Глава 15
Глава 15
«Совсем необязательно бедные люди или те, кто подвергается дискриминации, обладают какими-либо особыми качествами, чувством справедливости, благородством, отзывчивостью или умением сострадать другим» (Сол Элински).
#
Дабы лишить Ангелов возможности ночью вырваться из лагеря в пьяном угаре, Бакстер и дорожный патруль с 22 часов ввели комендантский час. К этому времени все, кто оказался в лагере, должны были там и оставаться, а кто-нибудь из новеньких на его территорию заехать уже не мог. Это распоряжение официально вступило в силу сразу после наступления темноты. Помощники шерифа пока еще старались сохранять дружелюбный вид и лояльность и уверяли Ангелов, что комендантский час во многом вводится для их же собственной защиты и благополучия, как, впрочем, и все остальные меры предосторожности. Они как заведенные продолжали нести пургу о «компаниях городских жителей, крадущихся через лес с охотничьими ружьями в руках». Чтобы помешать местным народным мстителям осуществить свой кровавый кошмарный план, полиция и выставила контрольный пост в той точке, где тропа с Уиллоу Кав выходит на хайвей.
А между тем, гора из упаковок пива по шесть банок в каждой уже возвышалась в центре лагеря. Это было как бы весьма внушительного вида приложение к двадцати двум ящикам, с самого начала пробега загруженным в мою машину. К тому времени как стемнело, запасы из моей машины были наполовину уничтожены, так что я сложил оставшееся пиво на заднее сиденье, а свое собственное барахло запер в багажник. Я решил, что любой, пусть даже символический, наезд, которому я мог подвергнуться за попытку сохранить свои ценные вещи, не шел ни в какое сравнение с риском на веки вечные потерять их все вообще… что, собственно, вполне могло произойти на самом деле, так как с наступлением темноты лагерь превратился в некое подобие хлева. Репортер из The Los Angeles Times, объявившийся на следующий день, сказал, что это «смахивало на Ад Данте». Но он-то сам приехал только к полудню, когда большинство «отверженных» успели утихомириться и теперь лишь изумлялись масштабам беспредела, учиненного прошлой ночью. Если уж временное затишье, наступившее в полдень, выглядело настолько отвратительно, то от ночных сцен у костра журналист мог бы просто-напросто повредиться в уме.
А может быть, и не повредился бы… объявленный в 10 часов вечера комендантский час серьезным образом повлиял на ситуацию. Всех приблудных элементов из лагеря удалили, и Ангелам пришлось развлекаться собственными силами. Уехали, в основном, девушки: похоже, их все устраивало до тех пор, пока помощники шерифа не объявили – либо они сваливают до наступления комендантского часа, либо остаются здесь на всю ночь. Подтекст заявления был предельно ясен и не очень приятен: к десяти часам закон собирался окончательно выйти из игры, умыть руки, блокировать район и этим как бы дать отмашку: «Оргию на-чи-най!».
Весь день лагерь украшали своим присутствием шесть или десять партий молодых девиц из таких мест, как Фресно, Модесто или Мерседа. Им каким-то образом удалось пристроиться к тусовке, и всем было понятно, что девицы хотели устроить настоящую вечеринку. Ангелам и в голову придти не могло, что девчонки не останутся с ними на ночь, или на весь уик-энд, если на то пошло, – так что их отъезд шокировал байкеров до глубины души. Три няньки, подобравшие ранним утром Ларри, Пита и Пыха, сначала вроде бы приняли смелое решение остаться, но затем, в самый последний момент, смотались и они. «Старик, я этого не вынесу, – промолвил один из Ангелов, наблюдая, как последняя машина, трясясь на ухабах, удаляется прочь по тропе. – Все эти охуительные киски просто ускользнули из-под носа, вильнув хвостами. Эта обдолбанная маленькая штучка в красных туфлях была вся моя! Нам же было так клево! Как она могла вот так просто взять и отчалить?!»
По всем существующим меркам, шоу получилось гнилое и никудышное… И все эти девки с упругими задницами, обтянутыми брюками, и в наполовину расстегнутых блузах без рукавов… прически, напоминающие улей, голубые глаза с накрашенными ресницами… созревшие, невежественные маленькие телки, похотливо болтающие весь день. («О, Бэт, неужели эти байки тебя не возбуждают?»). Да, бэби, дико возбуждают на открытой дороге… и вот они уезжали – как монахини, услышавшие свисток, разбредались «по кельям», а убитые горем Ангелы просто стояли и смотрели. Многие из них оставили своих женщин дома, опасаясь напрягов, но сейчас, когда все напряги рассосались далеко за деревьями, здесь, как ни выпендривайся, никакой такой «странной» изюминки не подхватишь и не попробуешь.
