Глава двадцатая. ЗАПАД И ВОСТОК

Глава двадцатая.

ЗАПАД И ВОСТОК

Теодорих… получил власть как над готами, так и над жителями Италии. И хотя он не заявлял свои права на то, чтобы облечься в одеяние римского императора или присвоить его титул, но именовался «rex» до конца жизни… кроме того, правя своими собственными подданными, он был окружен всем, что по праву рождения принадлежит императору. Ибо он с величайшим тщанием соблюдал справедливость…

Прокопий, историк Восточной Римской империи, около 551 года

Наше королевство — воспроизведение вашего… повторение единственной империи.

Кассиодор, италийский аристократ, сделавший карьеру на службе у остготских королей, около 537 года^{537}

К концу V века территория, некогда находившаяся под властью Западной Римской империи, оказалась расщеплена на ряд отдельных королевств. Вестготы контролировали значительную часть Галлии и почти весь Пиренейский полуостров. Лишь на северо-западе уцелели остатки королевства свевов. Равным образом васконы — предки басков, согласно утверждениям последних — пользовались практически полной независимостью на своих землях, лежавших вдоль северо-восточного побережья. Вестготы, однако, были не единственной силой, существовавшей в Галлии. На севере располагалось большое королевство франков, на востоке — два поменьше: бургундское и алеманнское. Далеко на севере некоторые области, по-видимому, были заселены саксонцами. В Бретани власть отчасти принадлежала местному населению, отчасти потомкам беженцев, прибывших туда из Британии. Лежавшая за Ламаншем Британия была разделена на множество отдельных областей, контролировавшихся разными племенами; восток теперь полностью принадлежал властителям-саксонцам или представителям других северогерманских племен. Вандалы продолжали контролировать Северную Африку, хотя на юге им приходилось сдерживать натиск мавров. Наконец, сама Италия оказалась в руках короля Теодориха и остготов. Было бы ошибкой считать, что ситуация на данном этапе характеризовалась стабильностью и устойчивостью. Между возникавшими вновь королевствами (равно как и внутри их) часто вспыхивали конфликты. Предводители устраняли и убивали соперников — как своих сородичей, так и представителей других родов. Одна из ветвей дома Меровингов захватила власть над другими группировками франков; ей было суждено господствовать несколько столетий, и добились они этого, безжалостно искореняя всех и каждого, кто угрожал их власти. Столь же агрессивно они вели себя по отношению к другим силам в Галлии. В начале VI века король Хлодвиг — франк, один из представителей Меровингов — напал на вестготов и в конце концов вытеснил их раз и навсегда на земли южнее Пиренеев. Он также весьма успешно сражался против алеманнов и бургундов. Границы европейских государств возникли не по воле судеб, но в результате длительных, зачастую жестоких конфликтов. Лидеры и их последователи сражались за власть, и в конечном итоге те, кто вышел победителями, смогли создать королевства, просуществовавшие столетия.

В академической среде долгое время было модным мнение, согласно которому в результате эволюции римского — или, как чаще говорили, «позднеантичного» — мира возникли королевства Раннего Средневековья. Конечно, перемены действительно имели место, и кое-что менялось постепенно, что позволяет небезосновательно описывать происшедшее как трансформацию во времени. Однако в целом подобная характеристика глубоко ошибочна. Слово «трансформация», как правило, подразумевает осуществляемый сознательно и относительно спокойно развивающийся процесс, но перемены, происшедшие в Западной Римской империи, никак нельзя назвать добровольными, если говорить о широких слоях населения. Авторитет варварских вождей, выдвинувшихся в конце IV—V века, зависел от численности войск, повиновавшихся им. Вожди и короли, которых брали на службу имперские власти, были им полезны в первую очередь (и почти исключительно) потому, что они имели в своем распоряжении крупные военные силы. И именно наличие под рукой вооруженных сил делало их значимыми фигурами. Это служило для сменявших один другого императоров основанием разрешить чужакам поселиться на территории Римского государства; то же позволяло вождям захватывать земли, которые власти не отдавали им добровольно. Но каким бы путем ни возникало поселение, ни одно племя не оставалось довольно землями, которые поначалу заняло, и все впоследствии пытались расширить свои владения, применяя силу^{538}.

