4.1. ВКЛАД ЧИНОВ ГВАРДИИ В ИЗГНАНИИ В СОЗДАНИЕ ВОЕНИЗИРОВАННЫХ СТРУКТУР В СРЕДЕ ВОЕННОЙ ЭМИГРАЦИИ

Еще в первой половине 1920-х годов интеллектуальный и политический центр эмиграции в Европе стал стремительно смещаться из стран Юго-Востока все дальше на запад, образуя многочисленные колонии русских во Франции, Бельгии, Испании и ряде других стран. Первые годы изгнания, протекавшие в славянских государствах, обнаружили все имевшиеся противоречия с правительствами и еще раз позволили убедиться в том, что «братские чувства», демонстрировавшиеся на торжественных приёмах, оказались не более чем изящной риторикой.

Дальнейшая жизнь в этих государствах окончательно превратила бы русскую эмиграцию в малоквалифицированную рабочую силу, используемую балканскими правительствами по своему усмотрению на низкооплачиваемых работах без малейшей перспективы занять иные социальные ниши до конца дней.

Борясь за единение всех русских, оказавшихся за границей, которым дороги были идеалы державности, штаб Врангеля стремился найти объединяющую идею, которая сплотила бы вех русских за границей. Вопрос выбора заключался в том, какую страну в Европе можно было бы избрать платформой, на основании которой произошла бы консолидация национально мыслящих слоев эмиграции для дальнейшей борьбы с большевизмом.

Первоначальные планы начать возрождение русского духа на земле славянских народов были пересмотрены под влиянием неблагоприятных для армии обстоятельств. Другую трудность для объединения сил представляло собой углубляющееся рассеяние русских по континенту. Армия, которая могла бы стать главной движущей силы будущей борьбы, прекратила своё существование. Некоторую надежду на объединение под державным флагом России вождям эмиграции давал тот факт, что на югославской земле всё еще находились представители консервативной среды — чины императорской гвардии. «В Белграде находилась и большая часть наилучше организованной и наиболее деятельной представительницы русской военной среды — Императорская гвардия»{95}, — свидетельствовал участник первых лет общественной деятельности гвардейских эмигрантов.

Объединения представителей Императорской гвардии тех лет вполне отвечали «духу времени», и сама схема их деятельности была хорошо продумана создателями в условиях эмиграции и позволяла сохранить ядро прекрасно подготовленных офицерских кадров. Гвардия была наиболее образованной частью военной среды, и при наличии объединяющей державной идеи могла быть использована как своеобразный банк знаний при формировании новой армии для вооруженной борьбы с большевизмом. Благодаря умело поставленной воспитательной и образовательной работе руководству полковых объединений удалось сохранить в гвардейской среде лучшие традиции императорской армии с характерным для неё духом жертвенности во имя России. Одной из постоянных задач общественной деятельности гвардейских полковых объединений являлось воспитание молодого поколения из среды военных эмигрантов, и тех из них, кто родился уже в зарубежье. Общественные организации Гвардии стремились оказывать поддержку тем из офицеров и генералов, кто за пределами Отечества вел жизнь при весьма стесненных финансовых обстоятельствах. Приобщение одиноких и бессемейных офицеров Гвардии к общественной работе сообщало им новый импульс к продолжению полноценной жизни в условиях эмиграции и давало ощущение собственной востребованности.

Попытки консолидации военных сил на Балканах вскоре прекратились ввиду того, что отток русских военных в Западную Европу после 1930 шда принял систематический и повсеместный характер.

Если к дальнейшему распространению эмиграции в Западной Европе применить термин «этапы», обозначающие промежутки между отъездами, то «первый исход» русских с Балкан в 1924—1926 годах составили представители аристократических семейств. Это были вышедшие в отставку сразу после отречения государя в марте 1917 года лица, принимавшие участие в Гражданской войне или служившие в региональных армиях в силу этнического происхождения. Среди них были и обладавшие родственными связями, а в некоторых случаях приличными капиталовложениями за границей, чей стиль и образ жизни не особенно изменился и в эмиграции.

