Вначале была свадьба… (Александр Галич)

Вначале была свадьба…

(Александр Галич)

В конце 60-х годов в интеллигентской среде СССР были очень популярны остросоциальные песни Александра Галича, распространяемые на магнитофонных лентах. Эти записи делались на различных домашних концертах, которые Галич давал не только в Москве, но и в других городах страны. В этих песнях часто звучала критика не только социальных недостатков советского строя, но и политических. Для многих людей эта критика в устах Галича выглядела странно, поскольку певец был всячески обласкан властями: он был известным драматургом, пьесы которого шли во многих театрах страны, а фильмы, снятые по его сценариям, выходили на широкие экраны с регулярной периодичностью. Причем это были произведения гражданственно-патриотического звучания, за которые Галич получал различные премии, в том числе даже от такого ведомства, как КГБ (за сценарий к фильму о чекистах «Государственный преступник», который в 1965 году занял в кинопрокате 3-е место).

Между тем со второй половины 60-х Галич увлекся гитарным творчеством и за считаные годы превратился в одного из самых едких певцов-сатириков, причем часто бичующим в своих песнях не столько советскую власть, сколько вообще Россию. Как писал по этому поводу А. Солженицын:

«А поелику среди преуспевающих и доящих в свою пользу режим – евреев будто бы уже ни одного, но одни русские, – то сатира Галича, бессознательно или сознательно, обрушивалась на русских, на всяких Климов Петровичей и Парамоновых, и вся социальная злость доставалась им в подчеркнутом „русопятском“ звучании, образах и подробностях, – вереница стукачей, вертухаев, развратников, дураков или пьяниц – больше карикатурно, иногда с презрительным сожалением (которого мы-то и достойны, увы!)…

Ни одного героя-солдата, ни одного мастерового, ни единого русского интеллигента и даже зэка порядочного ни одного (главное зэческое он забрал на себя), – ведь русское все «вертухаево семя» да в начальниках. А вот прямо о России стихи: «что ни враль, то Мессия!.. А попробуй спроси – да была ль она, братие, эта Русь на Руси?..»

…Иные уезжавшие черпали в его песнях затравку брезгливости к России и презрения к ней. Или, по крайней мере, уверенность, что это правильно – с нею рвать…»

Естественно, что все эти обличения Галича не могли остаться без внимания властей.

Осенью 1971 года дочь члена Политбюро Дмитрия Полянского выходила замуж за актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного. После шумного застолья молодежь, естественно, стала развлекаться – сначала танцевать, затем слушать «магнитиздат»: Высоцкого, Галича. В какой-то из моментов к молодежной компании внезапно присоединился и отец невесты. До этого, как ни странно, он никогда не слышал песен Галича, а тут послушал… и возмутился. Чуть ли не на следующий день он поднял вопрос об «антисоветских песнях» Галича на Политбюро, и колесо завертелось. Певцу и драматургу припомнили все: и его выступление в академгородке в 68-м, и выход на Западе (в «Посеве») сборника его песен, и многое-многое другое, на что власти до поры до времени закрывали глаза.

29 декабря 1971 года Галича вызвали в секретариат Союза писателей. А за шесть дней до этого в доме Галича произошел такой случай. Его дочь Алена, актриса, собиралась на елку в Горький (она играла Снегурочку). В руках у нее были две коробки с туфлями – черными и белыми. Галич сказал ей, чтобы черные туфли она оставила дома. Мол, черное – плохая примета под Новый год. Однако дочь поступила по-своему. А шесть дней спустя Галича исключили из Союза писателей. Далее послушаем его собственный рассказ:

«Я пришел на секретариат, где происходило такое побоище, которое длилось часа три, где все выступали – это так положено, это воровской закон – все должны быть в замазке и все должны выступить обязательно, все по кругу…

Было всего четыре человека, которые проголосовали против моего исключения. Валентин Петрович Катаев, Агния Барто – поэтесса, писатель-прозаик Рекемчук и драматург Алексей Арбузов, – они проголосовали против моего исключения, за строгий выговор. Хотя Арбузов вел себя необыкновенно подло (а нас с ним связывают долгие годы совместной работы), он говорил о том, что меня, конечно, надо исключить, но вот эти долгие годы не дают ему права и возможности поднять руку за мое исключение. Вот. Они проголосовали против. Тогда им сказали, что нет, подождите, останьтесь. Мы будем переголосовывать. Мы вам сейчас кое-что расскажем, чего вы не знаете. Ну, они насторожились, они уже решили – сейчас им преподнесут детективный рассказ, как я где-нибудь, в какое-нибудь дупло прятал какие-нибудь секретные документы, получал за это валюту и меха, но… им сказали одно-единственное, так сказать, им открыли:

– Вы, очевидно, не в курсе, – сказали им, – там просили, чтоб решение было единогласным.

Вот все дополнительные сведения, которые они получили. Ну, раз там просили, то, как говорят в Советском Союзе, просьбу начальства надо уважить. Просьбу уважили, проголосовали, и уже все были за мое исключение. Вот как это происходило…»

Прошло всего лишь полтора месяца после исключения Галича из Союза писателей, как на него обрушился новый удар. 17 февраля 1972 года его так же тихо исключили и из Союза кинематографистов. Происходило это достаточно буднично. В тот день на заседание секретариата СК было вынесено 14 вопросов по проблемам узбекского кино и один (№ 7) – исключение Галича по письму Союза писателей СССР. Галича исключили чуть ли не единогласно. По сути все было вполне адекватно: пока Галич был апологетом власти, та его привечала. Как только перешел в стан ее непримиримых критиков, власть ударила по нему без какого-либо сожаления. Так было и будет всегда, какая бы власть на дворе ни была.