Хуже всех пришлось Бродяге Терри, который немедленно закинулся ЛСД и провел следующие двенадцать часов запертым в кузове грузовика. Терри пронзительно вопил и рыдал под пристальным взглядом какого-то бога, о существовании котором он почти совсем забыл, но который спустился той ночью с небес и болтался где-то над землей вровень с верхушками деревьев «и просто смотрел… старый, он просто глядел на меня – и бля буду, не вру – я был напуган, как маленький ребенок».
Когда первый раз объявили о введении комендантского часа, часть Ангелов помчалась в пивной магазин, но их надежды на вечеринку в компании туристов как корова языком слизнула: эта торговая точка закрылась ровно в десять, тютелька в тютельку. Делать здесь больше было нечего, оставалось только отправиться назад в лагерь и валять дурака там. Полиция смотрела сквозь пальцы на тех, кто поздно приезжал, но, уж раз ты туда попал, фиг ты оттуда выберешься. Срабатывал принцип мышеловки.
Время между десятью и двенадцатью часами вечера было посвящено массовому поглощению различных продуктов. Около одиннадцати я нырнул в машину и попытался кое-что наговорить на магнитофон, но мой монолог постоянно прерывался людьми, чьи головы то и дело возникали в районе задних стекол, а руки неустанно пытались взломать багажник. Долгое время никто в лагере не беспокоился о пополнении запасов пива – поток казался нескончаемым, но в один прекрасный момент живительная влага – хоп! – испарилась. Вместо того чтобы просто брать одну банку пива, каждый, кто добирался до машины, хватал целую упаковку. Началось элементарное заныкивание. Все напоминало гангстерский налет на банк. Не прошло и нескольких минут, как заднее сиденье моей машины опустело. У костра все еще оставалось двадцать или тридцать шестибаночных упаковок, сложенных в кучу, но они как раз и не были предназначены для заначек. Эти банки брали по одной, как из неприкосновенного запаса. Никто не хотел начинать разграбление общественного запаса пива. Это могло послужить плохим примером… а если тайное заныкивание кем-нибудь пива стало бы слишком заметным, те, кто планировал пить всю ночь, могли озлобиться и устроить кровавую разборку.
На тот момент действие различных наркотических средств уже смешалось с алкогольным опьянением, и нельзя было предугадать, какой именно фортель может выкинуть любой из собравшихся здесь. Дикие выкрики и взрывы смеха буквально раздирали ночной мрак. Время от времени слышался звук от тела, брошенного в озеро… шумный всплеск, затем вопли и отчаянное барахтанье в воде. Единственным источником света был костер – груда бревен, веток и сучьев около десяти футов в длину и пять футов в высоту. Он ярко освещал всю поляну и бросал зловещие отблески на фары и рули больших Харлеев, стоявших на границах освещенного участка. Дальше – только тьма. В неровных отблесках оранжевого пламени было трудно различить лица Ангелов, за исключением тех, кто стоял непосредственно рядом с тобой. Тела превратились в безликие силуэты; не изменились только голоса.
В лагере оставалось около пятидесяти девушек, но почти все они были «олдовыми» – и их нельзя перепутать, во избежание серьезного риска, с «мамочками» или «чужими цыпами». «Олдовая» может быть постоянной подружкой, женой или даже какой-нибудь сквернословящей проституткой, к которой привязался один из «отверженных». С кем бы ни была у нее связь, она за это отвечает и может спокойно отшивать остальных, и, пока она сама не даст знать об изменении своих намерений, ее обычно не трогают. Ангелы очень серьезно относятся к этому, настаивая, что ни одному члену клуба и в голову не придет идея нарушить священную неприкосновенность любовной связи другого. Это – правда, но лишь до поры до времени. В отличие от волчиц, «олдовые леди» не сочетаются браком до гробовой доски, а иногда союз с ними длится меньше месяца. Многие из них официально замужем, имеют по несколько детей и держатся абсолютно в стороне от всеобщей неразборчивости в связях. Другие представляют собой так называемые «пограничные случаи», и запросто меняют свое решение каждую секунду… Они переключаются на другие привязанности, не теряя своего статуса, налаживая с каким-либо Ангелом такие же устойчивые отношения, какие до этого у них были с другим.