Со вторым, студенческим этапом отъезда, в массовом порядке протекавшим чуть позже, с Балкан стали уезжать и отдельные представители гвардии, нашедшие работу благодаря знанию иностранных языков. Большая часть офицеров гвардии перебрались во Францию, и ввиду того, что почти все уезжавшие избрали для дальнейшего проживания Париж, там стали возникать первые полковые объединения. В конце 1920-х годов завершился третий этап исхода русских, ставший, как и первые два, многочисленным. В него вошли группы армейских офицеров, юнкеров и солдат, выполнивших контрактные обязательства по гражданским работам, а также тех, кто желал найти более квалифицированную работу и обладал достаточным здоровьем для дальнейшей миграции. Общность изгнаннической судьбы и память о славном боевом прошлом объединила гвардейцев всех трех этапов Балканского исхода даже в большей степени, чем можно было предположить. В новых, более цивилизованных, условиях жизни гвардейские объединения приобрели новые свойства, став центрами социальной адаптации и поддержки. Мемуарист свидетельствовал: «Каждый из вновь прибывающих… неизменно находил поддержку со стороны ранее приехавших. Поддержка эта выражалась не только в моральной, но и в материальной помощи. По приезде подыскивалась временная работа. В то же время шла подготовка к экзамену на право стать шофером такси… Основана Касса Взаимопомощи (при ежемесячном взносе в 11 франков)»{96}.

В феврале — марте 1924 года, после трех встреч представителей Гвардии во Франции, группой генералов и офицеров было подготовлено и разослано приглашение всем чинам императорской Гвардии на Общее собрание, которое намечалось провести 3 апреля 1924 года в парижском конференц-зале на улице Св. Георгия, д. 5.

На него отозвалось 150 человек, и в ходе долгого обсуждения выяснилось, что во всех бывших гвардейских полках и в гвардейской артиллерии прообразы полковых объединений существовали уже продолжительное время. Трудность общегвардейской консолидации сил представлял собой тот факт, что центры этих объединений располагались в большинстве случаев за пределами Франции.

Целью созданного Гвардейского объединения было укрепление взаимоотношений между разбросанными эмигрантской жизнью на чужбине гвардейскими офицерами. Другой целью являлось составление исторических очерков о прошедших годах мировой войны, революции и Гражданской войны на основании воспоминаний еще живых и здравствующих очевидцев этих событий, в поминовении памяти погибших и скончавшихся полковых товарищей, в передаче духа и традиций русской Императорской гвардии грядущим поколениям молодой эмиграции.

После первых двух заседаний представителей гвардейских полковых союзов было решено соединить их в одну национальную общественную организацию, создав ее во французской столице и зарегистрировав в префектуре Парижа общественную организацию под названием «Гвардейское объединение», именуемое по-французски L’Association des officiers des anciens regiments de la Garde Imperiale Russe.

Многочисленность полковых организаций за пределами Франции привела к созданию гвардейских объединений по территориальному принципу. Так, в Югославии возглавить его был приглашен старейший из проживающих там генералов Владимир Андреевич Лехович, остававшийся в стране до июля 1924 года, пока вместе с семьей не переехал в Нью-Йорк.

По призыву гвардейских союзов и объединений в Западной Европе возглавить Общегвардейское объединение было предложено Свиты Его Императорского Величества генерал-адъютанту Владимиру Михайловичу Безобразову, бывшему командиру Гвардейского корпуса, выступившему в 1914 году с ним на Великую войну. «Генерал Безобразов внес решительное изменение в организацию Гвардии, — он приступил к формированию скрытых боевых кадров полков и высших соединений, с подчинением их великому князю Николаю Николаевичу»{97}, — утверждал современник.

Мнения о Безобразове разнились. Мемуарист Юрий Иванович Макаров вспоминал: «Безобразов был человек придворный, совершенно не военный и как начальник — типичнейший “добрый барин”… командовал корпусом с 1912 по 1916 год, когда было образовано два гвардейских корпуса и первый, — наша первая и вторая дивизия, — получил в командование великий князь Павел Александрович, а второй генерал Потоцкий. К этому времени оба корпуса были сведены в гвардейскую Особую армию, которую возглавил Безобразов при начальнике штаба графе Н.Н. Игнатьеве, бывшем Преображенском командире… Безобразов проводил июльскую операцию на Стоходе, кровавую и неудачную. Как бы то ни было, в первых числах августа 1916 года Особая армия приказала долго жить, войска были переданы по соседству в 8-ю армию Каледина, а сам Безобразов в военном смысле канул в Лету»{98}.

18 апреля 1924 года Безобразов прибыл в Белград, где ему была устроена торжественная встреча и представление офицеров Гвардии в просторном зале белградского ресторана «Русская семья».

