Расстрел семьи и приближённых Николая II (Романова)

Расстрел семьи и приближённых Николая II (Романова)

Более двадцати лет минуло с того момента, когда мне в первый раз довелось вплотную соприкоснуться с судьбой семьи Романовых и их приближённых, зверски расстрелянных большевиками в подвале дома горного инженера Н.Н. Ипатьева в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля (с 3 на 4 по старому стилю) 1918 года. И уж конечно, я не предполагал, что много лет спустя буду участвовать в экспертизе, которая поможет поставить точку в этой кровавой истории.

В начале 1990-х годов, когда под Екатеринбургом нашли массовое захоронение и с высокой степенью вероятности предположили, что это и есть останки царской семьи и их приближённых, всех волновало только одно: они это или не они? Лучшие отечественные учёные провели колоссальное количество исследований, часть из них была проведена за рубежом. Казалось бы, всё свидетельствовало о том, что это захоронение соответствует первоначальной гипотезе о том, кто именно захоронен в этом месте Поросёнкова лога, именуемом Ганиной Ямой. Тем не менее, споры об идентификационных вопросах продолжались более 20 лет и до конца не утихли и сегодня.

Естественно, каждый специалист имеет право на своё личное аргументированное мнение, подкреплённое комплексом исследований. Я не участвовал в проведении идентификационных экспертиз тогда, в 1990-х годах, но так как они проводились на кафедре судебной медицины Военно-медицинской академии имени С.М. Кирова (Санкт-Петербург) под руководством тогдашнего начальника кафедры профессора, доктора медицинских наук Вячеслава Леонидовича Попова, каждый преподаватель стремился оказать членам экспертной комиссии посильную помощь. В силу этих обстоятельств мне были известны некоторые технические моменты этих экспертиз и обоснование их результатов. Уже на первоначальном этапе были получены достаточно убедительные данные, свидетельствовавшие о том, что эти останки действительно принадлежат членам семьи Романовых и их ближайшему окружению. Дальнейшие генетические экспертизы, проведённые в России и за рубежом, подтвердили все первоначальные выводы. Поэтому лично у меня не оставалось вопросов относительно того, чьё захоронение было обнаружено под Екатеринбургом.

Поскольку мои научные интересы в то время относились исключительно к области раневой баллистики, уже тогда начал волновать вопрос о том, почему так много времени и сил тратится на идентификационные исследования, тогда как не менее важной задачей являлось установление событий самого расстрела. Практически у всех останков, которые были «отсортированы» по принадлежности одному человеку, имелись огнестрельные пулевые повреждения, а у некоторых и повреждения от действия колющих предметов. Следовательно, появлялась возможность для проведения ситуалогической экспертизы. Не хватало только некоторых исходных данных, которые можно было почерпнуть в материалах уголовного дела. Однако с решением этих вопросов следствие не особо торопилось.

Прошло почти 20 лет. Из Санкт-Петербурга я был переведён в Москву на должность начальника Центральной судебно-медицинской лаборатории Министерства обороны Российской Федерации (ныне это учреждение носит название Главного государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз) — Главного судебно-медицинского эксперта Министерства обороны Российской Федерации. Начало нового тысячелетия для судебных медиков этого ведомства было отмечено чередой событий, которые потребовали максимального напряжения всех сил и ресурсов. Достаточно сказать, что на их долю выпало экспертное сопровождение предварительного следствия по таким уголовным делам, как: гибель АПРК «Курск», трагические события в Беслане, целая серия авиационных катастроф, как пассажирских, так и военных «бортов», сложнейшие по организации комплексные экспертизы в случаях массовых заболеваний пневмониями призывников и военнослужащих и целый ряд других ситуаций, когда следственным органам неотложно требовались специальные познания в области судебной медицины. Конечно, нельзя забыть и тот факт, что именно на плечи военной судебной медицины легла ответственность за организацию и проведение экспертных исследований неопознанных российских военнослужащих, погибших на территории Чеченской республики во время ведения там боевых действий в 1994–1996 гг. и контртеррористической операции 1999–2001 гг.

Всё это несколько притупило мои воспоминания относительно гибели царской семьи и их верноподданных. Тем более, что как страстотерпцы они были причислены к лику святых Русской Православной Церкви, и их останки был захоронены в Петропавловской крепости, а дебаты по поводу «они это или не они» поутихли. Казалось, что возврата к этой теме не будет, но вот наступил август 2008 года и в здании Главного государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации появился старший следователь по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации старший советник юстиции Владимир Николаевич Соловьёв. Целью его визита было назначение ситуалогической экспертизы, которая должна была ответить на ряд вопросов, касающихся реконструкции событий той страшной июльской ночи 1918 года. Вот какие вопросы интересовали следствие:

«1. Имеются ли на останках тел следы огнестрельных повреждений? Если да, то какие именно и каковы их морфологические характеристики? Каково их количество и локализация? Где локализовались на телах пострадавших входные и выходные огнестрельные повреждения? Каково направление раневых каналов в теле пострадавших? Каковы дистанция и расстояние выстрела? Каковы характеристики огнестрельных снарядов, причинивших повреждения, например, их диаметр, наличие и элементарный состав их оболочек и др.? Из одного или разных образцов оружия были произведены выстрелы в пострадавших? Имеются ли судебно-медицинские данные, позволяющие высказаться о мощности огнестрельного оружия?

