1.4. Работа немецких резидентур и боевые роты
Резидентуры всегда приписывались к комендатурам или к какой-либо воинской части. Там резидент получал для себя и своих агентов продовольствие, табак, дрова, средства передвижения. Резидент отчитывался в расходовании средств только перед Абвером. Если резиденту для проведения какой-либо мелкой операции или проведения арестов необходима была военная поддержка, комендатура предоставляла по его заявке необходимое число солдат. Деньги, водка, а также оружие выдавались резиденту непосредственно в штабе Абвер-офицера.
Начиная с конца 1941 г. наряду с резидентурами при штабах Абвер-офицеров немецких армий были созданы боевые роты разведчиков, состоявшие исключительно из русских. Изначально численность этих рот была от 100 до 200 человек, но впоследствии они постоянно росли и со временем утратили свое первоначальное назначение для ведения разведки, превратившись в отряды для борьбы с партизанами, а также участия в боевых действиях на фронте. По свидетельству Д. Карова, эти роты формировались исключительно из добровольцев:
«Часто в роты поступали уже работавшие агенты, недовольные некоторыми сторонами их деятельности и предпочитавшие боевую работу агентурной. Большинство добровольцев было из лагерей военнопленных, в которые для вербовки посылались особо хорошие резиденты и агенты. Обычно желающих поступить в такие роты в лагерях военнопленных было больше, чем вакансий. Очень небольшое число добровольцев принималось из местного населения — среди жителей было мало боеспособных солдат»68.
При приеме в боевые роты все поступавшие тщательно проверялись.
Во-первых, все они были обязаны написать свои полные биографии и при этом на протяжении 1–2 месяцев делали это неоднократно. Это позволяло довольно часто открывать в них ложные сведения, так как авторы биографий не имели копий и иногда забывали, что писали раньше.
Во-вторых, документы этих лиц особенно тщательно проверялись.
В-третьих, опрашивались все лица, знавшие этих людей.
Наконец, в первые месяцы пребывания их в боевой роте за ними велось тайное наблюдение, и внешнее и внутреннее, путем помещения в их среду агентов Абвера.
Девяносто процентов личного состава рот первого набора составляли лица, уже служившие в Красной Армии и добровольно сдавшиеся в плен немцам или же перешедшие к ним через линию фронта. Особое внимание обращалось на причины, побудившие их сдаться в плен, и на мотивы, по которым они поступали в роту. После проверки и зачисления в роту все солдаты и офицеры приносили присягу. Они «обещали честно бороться с коммунизмом» и признавали Гитлера своим военным начальником, но отнюдь не своим вождем. После присяги бойцы получали «военную книжку», очень похожую на обычную «зольдатенбух» немецкой армии. Начиная с 1942 г. в этой книжке записи велись на двух языках — на русском и на немецком. Русские офицеры Абвера с 1942 г. были зачислены в 1001-й гренадерский полк, в котором числились независимо от того, где они проходили службу.
Боевые роты находились под общим командованием немецкого офицера или зондерфюрера, но в боевых условиях или же при выполнении какой-либо другой боевой операции ротой командовал русский офицер в звании лейтенанта или старшего лейтенанта, отобранный также из числа военнопленных. Рядовой состав рот был очень пестрым. Средний возраст рядового состава был от 20 до 35 лет. При этом, чем старше был человек, тем он был надежней и тем больше ненавидел советскую власть. В отчете шарфюрера СС Целлера за первую половину января 1942 г. указывалось:
«Различные свидетельства мужчин, как молодых, так и старшего возраста, указывают на то, что если бы немцы пригласили их принять участие в борьбе против большевизма и еврейства, очень многие бы откликнулись на это предложение. Главным образом речь идет о группе лиц, ранее репрессированных большевизмом. Они сегодня в большинстве своем добровольно работают в качестве гражданской полиции или служащих гражданского управления»69.
Д. Каров отметил:
«С самого начала войны и особенно с занятием огромных пространств СССР Абвер, а за ним и другие органы немецкой разведки и контрразведки увидели, что без русской местной агентуры им обойтись нельзя».