На встрече было представлено более 200 чинов гвардейских полков, выстроенных по частям, дивизиям и корпусам и одетых в полковую военную форму, с которой было непривычно расстаться даже за границей. Собравшиеся представители Гвардии выглядели вдохновленными, а приезд бывшего начальника, чье имя было так или иначе связано со «старым, добрым» временем славы русского оружия, внесло на время оживление и подъем духа в гвардейскую среду.

По окончании церемонии Безобразов в течение нескольких последующих дней провел ряд рабочих совещаний с высшими чинами Гвардии — генералами Владимиром Андреевичем Леховичем, Николаем Михайловичем Киселевским, Лейб-гвардии Казачьего полка Петром Петровичем Орловым, Лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка Александром Александровичем Павловым, обсуждая цели и задачи, стоящие перед Общегвардейским объединением.

Встречи носили характер обсуждения внутренней и внешней политики и военно-организационных вопросов Гвардии, и в результате проведенных совещаний Безобразов вынес предложение по формированию скрытых боевых кадров полков и высших соединений Гвардии с подчинением их великому князю Николаю Николаевичу.

31 мая 1924 года генерал Петр Михайлович фон Кауфман-Туркестанский на очередном собрании представителей гвардейских объединений в Париже, ознакомил присутствовавших с новым проектом устава Общегвардейского объединения, который ранее был разослан для обсуждения.

В течение второй половины 1924 года проект был рассмотрен и утвержден с поправками. Почетным председателем новой организации был утвержден генерал-адъютант Безобразов. Было разработано и принято «Временное положение Объединения», а уже в октябре Комиссия князя Александра Николаевича Эристова обнародовала окончательный проект устава Гвардейского объединения во Франции. Приказом под названием «Кадрам войск Гвардии» от 20 апреля 1924 года за номером 1 были объявлены соответствующие назначения на новые должности в реорганизованной гвардейской структуре.

Все офицеры, вступавшие в состав так называемых «скрытых кадров», давали расписку в том, что они обязаны явиться по первому призыву, как только того потребует политическая обстановка, а также воздержаться от вступления в другие политические или масонские организации.

Это был пример первой самоорганизации гвардейской эмиграции в том виде, в котором она схематично повторила структуру войск Гвардии, существовавшей до февраля 1917 года. Выбор члена Императорского дома в качестве объединяющей личности для этого начинания был также вполне естественен, хотя по кандидатуре данного великого князя и не было полного единомыслия. Многие хорошо помнили, как некоторые из великих князей не только не снискали себе ратной славы на родине, но являлись предметом пересудов в полках. Великий князь Николай Николаевич, хоть и был Главнокомандующим императорской армией на первом этапе Великой войны, но полководческими талантами не блистал, а кроме того, проявил себя как не вполне добросовестный подданный своего императора. Мемуарист протопресвитер армии и флота о. Георгий Шавельский отмечал в своих воспоминаниях, что великий князь не скрывал своих отрицательных чувств к императрице и был готов участвовать в заговоре по её заточению в монастырь. Учитывая, что данные планы обсуждались во время того, как Россия вела боевые действия, подобный поступок иначе как государственной изменой назвать было нельзя. Но в описываемую пору воспоминания о. Георгия еще не увидели света, и отрицательное отношение к великому князю формировалось в основном либо у пострадавших от него непосредственно, как генерал от кавалерии В.А. Сухомлинов, выпустивший в Берлине в 1924 году книгу, исполненную самой нелицеприятной критикой либо индивидуальным неприятным опытом отдельных лиц.

В целом в гвардейской среде отношение к великим князьям, когда-либо командовавшим или служившим в Гвардии, судя по воспоминаниям, было скорее ироничным, чем уважительным. Так, мемуарист писал про двоюродного брата Николая Николаевича: «Карьера… великого князя Павла Александровича была, как говорится, “чревата”. Как все великие князья в России, он постоянно носил военную форму, но входил он в близкое соприкосновение с русскими войсками всего три раза в жизни: командуя эскадроном, конногвардейским полком и гвардейским корпусом. Последние две должности с перерывом в 16 лет, во время которого он вообще ничего не делал… Как и следовало ожидать, в военном отношении Павел Александрович был круглый ноль. Если его старший брат, Владимир Александрович, был “добрый барин номер 1”, то он, по справедливости, мог считаться номером 2-м… В Музее Зимнего дворца в Ленинграде, должно быть, сохранилась картина, где Павел Александрович, в золотой каске с двуглавым орлом, в золотых латах, галопом проводит на параде Конную гвардию перед царем Александром III. Очевидцы говорили, что картина сия была “достойна кисти художника”. Внутренне же Павел Александрович, при значительной лени и пассивности характера, был не глуп и вполне порядочный человек»{99}.