2. Имеются ли судебно-медицинские данные о наличии преграды (преград) между огнестрельным оружием и телом пострадавших? Если да, то каковы характеристики этой преграды (преград)?

3. Имеются ли судебно-медицинские данные о том, что какие-либо из обнаруженных повреждений образовались в результате рикошета пуль?

4. В результате какого количество выстрелов образовались имеющиеся у каждого из пострадавших огнестрельные повреждения?

5. Каковым было взаимное положение оружия и тела пострадавших в момент выстрелов? Менялось ли в процессе производства выстрелов взаимное положение потерпевших и оружия? Могла ли часть обнаруженных повреждений образоваться при положении пострадавших лёжа на полу?

6. Имеются ли судебно-медицинские данные, указывающие на конкретное место, где были нанесены повреждения пострадавшим, и где наступила их смерть?

7. Имеются ли судебно-медицинские данные о возможности причинения повреждений холодным оружием? Каковы признаки этих повреждений?

8. Имеются ли признаки посмертного повреждения трупов в результате взрыва ручной гранаты?

9. Каковы возможности непосредственной причины смерти каждого из пострадавших?

10. Могли ли обнаруженные на останках тел пострадавших повреждения образоваться при обстоятельствах расстрела, указанных в показаниях и воспоминаниях Юровского, Ермакова, Медведева и других участников расстрела и захоронения, содержащихся в материалах данного уголовного дела?»

В качестве объектов исследования были представлены копия постановления о назначении ситуалогической судебно-медицинской экспертизы и материалы уголовного дела № 8/123666-93, оригиналы и копии историко-архивных документов. Их изучение заняло более 4 месяцев. Мною было принято решение провести эту комиссионную экспертизу, как говорится, «не числом, а умением». В состав комиссии вошли всего два человека: консультант Главного государственного центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации доктор медицинских наук Андрей Валентинович Ковалёв и автор этих строк. Андрей Валентинович уже принимал участие в идентификационных исследованиях останков тогда, в 1990-х, поэтому он как никто другой хорошо ориентировался во всех имеющихся в деле документах. Мне же предстояло «с чистого листа» погрузиться в нюансы этой трагической истории. Забегая вперед хочу сказать, что без профессиональной самоотверженности Андрея Валентиновича и его глубокого знания предмета исследования наша совместная комиссионная экспертиза вряд ли могла состояться. Один итоговый документ — заключение комиссии экспертов, составил более 300 листов!

Большое подспорье в предпринятых нами исследованиях оказали материалы, собранные в 1918 году следователем А.П. Намёткиным и в 1919 году следователем Н.А. Соколовым. Достаточно сказать, что в материалахуголовного дела№ 18/123666-93, возбужденного 19 августа 1993 года по факту обнаружения останков девяти неопознанных трупов в районе Старой Коптяковской дороги близ г. Екатеринбурга, содержалось около ста документов, имеющих важное значение для проведения данной ситуалогической экспертизы. Это были различные протоколы (допроса свидетелей, осмотров места происшествия, выемки вещественных доказательств и др.), постановления, воспоминания участников расстрела, которые выдвигали различные версии событий, произошедших в ту страшную июльскую ночь 1918 года. На основе этих материалов, а также ранее проведённых экспертиз по исследованию костных останков представилась возможность провести экспертную реконструкцию ситуации расстрела. При этом наша комиссия решила построить экспертные исследования, взяв за исходные материалы протоколы осмотра места происшествия и версии, выдвинутые участниками расстрела. Ни в одной прежде проведённой экспертизе такой подход не применялся. В основном ранее речь шла только о повреждениях на останках и никак не использовались сведения о повреждениях интерьера «расстрельной комнаты», а именно они, в сочетании с версиями палачей, позволили дать объективные ответы на вопросы следствия.

Прежде всего, необходимо остановиться на тех сведениях, которые изложены Яковом Михайловичем Юровским, в июле 1918 года занимавшего должность областного комиссара юстиции, члена коллегии Уралоблчека, фактического организатора и непосредственного руководителя расстрела Царской семьи.

Из «записки» участника расстрела Юровского Якова Михайловича, написанной в 1919 г. (ГАРФ, фонд 601, опись 2, дело 27, л. 34): «... Тем временем были сделаны все приготовления: отобрано 12 человек (в т. ч. 6 латышей) с наганами, которые должны были привести приговор в исполнение. Двое из латышей отказались стрелять в девиц. Ком. [комендант] отправился за ними лично, один, и свёл их по лестнице в нижнюю комнату. Ник. [Николай] нёс на руках A-я [Алексея], остальные несли с собой подушечки и разные мелкие вещи. Войдя в пустую комнату, А.Ф. [Александра Фёдоровна] спросила: «Что же, и стула нет? Разве и сесть нельзя?» Ком. велел внести два стула. Ник. посадил на один A-я, на другой села А.Ф. Остальным ком. велел стать в ряд. Когда стали, позвали команду. Когда вошла команда, ком. сказал Романовым, что ввиду того, что их родственники продолжают наступление на советскую Россию, Уралисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к команде, лицом к семье, потом, как бы опомнившись, обернулся к коменданту с вопросом: «Что? Что?». Ком. наскоро повторил и приказал команде готовиться. Команде заранее было указано, кому в кого стрелять, и приказано целить прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови и покончить скорее. Николай больше ничего не произнёс, опять обернувшись к семье, другие произнесли несколько несвязных восклицаний, всё длилось несколько секунд. Затем началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Ник. был убит самим ком-ом наповал, затем сразу же умерли А.Ф. и люди Романовых (всего было расстреляно 12 человек: Ник., А.Ф., четыре дочери, Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, др Боткин, лакей Трупп, повар Тихомиров, ещё повар и фрейлина, фамилию которой ком. забыл). Алексей, трое из его сестёр, фрейлина и Боткин были ещё живы. Их пришлось пристреливать. Это удивило ком-та, т. к. целили прямо в сердце, удивительно было и то, что пули наганов отскакивали от чего-то рикошетом и, как град, прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсажа. Из-за всего этого вся процедура, считая «проверку» (щупанье пульса и т. д.), заняла минут 20.»