Естественно, что прежде всего они обратились к лагерям военнопленных, представлявших собой миллионные резервуары людского материала. Во вторую очередь Абвер использовал местное население.
При вербовке агентуры в СССР еще в довоенное время немецкие спецслужбы столкнулись с большими затруднениями.
Во-первых, за редким исключением, немецким офицерам русская агентура была незнакома.
Во-вторых, в отличие от Запада, материальная сторона и вообще деньги в работе в СССР имели второстепенное значение.
«Объяснялось это главным образом тем, что в Советском Союзе хорошую жизнь давали не деньги, а служебное положение и власть».
В условиях тотального контроля с крупной суммой денег или других ценностей просто ничего нельзя было поделать, не будучи замеченным НКВД.
«С другой стороны, очень часто идейно-политическая установка, т. е. вопрос, пойдет ли их [агентов] работа на пользу Родины и поможет ли это свергнуть Сталина, имела решающее значение при вербовке. Идти на предательство, на полную безыдейность своей работы никто из вербуемых не желал. Даже люди, которых материальная сторона чрезвычайно интересовала и весьма низко падшие морально, все же искали себе какого-то нравственного оправдания…»70.
Таким образом, агентов в чистом виде, т. е. людей, ставших просто профессионалами и готовых за деньги работать на кого угодно, исполняя любые задания, на оккупированной территории найти было трудно. Они составляли исключение. В условиях войны оба эти обстоятельства по-прежнему имели место, хотя тяжелые условия оккупации побуждали население к сотрудничеству с немцами.
В-третьих, большим техническим затруднением с самого начала войны при вербовке русских агентов явилось незнание русского языка большинством офицеров Абвера, не говоря уже об СД. Вообще вербовка агента всегда представляла много трудностей и требовала большой деликатности и такта со стороны вербующего. Однако прежде всего он должен был знать в совершенстве язык предполагаемого агента, чтобы вовремя уловить все его колебания и настроения для парирования отрицательных высказываний и т. п. Говорить через переводчика, т. е. иметь свидетеля, а особенно если он был к тому же уроженцем балтийских стран (а таких в Абвере было довольно много) — вербуемый в большинстве случаев отказывался71. СД также неоднократно отмечала резко негативное отношение населения к эстонцам, находившимся на службе у немцев72.
Основными аргументами при вербовке были следующие:
1. Своей работой в Абвере вербуемый поможет ускорить свержение режима Сталина и этим приблизит окончание войны.
2. Вербуемый поможет органам немецкой контрразведки разобраться в том, кто действительно является убежденным коммунистом и потому представляет опасность, а кто никогда не был партийцем, а если и был, то только потому, что к этому его принудили обстоятельства. Таким образом, вербуемый поможет многим невинным людям — своим соотечественникам.
3. Виновниками войны являются Сталин, Политбюро и компартия в целом.
4. Сталин не русский (не украинец, не белорус — в зависимости от национальности вербуемого). Он противопоставляет интересам и благополучию русского народа интересы мировой коммунистической революции. Народы СССР его интересуют лишь в связи с тем, что Советский Союз рассматривается им база для всемирной революции и его личной неограниченной власти.
5. Представителям национальных меньшинств обычно давалось обещание предоставления им полной самостоятельности. Им говорили, что уже формируются чисто национальные части, которые сражаются с общим врагом — коммунизмом.
6. Вербуемым говорили о материальных преимуществах службы в Абвере, а также возможности по собственному желанию оставить ее (в этих случаях агентов отправляли в специальные лагеря «носителей секретов» до конца войны).
Каров подчеркивал:
«СД при вербовке шло по линии наименьшего сопротивления и потому вербовало главным образом людей с уголовным прошлым, авантюристов и любителей хорошо пожить, а также нацменов, разжигая при этом ненависть к лицам другой национальности»73.
Проводимые СД масштабные мероприятия «против подозрительных лиц» приводили к тому, что, по свидетельству самих офицеров службы безопасности, осведомителям стало «очень сложно получать откровенные ответы на интересующие нас вопросы. Каждый опасается, как бы необдуманное высказывание не принесло ему вреда»74.
