Высшие военно-научные курсы были торжественно открыты в Париже первой вступительной лекцией Николая Николаевича Головина 22 марта 1927 года. В начале марта у помощника главного руководителя курсов по строевой и хозяйственной части генерал-лейтенанта Михаила Ивановича Репьева скопилось более сотни рапортов офицеров, желающих получить высшее военное образование. Прохождение полного курса рассчитывалось на 4—5 лет и подразделялось на младший, старший и дополнительный класс. Отличие младшего класса состояло в том, что его слушателями теория боевых действий изучалась в рамках дивизии. Наряду с этим предметом слушателями младших классов проходились тактика родов войск[14] и ряд военных дисциплин, требующихся для понимания и решения вопросов, возникающих при изучении боевых действий дивизии. В старшем классе слушатели проходили использование дивизий в корпусах и в армии. А дополнительный класс давал возможность подробнее изучить стратегию и связанные с ней вопросы.
Окончив полный курс, слушатель получал необходимые научные сведения, знание которых необходимо каждому офицеру Генерального штаба для успешного принятия решений в быстроменяющейся военной обстановке. В основу курса обучения была положена идея о том, что ценность знаний военного определяется возможностью их применения на практике. Идея нашла свое выражение в широко распространенном на курсах методе применения прикладного способа, когда слушатели всесторонне изучают предлагаемые им преподавателем вопросы, приводя в ответ те или иные решения, а затем выслушивают критику собственных решений от преподавателей и коллег. Это предохранило слушателя от одностороннего подхода к вопросу и помогло тем самым быстро находить его правильное решение. Завершающим этапом обучения на курсах являлась военная игра, в ходе которой ее участники решением каждого хода выявляют собственную степень подготовки.
Общее количество учебных часов было определено генералом Головиным как 800, половину которых займут обязательные циклы лекций. Остальное время было оставлено на семинары, решения тактических задач, беседы с преподавателями и на военную игру, на которую отводилось 25 занятий. Наряду с этим по четвергам с 21 до 23 часов в помещении Галлиполийского общества в Париже проходили и обязательные открытые лекции, на которые наравне со слушателями курсов допускался каждый член РОВС. В то же время на курсах проходили практические занятия, на которые допускались лишь слушатели курсов.
После первых 10 месяцев, прошедших с начала работы курсов, генерал Головин попросил преподавателей представить ему к 1 января 1928 года оценку успехов участников практических занятий по 5 категориям — от «выдающейся» до «совершенно неудовлетворительной». Многим слушателям регулярное посещение занятий оказалось не по силам, ибо наряду с научными занятиями им необходимо было работать для того, чтобы поддерживать как себя, так и семьи, поэтому из числа слушателей младшего класса отпадали все те, кто не мог угнаться за программой, и таких оказалось более половины. По мере того как жизнь курсов развивалась далее, Головиным были сделаны некоторые дополнения в программу, расширявшую кругозор и политические познания будущих стратегов, а также выявлены те из них, кто подавал надежды для дальнейшей научной работы.
О строгости подхода к выпуску подготовленных слушателей говорило то, что в состав Экзаменационной комиссии курсов входили четыре профессора — специалиста по высшему военному образованию и несколько генералов, окончивших Военную академию еще до Великой войны. Они были хорошо знакомы с ее программой и требованиями, которые в то время предъявлялись к офицерам — слушателям академии до 1914 года.
Наиболее талантливые выпускники курсов сразу же по окончанию прикомандировались к кафедрам, а через год или два, после выполнения различных научных работ и чтения пробной лекции, назначались на кафедры сообразно избранной специализации. Формально курсы генерала Головина просуществовали до сентября 1939 года, но на деле они продолжали свое существование до начала германской оккупации Франции в 1940 году. Было произведено шесть выпусков в количестве 82 слушателей, получивших право ношения нагрудного знака с великокняжеским вензелем и императорской короной.
На курсах были прочитаны лекции по различным дисциплинам легендарными белогвардейскими командирами Гражданской войны — по тактике пехоты А.П. Кутеповым, по тактике кавалерии Павлом Николаевичем Шатиловым, по тактике артиллерии князем Владимиром Николаевичем Масальским, бывшим на Великой войне инспектором артиллерии Румынского фронта. Кутепов в своих лекциях, переходя к общим местам, любил повторять любимое им утверждение: «Мы “белые”, <до той поры> пока “красные” владеют Россией, но как только иго коммунизма будет свергнуто с нашей помощью или без нее, мы сольемся с бывшей Красной армией в единую Русскую армию. И только наша внепартийность и служение общегосударственным целям сделают это слияние возможным, иначе была бы увековечена Гражданская война»{105}.