Из воспоминаний участника расстрела Юровского Якова Михайловича, написанных в апреле-мае 1922 г. (Исповедь палача: Свидетельство Я. Юровского // Родина. 1993. № 1. С. 185–189): «...Вызвав внутреннюю охрану, которая предназначалась для расстрела Николая и его семьи, я распределил роли и указал, кто кого должен застрелить. Я снабдил их револьверами системы «наган». Когда я распределял роли, латыши сказали, чтобы я избавил их от обязанности стрелять в девиц, так как они этого сделать не смогут. Тогда я решил за лучшее окончательно освободить этих товарищей от расстрела, как людей неспособных выполнить революционный долг в самый решительный момент. В 2 часа я перевёл конвой в нижнее помещение. Велел расположиться в известном порядке. Сам один повёл вниз семью. Николай нёс Алексея на руках. Остальные — кто с подушкой в руках, кто с другими вещами. Мы спустились в нижнее помещение в особую очищенную заранее комнату. Александра Фёдоровна попросила стул, Николай попросил для Алексея стул.

Я распорядился, чтобы стулья принесли. Александра Фёдоровна села. Алексей также. Я предложил всем встать. Все встали, заняв всю стену и одну из боковых стен. Комната была очень маленькая. Николай стоял спиной ко мне. Я объявил: Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов Урала постановил их расстрелять. Николай повернулся и спросил. Я повторил приказ и скомандовал: «Стрелять!» Первый выстрелил я и наповал убил Николая. Пальба длилась очень долго, и несмотря на мои надежды, что деревянная стенка не даст рикошета, пули от неё отскакивали. Мне долго не удавалось остановить эту стрельбу, принявшую безалаберный характер. Но когда, наконец, мне удалось остановить, я увидел, что многие ещё живы. Например, доктор Боткин лежал, опёршись локтём правой руки, как бы в позе отдыхающего, револьверным выстрелом с ним покончил. Алексей, Татьяна, Анастасия и Ольга тоже были живы. Жива была ещё и Демидова. Тов. Ермаков хотел окончить дело штыком. Однако это не удавалось. Причина выяснилась только позднее (на дочерях были бриллиантовые панцири вроде лификов). Я вынужден был поочерёдно расстреливать каждого.»

Из ксерокопии подлинника стенограммы совещания старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале, проведённого 1 февраля 1934 г., и машинописной расшифровки к ней, выправленной участником расстрела Юровским Яковом Михайловичем (ЦДООСО, фонд 41, опись 1, дело 150, л. 60–92):». Приготовил 12 наганов, распределил, кто кого будет расстреливать. Когда семья оделась, я повёл их в заранее намеченную комнату, внизу дома. Этот план мы продумали с тов. Никулиным (тут надо сказать, что не подумали своевременно о том, первое — что окна шум пропустят, второе — что стенка, у которой будут поставлены расстреливаемые, каменная и, наконец, третье, чего нельзя было предусмотреть, — что стрельба примет беспорядочный характер. Этого последнего не должно было быть, потому что каждый будет расстреливать одного человека и что всё, следовательно, будет в порядке. Причины последнего, т. е. безалаберной стрельбы, выяснились позже). Хотя я их предупредил через Боткина, что им с собой брать ничего не надо, они, однако, набрали какую-то разную мелочь, подушки, сумочки и т. д. и, кажется, маленькую собачку. Спустились в комнату (при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену, окно), я им предложил встать по стенке. Очевидно, они ещё в этот момент ничего себе не представляли, что их ожидает. А.Ф. сказала: «Здесь даже стульев нет». Алексея нёс на руках Николай. Он с ним так и стоял в комнате. Тогда я велел принести пару стульев, на одном из которых по правой стороне от входа к окну почти в угол села Александра Фёдоровна. Рядом с ней, по направлению к левой стороне от входа, встали дочери и Демидова. Тут посадили рядом на кресле Алексея, за ним шли доктор Боткин, повар и другие, а Николай остался стоять против Алексея. Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди и велел, чтобы все были готовы, и что каждый, когда будет подана команда, был на своём месте. Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и я тут же, насколько помню, сказал Николаю примерно следующее, что его царственные родственники в стране, так и за границей, пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять. Он спросил: «Что?» и повернулся лицом к Алексею, я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба. Комната, хотя и очень маленькая, все, однако, могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно, стреляли через порог, т. к. стенка каменная, то пули стали лететь рикошетом, причём пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых. Мне с большим трудом удалось стрельбу приостановить. Пуля кого-то из стрелявших сзади прожужжала мимо моей головы, а одному, не помню, не то ладонь, не то палец прострелила. Когда стрельбу приостановили, то оказалось, что дочери, Александра Фёдоровна и, кажется, фрейлина Демидова, а также Алексей были живы. Я подумал, что они попадали со страху или, может быть, намеренно и потому ещё живы. Тогда приступили достреливать (чтобы было поменьше крови, я заранее предложил стрелять в область сердца). Алексей так и остался сидеть окаменевши, я его пристрелил. А в дочерей стреляли, но ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову. Причину того, что расстрел дочерей и А. Ф. был затруднён, я выяснил уже только в лесу.»

