ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ВЛАДЕНИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ВЛАДЕНИЯ

В тысяча триста восемьдесят восьмом году пятидесятитрехлетний Тимур был неоспоримым повелителем Центральной Азии и Ирана, этой колыбели мятежей. Являлся императором во всем, кроме имени, единственный его титул его — эмир Тимур Гураган — повелитель Тимур Великолепный. Номинальным сувереном его по-прежнему был хан, тура, потомок Чингиза.

Заниматься этому хану-марионетке не приходилось ничем. Он, как будто бы, имел в своем распоряжении конный тумен и дворец в Самарканде. Наверняка появлялся на определенных церемониях — заклании белого коня, когда требовалось скрепить какой-то союз, или ежегодном войсковом смотре, когда перед знаменами с конским хвостом проходило двести тысяч воинов. Но имя его появляется в хрониках очень редко и его престиж постоянно тускнеет перед блеском хромого завоевателя. Он был вполне обеспечен, принимал участие в военных торжествах, где его роль становилась все незаметнее с каждым годом.

Не было имени и у постоянно росшей империи Тимура. Он по-прежнему считался эмиром Мавераннахра, хотя имя его произносилось на молитвах во всех краях его безымянного владения.

Власть Тимур удерживал благодаря одному простому обстоятельству. Жителями Центральной Азии управляли племенные вожди. Те, кому не нравились собственные аксакалы, перебирались в другие владения и отдавались во власть новому правителю. Будучи недовольными, могли избрать вождя из своей среды. И потом безудержно поднимались на защиту своего избранника.

Гордые своим родом, своим племенем — ревниво оберегающие личную свободу и всяческие традиционные привилегии — они, тем не менее, свыклись с деспотизмом и ничего иного не признавали. Боготворившие ханов дети кочевников, разбойники, каких свет не видел, сидевшие стервятниками вдоль горных дорог — могли пересказать деяния Соломона, подвиги Александра, которого называли Зулькарнайн, «двурогим»{35}, и предания о Махмуде{36}, обладателе золотого трона. С удовольствием прослеживали свою родословную до Ноя и утверждали, что ведут свой род от патриархов.

На большой паломнической дороге они знали каждую гробницу и ее историю, знали и Ветхий Завет. Их способность цитировать не уступала их набору ругательств, что неудивительно, поскольку родословные их восходили к временам Потопа. Писаных законов они не признавали, но готовы были проливать кровь за несуществующие традиции. Над ростовщиками они издевались, а притесняющий их сборщик налогов умирал с ножом в спине.

Они сражались против Тимура, пока не поняли бессмысленности этого, а потом пришли вкусить его хлеба-соли. Чтобы править ими, требовалась железная рука.

До сих пор между ними не существовало объединения. Махмуд сплотил многие племена вокруг своего знамени; Чингисхан пронесся по этой земле и собрал их всех воедино; но после его смерти они опять разделились, покорясь новым племенным вождям.

Западные ворота Хивы — Ата-Дарваза

И теперь они были едины только в одном — в готовности повиноваться Тимуру. Сводить их вместе было то же самое, что сажать на привязь волков. Никакой свод законов не мог устроить грабителей из Кашгара, хищных горцев Гиндукуша, воинственные осколки джете и Золотой Орды, иранское рыцарство из Земли Солнца и отважных арабов.

Чтобы их обуздывать, Тимур сделал законом свою волю. Все повеления новым подданным исходили непосредственно от него. Все, кто отваживался, получали к нему доступ; править за себя он не дозволял никаким фаворитам. Когда какая-то страна оказывалась завоевана или покорялась добровольно, Тимур отдавал ее одному из сыновей или военачальников в удел — феодальное пожалование.

Она превращалась в провинцию этой новой империи, управлял ею даруга, или губернатор, ответственный перед Тимуром. Судьи тоже назначались. Татары в войско вступали добровольно, но других зачастую мобилизовывали, ремесленников и чернорабочих при необходимости клеймили. Прежних правителей брали ко двору, давали им высокий чин и соответствующие обязанности. Если потом они создавали осложнения, то попадали в цепи или в руки палача.

