…и на практике

…и на практике

«Пожалуй-ка, дед, на ночевку.

Видать, что намаялся ты».

«Куда я пришёл?»

«В Пугачевку».

«А тут?»

Комитет бедноты.

Прохожему утром — обновка,

Одет с головы и до ног.

Рубаха, штаны и поддевка,

Тулуп, пара добрых сапог.

«Бери! Не стесняйся! Чего там!

Бог вспомнил про нас, бедняков.

Была тут на днях живоглотам

Ревизия их сундуков».

Надевши тулуп без заплатки,

Вздохнул прослезившийся дед.

«До этого места, ребятки,

Я шёл ровно семьдесят лет!»

Демьян Бедный

…Первый петроградский образцовый продотряд работал в Сарапульском уезде Вятской губернии. По подсчетам местных работников, только от урожая 1917 года к лету 1918-го там сохранилось 800 тыс. пудов излишков (всего по губернии — 5,5 млн.). Кроме того, оставался хлеб ещё предыдущих урожаев, который часто лежал необмолоченным в скирдах — иные насчитывали до 15 лет.

Советы губернии, едва столкнувшись с трудностями в хлебозаготовках, пошли на поводу у держателей хлеба и принялись поднимать закупочные цены, повысив их в итоге в 6–7 раз. Вполне закономерно, ибо в местных Советах преобладали эсеры и меньшевики, стоявшие за свободную торговлю. Впрочем, кулаки все равно предпочитали продавать хлеб спекулянтам. Те ожидали подхода обозов на станциях и пристанях, превращенных в своеобразные ярмарки, сбивались в вооруженные отряды.

Продотряд начал свою работу с реквизиции хлеба у мешочников — за три дня в одном только Сарапульском уезде было конфисковано около 30 тысяч пудов. И лишь затем наступила очередь хлебозаготовок по деревням. Но для начала пришлось заняться Советом.

«С первых же дней приезда в Сарапуль питерским продотрядникам пришлось взять на себя роль, далеко выходящую за пределы хлебозаготовок… На специально созванном заседании Совета с участием представителей фабрично-заводских комитетов один из руководителей выступил с требованием переизбрания Совета. „В Совете не место тем, кто эксплуатирует чужой труд“, — заявил он… 10 июля была образована комиссия по перевыборам Совета, в которую был введен представитель питерского продотряда, фактически руководивший новыми выборами. Часть продотрядникое была вынуждена остаться в Сарапуле для партийной и советской работы…»[64]

Из реплики командира продотряда насчет чужого труда сразу видно, что представлял собой местный Совет. К тому времени держать там подобных депутатов было уже незаконно — в начале июля приняли первую советскую Конституцию. Так что превозмогли, хотя и не без труда.

А в дополнение к прочим радостям бытия уезд был населён инородцами — удмуртами, которые в большинстве своем не говорили по-русски.

Эксцессы случались всякие. В одном селе отряд встретили стрельбой. Оказалось, что их приняли за чехословаков — по-видимому, братья-славяне имели к тому времени уже вполне конкретную репутацию. В другом селе, где тоже стреляли, выяснилось, что продармейцев посчитали бандой, которая наведалась как раз накануне. Продотрядовцы, разобравшись в инциденте, не стали применять к крестьянам инструкцию о расстреле, а вместо того отправились по следам бандитов, которых сумели изловить, отобрали награбленное, а самих тут же поставили к стенке (в соответствии с декретом «Социалистическое Отечество в опасности!»). После этого хлебозаготовки прошли успешно. Ну и, конечно, самым сильным аргументом было то, что часть собранного хлеба бесплатно выделялась беднякам.

За месяц работы этот отряд заготовил в уезде 63 тыс. пудов хлеба. А всего в Вятской губернии было получено около 500 тыс. пудов.