Все это здорово напоминает зыбучие пески. По крайней мере, вся неразбериха в половых связях, как и отстаивание своего понятия красоты и соблюдения чести, происходит на глазах у зрителей – во всяком случае так заведено у Ангелов. «Олдовая леди», слишком часто меняющая своих ухажеров или возможно поменявшая его один-единственный раз, может внезапно обнаружить, что ее перевели в разряд «мамочек», а это означает, что она стала общественной собственностью.
«Мамочки» присутствуют на любом сборище Ангелов, большом или маленьком. Они путешествуют как часть группы, подобно нозобикам *, прекрасно понимая, что их может ожидать: они доступны в любое время, любым способом – и для любого Ангела, друга Ангела или почетного гостя Ангела, для индивидуального пользования или как-нибудь еще. «Мамочки» понимают, что, как только им не понравится негласно заключенное с партнером или партнерами соглашение, они могут сваливать. Большинство зависают с Ангелами по несколько месяцев, а потом начинают окучивать другие грядки. Некоторые остаются по несколько лет, но такого рода преданность требует почти нечеловеческого терпения из-за оскорблений, жестокого обращения и всяческих унижений их человеческого достоинства.
* СловарьУэбстера определяет нозобиков как маленьких, неярких птичек, основной рацион которых составляют клещи, кишащие на спинах рогатого скота и диких животных.
Термин «мамочка» – это все, что осталось от оригинального выражения «Давай сделаем кого-нибудь мамой», которое позже сократилось до «Давай сделаем мамочку». В других братствах эта фраза произносится по-разному, но смысл остается один и тот же: речь идет о девушке, доступной в любое время. В повсеместно цитируемом параграфе доклада Линча утверждается, что эти девушки называются «овцами», но я никогда не слышал, чтобы Ангелы использовали такое выражение. «Овца» звучит скорее как творение какого-то полицейского инспектора, которого одолели воспоминания о жизни в сельской местности.
«Мамочки» не очень-то привлекательны, хотя некоторые из новеньких и самых молодых обладают своеобразной сумасшедшей и извращенной красотой. Она так быстро увядает, что, когда ты наблюдаешь за этим постоянным разрушением, тебя не покидает чувство, что на твоих глазах разворачивается действие настоящей трагедии. Как только девушки начинают воспринимать все происходящее с ними как должное, их можно заполучить даром. Однажды ночью Ангелы спустили все свои пивные деньги и решили выставить на аукцион в баре Маму Лоррейн. Предельная цена была двенадцать центов, и девушка смеялась вместе со всеми. А вот другой случай: Маго взял с собой на заднее сиденье Маму Беверли на пробег до Бейкерсфилда, и у него неожиданно кончился бензин. «Ну ты понимаешь, – вспоминал он. – Я не мог найти ни одного рабочего на бензоколонке, который дал бы мне бесплатно галлон бензина за перепихон с ней». Печатные издания пестрят признаниями людей, которые гордятся тем, что «задорого продали свои таланты», но тех, кто понимает, что их единственный талант не стоит ни пятнадцати центов, ни галлона бензина, цитируют редко и неохотно. Обычно такие люди мемуаров не оставляют. Бывает интересно послушать в мельчайших подробностях рассказ о том, что испытывает человек, которого выставляют на аукцион и которой горит желанием принести себя в жертву во имя достижения какой-нибудь великой цели, а его продают с молотка за 12 центов.
Большинство «мамочек» не думают об этом, а еще меньше об этом говорят. Их базар простирается от сплетен и примитивных инсинуаций до парирования всяких подколок и выклянчивания мелочишки на личные нужды. Но периодически кто-нибудь из них позволяет дать волю своему красноречию. Донна, коренастая, добродушная брюнетка, приехавшая с севера во времена массового исхода из Берду, однажды пораскинула мозгами и подвела под всеми рассуждениями на эту тему жирную черту: «Каждый во что-то верит, – заявила она. – Одни верят в Бога. Лично я верю в Ангелов».