Неуемно деятельный Тимур не терпел неполадок. Если проходил по сломанному мосту, местный управитель получал приказ отремонтировать его. Старые караван-сараи привели в порядок, строили новые. Дороги даже зимой были проезжими, вдоль них располагались посты стражи. Командиры постов несли ответственность за почтовых лошадей и за безопасность караванов на своих участках. За охрану караванщики платили деньгами.

Испанский посол Клавихо оставил описание большой хорасанской дороги.

«Они (путешественники) ночевали в больших зданиях, возведенных у дороги там, где никто не проживает. Вода поступала туда с большого расстояния по проложенным под землей трубам.

Дорога была очень гладкой, без единого камешка. Когда они приезжали на место стоянки, им давали много еды и свежих лошадей. У эмира лошади стоят в каждом конце дневного пути, где сотня, где две сотни; и таким образом эти станции устроены до. самого Самарканда.

Те, кого эмир посылает в любом направлении, или те, кто послан к нему, скачут во весь опор на этих лошадях днем и ночью. Держит он лошадей и в пустынях, велит строить дома в незаселенных мостах, лошадей и продовольствие поставляют туда из ближайших деревень. Люди, назначенные смотреть за этими лошадьми, называются анчос.

Когда приезжают послы, эти люди берут у них лошадей, расседлывают, дают послам свежих, и один или двое анчос едут с ними позаботиться о лошадях. Со следующей станции они возвращаются.

Если лошадь устанет, и они встретят какого-нибудь человека со свежей лошадью, то возьмут ее в обмен на усталую. По обычаю даже купцы, знатные люди или послы должны отдать свою лошадь каждому, кто едет к великому эмиру, если кто отказывается, то платится за это головой, ибо так повелел Тимур.

Лошадей берут даже у войск, даже у сына или жены самого эмира.

Мало того, что дорога снабжена такими станциями, на всех дорогах еще есть гонцы, поэтому вести поступают из любой провинции за несколько дней. Эмир больше доволен теми, кто за день и ночь покрывает пятьдесят лиг, загнав двух лошадей, чем людьми, проезжающими это расстояние за два дня. Сочтя, что лиги в его самаркандской империи слишком длинные, он поделил их пополам и поставил на дорогах столбики, отмечающие каждую лигу; приказал всем своим сагатаям проезжать в пути за день двенадцать или в крайнем случае десять этих лиг{37}. Каждая из них равна двум кастильским лигам.

Честно говоря, трудно поверить, не видя собственными глазами, какие расстояния покрывают эти люди за сутки; иногда за день и ночь они проезжают по пятнадцать, даже по двадцать лиг. Когда лошади выбиваются из сил, они убивают их и продают на мясо; мы находили на дороге много загнанных до смерти лошадей.

Клавихо добавляет, что на некоторых станциях они видели летом питьевые фонтаны с наложенным в воду льдом и бронзовыми кувшинами к услугам каждого, кто захочет напиться.

Гонцы везли по всем дорогам послания Тимуру — донесения из пограничных, посаженных на верблюдов войск, депеши от военачальников за границей, вести от даруга из городов. Из каждой провинции, из каждого города на караванных маршрутах за пределами тимуровой империи лазутчики писали донесения эмиру с кратким отчетом о происходящем — какие караваны проходили, какие события имели место, донесения были достоверными — за фальсификацию виновный был бы немедленно убит.

Служба информации у Тимура была совершенной и, возможно, самой быстродействующей до появления железных дорог.

В вопросах земли и собственности Тимур действовал столь же решительно. Воины его получали плату от войсковых казначеев и не имели права облагать поборами местных жителей. Воин не мог войти в дом обывателя без веской причины.

Невозделанные земли и выморочная недвижимость принадлежали трону, дехканин или человек со средствами, взявшийся возделать и оросить пустующую землю, строить жилища или мосты, имел право владеть этой землей, не платя первый год налоги. На второй год мог уплатить сколько считал справедливым; на третий год облагался налогом в полной мере.

Взимали налоги после сбора урожая. Обычной ставкой была треть всего собранного или ее стоимость в деньгах. На орошаемых землях ставка была выше, чем на тех, где урожай зависел от дождей. Платили дехкане также за пользование большими водоемами.