Второй петроградский продотряд работал в Пермской губернии. Там, по-видимому, провели какую-то подготовительную работу, потому что во многих селах к приходу отряда уже были готовы списки тех, кто прятал излишки. Работа шла более гладко, чем в Вятской губернии, произошло всего одно серьезное столкновение, зато чрезвычайно показательное — во всех смыслах.

Случилось это в одном из сел Камышловского уезда. Продотряд обнаружил у церковного старосты 3 тысячи пудов пшеницы, хранившейся аж с 1916 года. Хлеб, как явствует из отчета, оплатили по твердой цене и погрузили на подводы. Пока продотрядовцы находились в селе, староста помалкивал, но едва те уехали, как он набатом поднял всю деревню, заявил, что его ограбили и ни копейки не заплатили (как там было на самом деле — Бог знает), а главное — что этот хлеб он и сам собирался бесплатно раздать беднякам. Поверили ему или же нет… но ежели односельчане отбили бы зерно, полностью улизнуть от выполнения обещания староста бы не сумел. А вот отряд, по-видимому, наказа о наделении зерном бедняков не выполнил, за что и поплатился.

Около двух сотен крестьян бросились в погоню за продармейцами. Те, увидев толпу, остановились и послали нескольких товарищей выяснить, что случилось. Едва они приблизились к крестьянам, как из толпы раздались выстрелы, один из бойцов упал. Тогда отряд открыл ответную стрельбу, и толпа тут же разбежались. Во время перестрелки погиб и сам церковный староста, заваривший эту кашу.

Очень разными бывали местные руководители. Вот, например, весьма колоритный персонаж, встреченный в Вольском уезде Саратовской губернии, — некий Корень, председатель волостного Совета.

«В Барлуковке на общее собрание крестьян, созванное продотрядом, явилось менее 100 человек, тогда как в селе насчитывалось более 1000 дворов. Скоро выяснилась причина этого обстоятельства. Крестьяне в Барнуковке были так терроризированы самоуправством Кореня, что боялись приходить на собрания. В селе свирепствовала нагайка, которая даже как некий символ власти была вывешена на стене в волостном Совете. Процветали беззаконные реквизиции и конфискации имущества, беспричинные аресты и т. п. В то же время на полях лежал неубранный хлеб…»[65]

Означенный Корень мог бы, конечно, предусмотреть появление продотряда — но не предусмотрел, слишком увлекшись лозунгом о том, что вся власть Советам. За что и поплатился лишением хлебного места и следствием. Чем для него закончилась эта история, авторы донесения не рассказывают, ограничившись сообщением, что после этих событий в Барнуковке был полностью проведен учет хлеба.

Продотряды помогали крестьянам в уборке и обмолоте. Хозяева не торопились с обмолотом по очень простой причине: хлеб в скирдах трудно учитывать, и почти всегда удавалось преуменьшить его количество, что было выгодно всем жителям деревни. Так, в Булгаковской волости, по уверениям крестьян, урожай составлял не более 24 пудов с десятины, а после обмолота оказалось, что собрали в среднем по 40 пудов.

Впрочем, продотрядам чем только не приходилось заниматься. Мы уже писали о «нормализации» работы Совета в Сарапуле. Кроме того, они участвовали в боях с подступающими чехами и беляками, ликвидировали банды, выводили самогонщиков, сражались с мешочниками. Но и это лишь малая часть, ибо инициатива в те времена не наказывалась, а поощрялась.

«Продотряд оказывал огромную помощь комитетам бедноты на первых шагах их деятельности. Комбеды нуждались не только в культурных силах, но и просто в канцелярских работниках, которые могли бы написать нужную бумагу[66]. Комитеты бедноты горячо брались за дело, но не всегда ясно представляли себе, как практически провести то или иное мероприятие. Естественно, что в начале своей деятельности они целиком опирались на силы продовольственного отряда…

В Ивановской волости с помощью продотряда комитет бедноты произвёл учёт скота и машин, в Старожуковской взял на учёт все мельницы и завод для выделывания коле, в Сосновской петроградские рабочие помогли организовать перепись дров, в Донгузской с их же помощью началась постройка кирпичного завода, в Балтайской волости на мельницах и на маслобойном заводе был организован рабочий контроль. Когда в Березниках владелец взятой на учет паровой мельницы стал саботировать, искусственно снижая её производительность, комбед установил на мельнице свой контроль, а продотряд выставил для обеспечения контроля вооруженный караул.