Великого князя Николая Николаевича отмечали иначе: «…Николай Николаевич, который, хоть умом был и не орел, несомненно, был преисполнен энергии и желанием принести пользу…Николай Николаевич несколько лет был “генерал-инспектором кавалерии” и, нужно отдать ему справедливость, такого ей, по хорошему солдатскому выражению, “поддал живца”, что во время войны наша конница на голову выше немцев и венгров»{100}.

До октябрьского переворота 1917 года великий князь Николай Николаевич одним именем своим умел навести трепет на многочисленных начальников гвардии, особенно если случалось ему появляться в Красном Селе во время, когда гвардейские полки проводили маневры.

Перу мемуариста принадлежат занятные воспоминания об одном из характерных эпизодов с участием великого князя: «Великий князь приезжал на поле в большом сером открытом автомобиле… Еще издали завидев великокняжеский автомобиль, появление которого предупреждали специально выставленные махальные, начальники принимались нервничать, суетиться и выравнивать свои части с исключительным рвением и вниманием. Некоторые генералы даже как-то сразу менялись в лице, утрачивая всю свою важность…. с момента появления на поле Николая Николаевича у всех начальников, особенно у крупных, делалось тревожно на сердце, ибо Николай Николаевич вполне справедливо считался грозой гвардии… Его лицо, заканчивавшееся книзу небольшой бородкой, было загорелое и неправильное. Оно не было красивым, но надолго врезалось в память, потому что оно не было обыкновенным военным лицом старого генерала. Это было …особенное лицо очень большого начальника-вождя — властное, строгое, открытое, решительное, и вместе с тем гордое. Взгляд у него был пристальный, хищный, как бы всевидящий и ничего не прощающий. Движения уверенные и непринужденные, голос резкий, громкий, немного гортанный, привыкший приказывать и выкрикивающий слова с какой-то полупрезрительной небрежностью. Николай Николаевич был гвардеец с головы до ног, гвардеец до мозга костей»{101}.

Для поддержки монархических настроений в гвардейской среде генерал-адъютант Безобразов на очередном совещании чинов объединений, подержанный генералами Леховчем и Киселевским, высказался за безоговорочное подчинение всех сил Гвардии великому князю. Однако великий князь Николай Николаевич, ставший впоследствии покровителем гвардейских частей в зарубежье, не спешил поддерживать ни одну из предлагаемых ему программ по будущей реорганизации Гвардии, «в рассеянии сущей». И потому руководством Общегвардейского объединения на очередном собрании 25 ноября 1924 года, в дополнение к ранее принятому уставу, был выпущен «Наказ Гвардейским Объединениям во Франции», первый пункт которого гласил: «Объединение предоставляет себя в полное распоряжение Верховного Главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича для борьбы за спасение Родины и восстановления в ней законной Монархии».

Дистанцироваться от возложенной миссии великий князь более не мог, невольно став объединяющим началом и живым символом российской монархической власти. Колебания великого князя в вопросе возглавления Общегвардейского объединения были отмечены его недоброжелателями, посчитавшими их уступками французским социалистам и масонам, стремившимся не допустить возрождения русского монархизма в сердце республиканского государства. Да и среди соотечественников во Франции, великий князь обрел больше критиков, нежели искренних почитателей. Многие из эмигрантов знали его по прежней службе, а кое-кто даже испытал на себе особенности великокняжеского характера на разных этапах военной карьеры[10], чего ему не простили в эмиграции.

Однако все это не мешало большинству гвардейцев, забыв прежние обиды, разглядеть в личности великого князя один из немногих оставшихся в изгнании символов былой имперской державности, служивший значительной моральной опорой на чужбине. Тем не менее отношение в гвардии к великому князю оставалось далеким от единодушия. Нередко в частных беседах можно было услышать, что возведение великого князя на пьедестал руководства Гвардией в эмиграции не разрешило накопившихся там социальных и политических проблем. Временное группирование ветеранских отделений за границей под именем «популярного вождя» лишь отдалило, но не отменило их последующий неизбежный распад. А последующие политические события и международная политика СССР в конце 1920-х — начале 1930-х годов не дали возможности вождям гвардии сформировать боевые подразделения на основе гвардейских объединений и тем более начать их переброску к границам России, как было задумано Безобразовым в середине 1920-х. Проведенная подготовительная работа по формированию боевых кадров Гвардии оказалась напрасной и не имела ближайшей исторической перспективы.