Абвер выработал общие инструкции по определению категорий военнопленных и вообще граждан СССР, подходящих для вербовки. Исключения допускались, но основная масса агентуры вербовалась именно по этим инструкциям.
В лагерях военнопленных наиболее интересным элементом являлись советские командиры. Многие из них лично пострадали в период советской власти, видели неспособность партийного начальства в начале войны, почувствовали на себе и своих частях растерянность и неразбериху в высших штабах и управлении армии. Они наблюдали также паническое бегство партийного и советского руководства при приближении немцев и отношение к войне красноармейцев. Все это производило огромное впечатление даже на вполне лояльных прежде командиров и заставило многих из них пересмотреть свое отношение к советской власти.
Сильным аргументом при вербовке кадровых военнослужащих Красной Армии были репрессии в армии в довоенный период. Десятки тысяч военнослужащих были сосланы в концлагеря, но многие из них были освобождены и направлены на фронт в начале войны. Они также были в числе военнопленных.
Политические работники, сотрудники НКВД и Разведупра представляли особый интерес для Абвера.
Во-первых, они были уже обученными, опытными агентами с огромными возможностями.
Во-вторых, они могли раскрыть методы работы, подготовки и личные данные советских агентов.
Как правило, эта группа тщательно и умело скрывала свое прошлое и, в частности, принадлежность к специальным органам советской разведки и контрразведки. По свидетельству Д. Карова, представителей этих групп в плену было очень мало. Они или кончали жизнь самоубийством в момент пленения, иногда их убивали сами красноармейцы, опознав своих комиссаров и чекистов, или они в первый же момент убегали из плена. Тем не менее, Абверу удалось завербовать небольшое число и чекистов и политработников. Характерно при этом, что большинство завербованных сотрудников НКВД интересовалось размахом предлагаемой работы и ее возможностями, а моральная сторона их интересовала мало.[113]
В целом репрессированные давали обширный контингент для вербовки. Бывшие «кулаки», сосланные в концлагеря или на север и потерявшие при этом не только имущество, но и свои семьи, ненавидели обычно всех представителей советской власти, и эта ненависть нередко мешала им в работе в качестве агентов.
Бывших купцов старой формации было сравнительно мало — большинство их к этому времени уже вымерло. Бывшие же нэпманы и частники давали прекрасных агентов, но не отличались большой храбростью, хотя и среди них встречались фанатики.
Представители ранее привилегированных классов — дворяне, чиновники, священники и пр. — «были, конечно, разными, но за редким исключением они были настолько морально сломлены, что с точки зрения работы Абвера представляли для него малый интерес».
Бывшие священники и сектанты (за исключением староверов) в большинстве случаев мало интересовали Абвер, так как относились к его работе отрицательно, хотя и среди них встречались блестящие агенты.
«Вообще говоря, Абвер пришел к выводу, что всех лиц, прикасавшихся или участвующих в религиозно-духовной жизни населения, более целесообразно использовать в качестве источников информации, чем как штатных агентов. Там они оказывали ценные услуги, часто даже не отдавая себе отчета в этом. Как правило, некоторые стороны работы агента в контрразведке противоречили их религиозным и нравственным убеждениям, а потому их и не использовали в качестве агентов»76.
Среди деревенского населения вербовка агентов имела также свои специфические трудности. Вообще колхозники, а особенно бывшие зажиточные, шли на сотрудничество с немцами охотно. Но все они боялись быть раскрытыми, так как немцы во многих районах сохранили колхозы и совхозы с большинством их бывшей администрации, которой колхозники не всегда доверяли и считали ее сотрудников просоветски настроенными. Во-вторых, в деревне каждый из жителей находился на виду у соседей, знавших его обычно с детства и знакомых с привычками и образом жизни каждого. Это требовало особой осторожности в работе Абвера. Поддерживать связь с агентами в деревнях было очень трудно и опасно. С появлением партизан, т. е. с осени 1942 г., агенты Абвера в деревне чрезвычайно боялись (и не без оснований) репрессий со стороны последних:
«Практически не только установленный немецкий агент, но даже и те, на кого падали лишь подозрения в этом, в большинстве случаев убивались партизанами или советской агентурой…»77
Вербовка среди городского населения была довольно трудной.
