2. Война и мир в борьбе за выживание

2. Война и мир в борьбе за выживание

Обсуждение истории как борьбы за сохранение и распространение Жизни. Политика в борьбе за жизнь из-за ограниченных размеров Земли. Важность войны и мира в борьбе за жизненное пространство: война только дает право на большие цели в этой борьбе. Недостатки мира любой ценой: потеря расово ценнейших из-за эмиграции или деградация ценных из-за контроля над рождаемостью.

Политика – это история в становлении. История сама по себе является представлением хода борьбы народа за существование. Я намеренно использую здесь фразу «борьба за существование», потому что, по правде говоря, что борьба как за кусок хлеба, так в равной степени и борьба войны и мира, является вечной борьбой против тысяч и тысяч препятствий, как и сама жизнь – это вечная борьба со смертью. Для людей мало понятно, почему они живут – также как и для любого другого существа в мире. Только жизнь наполнена желанием сохранить саму себя. Наиболее примитивные существа знают только инстинкт самосохранения своего «я», у существ, стоящих выше в развитии, он перепроецируется на жену и ребенка, а у еще более развитых – на весь вид. Хотя очевидно, что человек зачастую жертвует своим инстинктом самосохранения ради вида, на деле он тем не менее служит ему в самой высшей степени. Ведь не редко сохранение жизни целого народа, и вместе с тем индивидуальности, заключается только в отказе от индивидуальности. Таковы внезапная смелость матери в защиту своего потомства и героизм человека ради защиты своего народа. Два мощных инстинкта жизни, голод и любовь, соответствуют величию инстинкта самосохранения. Хотя утоление вечного голода гарантирует самосохранение, удовлетворение любви обеспечивает продолжение рода. На деле эти два инстинкта - правители жизни. И хотя бесплотный эстет может подать тысячу протестов против такого утверждения, сам факт его существования уже опровергает его протест. Ничто из плоти и крови не может избежать законов, которые определяют его бытие. Как только человеческий разум считает себя выше их, то он разрушает реальную субстанцию, которая является носителем разума.

Что относится к отдельному человеку, также относится и к народам. Народный организм есть только множество более или менее схожих индивидуально существ. Его сила заключается в ценности индивидуальных существ, формирующих его как таковой, и в характере и степени однородности этих ценностей. Те же законы, которые определяют жизнь индивидуальной личности, и которым она подчиняется, будут справедливы и для народа. Самосохранение и продолжение рода – это великие инстинкты, лежащие в основе всех действий, пока такой организм может по-прежнему считать себя здоровым. Таким образом, даже последствия этих общих закономерностей жизни будут аналогичны среди народов, так же как и среди индивидуальных личностей.

Если для любого существа на Земле, инстинкт самосохранения, в своей двойной цели самосохранения и продолжения рода, демонстрирует самое элементарное насилие, тем не менее, возможность его удовлетворения ограничена, поэтому логическим следствием этого является борьба во всех ее формах за возможность сохранения жизни, то есть, за удовлетворение инстинкта самосохранения.

Бесчисленны виды организмов Земли, неограниченным в любой момент у индивидов является инстинкт самосохранения, а также стремление к продолжению рода, но пространство, в котором имеет место весь жизненный процесс, ограничено. Миллиарды и миллиарды организмов существуют и продолжают жизнь на поверхности точно измеренного шара, как на ринге. Принуждение к участию в борьбе за существование лежит в ограничении жизненного пространства, и борьба за жизнь есть предпосылка эволюции.

В дочеловеческие времена, всемирная история была в первую очередь представлением геологических событий. Борьба природных сил друг с другом, создание обитаемой поверхности этой планеты, разделение воды и земли, образование гор, равнин, и морей. Это мировая история того времени. Позднее, с возникновением органической жизни, интерес человека сосредоточился на процессе становления и кончины тысяч и тысяч его форм. И только очень поздно стал человек, наконец, видимым для себя, и таким образом, под концепцией мировой истории он начал понимать в первую очередь только историю своего становления, то есть, представление собственной эволюции. Эта эволюция характеризуется вечной борьбой людей против зверей и против самих людей. Из невидимого смешения организмов наконец появились образования: кланы, племена, народы, государства, и представление их происхождения и кончины есть воспроизводство вечной борьбы за существование.