Прибывающие в империю торговцы с товаром платили пошлину и дорожный налог, это являлось щедрым источником доходов, так как в то время караваны, шедшие с Дальнего Востока в Европу, обходили Египет, где мамлюки были враждебно настроены к христианам и всему, имевшему отношение к ним.

Торговый путь на запад шел по большой северной дороге через Гоби, мимо Алмалыка, к Самарканду, а оттуда через Султанию и Тебриз к Черному морю и Константинополю. Это была большая хорасанская дорога. У нее было северное ответвление к Ургенчу или через Каспий к генуэзским портам вдоль русской границы. Третий маршрут проходил по югу Персии к портам, находящимся неподалеку от Индии.

Морским путем для торговли тогда пользовались мало. Иногда арабы плавали вокруг Индии в Золотой Херсонес и Китай, китайские суда часто ходили вдоль берега до Бенгалии. Но то были нерегулярные рейсы судовладельцев и богатых путешественников. А по рекам движение было оживленным — вниз по Аму к Ургенчу, по Инду через всю Индию к морю, а также по Тигру и Евфрату.

Тимур к тому времени открыл два пути в Индию — из Кабула через Хайберский перевал и из Кандагара по голым ущельям, ведущим к Инду. За один поход он покорил правителя Сеистана, которому некогда служил как наемник, и на службе у которого охромел на всю жизнь.

В другом походе он прошел пустынной местностью от Шираза до портов Персидского залива. Оттуда суда шли на север в Багдад и на юг к устью Инда.

На западе он взял штурмом крепость туркменов Черного барана и мраморный город Мосул. Взял крепости в верховьях Тигра, в полутора тысячах миль от Самарканда. Здесь он смог присоединить к своей империи большой торговый центр Тебриз. Это был крупный город с населением больше миллиона душ, где торговый путь с юга на север пересекал хорасанскую дорогу.

И один только Тебриз ежегодно приносил ему доходов больше, чем получал король Франции{38}.

Очевидно, в таком большом городе жители не платили подушного налога, а городские сановники ежегодно выплачивали определенную сумму тимурову дагоде. Это была дань, но пока она выплачивалась, город оставляли в покое.

Для караванных торговцев правление Тимура было благом, потому что они могли идти по его землям под надежной охраной в течение пяти месяцев и платить всего одну пошлину.

Для мелких землевладельцев и дехкан приход его был выгоден лишь в том смысле, что освобождал от гнета знати. Тимур высказывался по этому поводу вполне определенно. Разоренный человек никому не приносит выгоды; опустошенное государство не приобретение для казны. Казной укрепляется войско. Но войско — орудие строительства новой империи. Оно берет воду, где захочет, идет по возделанным землям — собирает урожай по пути, когда нуждается в зерне. И земледелец, соответственно, страдает от этого.

Тимур терпеть не мог слабости. Он пытался обуздать толпы наводнявших каждый город нищих тем, что запретил попрошайничать и устроил им раздачу хлеба и мяса. Нищие брали еду как щедрую милостыню и снова выходили на улицы со своим заунывным криком: «Я ху! Я хак! Аллаху Керим!»{39} и чашами для подаяний, куда верующие бросали им куски еды. Дервиши, симулянты, слепцы, прокаженные и жулики продолжали попрошайничать. Таков был неизменный обычай ислама, и тимуровы воины не могли справиться с ними.

С ворами борьба шла успешнее. Каждого городского судью, каждого начальника дорожной стражи Тимур сделал ответственным за кражи на их участке. Стоимость каждой украденной вещи они должны были выплачивать из своего кармана.

Однако воплощался кодекс законов Тимура только в его личной воле. За пределами Мавераннахра установления эмира были все еще чуждыми, неукоренившимися. То тут то там закипал мятеж, и он постоянно ходил в походы, чтобы унять волнения. Войско благодаря его неустанным трудам превратилось в дисциплинированную армию, привыкшую к победам, возглавляемую опытными военачальниками.

Войско являлось его гордостью, и теперь Тимур решил покорить всю Азию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.