Во-первых, городское население вследствие своей большей интеллигентности скорее увидело истинные цели немецкой политики и желание поработить русский народ.
Во-вторых, до войны в городах НКВД всегда имел много своих агентов и осведомителей и среди городского населения с годами выработалось инстинктивное враждебное и презрительное отношение к работе во всяких секретных службах. Даже если цели таких спецслужб и совпадали с их собственными, городское население предпочитало все-таки другую работу.
Особую категорию представляли собой агенты-добровольцы. Подход к таким лицам требовал всегда огромной осторожности. С одной стороны, они просто могли быть подосланы противником. С другой стороны, если они были одержимы жаждой мести по отношению ко всем бывшим сторонникам советской власти, их сведения могли быть предвзятыми и принести вред. Наконец, Абверу приходилось опасаться того, что, может быть, «добровольно» явившееся лицо уже работает в СД и специально подослано этим учреждением с целью спровоцировать русских агентов Абвера или население на антинемецкие разговоры или даже акты, с тем чтобы дать возможность СД собирать материалы против Абвера и писать на него доносы уже по партийной линии. Случаи эти имели место довольно часто и поэтому от такого учреждения, как СД, ожидали любых неприятностей. Д. Каров указал, что Абвер использовал также бывших уголовников, но делал это с большой осторожностью.
Наконец, была группа случайных осведомителей. Они действовали по самым разным мотивам и при получении от них информации первой обязанностью офицера Абвера было установление именно этих мотивов. Обычно в этих случаях преобладали два мотива: чаще всего чувство мести, т. е. информатор желал своим сообщением свести старые счеты; во-вторых, желание получить какую-либо выгоду для себя (пропуск для продажи товаров в другом районе, поездка на казенном автомобиле; избавление от отправки для работы в Германию)
«Практика показала, что эти случайные осведомители более всего содействовали вылавливанию скрывавшихся советских агентов и бывших советских служащих»78.
Были среди таких информаторов и просто мифоманы, т. е. люди, которым или просто доставляло удовольствие затевать подобного рода дела и впутывать в них разных лиц, или же люди с патологической подозрительностью.
Д. Каров отмечает, что завербованные агенты после 1–2 месяцев работы «переживали острый моральный кризис. Он обуславливался расхождением между суровой действительностью и тем, что говорилось при вербовке. Новые агенты сожалели о содеянном, т. е. о данной подписке, вообще о новой службе, и немцы казались им просто бессердечными завоевателями их родины. В этот период морального кризиса одни агенты старались скрыться и уходили в дальние деревни или города, другие кончали жизнь самоубийством. Поэтому в этот период у всех агентов отбиралось личное оружие и оставлялись только винтовки, из которых застрелиться было труднее… Впрочем, некоторые агенты находили другой выход — вешались или перерезали себе вены. Наконец, некоторые агенты уходили и к партизанам, где они быстро погибали, так как последние им не доверяли». В целом, Абвер старался выполнять свои обещания агентам и, как правило, не бросал своих агентов в беде.
«Близкие агенту люди вывозились из угрожаемых районов вне очереди, а если это было необходимо — даже на самолетах»79.
ФАТы, называвшиеся в начале войны «Абвер-группами», были переименованы летом 1943 г.[114] Эти части фронтовой разведки представляли собой небольшие подвижные, независимые от местного начальства группы, составленные из хорошо обученных разведчиков и контрразведчиков. Именно они наиболее эффективно работали на оккупированной территории СССР81.[115] На территории одной армии обычно действовали два-три ФАТ-3, и по одному ФАТ-1 и ФАТ-2. Все ФАТы подчинялись штабу ВАЛЛИ, который ведал всеми видами разведки и контрразведки на Восточном фронте. Промежуточной инстанцией, управлявшей ФАТами 2–3 армий или фронта, были «коммандо», которым ФАТы непосредственно подчинялись. Абвер-офицеры армий при своих 1с могли давать своим ФАТам задания и получать от них сводки, но не имели права вмешиваться во внутренние дела отрядов. Д. Каров отмечает, что хотя официально ФАТам полагалось обмениваться некоторыми сведениями с СД, но «практически, за редким исключением, никаких сведений ФАТы им не давали и от них не получали»82.