В каждом отделении есть несколько «мамочек», но только Окленд содержит одновременно пятерых или шестерых. В разных клубах outlaws ситуация складывается по-разному. «Цыганское Жулье» не так «мамочко»-ориентировано, как Ангелы, но «Рабы Сатаны» изощряются в этом вопросе как только могут. Например отводят своих общих женщин в тату-салон и накалывают им на левой ягодице – «Собственность Рабов Сатаны». «Рабы» полагают, что это клеймо обеспечивает девушкам чувство безопасности и пристроенности. Клеймо не дает никакого повода сомневаться в том, что девушки кочуют из одной группы в другую. Считается, что заклейменный человек моментально начинает испытывать мощнейшее чувство ответственности, общности с организацией и своей принадлежности тем немногим, которые умудрились сформировать особую элиту. Ангелы не разрешают клеймить своих женщин, но такая практика, судя по всему, становится модной, так как некоторые из них думают, что это означает «показывать настоящий класс».*
*В начале февраля 1966-го Терри и Ангел из Фриско по имени Джордж Зан были арестованы за «способствование совершению преступления среди несовершеннолетних». А весь сыр-бор разгорелся из-за пятнадцатилетней девушки с татуировкой «Собственность Ангелов Ада», сделанной по всей спине на уровне лопаток. К тому же она была больна триппером, но это беспокоило Ангелов не больше, чем дурной запах изо рта.
«Такая идея должна захватить девушку, если она, эта девушка, правильная! – говорит один. – Она на самом деле должна хотеть этого. Многие наотрез отказываются. Ты же понимаешь, кто в натуре захочет отправиться к гинекологу с большой татуировкой, согласно которой твоя жопа принадлежит „Рабам Сатаны“? А что если девушка захочет когда-нибудь остепениться и выйти замуж? Старый, ты только представь себе брачную ночь. Она снимает с себя ночнушку, и – вот оно. Вау!»
В Бейсс Лейк приехали около двадцати «Рабов», но они особо ни с кем не смешивались. «Рабы» оккупировали маленький уголок поляны, расставили вокруг него свои байки и провели большую часть оставшегося дня, развалившись там со своими женщинами и распивая привезенное с собой вино. «Цыганское Жулье», казалось, на одном месте не сидели, они отрывались и колбасились, но их все-таки стесняло присутствие такого количества Ангелов Ада. В отличие от «Рабов», лишь несколько ребят из «Жулья» привезли своих подружек, и они постоянно дергались от одной только мысли, что какой-то обезумевший от колес Ангел может начать клеить их цыпочек и спровоцирует драку, из которой Ангелы обязательно выйдут победителями. Теоретически конфедерация Ангелов Ада дружелюбно относится к другим outlaws, но на деле полдюжины отделений Ангелов на своей территории частенько дерутся с различными клубами. В Сан-Франциско «Жулье» и Ангелы питают друг к другу застарелую вражду, но первые отлично ладят с другими отделениями Ангелов. Долгие годы аналогичная ситуация преобладала в районе Лос-Анджелеса, где Ангелы Берду время от времени дрались с «Рабами», «Комманчерос» и «Сбежавшими из гроба». И по-прежнему три последних клуба прекрасно отзываются о каждом Ангеле Ада в штате, за исключением тех грязных ублюдков из Берду, которые то и дело вторгаются на чужую территорию.
Как бы там ни было, все изменилось после изнасилования в Монтерее, приведшего в результате к такому оглушительному полицейскому наезду, что Ангелы из Берду были вынуждены безмазово сосуществовать с «Рабами» и другими клубами из Лос-Анджелеса, которые тоже мало напоминали катающиеся в масле сыры.
«Рабы Сатаны» все еще пользуются авторитетом в кругах outlaws, но присущий только им лихой и отчаянный стиль жизни начала шестидесятых ими уже утерян.*
*"Рабы» вернули себе высокое положение в результате проведения летом 1966-го одной акции отмщения, когда тридцать членов клуба разграбили многоквартирный дом в Ван Нойс, пригороде Лос-Анджелеса. Утром в субботу, 6-го августа, трое «Рабов» получили уведомления о выселении и были вынуждены покинуть квартиру, в которой они успели пожить всего лишь неделю. Вечером того же дня трое выселенных вернулись в здание с шумной ватагой налетчиков, и в течение нескольких часов крушили и рушили все. Испуганные жильцы заперли двери, а «отверженные» тем временем разбили шестнадцать стекол и выбросили тридцать предметов мебели в плавательный бассейн. «Рабы» пригрозили своим бывшим соседям, что в покое их не оставят, если кто-нибудь из них вызовет полицию. Кто-то из жильцов в конце концов так и поступил, дождавшись, когда мотоциклисты умчатся обратно в ночь, в поисках новых злоключений…
Другие отверженные поговаривают, что «Рабы» так никогда и не пришли в себя после потери Смэки Джека, своего легендарного президента, который всегда показывал такой высший класс, что даже Ангелы снимали перед ним шляпу. Истории о похождениях Смэки Джека до сих пор передаются из уст в уста, стоит только всему клану собраться вместе. Впервые я услышал о нем от добродушного и веселого Ангела из Сакраменто по имени Делберт:
«Старый, этот Джек был совсем запредельный. Бывало, он пускался во все тяжкие на три или четыре дня под колесами и здорово надравшись. Он таскал с собой ржавые клещи, и мы всегда заставали его с какими-то странными блядями. Старый, он валил их на землю и начинал выдергивать им зубы своими чертовыми клещами. Я сидел с ним как-то в одной забегаловке, и официантка отказалась принести нам кофе. Джек взобрался прямо на стойку и вырвал клещами у нее три передних зуба. Он творил такие вещи, от которых хотелось блевать. Однажды в баре он выдернул зуб сам себе. Люди не могли в это поверить. Большинство просто разбежались, когда увидели, что он сделал все на полном серьезе. Когда Джек, наконец, вырвал зуб, то бросил его небрежно на стойку и спросил, может ли это считаться платой за выпивку. Он сплевывал кровь на пол, но бармен и слова вымолвить не мог, он просто был в шоке».