После скоропостижной кончины его высочества на южнофранцузском курорте Антиб и кончины в июле 1934 года A.M. фон Кауфмана-Туркестанского, начальником Общегвардейского объединения вновь стал генерал-лейтенант Владимир Андреевич Лехович, вернувшийся в январе 1929 года из Америки во Францию.

Но в ту пору драгоценное время для реализации военных планов было безвозвратно упущено. За прошедшие пятнадцать лет эмиграции ряды Гвардии в изгнании сильно поредели за счет естественной убыли ее чинов, и рассеяние гвардейцев по миру в поисках лучшей доли неизменно продолжалось.

К 1936 году во всем зарубежье насчитывалось немногим более 1900 бывших гвардейских офицеров[11]. Большая часть их занималась исключительно общественной работой в рамках своих полковых объединений и иногда присутствовала на памятных официальных церемониях. Формальность работы в полковых союзах стала очевидна еще с конца 1920-х годов. В 1928 году, когда в Копенгагене скончалась вдовствующая императрица Мария Федоровна, секретарь Гвардейского объединения во Франции полковник, Кирасир Его Величества, Сергей Леонидович Сафонов был командирован своим полковым объединением в Данию для участия в траурной церемонии и возложении венка от полка вместе с представителями других гвардейских полков. В том числе и тех, чьим шефом была покойная[12]. Дочери императрицы великая княгиня Ольга Александровна и великая княгиня Ксения Александровна официально поблагодарили всех представителей полков, прибывших на церемонию погребения, за выраженное искреннее участие бывших верноподданных.

Жизнь представителей гвардейских полков за рубежом не получила бурного развития и, если верить мемуарным заметкам, находилась в стадии медленного увядания. Старшее поколение уходило, а лица среднего и молодого возраста стремились наладить жизнь, обзавестись работой и вести тихую семейную жизнь. Современник писал: «За время пребывания в Париже кирасирская семья пополнилась 7 полковыми дамами. Образование новых “семейных очагов”, гостеприимно и радушно раскрывавших свои двери всем однополчанам, только укрепило единение и дружеское общение в часы досуга. За невинным бриджем, стаканом вина или чашкой чая офицеры полка отрешались на время от повседневных, нудных забот»{102}.

Начиная примерно с 1931 года Общегвардейское объединение задалось целью увековечить прежний боевой путь гвардейских частей. Его членами было принято во внимание, что архивы полков и батарей, оставшиеся в России, могут быть уничтожены равнодушными к русской истории большевиками, а воспоминания о действиях войск гвардии в период Великой войны постепенно стирались из памяти стареющих её участников. Как писал один из подвижников сохранения и воссоздания исторических материалов: «…наши зарубежные военные писатели и ученые написали немало литературных и научных трудов в области военной истории и быта. Мы уходим в вечность. После нас останется пустое место и некому его заполнить. Все эти груды канут в Лету, и огромный ценнейший военно-исторический материал пропадет для будущего историка»[13].

Тогда в ряде случаев было принято решение об увековечении памяти былых подвигов полков посредством организации военно-исторических комиссий. В рамках проводимых собраний планировалось заслушивать доклады членов полковых объединений о действиях их частей в определенные периоды Великой войны. Также решено было проводить обсуждения докладов, создавать схемы боевых операций в хронологическом порядке, начав с мобилизации в июле 1914 года.

Примечательно, что, несмотря на необходимость воссоздать недавний исторический опыт, чины гвардии заведомо ограничили доступ посторонних на проводимые доклады, делая редкие исключения почтенным гостям — известным военачальникам императорской армии.

В частности, у «желтых» Кирасир Его Величества подобные обсуждения начинались после 21.00 по пятницам и проходили не чаще двух раз в месяц. Для создания более полной картины боевых действий членами объединения была установлена связь с представителями германских частей, участвовавших в операциях против российской гвардейской конницы.

Чаще всего лекции читали кирасиры Б.Н. Третьяков, А.В. Каменский, В.А. Розенгаельд-Паулин и другие. Перед докладами аудитория получала размноженные на ротаторе тезисы докладчика. В качестве подведения итогов исторических докладов исторической комиссией объединения с 1938 по 1942 год были подготовлены три тома Истории Кирасир Его Величества.