Большую работу провел петроградский отряд по организации распределения товаров среди крестьянства. Соль, керосин и другие остродефицитные товары распределялись с участием представителей отряда. В Колоярской волости с помощью отряда комбед организовал советскую лавку. В Караваевской волости рабочие наладили работу в кооперативе, дела которого были совершенно расстроены…

В селе Ключах наладили школьное дело, до прихода отряда школы в названном селе не функционировали… В Барнуковской волости медицинские работники — участники отряда открыли приемный пункт, который обслуэюил более тысячи больных… Во всех селениях Балтайской волости отряд организовал библиотечки, снабдив их привезенной из Петрограда литературой. Там же были открыты клуб и бесплатная читальня. В селе Нижне-Чернявском, в бывшем помещичьем особняке, продотряд организовал народный дом… продотряд организовал культурно-просветительские общества почти во всех волостных центрах Вольского уезда и во многих деревнях… Культурно-просветительные общества устраивали чтения, концерты с хоровым пением, ставили спектакли и т. д.»[67]

Результат такого комплексного подхода оказался неплохим — там, где этот подход проводился. Даже из центральных продотрядов не все были достаточно дисциплинированны — что уж говорить о местных… В принципе, продармейцев можно понять: для людей из Питера или тем более с севера какая-нибудь Пермская губерния казалась земным раем — жители чистый хлеб едят, во дворах куры бегают, дети вон какие крепкие… Хлеб без примеси в потребляющих губерниях был роскошью, мало кому доступной, не говоря уже об остальных продуктах. Естественно, сопротивление местных жителей хлебозаготовкам вызывало у продотрядников ожесточение — мои детишки с голоду пухнут, а ты, гад, хлеб годами в скирдах держишь… У всякого своя правда, а как ее отстаивали — о том дальше… Само собой, и без мародерства не обходилось.

Но в целом подход, как уже говорилось, оказался продуктивным — хлебозаготовки сдвинулись с места, хотя и недостаточно. Гуманизм властей по отношению к деревне обернулся для городов голодной зимой 1919 года — самой страшной за всю Гражданскую войну. При том, что деревня ещё не была разорена, как в дальнейшем, и хлеб имела.

* * *

…Если продотряды, организованные из рабочих и неплохо подготовленные, свою роль выполняли, как положено, то с комбедами все оказалось сложнее. Деревенские низы были неорганизованны, малограмотны, забиты, плохо представляли себе, что происходит в стране, и по обычаю верили и подчинялись верхам, а верхи стояли за вольные цены и, стало быть, против большевиков. Самые же активные и грамотные из бедноты, в первую очередь фронтовики, достаточно быстро оказались в армии. Это общий фон, на который наложились ещё некоторые специфические факторы.

1. Неудачным оказалось само название. Рожденное в дни острейшей битвы за хлеб, по ходу практической работы оно породило те проблемы, которых большевики с самого начала пытались избежать. Идея Свердлова о разжигании «гражданской войны в деревне» (в переводе с революционно-романтического сленга на обычный язык это означало, что в борьбе за хлеб неплохо бы опереться не на продотряды, а на деревенскую бедноту, противопоставив ее кулакам) была, безусловно, разумна — но где должна пролечь линия фронта?