Новые королевства возникли и приобрели свои очертания благодаря военной мощи их правителей. События разворачивались в меньшем масштабе, и вместо одной обширной державы возникло много самостоятельных государств, но для того, чтобы назвать их создателей империалистами, оснований ровно столько же, сколько для того, чтобы определить так полководцев, которые некогда создали Римскую империю. Сила породила новые державы; сила поддерживала их существование в качестве самостоятельных единиц. Мы видим здесь глубокое отличие от римского периода. Начиная с III века империя страдала от гражданских войн.

Римские армии раз за разом вступали в сражения друг с другом, дабы возвести на трон одного из соперников-претендентов. Непрерывное состояние войны ослабляло многие приграничные территории. Значительные области ряда провинций не были защищены от набегов из-за границы в течение столетий. И в том и в другом отношении ситуация в Римской империи очень долго была весьма неблагополучна. Трудно сказать, насколько она изменилась в худшую (или лучшую) сторону, когда империя исчезла и возникли королевства. По обыкновению, очень многое зависело от того, где жил человек; важную роль играла и случайность. Однако в одном отношении имели место глубокие изменения к худшему. В прошлом население той или иной провинции не бралось за оружие, чтобы устроить набег на провинцию, лежащую по соседству, или завоевать ее. Гражданские войны всегда велись, если можно так выразиться, на более высоком уровне. Теперь военные действия носили более локальный характер и, вероятно, в результате участились, тогда как их последствия утратили прежнее важное значение. Что же до новых королевств, то военное соперничество меж ними стало частым явлением^{539}.

В данном случае мы вовсе не стремимся воскресить старое стереотипное представление о варварах, неустанно вершащих жестокости и насилие. Да, новые королевства появились вследствие применения силы, но все добившиеся значительных успехов предводители варваров понимали, что угрозы зачастую были внушительнее, чем само насилие, и примирение обеспечивало еще более широкие возможности. В борьбе за власть, круша врагов-иноплеменников и соперников из числа своих же родичей, эти вожди были беспощадны. Война в Древнем мире при любых обстоятельствах обычно принимала варварские формы. Очевидно, временами совершались ужасающие жестокости, шла резня, творилось насилие. Но те, о которых идет речь, являлись не просто головорезами, стремившимися только разрушать. Добившиеся успеха вожди были столь же проницательны и честолюбивы, сколь и жестоки: они хотели не уничтожить империю, но получить власть над частью ее территорий, а также наслаждаться удобствами и благами цивилизации. Они ставили перед собой цель создать королевства и обеспечить их стабильное существование, а не просто грабить и уничтожать. Как однажды заметил император Тиберий, намерение состояло в том, чтобы «остричь» провинциалов, а не «содрать с них шкуру»^{540}.

Не только прагматизм приводил к тому, что эти лидеры держались в определенных рамках. Как обычно, мы не располагаем достоверной статистикой численности населения в данный период. Однако даже при смелых предположениях численность самых больших варварских племен оценивается не более чем в сто тысяч человек, включая мужчин, женщин и детей. Если соотношение половозрастных групп было пропорциональным, то варварам вряд ли удалось бы выставить на поле боя более чем тридцатитысячное войско; более вероятно, что численность его была меньшей и составляла двадцать—двадцать пять тысяч человек. В реальности варварские племена, поселившиеся на территории империи, вероятно, были куда меньше, и их военные силы исчислялись скорее тысячами, чем десятками тысяч человек. Никто не оценивает население каждой из таких провинций, как Испания, Северная Африка, Галлия или Италия, менее чем в несколько миллионов человек. Речь не шла об уничтожении местных жителей «под корень» и замене их поселенцами из числа вновь прибывших. Вероятно, одним из немногих исключений стала Восточная Британия в V веке, хотя, как мы убедились, соответствующие свидетельства можно интерпретировать по-разному. Обычно те, кто приходил с вождями, создававшими новые королевства, имели только одну возможность — жить бок о бок с уже обитавшим на соответствующих территориях населением. Равным образом, последнее могло лишь принять власть новых хозяев; это происходило даже в тех случаях, когда они ни разу не видели гота или франка (бывало и такое). И оккупационная армия, и жители оккупированных провинций попросту должны были принять новую ситуацию и воспользоваться ею наилучшим образом^{541}.