Однако, если политика - это история в действии, а сама по себе история – это представление борьбы людей и народов за самосохранение и продолжение рода, то политика, по правде говоря, - ведение борьбы народа за существование. Но политика это не только борьба народа за свое бытие, как таковая, для нас, людей, это скорее искусство проведения этой борьбы.

Поскольку история как представление борьбы за существование народов в то же время есть застывшее воспроизводство политики, действующей на данный момент, это самый подходящий учитель для нашей политической деятельности.

Если высшей задачей политики является сохранение и продолжение жизни народной, то эта жизнь есть вечный риск, с помощью которого она борется, за который и под которым эта борьба понимается. Поэтому ее задача заключается в сохранении вещества из плоти и крови. Ее успех - сделать возможным это сохранение. Ее неудача – это уничтожение, то есть потеря этого вещества. Следовательно, политика всегда является лидером борьбы за существование, руководителем ее и организатором, и ее эффективность будет, независимо от того, как человек ее формально рассматривает, приводить к решениям о жизни или смерти народа.

Необходимо это четко представлять себе, потому что, вместе с этим, два понятия - политика мира или войны - сразу же погрузятся в небытие. Так как ставка, за которую политика всегда борется - сама жизнь, результаты провала или успеха также будет одинаковыми, независимо от средств, с помощью которых политика пытается вести борьбу за сохранение жизни народа. Мирная политика, которая ведет напрямую к уничтожению народа, то есть к исчезновению его материи из плоти и крови, как и военная политика – не принесет успеха. В одном случае, как и в другом, пренебрежение предпосылками жизни явится причиной вымирания народа. Для народов, которые еще не вымерли на поле боя, проигранные битвы скорее лишают их средств для поддержания жизни, или, лучше сказать, приводят к таким лишениям, или не в состоянии предотвратить их.

Действительно, потери, которые непосредственно вытекают из войны, ни в коей мере не пропорциональны потерям, вытекающим из плохой и нездоровой жизни народа как таковой. [3] Молчаливый голод и злые пороки за 10 лет убивают больше людей, чем война может уничтожить в тысячу лет. Жесточайшие войны, однако, в точности те, которые представляются самыми мирными современному человечеству, а именно мирные экономические войны. В своих конечных последствиях, эта самая война приводит к таким жертвам, что в сравнении с ними даже жертвы Мировой Войны сократятся до нуля. Эта война влияет не только на живых, но и прежде всего на тех, которые должны вот-вот родиться. В то время как обычная война убивает фрагмент настоящего, экономические войны убивают будущее. Один год ограничения рождаемости в Европе убивает больше людей, чем все те, кто пал в бою, со времени Великой французской революции и до наших дней, во всех войнах Европы, в том числе в Мировой войне. Но это является следствием мирной экономической политики, которая перенаселила Европу без сохранения возможности дальнейшего здорового развития целого ряда наций.

В целом, следует добавить следующее:

Как только народы забывают о том, что задача политики заключается в сохранении их бытия всеми средствами и используя все возможности, а вместо этого перенаправляют политику на определенный образ действий, то это разрушает внутренний смысл искусства руководить народом в своей судьбоносной борьбе за свободу и хлеб.