Линий естественного раскола деревни было несколько, ибо существовало как минимум четыре категории сельского населения. Градация по количеству пашни, лошадей, коров была условной, городской, а в деревне разделяли так: те, кто не мог прокормиться своим хлебом; те, что могли, но не имели излишков; имевшие излишки трудовые хозяйства — зажиточные середняки; и, наконец, кулаки — сельская буржуазия (правда, последняя граница являлась весьма размытой, и кулаки постоянно «косили» под середняков.) Если жить одним годом, то надо брать на вооружение идею Свердлова в чистом виде — организовывать бедноту и с ее помощью проводить хлебозаготовки. Именно так эту идею, кстати, и восприняли на местах. Но если думать о будущем, то не следовало отталкивать тех, кто этот хлеб производит. Пока бедняки развернут производство, страна с голову вымрет. С кулаками большевикам было явно не по пути, а вот зажиточных крестьян они стремились поберечь, отсечь их от кулаков и по возможности привлечь к сотрудничеству[68].

Эта двойственность при революционной активности и самостоятельности всего партийного и советского аппарата сверху донизу, весьма специфическом понимании установок вышестоящих органов и помноженная на закон Мэрфи (если указание может быть понято неправильно, оно будет понято неправильно) породила в вопросе о комбедах (как и во многих других) совершенно исключительный хаос.

Естественно, в большинстве мест состав и работу комитетов трактовали сообразно названию. Иначе народ не понимал, к чему огород городить. И вообще, что может быть общего между теми, у кого хлеб есть и теми, у кого его нет? Сытый голодного не разумеет.

Так, в Северной области съезд губернских комиссаров продовольствия (!) выпустил инструкцию, коей запретил избирать в комбеды крестьян, которые могли прокормиться своим хлебом до нового урожая. (Впрочем, учитывая урожайность северных земель, тех, кто кормился с пашни, могли и кулаками посчитать — но всё же…) Потом инструкцию, естественно, пришлось отменять и голосовать за прямо противоположное. На местах, надо полагать, были в восторге.

Если правительственные чиновники таковы, то что же рядовые граждане?

20 августа свою долю в создание хаоса внес Наркомпрод, издав «Положение о комитетах бедноты», где говорилось, что комбеды должны создаваться сельским сходом, но без участия кулаков, торговцев, попов и интеллигенции. Однако оговорка («за исключением лиц, пользующихся доверием бедноты») сводила на нет всю директиву. Если кулаку не удавалось доказать, что он трудящийся середняк, то он попадал в комитет как лицо, «пользующееся доверием населения». А попробуй, не доверься! Хлеба не даст и подкулачников натравит…

Там, где комбед избирался под руководством продотряда, более-менее представлявшего себе политику властей, процесс шёл разумно. Но там, где мужички были предоставлены самим себе, дурдом начался конкретный. Луковниковский волостной Совет Старицкого уезда Тверской губернии: получил декрет и заявил, что кулаков в волости нет, поэтому и комбеды без надобности. В деревне Лютивня Дарской волости той же губернии сход собирался четыре раза и всякий раз вместо выборов комитета занимался гораздо более интересным вопросом дележки поступивших в кооператив товаров. Кроме того, учитывая недавние восстания и кулацкий террор, от бедноты в комбеды шли только самые активные и бесстрашные — а эти качества часто сопровождались фронтовыми привычками и уголовными наклонностями.

«В с. Панове Лукояиовского уезда после подавления выступления крестьян 26 августа продотряд собрал контрибуцию в 17 тыс. рублей. Из них 10 530 руб. были отданы комбеду, остальные разделены между членами отряда, Совета, военкомата и коммунистами. В Чернухинскои волости Арзамасского уезда Нююегородской губернии члены партийной ячейки и Совета незаконно отбирали у крестьян д. Мельниково продукты. Их бесчинства сопровождались пьянством. При голоде в деревне представители власти имели запасы продуктов. Для себя они установили паёк в 18 фунтов хлеба в месяц против 13 всем остальным. Негодование крестьян вылилось в „побоище между гражданами и коммунистами“. В этом же уезде председатель Тершевского волостного комбеда Маштаков и агент губпродкома по закупке скота Озерович вымогали взятки продуктами… V Нижегородская губернская конференция РКП(б) признала „шкурничество комбедов“ распространенным явлением в губернии»[69].