Из протокола допроса обвиняемого Медведева Павла Спиридоновича, проведенного 21–22 февраля 1919 г. членом Екатеринбургского окружного суда Иваном Александровичем Сергеевым (Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи (август 1918 — февраль 1920) / Сост. Н. Росс. — Frankfurt am Main: Possev-Verlag, V. Gorachek KG, 1987. C. 461–471; Следственное дело И.А. Соколова. Подлинник. — Архив Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации, л. 159–164):». Привели [их] в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья: его помощник принёс три стула. Один стул был дан Государыне, другой — Государю, третий — Наследнику. Государыня селау той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так [как] каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них). Наследник и Государь сели рядом, почти посреди комнаты. За стулом Наследника встал доктор Боткин. Служанка (как её зовут — не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из царских дочерей (четвёртая). Двое слуг встали в левом (от входа) углу, у стены, смежной с кладовой. У служанки была с собой в руках подушка. Маленькие подушечки были принесены с собою и царскими дочерьми. Одну из подушечек положили на сиденье стула Государыни, другую — на сиденье стула Наследника. Видимо, все догадывались о предстоящей им участи, но никто не издал ни одного звука. Одновременно в ту же комнату вошли 11 человек: Юровский, его помощник, два члена Чрезвычайной комиссии и семь человек латышей. Юровский выслал меня, сказав: «Сходи наулицу, нет ли там кого, и не будут ли слышны выстрелы». Я вышел в огороженный большим забором двор и, не выходя наулицу, услышал звуки выстрелов. Тотчас же вернулся в дом (прошло всего 2–3 минуты) и, зайдя в ту комнату, где был произведён расстрел, увидел, что все члены Царской Семьи: Царь, Царица, четыре дочери и Наследник уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах. Кровь текла потоками. Были также убиты доктор, служанка и двое слуг. При моём появлении Наследник ещё был жив — стонал. К нему подошёл Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих. Картина убийств, запах и вид крови вызвали во мне тошноту. Перед убийством Юровский раздал всем наганы, дал револьвер и мне, но я, повторяю, в расстреле не участвовал. У Юровского, кроме нагана, был маузер.»

Из машинописной расшифровки воспоминаний участника расстрела Никулина Григория Петровича, изложенных им в беседе 13 мая 1964 г. в Радиокомитете СССР (РГАСПИ, фонд 588, опись 3, дело 13, л. 1-71): «. Перед тем, как приступить непосредственно к расстрелу, к нам прибыл в помощь Михаил Александрович Медведев, он работал тогда в ЧК. Кажется, он был членом президиума, я не помню сейчас точно. И вот этот товарищ Ермаков, который себя довольно неприлично вёл, присваивая себе после главенствующую роль, что это он всё совершил, так сказать, единолично, без всякой помощи. И когда ему задавали вопрос: «Ну, как же ты сделал?», «Ну, просто, — говорит, — брал, стрелял — и всё».

На самом же деле нас было исполнителей 8 человек: Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел — четыре, Ермаков Пётр — пять, вот я не уверен, что Кабанов Иван — шесть. И ещё двоих я не помню фамилий. Когда мы спустились в подвал, мы тоже не догадались сначала там даже стулья поставить, чтобы сесть, потому что этот был. не ходил, понимаете, Алексей, надо было его посадить. Ну, тут моментально, значит, поднесли это. Они так это, когда спустились в подвал, так это недоуменно стали переглядываться между собой, тут же внесли, значит, стулья, села, значит, Александра Фёдоровна, наследника посадили, и товарищ Юровский произнёс такую фразу, что: «Ваши друзья наступают на Екатеринбург, и поэтому вы приговорены к смерти». До них даже не дошло, в чём дело, потому что Николай произнёс только сразу: «А!», а в это время сразу залп наш уже один, второй, третий. Ну, там ещё кое-кто, значит, так сказать, ну, что ли, был ещё не совсем окончательно убит. Ну, потом пришлось ещё кое-кого дострелить.

— Помните, кто был ещё не полностью мёртв?

— Ну, вот была эта самая. Анастасия и эта. закрылась, вот, подушкой — Демидова. Демидова закрылась подушкой, пришлось подушку сдёрнуть и пристрелить её.

— А мальчик?

— А мальчик был тут же сразу. Ну, правда, он долго ворочался, во всяком случае с ним, с мальчиком было покончено. Быстро.

— Сколько вся эта операция продолжалась?

—... Потом, когда они спустились, там в течение получаса всё было завершено.

— Значит, туда вошли все обитатели этого?..

— Абсолютно все, все одиннадцать человек, за исключением, значит, маленького мальчика Седнёва.»