Донесения ФАТов, отделений СД и их значение
Помимо еженедельных общих сводок о деятельности советской агентуры, диверсантов, партизан, о достигнутых успехах в борьбе с ними, ФАТы каждый месяц готовили обширную сводку, в которой говорилось о настроениях населения по следующим категориям: рабочие, торговцы, интеллигенция городская и деревенская, духовенство, полицейские, бургомистры (нередко с оценками их), русские антипартизанские и др. воинские части. Во многом схожей деятельностью занимались органы СД, направляя раз в две недели отчеты своему вышестоящему начальству. Например, форма отчетов в отделении СД в Сиверской и Волосово была следующей:
A. Общее положение
Военное положение в районе.
B. Деятельность тайлькоманды
1. Сотрудничество с Вермахтом.
2. Доверенные лица — сеть, деятельность, структура.
3. Русские вспомогательные силы (применение собственно русской полиции).
4. Репрессии в отношении:
а) евреев;
в) агентов;
с) партизан;
д) местных сил противника;
е) криминальных лиц.
5. Наблюдение за отдельными сферами жизни.
6. Фильтрация населения.
7. Эвакуация (фольксдойче, эстонцы, финны, латыши и русские рабочие)83.
Эти сводки давали практически полную картину происходящих изменений в настроениях населения и имели большое значение для высших органов контрразведки, так как позволяли судить о советской пропаганде, проводимой в данный момент среди населения, и о вооруженных антисоветских силах. А это, в свою очередь, позволяло принимать контрмеры.
Советская пропаганда показывала, какие мероприятия немцев на оккупированной территории больше всего беспокоят советское правительство. Например, в СССР во время войны и после нее очень редко и весьма глухо упоминали о роли антипартизанских отрядов, не говоря уже о частях РОА. В то же время на оккупированной немцами территории, где это было невозможно скрыть от населения, против такого рода формирований велась усиленная пропаганда всеми доступными средствами. По советской пропаганде и распускаемым ею слухам можно было установить, где партизаны собирались в скором времени произвести крупную операцию.
В зависимости от общего вывода, сделанного из сводок о настроениях населения, ФАТы иногда получали приказ распространять среди населения через свою агентуру желательные для оккупационных войск слухи. Эти слухи оказывали большое влияние на партизан, снижая их моральное состояние84.
В середине 1943 г. произошли изменения в структуре немецкой контрразведки на оккупированной территории. Они были связаны с ростом партизанского движения и естественным чувством самозащиты. Число различных органов, вербовавших осведомителей и агентов на свой страх и риск, а также собиравших сведения о партизанских отрядах и вообще о настроениях местного населения, стало непрерывно расти. Собственную агентуру по линии контррразведки имели:
1. Абвер-офицер армии.
2. Так называемые ФАТ-3 со своими агентами, резидентурами и информационными центрами.
3. ГФП также стала вербовать собственную агентуру.
4. Практически все ортскомендатуры и фельдскомендатуры стали обзаводиться собственным небольшим аппаратом контрразведки. Наиболее интересные сведения ортскомендатуры сообщали ближайшим ФАТ-3 и Абвер-офицерам соединений непосредственно или через штаб командующего тылом и фельдкомендатуры, которым они подчинялись.
5. Полевая жандармерия имела свои отделения в крупных населенных пунктах.
6. Штаб командующего тылом армии через офицера разведки стал набирать собственную агентуру среди населения и партизан.
В целом, не имея большого опыта в такого рода делах, они вербовали и набирали агентуру, не всегда отвечавшую решаемым задачам.