Политика, которая по сути воинственна, может сберечь народ от многочисленных пороков и патологических симптомов, но не может предотвратить изменение внутренней ценности в течение многих веков. Если она становится постоянным явлением, то война содержит внутреннюю угрозу сама по себе, что означает все более четкое расслоение фундаментальных расовых ценностей, которые составляют народный организм. Это уже было применимо ко всем известным государствам древности, и особенно применимо сегодня ко всем европейским государствам. Характер войны предполагает, что через тысячу индивидуальных процессов, она приведет к расовому отбору внутри народа, что означает предпочтительное уничтожение его лучших элементов. Призыв к мужеству и отваге находит отклик в бесчисленных индивидуальностях, в том, что лучшие и наиболее ценные расовые элементы снова и снова добровольно идут выполнять специальные задачи, или они планомерно культивируются через организационные методы специальных формирований. Военное руководство всех времен всегда поддерживало идею формирования специальных легионов, избранных элитных войск для гвардейских полков и штурмовых батальонов. Охрана персидских дворцов, элитные войска Александра, римские легионы преторианцев, исчезнувшие войска наемников, гвардейские полки Наполеона и Фридриха Великого, штурмовые батальоны, экипажи подводных лодок и летные корпуса Первой мировой войны были обязаны своим происхождением той же идее и необходимости выбора из великого множества людей тех, кто обладает самой высокой способностью для выполнения соответственно высоких задач, и сбора их вместе в специальные формирования. Изначально каждый гвардеец был не рабочей лошадью, а боевой единицей. Слава, связанная с членством в таком обществе, привела к созданию специального корпоративного духа, который впоследствии, однако, мог застыть и в итоге сгинуть в пустых формальностях. Поэтому нередко такие образования будут нести большие кровавые жертвы, то есть, наиболее приспособленных отбирают из великого множества людей и ведут на войну концентрированными массами. Таким образом, процент лучших мертвецов нации непропорционально увеличивается, а, наоборот, процент от худших элементов может увеличиться в высшей степени. Против крайне идеалистических людей, которые готовы пожертвовать своей собственной жизнью ради народного сообщества, стоит число тех самых жалких эгоистов, которые рассматривают сохранение их собственной личной жизни, как высшую задачу этой жизни. Герой умирает, преступник выживает. Это представляется самоочевидным в героическую эпоху и особенно в идеалистической юности. И это хорошо, потому что это доказательство еще сохраняющейся ценности народа. Истинный государственный деятель должен наблюдать такой факт с интересом, и принимать его во внимание. Ибо то, что может быть легко перенесено в одной войне, в сотне войн приводит к медленному обескровливанию лучших, наиболее ценных элементов народа. Тем самым победы действительно будут достигнуты, но в конце концов уже не будет народа, достойного этой победы, и жалкое потомство, которое многим кажется непонятным, нередко является результатом успехов в прежние времена.

Таким образом, мудрое политическое руководство народа никогда не видит в войне цель жизни народной, а только средство сохранения этой жизни. Оно должно воспитывать человеческий материал в духе высочайшего мужества, но управлять им с высочайшей совестливостью. В случае необходимости, когда жизнь народная находится под угрозой, оно не должно уклоняться от смелости проливать кровь до предела, но оно должно всегда иметь в виду, что мир должен будет однажды снова заменить эту кровь. Войны, в которых боролись за цели, по своей природе не гарантирующие компенсации за кровь, которая была пролита, являются святотатством, совершенным против народного организма, грехом против народного будущего.

Вечные войны, однако, могут стать страшной опасностью среди народа, который обладает такими неравными элементами в расовом составе, что только часть из них можно рассматривать как государствообразующие, и, следовательно, особенно творческие в культурном плане. Европейская культура народов опирается на основы, которые созданы вливанием нордической крови в течение нескольких веков. После того как последние остатки этой нордической крови будут уничтожены, лицо европейской культуры будет изменено, ценность государств снизится, в полном соответствии с понизившейся ценностью народов.