В эмиграции «желтые» кирасиры, равно как и представители других полков гвардейской конницы, занялись созданием полкового музея, коллекция которого началась с нескольких гравюр, подаренных бывшим помощником русского военного агента во Франции генерал-майором Дмитрием Ивановичем Ознобишиным полковнику Сергею Леонидовичу Сафонову. Сестра другого кирасира, штабс-ротмистра, погибшего в Великой войне, позволила переснять несколько фотографий парадов полка и гравюр из коллекции ее брата. Полковник Кучин прислал 180 негативов снимков из жизни полка в Великую войну.

С разрешения великого князя Дмитрия Павловича кирасиры получили 6 снимков с тарелок Гофмаршальского сервиза, принадлежавших великому князю с изображениями Кирасир Его Величества. Кавалергард Валериан Николаевич Бибиков передал в музей вывезенные им после революции из Гатчинского и Царскосельского дворцов ценные фотографии, отображающие жизнь полка накануне революции.

Союзы и объединения бывших гвардейских полков всегда отличались строгой организацией, большой дисциплиной и точным соблюдением всех правил офицерской этики. Благодаря авторитету первых руководителей Гвардейского объединения и их последователей старые традиции Гвардии не были забыты, а плавно были перенесены в монотонные эмигрантские будни. В день святого апостола Андрея Первозванного 30 ноября/13 декабря (по новому стилю) было принято служить молебен с поминовением усопших гвардейцев, на войне «убиенных и в мире скончавшихся». Службы проходили в кафедральном соборе Святого Александра Невского в Париже на улице Дарю (rue Daru). После богослужения проводились товарищеские обеды, на которые не приглашались, по обыкновению, «полковые дамы». Почетными гостями на них приглашались великие князья; особенно часто это были Владимировичи — Борис и его младший брат — Андрей, ставший в 1950-е годы председателем Гвардейского объединения, как бывший офицер Кавалергардского Её Императорского Величества Марии Федоровны полка.

В канун Рождества Христова для членов семей Общегвардейского объединения устраивался зимний бал, стараниями Распорядительного комитета, а весной, на Светлое Христово Воскресение, проводились так называемые Пасхальные встречи. Скромная прибыль от этих мероприятий шла на благотворительные цели, служа некоторой помощью нуждающимся членам объединения, а также отчислялась на лечение или погребение усопших чинов.

В 1930—1950-е годы гвардейцы принимали деятельное участие в праздновании юбилеев своих полков, и, в частности, ими были широко отмечены 200-летие Лейб-гвардии Измайловского полка и 200-летие Конной гвардии. По традиции, представители других полков готовили поздравительные адреса виновникам торжеств или памятные сувениры, такие, например, как серебряная чарка, подаренная кирасирами измайловцам. Должность председателя распорядительного комитета требовала особой активности от того, кто занимал ее, и эмиграция единодушно отмечала заслуги полковника Д.Г. Лучанинова, бывшего старшего офицера Лейб-гвардии Петроградского полка, бывшего председателем в 1960-х и 1970-х годах. Полковник Лучанинов проявил себя в организации многих, как сказали бы теперь, «корпоративных мероприятий» Объединения и в период обустройства Общегвардейского захоронения на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

Находчивость и изобретательность г-на Лучанинова была отмечена сослуживцами еще во времена Гражданской войны, когда под его началом разрозненные пульмановские вагоны, найденные белыми некого города на запасных путях, были преобразованы в бронепоезд «Гвардеец № 1». В любой обстановке, вспоминали современники, Лучанинов держал себя весьма достойно и, по описаниям очевидцев, столь же «достойно носил в петлице пиджака значок георгиевского оружия».

В Париже регулярно выходил «Вестник Гвардейского Объединения» с помещенными в нем личными воспоминаниями гвардейцев о былом и статьями про современную жизнь Объединения. Отличились в общественной деятельности военной эмиграции и другой командир белогвардейских поездов «Единая Россия» и «Иоанн Калита» Александр Александрович Зеленецкий. В переломный и критический период маневренной войны, которая велась по оперативным железнодорожным путям, бронепоезда стали предвестниками моторизованной артиллерии, приходящей на смену лошадиной тяги и классической артиллерии. И оттого, быть может, в рядах команд бронепоездов оказалось немало деятельных офицеров — инженеров и офицеров-артиллеристов с блистательными управленческими навыками. В эмиграции А.А. Зеленецкий сосредоточил свои усилия на поддержке кадетских объединений и работал председателем редакционной коллегии ежемесячного журнала «Кадет», выходившего в Париже в качестве информационного издания Союза Российских кадетских корпусов.

