Сталин и Мао слушают вас

Сталин и Мао слушают вас

Русский с китайцем братья вовек.

Крепнет единство народов и рас.

Плечи расправил простой человек,

С песней шагает простой человек,

Сталин и Мао слушают вас.

(из песни «Москва — Пекин» — сл. М. Вершинина)

Мао Цзэдун был человеком, который больше всего по времени (в течение одного приезда) гостил у Сталина на Ближней даче. Его осенний визит 1949 года продолжался около двух месяцев. На самом деле Мао приглашали в СССР вместе с семьей, как говорилось в те времена в партийных документах, — «на отдых и лечение». Но «великий кормчий», только-только возглавивший провозглашенную 1 октября 1949 года Китайскую Народную Республику, решил приехать один. И стал гостем не менее великого «отца и учителя». Впрочем, он сам считал более подходящим обращаться к Сталину как к «старшему брату».

В распоряжение почетного китайского гостя отдали весь второй этаж Ближней дачи. Как мы знаем, его построили в 1943 году, «переселив» Сталина на время ремонта на дачу в «Липки». Кстати, проектировал этаж тот же самый архитектор Мирон Мержанов, который и строил Ближнюю дачу. Правда, ко времени начала строительства он уже был в лагере, начав отсиживать десятилетний срок. Этот этаж использовался обычно как «гостевой». Его до приезда Мао уже использовали во время кратковременных визитов лидеров братских компартий. Проживание рядом с «вождем народов» было высшим знаком доверия и приближенности, которого удостаивались немногие.

Важной особенностью дачи было наличие лифта на второй этаж. Понимая, что Сталину, которому было уже за шестьдесят, будет трудно подниматься по не очень удобной (я сам пробовал) лестнице на второй этаж, инженеры и строители соорудили небольшой лифт. Как и многое другое на Ближней, он отделан деревом, а закрывается как на первом, так и на втором этаже металлической дверью с витражом. В середине его — ажурная золотистая звезда. Для удобства в лифте, имеющем всего две кнопки, установлен стул, а на стенке имеется телефон.

Комнаты второго этажа достаточно большие. Спальня — 75 с лишним квадратных метров, столовая — 120. Честно говоря, спальня такого размера мне не показалась особенно уютной. Впрочем, у вождей свои понятия об уюте. В углу приютилась односпальная кровать с обычной для Сталина прикроватной тумбочкой и креслом между окнами, обязательный диван. Стоит, конечно, и платяной шкаф. И практически все!

Примерно такой вид имела резиденция Мао Цзэдуна, если не считать еще веранд и террас. Сейчас на одной из веранд собрана часть подарков, которые «великий кормчий» привез «старшему брату». Это вращающаяся этажерка, стилизованная под пагоду, картины на шелке с изображением кошек и журавлей, китайские вазы. Кстати, там же хранятся и подарки других руководителей братских компартий. Уже упоминавшиеся нами чехословацкие монеты достоинством в 50 и 100 крон с барельефом Сталина, болгарская фляжка — подарок Георгия Димитрова, резные костяные шахматы…

Отношения Сталина и Мао складывались непросто. Много лет генсек относился к «младшему брату» с долей недоверия, и только после провозглашения КНР пригласил его к себе в гости. И тут уж их отношения стали весьма теплыми. Николай Федоренко, советский переводчик, ученый-китаист и писатель, в свое время переводивший Сталину и Мао, рассказывал:

Приезд Мао в Москву в декабре 1949 г. окончательно убедил Сталина в том, что этот «китайский товарищ» — личность сильная, крайне жесткая, по-своему творческая и перспективная. Для Мао Сталин был «глыбой», тонким аналитиком, великим артистом и режиссером политического действа. Но, возвеличивая Сталина, он возвеличивал и себя, готовя себя на роль преемника — пусть пока только на Дальнем Востоке, а потом… Кто знает?

Манера говорить у Сталина и Мао была по форме совершенно различной. Сталин говорил медленно, негромко и очень уверенно. Он четко выдерживал паузы и никогда не отвлекался в сторону: вел беседу так, что у слушателей создавалась очень четко очерченная картина событий. Кроме того, у него был тонкий слух, во время переговоров он улавливал даже чужой шепот. Мао Цзэдун, напротив, говорил быстро, словно боялся, что Сталин его не дослушает. «Жарил, как из пулемета», но при этом не забывал мельчайших деталей. Он активно употреблял афоризмы, крылатые изречения из китайской классики. Вообще он был чрезвычайно широко эрудирован, хотя окончил всего-навсего педучилище.

Поначалу беседы Сталина и Мао (в них принимали участие Чжоу Эньлай и иногда китайский посол) проходили в основном в Кремле. Но по мере того как Мао стал обживаться на Ближней даче, а отношения его со Сталиным становились более доверительными, начались общие посиделки в Волынском. Николай Федоренко вспоминал некоторые детали этих встреч:

…Последующие беседы переместились на «малую» сталинскую дачу в Кунцево. Обычно они шли с 10 часов вечера до 2–3 часов утра. Повестки дня — или, скорее, «повестки ночи» — как таковой не было. Но над всем властвовала жесточайшая воля, жесточайшая дисциплина Сталина. Он руководил всем. Казалось, что он следит даже за поступлением закусок на сервировочный столик. Происходило это так. Открывалась угловая дверь зала, из нее выходила официантка с серебряным подносом в руках. Она показывала блюда Сталину, тот одобрительно кивал головой, а затем в определенный, только ему известный момент предлагал присутствовавшим отведать угощение.

…На рабочих завтраках и «перекурах» с участием членов политбюро Берии отводилась роль первому разлить по рюмкам и фужерам напитки. Лишь один Сталин наливал себе сам, объясняя это тем, что знает свою меру и то, в каком соотношении смешивать красное и белое вино. Затем Берия первым произносил тост — понятно, за кого. Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай всегда с удовольствием осушали бокалы до дна. Сталин отпивал один-два глотка. Это был превосходно разыгранный спектакль. Сталин выступал сценаристом и режиссером, а Берия — то ли дирижерской палочкой, то ли полицейской дубинкой.

Выяснилось, кстати, что Сталин приложил руку к тому, чтобы «великого кормчего» правильно именовали в советской прессе. Об этом тоже рассказывал академик Федоренко:

Как-то на ближней даче после очередного ночного «бдения» меня вдруг словно кто-то дернул, я возьми да и скажи:

— Товарищ Сталин, по-моему, мы во всей прессе и в отчетах пишем неправильно, мы пишем Мао Цзэдун через «е», а надо бы через «э» оборотное. Я искренне считал, что по правилам русского языка нужно писать именно так.

— Позвоните Сатюкову в «Правду», — посоветовал Сталин.

— Да, но я с ним-mo и говорил…

— Позвоните еще раз. На следующий день звоню Сатюкову и слышу:

— Конечно, конечно, товарищ Федоренко! Вы правы, товарищ Федоренко! Мао Цзэдун теперь всегда — слышите, всегда! — будем писать через «э» оборотное! Такие были времена.

В свободное от встреч со Сталиным время Мао Цзэдун гулял по территории дачи и один за другим смотрел советские кинофильмы. Про революцию, про рабочих и колхозников, про свинарку и пастуха, про войну и армию. Говорят, что он считал это своего рода способом понять советский народ. Эх, если бы только Мао слышал поговорку советских времен о том, что правда жизни и правда искусства — это две разных правды!