Из воспоминаний участника расстрела Медведева (Кудрина) Михаила Александровича, написанных 21 декабря 1963 г. (РГАСПИ, фонд 588, опись 3, дело 12, л. 44–58): «.Постановили: спасти жизнь только Лёне Седнёву. Затем стали думать, кого выделить на ликвидацию Романовых от Уральской областной Чрезвычайной комиссии. Белобородов спрашивает меня:

— Примешь участие?

— По указу Николая II я судился и сидел в тюрьме. Безусловно, приму!

— От Красной Армии ещё нужен представитель, — говорит Филипп Голощёкин. — Предлагаю Петра Захаровича Ермакова, военного комиссара Верх-Исетска.

— Принято. А от тебя, Яков, кто будет участвовать?

— Я и мой помощник Григорий Петрович Никулин, — отвечает Юровский. — Итак, четверо: Медведев, Ермаков, Никулин и я.

Раздали наганы латышам внутренней охраны, — мы сочли разумным привлечь их к операции, чтобы не расстреливать одних членов семьи Романовых на глазах у других. Трое латышей отказались участвовать в расстреле. Начальник охраны Павел Спиридонович Медведев вернул их наганы в комендантскую комнату. В отряде осталось семь человек латышей. Юровский предлагает нам взять оставшиеся пять наганов. Пётр Ермаков берёт два нагана и засовывает их за пояс, по нагану берут Григорий Никулин и Павел Медведев. Я отказываюсь, так как у меня и так два пистолета: на поясе в кобуре американский «Кольт», а за поясом бельгийский «Браунинг» (оба исторических пистолета — «Браунинг» № 389965 и «Кольт» калибра 45, правительственная модель «С» № 78517 — я сохранил до сегодняшнего дня). Оставшийся револьвер берёт сначала Юровский (у него в кобуре десятизарядный «маузер»), но затем отдаёт его Ермакову, и тот затыкает себе за пояс третий наган. Выходим на лестничную площадку второго этажа. Юровский уходит в царские покои, затем возвращается — следом за ним гуськом идут: Николай II (он несёт на руках Алексея, у мальчика несвёртывание крови, он ушиб где-то ногу и не может пока ходить сам), за царём идёт, шурша юбками, затянутая в корсет царица, следом четыре дочери (из них я в лицо знаю только младшую полненькую Анастасию и — постарше — Татьяну, которую по кинжальному варианту Юровского поручали мне, пока я не выспорил себе от Ермакова самого царя), за девушками идут мужчины: доктор Боткин, повар, лакей, несёт белые подушки высокая горничная царицы. Вслед за процессией следуют по лестнице Павел Медведев, Гриша Никулин, семеро латышей (у двух из них за плечами винтовки с примкнутыми штыками), завершаем шествие мы с Ермаковым. Когда все вошли в нижнюю комнату (в доме очень странное расположение ходов, поэтому нам пришлось сначала выйти во внутренний двор особняка, а затем опять войти в первый этаж), то оказалось, что комната очень маленькая. Юровский с Никулиным принесли три стула — последние троны приговорённой династии. На один из них, ближе к правой арке, на подушечку села царица, за ней стали три старшие дочери. Младшая, Анастасия почему-то отошла к горничной, прислонившейся к косяку запертой двери в следующую комнату-кладовую. В середине комнаты поставили стул для наследника, правее сел на стул Николай II, за креслом Алексея встал доктор Боткин. Повар и лакей почтительно отошли к столбу арки в левом углу комнаты и стали у стенки. Свет лампочки настолько слаб, что стоящие у противоположной закрытой двери две женские фигуры временами кажутся силуэтами, и только в руках горничной отчётливо белеют две большие подушки. Романовы совершенно спокойны — никаких подозрений. Николай II, царица и Боткин внимательно разглядывают меня с Ермаковым, как людей новых в этом доме. Юровский отзывает Павла Медведева, и оба выходят в соседнюю комнату. Теперь слева от меня против царевича Алексея стоит Гриша Никулин, против меня — царь, справа от меня — Пётр Ермаков, за ним пустое пространство, где должен встать отряд латышей. Стремительно входит Юровский и становится рядом со мной. Царь вопросительно смотрит на него. Слышу зычный голос Якова Михайловича:

— Попрошу всех встать!

Легко, по-военному встал Николай II; зло сверкнув глазами, нехотя поднялась со стула Александра Фёдоровна. В комнату вошёл и выстроился как раз против неё и дочерей отряд латышей: пять человек в первом ряду, и двое, с винтовками, во втором. Царица перекрестилась. Стало так тихо, что со двора через окно слышно, как тарахтит мотор грузовика. Юровский на полшага выходит вперёд и обращается к царю:

— Николай Александрович! Попытки Ваших единомышленников спасти Вас не увенчались успехом!

И вот, в тяжёлую годину для Советской республики. — Яков Михайлович повышает голос и рукой рубит воздух, — .нанас возложена миссия покончить с домом Романовых!

Женские крики: „Боже мой! Ах! Ох!» Николай II быстро бормочет:

— Господи, Боже мой! Господи, Боже мой! Что ж это такое?!

— А вот что такое! — говорит Юровский, вынимая из кобуры «маузер».

— Так нас никуда не повезут? — спрашивает глухим голосом Боткин.