Неутомимый редактор журнала «Военная Быль» ещё в 1959 году обратился к изрядно поредевшим полковым объединениям и русским воинским организациям с воззванием прислать библиографические сведения об изданиях трудов по русской военной истории, которые вышли за рубежом после 1 декабря 1920 года, для составления Библиографического справочника Русской военной печати. Но, по признанию самого А.А. Геринга, ни одно полковое объединение или воинская организация не откликнулись на его призыв. О причине молчания можно судить по-разному, но это не остановило издателя-энтузиаста, подготовившего и выпустившего в свет в 1968 году в Париже «Материалы к Библиографии Русской военной печати за рубежом». По замыслу автора, его небольшая книжка должна была стать не только опытом подробной описи трудов по военной истории, мемуаров, беллетристики русских военных авторов и перечнем военной и военно-морской периодики за рубежом, но и оказать помощь «будущему русскому историку, который займется изучением жизни русских военных людей в эмиграцию){103}. Многие издания, занесенные А.А. Герингом в список, послужили военным литераторам зарубежья удобным библиографическим материалом для ссылок в ходе написания полковых историй и памяток. Отдельные очерки и воспоминания участников двух памятных войн — Великой и Гражданской — были опубликованы в периодике тех лет и составили содержательную часть новых книг. Эти работы были призваны дополнить боевой путь полков императорской армии и гвардии.

На протяжении почти тридцати с лишним лет, с 1936 по 1992 год, у кавалергардов, стараниями Владимира Николаевича Звегинцова, а впоследствии и Георгия Валериановича Бибикова, появились дополненные полковые истории. В три книги Звегинцова, последовательно выходившие в 1936,1938 и 1966 годы, вошли описания боевых действий Кавалергардского полка, начиная с июля 1914 года и событий Гражданской войны вплоть до Крыма в ноябре 1920 года.

Конногвардейский полковник флигель-адъютант Владимир Федорович Козлянинов незадолго до 200-летнего юбилея своего полка принял участие в составлении «Памятки конногвардейца», хорошо иллюстрированной и дающей исчерпывающие сведения об истории Лейб-гвардии Конного полка с начала его основания до современных автору дней. Его старания были поддержаны бывшими однополчанами — великим князем Дмитрием Павловичем и князем С.В. Белосельским-Белозерским. В книге автором использовались цветные вклейки, литографии и гравюры, дающие наглядное представление об истории Конной гвардии.

Представитель объединения Лейб-гвардии Казачьего полка генерал-майор Илья Николаевич Оприц составил в 1939 году ценный труд о боевом пути Лейб-гвардии Казачьего полка, снабдив его собственными иллюстрациями, охватывающими период со времени большевистской революции 1917 года и до окончания Гражданской войны на Юге России. Труд был опубликован ведущим в то время в Париже русским издательством полковника Лейб-гвардии Литовского полка Владимира Павловича Сияльско-го и вышел в свет в мягкой обложке «полковых цветов».

Лейб-гвардии конно-гренадерами полковниками Константином Николаевичем Скуратовым, Александром Александровичем Скрябиным и Николаем Дмитриевичем Плешко были подготовлены и выпущены в свет в Париже 6 томов истории Лейб-гвардии Конно-гренадерского полка. Авторы трудились над ней почти тридцать лет, с 1938 по 1967 год.

При Гвардейском объединении работала Историческая комиссия под руководством Кирасира Его Величества Георгия Адамовича Гоштовта. Она помогла многим гвардейским мемуаристам собрать воедино и опубликовать в парижском издательстве «Возрождение» материалы о малоизвестном за границей прошлом Кирасир Его Величества за последние тридцать лет.

Особо стоит отметить значительный вклад ротмистра Лейб-гвардии Конно-гренадерского полка А.А. Скрябина в популяризацию военного наследия российской императорской армии, организовавшего подписку для записи на граммофонные пластинки полковых маршей гвардейских и армейских полков в исполнении военного оркестра и хора трубачей пешего и конного полка французской Республиканской гвардии. Эти марши исполнялись на многих публичных торжествах, и патефонные пластинки с этими записями с энтузиазмом раскупались частными лицами, зачастую бывшими чинами императорской армии и флота.

