ИНОСТРАНЦЫ
ИНОСТРАНЦЫ
Еще одна классическая байка ? про привлечение Петром невероятного количества иностранцев. Факты свидетельствуют против этого суждения, потому что ко времени восшествия Петра на престол в слободе Кукуй на Москве жило уже больше 20 тысяч человек, а за все время его правления въехало в Российскую империю не больше 8 тысяч. Немало, но и никакой революции. Если судить по тенденциям времен Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, можно было ожидать гораздо большего притока иноземцев. Тем более что все стеснительные ограничения прежних лет ? типа проживания на Кукуе, правового неравенства с православными ? Пётр как раз и отменил.
Почему иноземцы не так уж рвались в империю Петра, становится понятно из брошюрки, выпущенной в 1704 году Мартином Нейгебауэром, бывшим офицером московит–ской армии и приближенным царя. Брошюра называлась торжественно: «Письмо одного знатного немецкого офицера к тайному советнику одного высокого владетеля, о дурном обращении с иноземными офицерами, которых московитяне привлекают к себе в службу».
В ней Нейгебауэр писал, что иноземных офицеров в Московии бьют по лицу, секут палками и кнутами.
Полковника Штрасберга городовой воевода бил бато гами только за то, что тот не захотел ослушаться царского указа.
Полковника Бодивина казнили только за то, что его слуга заколол шпагой царского любимца, фельдшера.
Майора Кирхена царь лично бил по лицу, плевал на не го, только потому, что тот, прослужив майором год, не захотел становиться капитаном, уступая место некому русскому.
Все имущество Франца Лефорта взяли в казну, оставив наследникам только долги покойного.
В какой степени можно доверять этой брошюрке, трудно сказать. Сам Нейгебауэр был уволен из московитской армии за то, что ругал русских варварами и собаками и высокомерно поучал придворных за то, что они неправильно воспитывают царевича Алексея.
У немецких союзников Петра, в Пруссии и Саксонии, были запрещены сочинения, оскорбительные для Московии, но тут, скорее всего, дело было как раз в союзнических отношениях, а не в радении о справедливости.
Характерна реакция московитов: в 1705 году отправлен в Германию «служилый иноземец», некто Гюйссен с опровержением:
«Пространное обличение преступного и клеветами наполненного пасквиля, который за несколько време ни был издан в свет под титулом «Письмо одного знатного немецкого офицера к тайному советнику одного высокого владетеля, о дурном обращении с иноземными офицерами, которых московитяне привлекают к себе в службу».
В этом сочинении Нейгебауэра называли «архишель мой» и другими сильными словами, его характер и поведение в Московии расписывались самыми черными красками, вплоть до обвинения в измене, воровстве и так далее. По существу же обвинения, брошенные Мартином Нейгебауэром, не опровергаются, а только рассказывается о том, что обиженные в Московии сами виноваты в подобном обращении.
Нейгебауэр отвечает в совершенно отвратительном духе ? что Гюйссен сам вор и получил место через посредничество любовницы Меншикова… Но эта «полемика» для нас уже малоинтересна.
Для попыток понять происходящее несравненно важнее вот эта деталь ? попытка не опровергать, что кого–то казнили, а кому–то плевали в лицо, а «переводить стрелки» на самих обиженных, очень подозрительна. Невольно приходишь к выводу, что обвинения Нейгебауэра могли иметь основания… Тем более что, если тот солгал, нет ничего проще ? устроить турне по Германии и майору Кирхену, и полковнику Штрассбергу, и уж тем более «покойнику» Бодивину ? пусть они пьют во всех кабаках, выступают на всех офицерских и дворянских собраниях во всех княжествах и такой приятной службой доказывают лживость выдумок Нейгебауэра… Однако это сделано не было, и тут тоже возникают вопросы.
Тем более что положение иноземцев при Петре и правда изменилось. До Петра все внутренние «разборки» между иноземцами не подлежали московитскому суду. Это решение, может быть, и не идеально с точки зрения юриспруденции, но для самих иноземцев очень удобно. При Петре же служилые иноземцы все больше подчиняются законам самой Московии. Все бы ничего, но только вот правовая практика Московии очень отличается от европейской, и это вызывает осложнения… Сегодня пишутся чуть ли не диссертации, имеющие целью доказать, что Московия вовсе не была отсталой и что говорить о ее отставании от Европы могут только вконец испорченные люди. Но служилые иноземцы не читали этих сочинений и упорно считали законы Московии грубыми и жестокими.
Можно сколько угодно осуждать обычай дуэлей, но, во всяком случае, согласно нему в поединке сходились люди по законам рыцарской чести. Опять же, можно считать все разговоры о рыцарстве и о самой чести чистейшей воды лицемерием ? дело личное. Но европейцы так не считали, и категорический запрет, наложенный на дуэли Петром в 1702 году, им не нравился.
А еще больше не нравилось, что за выход на поединок, независимо от его результатов, полагалась смертная казнь, а за одно лишь обнажение оружия ? отсечение правой руки.
В годы Петра в законодательстве смертная казнь предусматривалась 90 статьями (при Алексее Михайловиче ? 60 статьями), но тут на смерть и увечья обрекались люди по царскому указу, не имеющему ничего общего с законом. Европейцам это «почему–то» не нравилось, как и право любого начальника бить их батогами и «право» царя плевать им в лицо и рукоприкладствовать.
Везде было так же?! Может быть, но вот иностранные офицеры почему–то думали иначе и служить Петру не торопились.
А кроме количества служилых иноземцев изменилось еще и их качество. Если среди иноземцев, въехавших в Московию при Алексее Михайловиче, было много культурных и умных людей и многие из них дали начало интеллигентным русским фамилиям, то неизвестен ни один иностранец, приехавший в Московию при Петре и ставший родоначальником культурной, известной русской семьи. Ни один. Такие иноземцы появятся при Екатерине… Но к тому времени и законодательство страны станет другим; и для русского дворянства тоже будут существовать иные правила жизни, не очень отличающиеся от правил жизни в Европе.
А пока в Московию едут в основном люди двух сортов: диковатые создания, которые не имеют ничего против риска получить порцию батогов или плевок в спитую физиономию. Или те, кому бежать особенно и некуда: можно податься в колонии, за океан, можно ? в Московию. В колонии лучше, потому что в Америке и в Индии больше шансов разбогатеть; но в колониях европейцы мрут, как мухи осенью, а в Московии климат получше и попривычнее.
Надеюсь, нет необходимости доказывать, что далеко не всякий человек стал бы участвовать по доброй воле в сборищах Всепьянейшего собора. У иностранцев, кстати, и была возможность не участвовать! Когда Иоганн Корб не захотел принять «благословения» Никиты Зотова скрещёнными трубками, он и ушел прочь. Но вот за каретой Якова Тургенева шли оба «короля» ? Бутурлин и Ромодановский, а с ними ? Лефорт, Гордон, Тиммерман, Памбург, до десяти иноземцев–полковников: иностранцы, променявшие остатки чести на милости царя Петра.
Среди иноземных слуг Петра огромен процент джентльменов, по которым плакала веревка или прочный каземат с решетками на окнах. По крайней мере, трижды он возводил в адмиралы откровенных пиратов, а общая «нехватка кадров» доводила до того, что герцога Огильви, под Нарвой в 1700 году позорно перебежавшего к шведам со всем своим штабом, Пётр опять принял на службу и окончательно расстался с ним только в 1706 году, когда бестолковость Огильви превзошла все мыслимые пределы.