Юровский хочет ему что-то ответить, но я уже спускаю курок моего «браунинга» и всаживаю первую пулю в царя. Одновременно с моим вторым выстрелом раздаётся первый залп латышей и моих товарищей справа и слева. Юровский и Ермаков также стреляют в грудь Николая II. На моём пятом выстреле Николай II валится снопом на спину. Женский визг и стоны; вижу, как падает Боткин, у стены оседает лакей, и валится на колени повар. Белая подушка двинулась от двери в правый угол комнаты. В пороховом дыму от кричащей женской группы метнулась к закрытой двери женская фигура и тут же падает, сражённая выстрелами Ермакова, который палит уже из второго нагана. Слышно, как лязгают рикошетом пули от каменных столбов, летит известковая пыль. В комнате ничего не видно из-за дыма — стрельба идёт уже по еле видным падающим силуэтам в правом углу. Затихли крики, но выстрелы ещё грохочут — Ермаков стреляет из третьего нагана. Слышен голос Юровского:

— Стой! Прекратить огонь!

Тишина. Звенит в ушах. Кого-то из красноармейцев ранило в палец руки и в шею — то ли рикошетом, то ли в пороховом тумане латыши из второго ряда из винтовок обожгли пулями. Редеет пелена дыма и пыли. Яков Михайлович предлагает мне с Ермаковым, как представителям Красной Армии, засвидетельствовать смерть каждого члена царской семьи. Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик:

— Слава Богу! Меня Бог спас!

Шатаясь, подымается уцелевшая горничная — она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную. От её предсмертного крика очнулся и застонал легко раненный Алексей — он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего «маузера». Парень затих и медленно сползает на пол к ногам отца. Мы с Ермаковым щупаем пульс у Николая — он весь изрешечён пулями, мёртв. Осматриваем остальных и достреливаем из «кольта» и ермаковского нагана ещё живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны. К Юровскому подходит начальник охраны Павел Спиридонович Медведев и докладывает, что выстрелы были слышны во дворе дома.»

Из протокола допроса Якимова Анатолия Александровича, проведённого 2 апреля 1919 г. агентом Екатеринбургского уголовного розыска С.И. Алексеевым в присутствии прокурораПермского окружного суда Петра Яковлевича Шамарина (Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи (август 1918 — февраль 1920) / Сост. Н. Росс. — Frankfurt am Main: Possev-Verlag, V. Gorachek KG, 1987. C. 461–471; Следственное дело H.A. Соколова. Подлинник. — Архив Следственного комитетапри прокуратуре Российской Федерации, л. 283–286): «.Утром 16 или 17 июля нового стиля. Иван Клещёв сообщил, что в эту ночь Царь Николай Романов и вся его семья: Царица, Наследник и четыре дочери расстреляны. Вместе с ними расстреляны, как говорил Клещёв, доктор Боткин, фрейлина Демидова, повар и лакей, всего 11 человек. Клещёв говорил, что видел в окно, стоя на посту в саду в эту ночь, как расстреливались все лица и что это также видел бывший на посту с другой стороны дома, тоже в окно, Никита Дерябин, который и подтвердил ему, Якимову, рассказ Клещёва. Клещёв и Дерябин говорили, что около 2-х часов ночи комендант дома Юровский вошёл в комнаты верхнего этажа дома, где помещался Царь с семьей, и предложил им сойти вниз дома, говоря, что дом будут обстреливать. Царь с семьёй и живущие с ними лица, доктор Боткин и прислуга, оделись и начали спускаться к низу. Спустившись в нижний этаж дома, вошли в комнату: комната эта глухая, как будто углублённая в землю, с одним окном, которое обращено на улицу. По приходе в комнату Юровский сказал: «Николай Александрович, Вас родственники хотели спасти, но этого им не пришлось, и мы должны Вас сами расстрелять». После этого начали расстреливать всех лиц, вошедших в комнату. Сначала застрелили Царя, и он упал, а затем залпом начали расстреливать и остальных лиц. Стреляли несколько раз, расстреливаемые падали поочередно. Дочь Царя Анастасия Николаевна после выстрела упала, а когда начали всех расстрелянных осматривать, то она оказалась жива, и её прикололи штыком. Фрейлина Демидова защищалась при расстреле подушкой и пулями не могли её умертвить, а закололи штыками. Расстрел производили из револьверов. Расстрел производили, по словам Клещёва и Дерябина, латыши, 5 человек, состоявшие на внутренней охране при доме, и пять человек русских, состоявших также в числе внутренней охраны при доме, в том числе был и помощник коменданта Никулин. При всём этом распоряжался комендант дома Юровский, и тут же находился начальник охраны Павел Спиридонович Медведев. Медведев, по словам Клещёва и Дерябина, стоял сзади стрелявших. Юровский, по их словам, стоял за дверьми в углу, остальные лица, производившие расстрел, стояли в дверях и за дверьми в коридоре. Царь стоял на середине комнаты, против дверей, рядом с Царём, стоял доктор Боткин, а с Боткиным в кресле сидел [так в документе] Наследник Алексей. Влево от дверей у стены стояли официант и повар, а в глубине комнаты у стены стояли Государыня и великие княжны. Подробности расстрела и расположение лиц при расстреле рассказывал Дерябин, который стоял у окна, обращенного из той комнаты на улицу, и все происходившее в доме видел. Относительно того, как комендант Юровский сказал Царю перед расстрелом: «Николай Александрович, Вас родственники хотели спасти, но не придётся. Вы должны быть расстреляны», — слышал Клещёв через окно на улице, стоя на посту у этого дома.»