Генерал-майор Георгий Иванович Гончаренко (творивший под псевдонимом Юрий Галич) в 1936 году издал в Риге свой труд, насчитывающий 414 страниц и посвященный истории Лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества императрицы Марии Федоровны полка под названием «Синие кирасиры — лейб-регимент». В него автором были включены и списки офицеров полка на момент окончания Гражданской войны.

А первым полноценным научным трудом, посвященным участию чинов Русской императорской гвардии в войне с большевиками, стали три выпуска офицера Лейб-гвардии Кексгольмского полка Николая Максимилиановича Голеевского под общим названием «Материалы по истории гвардейской пехоты и артиллерии в Гражданскую войну 1917—1922 годы», снабженные многочисленными схемами и фотографиями.

Воспоминания, опубликованные за двадцать лет на страницах «Военной были», стали бесценными свидетельствами ветеранов, вдохновенно делившихся боевым и житейским опытом на страницах ста двадцати семи выпусков.

Товарищеские завтраки или обеды стали неотъемлемой частью жизни военной эмиграции, воспринятой в качестве традиции, возвращавшей участников к сбору в Царскосельском офицерском собрании, где в определенный день месяца, в зависимости от полковых традиций, все офицеры присутствовали на совместном обеде. У кирасир это была первая пятница месяца, у других полков — иные дни недели. Продолжались эти встречи и в эмиграции, в особенности в Париже. «Сначала собирались в ресторане “Эколь Милитэр”, а после его закрытия— в русских ресторанах, где имелся отдельный зал, чтобы можно было без помехи поговорить о полковых делах, вспомнить доброе старое время и посидеть за стаканом вина. К сожалению, выбор ресторана был очень труден: или плохо кормили, или выходило дорого. Пробовали французские, но в небольших ресторанах нет отдельных кабинетов, надо рано расходиться, да, кроме того, заранее сказать, сколько человек будет присутствовать — невозможно, так как многие, особенно шоферы, связанные характером работы, приезжали, когда могли…»{104}

Собирались на частных квартирах у тех офицеров, кто жил лучше, владел недвижимостью в Париже, но таких открытых русских домов в эпоху экономического спада в стране было немного. Домашние собрания были предпочтительнее: вокруг не было посторонних, не подгоняли хозяева заведения уйти непременно до полуночи и, наконец, игра в невинный бридж никем не возбранялась. Ворчали обычно полковые дамы, на чьи плечи ложились хлопоты по готовке и уборке дома, но это было для гвардейцев делом почти «внутрисемейным», ибо посторонних лиц на этих посиделках, как правило, не бывало. Изредка «посторонних» все же приглашали. Так, например, генерал Ознобишин удостоен чести быть приглашенным на гвардейские кирасирские обеды именно за то, что в свое время пожертвовал в полковой музей некоторые реликвии.

Первый тост гвардейцы в изгнании поднимали за Российский императорский дом и за полк. В полковые праздники представители гвардейских объединений собирались в храме Святого Преподобного князя Александра Невского на улице Дарю вместе с семьями для участия в молебне с поминовением державных своих Шефов, августейших однополчан и просто однополчан, «за Веру, Царя и Отечество живот свой положивших на поле брани». По окончании молебна полковым дамам обычно преподносились букеты цветов, а затем все участники спешили сделать общее фото, запечатлев еще оставшихся пока вместе чинов своего полка с родными.

Что же касается общеармейской эмиграции, пришедшейся на периоды 1920 и 1922 годов, то она разительно отличалась от гвардейских эмигрантов. Почти никто из них, прибыв во Францию, Бельгию, Испанию или Великобританию, не обладал собственностью и не имел традиционных для русской аристократии международных родственных связей. У большинства не было даже минимальных средств, чтобы поддерживать пристойную жизнь. Далеко не все русские военные эмигранты из числа офицеров, ставших таковыми в годы Гражданской войны, имели высшее образование для трудоустройства, да и на обладателей даже французских дипломов работодатели поглядывали косо, при каждом удобном случае отдавая предпочтение соотечественникам. Подавляющее большинство прибывших во Францию солдат и унтер-офицеров давно утратило или не имело вообще навыков гражданских профессий и, тем более, не говорило ни на одном языке, кроме того, на котором привыкли говорить с детства.