Политика, которая по своей сути мирная, с другой стороны, будет в первую очередь делать возможным сохранение носителей лучшей крови, но в целом он будет учить народ слабости, которая однажды приведет к провалу после того, как основы существования такого народа окажутся под угрозой. Затем, вместо того чтобы бороться за хлеб насущный, нация скорее сократит этот хлеб и, что еще более вероятно, ограничит свою численность, либо путем мирной эмиграции, либо через ограничение рождаемости, чтобы таким образом избежать огромной нужды. Таким образом, принципиально мирная политика становится бедствием для народа. Что, с одной стороны, осуществляется путем перманентной войны, производится с другой стороны, путем эмиграции. Таким образом народ медленно лишается своей лучшей крови в сотнях тысяч индивидуальных жизненных катастроф. Печально знать, что вся наша национальная политическая мудрость, поскольку не видит никаких преимуществ в эмиграции, в крайнем случае выражает сожаление по поводу уменьшения численности своего собственного народа, или в лучшем случае говорит о культурных удобрениях, которые тем самым становятся добычей других государств. То, что не понимается - самое худшее. Поскольку эмиграция идет независимо от территории или возрастных категорий, а по-прежнему остается игрой судьбы, она всегда забирает от народа самых смелых и храбрых людей, самых решительных и самых подготовленных к сопротивлению. Крестьянский парень, который эмигрировал в Америку 150 лет назад, был таким же самым решительным и самым авантюрным человеком в своей деревне, как рабочий, который сегодня уезжает в Аргентину. Трус и слабак предпочел бы умереть дома, чем набраться храбрости зарабатывать себе на хлеб в неизвестной, чужой стране. Независимо от того, нужда это, страдания, политическое давление или религиозное принуждение человека, он всегда будет здоровым и наиболее способным к сопротивлению, и будет способен оказать наибольшее сопротивление. Слабый всегда будет порабощен первым. Его сохранение, как правило, так же мало выгодно для победителя, как и его пребывание дома для родины. Не редко, следовательно, закон действия передается с родины в колонии, потому что там концентрация высших человеческих ценностей произошла совершенно естественным образом. Тем не менее, позитив для новой страны, таким образом, потеря для родины. Как только народ один раз теряет свои лучшие, сильнейшие и наиболее естественные силы в результате эмиграции в течение веков, он вряд ли будет в состоянии еще раз собрать в себе силы, чтобы выработать необходимое сопротивление судьбе в критические времена. Он скорее установит ограничение рождаемости. Но и здесь число потерь не является решающим, но страшный факт, что благодаря ограничению рождаемости, высокие потенциальные ценности народа уничтожены в самом начале. Ибо величие и будущее народа определяется по сумме его способностей к высоким достижениям во всех областях. Но есть личные ценности, которые не всегда связаны с первородством. Если бы нам пришлось вычеркнуть из нашей немецкой культурной жизни, из нашей науки, действительно из всего нашего существования как таковое все, что было создано людьми, которые не были перворожденными, то Германия была бы едва балканским государством. Немецкий народ больше не имел бы каких-либо оснований оцениваться в качестве культурного народа. Кроме того, необходимо учитывать, что даже в случае тех людей, которые, как перворожденные, тем не менее совершили великие вещи для своего народа, должно быть сначала рассмотрено, не был ли один из их предков не перворожденным. Ибо когда во всей веренице его предков цепь первородства оборвется хотя бы только один раз, то он также принадлежит к числу тех, кого не существовало бы, если бы наши предки всегда уделяли должное этому принципу. [4] В жизни народов, однако, нет пороков прошлого, которые не были бы справедливы в настоящее время.

Принципиально миролюбивая политика, с последующим истеканием кровью народного организма в результате эмиграции и ограничения рождаемости, тем более катастрофическая, чем более речь идет о народе, который состоит из расово неравных элементов. Ибо в этом случае также лучшие расовые элементы в первую очередь отбираются у народа через эмиграцию, тогда как через ограничение рождаемости у себя на родине будут охвачены также те, кто в результате своей расовой ценности заработали себе более высокий уровень жизни. Постепенно их пополнение будет производиться из обескровленных малоценных широких масс, и, наконец, спустя века, приведет к снижению всей ценности народа вообще. Такой народ давно уже прекратит обладать реальной жизненной силой.

Таким образом, политика, которая по сути своей мирная, будет точно такой же вредной и разрушительной по своим последствиям, как и политика, которая признает войны в качестве своего единственного оружия.

Политика должна бороться за жизнь народа, и ради этой жизни, кроме того, она всегда должна выбирать оружие для борьбы так, чтобы служить жизни в самом высоком смысле этого слова. С одной стороны, не делать политику для того, чтобы умирать, а с другой – иногда призывать людей умереть, чтобы народ мог жить. Цель состоит в сохранении жизни, а не в героической смерти, или трусливой отставке.