Едва закончились выборы, как начались ревизии составов комитетов бедноты, причем велено было переизбирать как те комбеды, где обнаруживались кулаки, так и те, где были одни бедняки. В результате крестьянин уже окончательно переставал что-либо понимать, кроме того, что раньше ему приходилось содержать один орган власти, а теперь два, и оба требовали вознаграждения за свой труд с сельского общества, ибо государство на содержание местной власти денег не давало. Тут же возник естественный вопрос: если есть комбед, зачем нужен Совет? Поэтому часто с появлением комитета бедноты он заменял местный Совет. Разница по эффективности невелика — но как быть с Конституцией?

2. Вспомним, по какой причине вообще родилась идея комбедов. Местные Советы, которые после весенних перевыборов во многих местах стали кулацкими, всячески саботировали хлебозаготовки. Изначально предполагалось, что функции комбедов будут достаточно узкими — они станут помощниками комиссаров продовольствия и продотрядов. Но ведь существовали и другие задачи, решение которых Советы саботировали столь же беззаветно, как и хлебозаготовки!

Практически сразу НКВД (который тогда ведал проблемами местной власти) стал использовать комбеды для того, чтобы привести местные Советы хоть к какому-то пониманию государственной дисциплины. Но и конституционные органы власти (в июле 1918 года был принята первая советская Конституция) сдаваться не собирались.

Во многих волостях инструкторы создавали комбед в противостоянии с Советом. Противостояние было иногда митинговым, а иногда и вооружённым. Представляете себе ситуацию, когда две ветви местной власти идут друг на друга с винтарями? Случалось, что Совет разгонял комбед, а случалось, что назначал туда своих людей. А в соседней деревне комбед разгонял Совет и занимал его место. В одной деревне общинный сход, руководимый местными кулаками, назначал комбед из их людей, а в соседней коммунисты точно так же сажали туда своих и тут же начинали наступление на кулацкий Совет. Уже в августе Московский губернский съезд комбедов постановил:

«Там, где Советы превращаются в орудие эксплуатации трудящихся, попадают в руки кулацких сил деревни, комбеды должны взять власть в свои руки».

Объяснять им необходимость сообразовываться с Конституцией имело не больше смысла, чем в наши дни пытаться отговорить население от покупки контрафакта.

Лозунг «Вся власть комбедам!» был следствием прежней, доконституционной проблемы местной власти. Согласно принятой 10 июля 1918 года первой советской Конституции, избирательных прав лишались (т. е. не могли избирать и быть избранными):

«а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники».

Как видим, середняк, кормившийся своим хлебом и имевший в дополнение к лишней лошади батрака, сюда не попадал, поскольку прибыли из его труда не извлекал, живя своим трудом[70]. Зато кулак теперь не мог быть избранным в Совет. Но проблема осталась почти в полном объеме, поскольку существовала еще его, кулака, «группа влияния», а также интеллигенция, которая относилась к верхушке деревни и чай пить ходила не к батракам, а партсобрания если и посещала, то эсеровские. Оставалось еще духовенство, настроенное против большевиков отчасти по той же причине, что и интеллигенция, а отчасти повелением вышестоящих иерархов.

Видя такое дело, в ходе осенних перевыборов во многих местах Советы попросту заменили комбедами. В других с их помощью успешно провели выборы, и на селе появились две дублирующие друг друга властные структуры — со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде совершенно экстраординарного бардака, постоянных склок и двойных расходов. Решали эту проблему по-разному, но чаще распускали все же Советы. Новгородский губисполком даже выпустил инструкцию местным Советам — сдать дела комбедам. Видя все это, НКВД пришёл в ужас и 26 сентября, рассмотрев этот вопрос на своей коллегии, постановил, что комбеды всё же являются продовольственной организацией. После чего повсеместно началась ревизия состояния власти на селе и восстановление Советов.