Говоря о потенциальном слиянии двух армий в освобожденной России, Кутепов посчитал необходимым пояснить: «Не делайте из этого заявления вывод, что я верю в какую-то “эволюцию” самого большевизма… Нет, коммунистический строй может гнить, но не может эволюционировать. Я верю, что рано или поздно у русского народа найдется достаточно сил, чтобы сбросить это иго»{106}.
Примечательно, что в своих рассуждениях о русском национальном чувстве, в беседах с журналистами или в обращении к аудитории Кутепов всегда просто и ясно выражал свою позицию: «Говоря о русском национальном чувстве… я не хочу быть неверно понятым. Я сам великоросс, но я считаю не только неправильным, но и вредным с государственной точки зрения, когда клич “Россия для русских” понимается, как Россия для великороссов…Все народы, населяющие ее, без исключения, — ее дети. Среди них не должно быть пасынков… В нашем богатом языке, к сожалению утратилось одно слово — “Россиянин”. А между тем это слово нужно и даже необходимо — оно шире, чем слово “русский”. Все народы, населяющие Россию, независимо от их национальности, прежде всего россияне»{107}.
Генерал П.Н. Врангель не успел прочитать своей лекции. 25 апреля 1928 года из Брюсселя в Париж пришло известие о скоропостижной кончине генерала от «интенсивного туберкулеза». Именно в этой стране бывший Главнокомандующий Русской армией нашел временный приют, и именно в Бельгии ему было суждено отойти в вечность.
Благоустроенная, спокойная страна, вне всяких сомнений, представляла определенную привлекательность для людей, переживших жестокое время революций и разрушительной Гражданской войны. У многих эмигрантов сложилось впечатление, что правительство страны с монархической формой правления никогда не признает советскую власть за приснопамятные злодеяния в отношении царской семьи и их августейших родственников. Едва ли было возможно вообразить возникновение там и Народного фронта — коалиции социалистов, коммунистов и радикалов, по примеру созданной во Франции премьер-министром Леоном Блюмом в 1936 году.
В Королевстве Бельгия ее монарх являлся основой политической стабильности. То, что государственный строй Бельгии был основан на монархических началах, имело в глазах русской эмиграции огромное значение. И хотя королевская власть была ограничена конституцией, личность бельгийского монарха влияла на политическую жизнь, формируя систему общественных ценностей народа.
Видную роль в притоке части образованной русской эмиграции в Бельгию в первой половине 1920-х годов сыграл католический кардинал Дезире Жозеф Мерсье, архиепископ Малинский, усилиями которого было обеспечено бесплатное образование русской эмигрантской молодежи в бельгийских университетах. Профессор философии в Лувенском университете, создатель Высшего института философии или Школы Фомы Аквинского, кардинал стремился собрать под сенью этого старейшего учебного заведения страны талантливых иностранцев и, в частности, подающих большие надежды русских молодых людей, оказавшихся на чужбине.
Сам барон Врангель избрал местом своего пребывания Бельгию в том числе и потому, что его дети начали свою учебу в брюссельской школе и продолжили впоследствии образование в бельгийских университетах.
Одним из факторов, повлиявших на выбор русской эмиграции Бельгии в качестве страны проживания, были прежние симпатии к бельгийскому монарху Альберту I. Он был хорошо известен русской публике с самого начала Великой войны. Именно тогда поэты российского Серебряного века (Сологуб, Северянин, Гиппиус и др.) воспели в своих стихах доблесть бельгийского сопротивления германскому вторжению, возглавляемого «Королём-Рыцарем».
К русским, до самого конца Великой войны остававшимся верными союзниками его страны, король относился с большой симпатией, а королеве Елизавете был присущ искренний интерес к русской культуре и русским, под влиянием общения с которыми и находясь уже в преклонном возрасте, она изучала русский язык. К выходцам из России королева Бельгии всегда относилась с удивительной теплотой. После кончины короля Альберта в 1934 году Елизавета Бельгийская продолжала долгие годы интересоваться судьбой русских эмигрантов и, где только могла, оказывала им помощь. Приняла она участие и в судьбе семьи барона Врангеля, чья скоропостижная кончина оставила их без средств.