Из протокола допроса обвиняемого Якимова Анатолия Александровича, проведённого 7-11 мая 1919 г. судебным следователем по особо важным делам при Омском окружном суде Николаем Алексеевичем Соколовым (Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи (август 1918 — февраль 1920) / Сост. Н. Росс. — Frankfurt am Main: Possev-Verlag, V. Gorachek KG, 1987. C. 461–471; Следственное дело H.A. Соколова. Подлинник. — Архив Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации, л. 334–345): «.Когда они все были введены в комнату, обозначенную цифрой II, они разместились так: посредине комнаты стоял Царь, рядом с ним на стуле сидел Наследник по правую руку от Царя, а справа от Наследника стоял доктор Боткин. Все трое, т. е. Царь, Наследник и Боткин были лицом к двери из этой комнаты, обозначенной цифрой II, в комнату, обозначенную цифрой I. Сзади них, у стены, которая отделяет комнату, обозначенную цифрой II, от комнаты, обозначенной цифрой III (в этой комнате, обозначенной цифрой III, дверь была опечатана и заперта; там хранились какие-то вещи), стали Царица с дочерьми. Я вижу предъявленный фотографический снимок этой комнаты, где произошло убийство их. (Предъявлен фотографический снимок, описанный вп. 8 протокола 15 апреля 1919 года, л. д. 185, том 3-й.). Царица с дочерьми стояла между аркой и дверью в опечатанную комнату, как раз вот тут, где, как видно на снимке, стена исковырена. В одну сторону от Царицы с дочерьми встали в углу повар с лакеем, а в другую сторону от них, также в углу, встала Демидова. А в какую именно сторону, в правую или в левую, встали повар с лакеем и в какую встала Демидова, не знаю. В комнате, вправо от входа в неё, находился Юровский.

Слева от него, как раз против двери из этой комнаты, где произошло убийство, в прихожую, обозначенную цифрой I, стоял Никулин. Рядом с ним в комнате же стояла часть латышей. Латыши находились и в самой двери. Сзади них стоял Медведев. Такое расположение названных лиц я описываю со слов Клещёва и Дерябина. Они дополняли друг друга. Клещёву не видно было Юровского. Дерябин видел через окно, что Юровский что-то говорил, маша рукой. Он видел, вероятно, часть его фигуры, а главным образом руку Юровского. Что именно говорил Юровский, Дерябин не мог передать. Он говорил, что ему не слышно было его слов. Клещёв же положительно утверждал, что слова Юровского он слышал. Он говорил — я хорошо помню, — что Юровский так сказал Царю: «Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять». Тут же, в ту же минуту за словами Юровского раздалось несколько выстрелов. Стреляли исключительно из револьверов. Ни Клещёв, ни Дерябин, как я помню, не говорили, чтобы стрелял Юровский, т. е. они про него не говорили, стрелял он или же нет. Им, как мне думается, этого не видно было, судя по положению Юровского в комнате. Никулин же им хорошо был виден. Они оба говорили, что он стрелял. Кроме Никулина стреляли некоторые из латышей. Стрельба, как я уже сказал, происходила исключительно из револьверов. Из винтовок никто не стрелял. Вслед за первыми же выстрелами раздался, как они говорили, женский визг, крик нескольких женских голосов. Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал, как они говорили, Царь, за ним Наследник. Демидова же, вероятно, металась. Она, как они оба говорили, закрывалась подушкой. Была ли она ранена или нет пулями, но только, по их словам, была она приколота штыками одним или двумя русскими из «чрезвычайки». Когда все они лежали, их стали осматривать, и некоторых из них достреливали и докалывали. Но из лиц Царской семьи, я помню, они называли только одну Анастасию, как приколотую штыками. Подушек Клещёв с Дерябиным насчитали две. Одна была у Демидовой в руках. У кого была другая, они не говорили.»

Из машинописной расшифровки воспоминаний участника расстрела Кабанова Алексея Георгиевича, изложенных им в беседе 5 декабря 1965 г. в Радиокомитете СССР (РГАСПИ, фонд 17 отд. ОРПО, опись 37, дело 1043): «.В 2 часа утра 22 июля 1918 годатов. Юровский сообщил Николаю II, что в городе неспокойно, что его жизни и его семье угрожает опасность, что во избежание этого он предложил ему со всей семьёй спуститься вниз. После этого Николай II взял на руки своего сына и пошёл в указанную комнату, а за ним пошли и другие члены его семьи и другие лица, находящиеся при нём. Николай II, придя в указанную комнату, сына посадил на приготовленный нами стул, а сам встал посереди комнаты, лицом к двери. Все остальные встали с правой и левой руки, также лицом к двери. Тов. Юровский вошёл в эту комнату, встал в угол и зачитал Николаю II и его семье Постановление Уральского Областного Совета об их расстреле. Причём в этом Постановлении инкриминировалось обвинение династии Романовых за всё время со стороны этой династии. После оглашения тов. Юровским Постановления Областного Совета сразу затрещал мотор грузовой машины и присутствующие при этом товарищи, сначала не входя в комнату, где находились приговоренные, начали стрелять через проём открытой двустворной двери. Присутствующий здесь член, т. е. чекист Михаил Медведев, с первого выстрела застрелил насмерть Николая II. В это время я также разрядил свой наган по осуждённым. Результаты моих выстрелов я не знаю, т. к. вынужден был сразу же пойти на чердак к пулемёту, чтобы в случае нападения на нас (во время этой акции) враждебных нам сил в своей пулемётной команде отражать это нападение. Я немедленно спустился в комнату казни и сказал, что стрельба в городе хорошо слышна, что очень силён вой царских собак, что против нас, в Горном институте, во всех окнах горит свет, но в это время, за исключением фрейлины и сына Николая, все уже были мертвы. Я рекомендовал умертвить их холодным оружием, а также умертвить трёх царских собак, которые сильно выли. Четвёртую собаку Джека, как не производившую вой, не тронули. Затем районный врач освидетельствовал всех казнённых и установил, что все они мертвы.»