Так что скучно той осенью не было никому.

* * *

Поначалу, несмотря на все издержки, толк от комитетов бедноты был немалый. Они добросовестно помогали производить учет хлеба и выполнять хлебозаготовки, кроме того, проводили земельную реформу, следили за соблюдением закона о социализации земли (в той мере, в какой он вообще мог соблюдаться). Заставляли кулаков возвращать наделы бедноты, выманенные голодной весной 1918 года за минимальные хлебные подачки, причем урожай с этих земель тоже причитался законным владельцам. Случалось, вводили трудовую повинность для кулаков, заставляя их обрабатывать бедняцкие и красноармейские наделы.

Красноармейские — понятно, кормилец в армии, а бедняцкие почему, если работник дома? Дело в том, что для обработки земли мало работника — нужны ещё лошадь и инвентарь. Не лопатой же поле вскапывать, в самом-то деле… А с лошадьми было плохо. Ленин летом 1918 года включил в число середняцких хозяйства, у которых было по одной-две лошади (ещё несколько месяцев назад таковые полагались бедняцкими). Хозяйство с тремя лошадьми даже в хлебородном Поволжье считалось богатым.

…Новая продовольственная политика оказалась успешной — к концу года удалось поставить под контроль около 70 % волостей хлебных губерний. И в равной мере она была неуспешной, поскольку теперь уже многие комбеды, сорганизовавшись, начали скрывать хлеб, противиться его ссыпке, занижать данные об урожаях. Деньги уже никого не интересовали — крестьянам нужны были товары, которых катастрофически не хватало. Губернские власти вели разную политику, но сводившуюся в принципе к одному и тому же: товарами премировали за сдачу хлеба. Исключительно высоким показателем являлись 50 % оплаты, средним — 25 %. Причем налицо была социальная неувязка: хлеб сдавали богатые крестьяне, а власть поддерживала бедных. Поэтому товары, как правило, распределялись сельским обществам, а там уже как они сами решат. Или товарами премировали тех крестьян, которые наиболее активно помогали в хлебозаготовках.

Всё же за шесть месяцев хлебозаготовок из 12 производящих губерний было получено 67,5 млн. пудов хлеба и примерно столько же вывезли частным порядком жители голодающих губерний, которым в течение пяти недель было официально разрешено закупить или выменять на вещи по полтора пуда хлеба на человека. В учете разнобой царил совершенно фантастический, но, по разным данным, в деревнях оставалось от 70 до 85 % товарного хлеба. При этом даже в производящих губерниях от хлебосдачи были освобождены около 60 % крестьян, которые сеяли по 3–4 десятины на хозяйство и излишков просто не имели.

Удалось решить и проблемы местной власти — большинство историков считает, что плохо, но, возможно, причиной такой оценки является недостаток воображения. В начале ноября 1918 года состоялся VI Всероссийский съезд Советов. Предварявшие его губернские съезды отмечали, что новый состав местных Советов способен самостоятельно проводить государственную политику. Впрочем, поскольку перевыборами занимались комбеды, то на самом деле произошло слияние/замещение этих двух органов.

Так что в нулевом приближении комбеды и продотряды свою задачу выполнили — население Советской России кое-как сумело пережить зиму. Что же касается построения нового общества — здесь все было сложнее, в точности по евангельскому тезису о вливании молодого вина в старые мехи. На местах государственную политику понимали сообразно грубому классовому чутью, логике Гражданской войны и собственным шкурным интересам. А куда денешься? Большевикам только предстояло подготовить собственные кадры. Ещё очень долго им придётся как-то приспосабливать к делу людей, выращенных в благословенной Ъ-России, которую мы, к счастью для себя, потеряли…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.