17 июля 1918 – Расстрел царской семьи

17 июля 1918 – Расстрел царской семьи

Бывший император Николай II, его семья и несколько приближенных были вывезены из Царского Села в Сибирь. Некоторое время они находились в Тобольске, затем их перевезли в Екатеринбург, где заключили под стражу в бывшем доме купца Ипатьева. В подвале этого дома в ночь на 17 июля семья Романовых, доктор и горничная императрицы были зверски убиты. Скорее всего, приказ о расстреле не только Николая и его домочадцев, но и всех других членов семьи Романовых, находившихся под арестом в разных местах (Пермь, Алапаевск), пришел из Москвы. Троцкий вспоминал: «Следующий мой приезд в Москву выпал уже после падения Екатеринбурга. В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:

– Да, а где царь?

– Конечно, – ответил он, – расстрелян.

– А семья где?

– И семья с ним.

– Все? – спросил я, по-видимому, с оттенком удивления.

– Все! – ответил Свердлов. – А что?

– А кто решал? – спросил я.

– Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.

Больше я никаких вопросов не задавал, поставив на деле крест. По существу, решение было не только целесообразно, но и необходимо».

Сохранилась также записка руководителя уничтожения Романовых комиссара Якова Юровского. О расстреле Романовых он писал следующее: «Не желая их торопить, я дал возможность одеться. В 2 часа я перевел конвой в нижнее помещение. Велел расположиться в известном порядке. Сам-один повел вниз семью. Николай нес Алексея на руках. Остальные (кто с подушкой в руках, кто с другими вещами), мы спустились в нижнее помещение в особо очищенную заранее комнату. Александра Федоровна попросила стул, Николай попросил для Алексея стул. Я распорядился, чтобы стулья принесли. Александра Федоровна села. Алексей также. Я предложил всем встать. Все встали, заняв всю стену и одну из боковых стен. Комната была очень маленькая. Николай стоял спиной ко мне. Я объявил, что Исполнительный Комитет Совета Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Урала постановил их расстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал: „Стрелять“. Первым выстрелил я и наповал убил Николая. Пальба длилась очень долго, и, несмотря на мои надежды, что деревянная стенка не даст рикошета, пули от нее отскакивали. Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда наконец мне удалось остановить, я увидел, что многие еще живы. Например, доктор Боткин лежал, опершись локтем правой руки, как бы в позе отдыхающего, (я) револьверным выстрелом с ним покончил; Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была еще и Демидова. Тов. Ермаков хотел окончить дело штыком. Но, однако, это не удавалось. Причина выяснилась только позднее (на дочерях были бриллиантовые панцири вроде лифчиков). Я был вынужден поочередно расстреливать каждого. К величайшему сожалению, принесенные с казненными вещи обратили внимание некоторых красногвардейцев, которые решили их присвоить… Сложив трупы, я позвал к себе всех участников и тут же предложил им немедленно вернуть все, что у них есть, иначе грозил расправой. Один по одному стали отдавать, что у них оказалось…»