Из письма участника расстрела Кабанова Алексея Георгиевича Медведеву-Кудрину Михаилу Михайловичу, написанного 11 ноября 1964 г. (Личный архив М.А. Медведева): «Тот факт, что от пули Вашего отца умер царь, это тогда знали все работники УОЧК, и когда УОЧК перешла в Вятку, работники УОЧК говорили, что царя застрелил Ваш отец. Но я хорошо помню, что когда мы все, участвующие в казни, подошли к раскрытой двухстворной двери помещения казни, то получилось три ряда стреляющих из револьверов, причём второй и третий ряды стреляли через плечи впереди стоящих исполнителей, и рук, протянутых с револьверами в сторону подлежащих казни, было много, и они были так близко друг к другу, что впереди стоящий товарищ получил ожёг тыловой стороны кисти руки от выстрела позади стоящего соседа. Когда я слез с чердака, то увидел такую картину: две младшие дочери царя, прижавшиеся к стенке, сидели на корточках и закрывали головы руками, авих головы в это время стреляли. Фрейлина лежала на полу ещё живая. Когда я вбежал в помещение казни, то крикнул, чтобы немедленно прекратили стрельбу, а живых докололи штыками. Но к этому времени в живых остались только Алексей и фрейлина. Один из товарищей в грудь фрейлины стал вонзать штык американской винтовки «Винчестер». Штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил, и фрейлина ухватилась обеими руками за штык и стала кричать, но потом еёи 3 царских собак добили прикладами ружей. Правда, одну из собак повесили. Смерть казнённых констатировал военный врач, ему были заданы вопросы, почему Алексей после нескольких выстрелов в голову и сердце жил, он ответил, что при такой болезни, какой болел Алексей, долго не умирают. Этим врачом был составлен акт о том, что все 11 казненных были мертвы.»

Из протокола допроса обвиняемого Проскурякова Филиппа Полиевктова, проведённого 1–3 апреля 1919 г. судебным следователем по особо важным делам при Омском окружном суде Николаем Алексеевичем Соколовым (Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи (август 1918 — февраль 1920) / Сост. Н. Росс. — Frankfurt am Main: Possev-Verlag, V. Gorachek KG, 1987. C. 461–471; Следственное дело H.A. Соколова. Подлинник. — Архив Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации, л. 270–282): «.Всехих привели в ту самую комнату, где в стенах и в полу было много следов пуль. Встали они все в два ряда и немного углом вдоль не одной, а двух стен. Ни про какие стулья при этом Пашка мне не сказывал. Сам Юровский стал читать им какую-то бумагу. Государь не дослышал и спросил Юровского: «Что?» А он, по словам Пашки, поднял руку с револьвером и ответил Государю, показывая ему револьвер: «Вот что». И будто бы при этом добавил: «Ваши родственники не велят Вам больше жить». Что означали эти слова, я не понимаю. Хотя я не понимаю этих слов, но я не просил у Медведева никаких объяснений этим непонятным словам. Я не могу также точно удостоверить, что именно так мне передавал слова Юровского Пашка. Может быть, Юровский и по-другому сказал Государю: «Ваш род не должен больше жить». Пожалуй, что так оно и будет. Пожалуй, что вот так он и сказал. Хорошо я ещё помню, что, передавая мне про бумагу, которую Юровский вычитывал Государю, он называл её, эту бумагу, «протоколом». Именно так её называл Пашка. Это я хорошо помню. Как только это Юровский сказал, он, Белобородов, пузатый, Никулин, Медведев и все латыши (их было, по словам Пашки, 10, ане 11 человек) выстрелили все сначала в Государя, а потом тут же стали стрелять во всех остальных. Все они пали мёртвыми на пол. Пашка сам мне рассказывал, что он выпустил пули две-три в Государя и в других лиц, кого они расстреливали. Ничего он мне также не говорил ни про подушки, ни про то, что семья Царская сидела на стульях, когда её расстреливали. Стульев, повреждённых пулями и находившихся в нижних комнатах дома Ипатьева, я после убийства не видел.»

Из воспоминаний участника расстрела Нетребина Виктора Никифоровича, написанных в 1925 г. и 1928 г. (ЦДООСО, фонд 41, опись 1, дело 149, л. 165–172): «.Введённыев комнату, они были предупреждены о расстреле. Б/царь вышел вперёд, а остальные сплотились в кучу. Последней пала Вырубова (?), которая защищалась подушечкой, находящейся у неё в руках. Но очень долго были признаки жизни у бывшего наследника, несмотря на то, что он получил много выстрелов. Младшая дочь б/царя упала на спину и притаилась убитой. Замеченная тов. Ермаковым, она была убита выстрелом в грудь.»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.