Трехлетнее буйное правление Смэки Джека подошло к концу в 1964 году. Похоже, лишь некоторые из «отверженных» знали, что с ним стряслось. «Я слышал, что он в натуре накрылся, – сказал один. – Он искушал судьбу сильнее, чем любой из чуваков». «Отверженные» мотоциклисты с неохотой серьезно говорят о своих бывших корешах, которые плохо кончили. Смэки Джек, с его склонностью к любительскому врачеванию зубов, был не таким типом, чтобы выйти в отставку тихо и мирно. Неважно, что с ним случилось, может быть, он попал в тюрьму, может быть, он был убит или его заставили скрыться втихаря, – он существовал в легенде outlaws в образе бесшабашного, непредсказуемого монстра, который всегда добивался своего. Его потеря стала деморализующим ударом для «Рабов Сатаны», чью силу духа и без того подорвало постоянное давление со стороны полицейских. К концу 1964-го клуб оказался на грани распада.
«Рабов», наряду с несколькими отделениями Ангелов Ада, спас от вымирания доклад Линча и та дурная слава, которая преследовала их всюду после обнародования судейского документа. Это придало им некоторые силы, но полностью воспользоваться полученными преимуществами они не могли – мешали постоянные драки между членами клуба. Баргер был одним из первых, кто это осознал, а до других клубов это доходило едва ли быстрее, чем до жирафа. Их долгая борьба за равные права неожиданно оказалась бесполезной. Благодаря прорыву к паблисити у Ангелов появился такой престиж, что у других клубов не было выбора – им оставалось лишь примазаться к победителям или кануть в Небытие. На процесс консолидации ушла большая часть 1965-го, и к моменту пробега в Бейсс Лейк были сделаны только первые шаги. Примерно из дюжины с небольшим из функционирующих клубов outlaws в штате лишь «Жулье» и «Рабы» чувствовали себя более или менее уверенно, что щегольнуть на озере Бейсс своей силой. По отдельности каждое отделение Ангелов может распрощаться со своим превосходством, но, когда они собираются все вместе, никогда не возникает вопросов, кто же здесь правит бал.
Принимая все вышесказанное во внимание, «Рабы» несколько нервничали, появившись на пробеге со своими женщинами, имевшими особенность очаровывать легкой как дымка белокурой миловидностью – дьявольское искушение для любого Ангела Ада, спьяну пытающегося сообразить, как и почему ему не удается добиться справедливости в распределении сексуальных удовольствий.