Смерть барона казалась подозрительной многим эмигрантам, хорошо знавшим генерала, и в первую очередь его родным, проживавшим с ним в квартире на рю де Бель-Эр № 17 — жене, детям и матери. Много лет спустя после кончины своего отца его дети Елена Петровна Врангель (в замужестве фон Мейендорф) и Петр Петрович Врангель сделали сенсационное сообщение прессе. Они сообщили, что неожиданно начавшаяся болезнь барона странным образом совпала с появлением в их доме некоего «брата» Якова Юдахина, состоявшего вестовым при особе Врангеля. «Брат» появился в доме Врангелей неожиданно, долго не гостил, пребывал в основном при кухне, в «господской» не появлялся, и после тихо убыл восвояси. Любопытно, что сам Яков Юдахин никогда не вспоминал про каких-либо родственников, тем более проживавших в Советской России, умеющих столь легко пересекать границы ради непродолжительного родственного свидания. «Брат» сказался матросом советского торгового судна, пришвартовавшегося в Антверпене, и умудрился разыскать дом своего родственника в Брюсселе, хотя ранее не состоял с ним в переписке и теоретически не мог знать, где проживал Юдахин. Последствием визита советского матроса начались 8 дней «сплошного мученичества» барона. Температура его поднялась до отметки 40 градусов, силы быстро таяли, он метался, пробовал встать, спешил отдать приказания, звал личного секретаря Николая Михайловича Котляревского, дабы успеть отдать ему последние распоряжения. Семьей к умирающему Врангелю были спешно приглашены брюссельские медицинские светила, заключившие наличие у барона какой-то тяжелой инфекции. Из Парижа к заболевшему Врангелю прибыл его давний соратник профессор медицины Иван Павлович Алексинский, обнаруживший скрытый туберкулез в верхушке левого легкого. Алексинский и лечащий врач барона Вейнерт пришли к общему заключению, что в сложившейся ситуации было сделано все возможное, однако остановить развитие болезни не удалось. Незадолго до кончины к барону был зван его духовник о. Василий Виноградов, которому после исповеди и причастия Главнокомандующий Русской армией признался: «Я готов служить в освобождённой России хотя бы простым солдатом…»
25 апреля 1928 года в девять часов утра генерал тихо скончался. Последними его словами были: «Боже, спаси Армию!» Русская эмиграция долго не могла поверить, что сильный, полный энергии и здоровья 49-летний человек мог «сгореть» от внезапно развившегося туберкулеза всего за неделю. По кругам эмиграции пошли слухи о насильственном устранении видной фигуры Белого движения большевиками. Позднее его тело было перевезено в Белград, и здесь 6 октября 1928 года было погребено в русском православном храме Святой Троицы, в саркофаге, под сенью склоненных знамен русских полков. Погребение последнего главнокомандующего стало своеобразной демонстрацией верности армии своему вождю. Траурная церемония проходила в торжественной обстановке. На артиллерийском лафете тело генерала провезли вдоль выстроившихся в почетном карауле солдат и офицеров Русской армии.
Была даже создана восковая фигура Врангеля, находившаяся некоторое время в музее Эрвен в Париже. Стоит отметить, что на похоронах Врангеля наряду с русскими последние почести отдавали ему сербские войска. Материалы личного архива Врангеля и по сей день хранятся в Гуверовском институте войны, революции и мира в США.
Если предположить, что смерть барона явилась следствием «вирусной атаки», организованной при участии ИНО ОГПУ, то приходится признать, что чекисты ликвидировали политического противника в ту пору, когда в таком шаге уже давно не было необходимости.
Данные советской агентуры о мере участия Врангеля в политической борьбе против большевизма, если представить, что именно они повлияли на решение о его устранении, в реальности были либо неполными, либо намеренно искаженными. На деле, отойдя в конце 1920-х годов от поддержки террора, поддерживаемого генералом Кутеповым, как основного метода борьбы, Врангель вплотную занялся вопросами чисто теоретического характера о будущем переустройстве российской государственной жизни в случае падения советской власти в России[15].