К одиннадцати часам и ежу было ясно, что всех девушек в лагере уже не клеили, а просто брали. Повсюду в кустарнике раздавались хихиканье, стоны и хруст ломающихся веток, но около сотни «отверженных», остававшихся вокруг костра, культурно делали вид, что ничего не слышат. Многие решили спустить излишек накопившейся энергии в традиционных играх в войнушку. На каком-то из прошлых пробегов они сформировали два секретных воинских общества: «Вигвам» и «U-boat 13"* (U-boat – немецкая подводная лодка – прим.перев). В любой момент, как только звучал заранее обговоренный сигнал, толпа субмарины налетала на какого-нибудь несчастного партизана из „Вигвама“, погребая его под грудой тел. Другие „Вигвамщики“ должны были спешить товарищу на выручку, присоединяясь к куча-мала. Это выглядело как борьба за бесхозный мяч между „Чикагскими Медведями“ и „Мясниками из Грин-Бэй“, за тем лишь исключением, что у Бейсс Лейк в куче барахталось от пятидесяти до шестидесяти человеческих тел. Помню, как я увидел Пыха, весившего около 225 фунтов… Он рванул, как заправский спринтер на 20 ярдов, нырнув головой в орущую на все голоса груду, держа в каждой руке по банке с пивом. Удивительно, но никаких травм, ранений или переломов во время „войнушек“ почему-то не случалось. „Отверженные“ – далеко не накаченные спортсмены, в том смысле, что никто из них на почте почтальоном не служил и тяжеленных сумок не таскал. Но почти все они не теряют хорошую форму, хотя не работают над этим специально: сам образ жизни освобождает их от необходимости тренироваться. Любая работа, за которую им платят, означает приличную физическую нагрузку, если же они не работают, то заправляются гамбургерами, пончиками и всем чем угодно, что только удается выклянчить. Многие распухли от пива, но такая отечность не имеет ничего общего со стильным ожирением тех, кто проводит время за письменным столом, покуривая план. Немногие толстые Ангелы сложением своим больше напоминают пивные бочки, нежели пластиковые баллоны с водой.
Есть и те, кто заявляет, будто «отверженным» еда вообще не нужна, потому что они подзаряжаются энергией от таблеток или капсул стимуляторов типа амфетамина. Но это несколько заумно и притянуто за уши. Замена одного на другое не работает – и это скажет тебе любой, кто когда-либо их пробовал. Подобные наркотики стимулируют латентную энергию, но они бесполезны и слабы, если тебя и так прет выше крыши. Если перебрать на пустой желудок, может приключиться своего рода нервный ступор, сопровождаемый повышенной утомляемостью, депрессией, ознобами и активным потоотделением. Ангелы свободно шуруют на черном рынке, и, если бы любые колеса и в самом деле работали как заменитель пищи, они использовали бы их тоннами, потому что это значительно упростило бы им жизнь. На самом деле они едят и кормятся везде, где только подворачивается такая возможность. Для них готовят подружки, официантки дают им в кредит в грязных закусочных, и, кроме того, всегда есть женатые персонажи, чьи жены не отказываются накормить пятерых или шестерых братков в любое время суток. Согласно кодексу чести, ни один Ангел не может кинуть другого. Голодного outlaw всегда накормит один из тех, у кого есть еда… а если голяк повсюду, команда фуражиров взломает супермаркет и украдет все, что только сможет унести. Мало кто из служащих магазина рискнет остановить опасных хулиганов, рванувших к выходу с двумя упаковками ветчины и тремя квартами молока.
«Отверженные» не оправдываются, когда речь идет о краже еды, даже если это и задевает их гордость. Они пытаются внушить себе, что так поступать не следует, но, уж когда им приспичит, они не трусят. Пока один из них сгребает ветчину или бифштексы, другой устраивает скандал, чтобы отвлечь на себя внимание продавцов. Третий набивает рюкзак банками и овощами на другом конце магазина… и одновременно они скипают через разные выходы. Ничего сложного. Все, что требуется в таком случае – наглость, устрашающая внешность и грубое пренебрежение ко всему, о чем только могут подумать соседи. Что касается полиции, то к тому времени, когда она примчится на место преступления, еда уже будет приготовлена за двадцать кварталов от слегка распотрошенного супермаркета.
«Отверженные» не столь разговорчивы, когда речь заходит о силе и слабости мира, в котором они существуют, но инстинкты прекрасно компенсируют их косноязычие. Из собственного опыта они знают, что за совершение одних преступлений наказание следует в обязательном порядке, а за совершение других – нет. Ангел Ада, решивший позвонить в другой город из телефона-автомата, например, заплатит за первые три минуты, подтвердит сигнал оператора, когда оплаченное время разговора будет заканчиваться, и будет говорить столько, сколько захочет. Когда он, наконец, повесит трубку, оператор скажет ему, сколько монет надо положить в черный ящик… но вместо того чтобы заплатить, Ангел заржет, грязно выругается в трубку и отчалит. В отличие от нормального работяги-американца, выходца из среднего класса, у мотоциклиста-outlaw нет никаких имущественных прав и капиталовложений в Системе, представителем которой является голос телефонного оператора. Полностью понятие ценностей этой Системы к нему неприменимы. Ему просто на них насрать, а еще он понимает, что телефонная компания поймать его не в силах. Так что он положит трубку, обматерит оператора и спокойно уберется восвояси, чтобы где-нибудь на радостях выпасть в осадок.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.