Глава двадцатая
Глава двадцатая
Напившись чаю, Алитет забежал еще раз в кузницу. Все, что осталось от нее, — это забытый молоток. Алитет стоял и долго смотрел на него. Алитет поднял молоток и постучал им о деревянный чурбак. Разобрав палатку, он положил ее в нарту и помчался в Энмакай.
На третий день ночью Алитет вернулся домой. Он разбудил Тыгрену и велел засветить жирник.
Укрыв Айвама пыжиковым одеялом, Тыгрена подожгла смоченный тюленьим жиром мох. Язычок пламени осветил полог. Горящей лучинкой она сделала еще язычок и, быстро соединяя их, зажгла широкую ленту пламени.
В полог вошла Наргинаут.
Алитет сердито взглянул на нее и проговорил:
— Зачем пришла? Ты, глупая! Займись-ка лучше собаками. Распряги их и накорми. Только не сразу. Подольше надо их выдержать. Они бежали быстро и разгорячились. Ступай!
Наргинаут молча удалилась.
Тыгрена сняла с потолочной балки оленью шкуру, развернула ее и положила рядом с Алитетом. Он перекатился на мех, растянулся и, глядя в потолок, спросил:
— Сколько в стойбище русских?
— Один. Только один учитель, — ответила Тыгрена.
— А другие где?
— Двое утром уехали.
— И Ваамчо уехал с ними?
— Нет. Он здесь.
Алитет быстро повернулся к Тыгрене и шепотом спросил:
— Здесь?!
Поднялась меховая занавеска, и в пологе показалась голова шамана Корауге с пожелтевшим лицом.
— Ты приехал, Чарли? — послышался его дребезжащий голос.
Алитет сказал:
— Ступай к себе спать! Все равно помощь не приходит от тебя. Ступай!
Корауге растерянно взялся дрожащей рукой за свою бороденку и, уставившись на сына, сказал:
— Ты непочтительным становишься, Чарли.
— Я устал. Я очень устал. — Алитет махнул рукой. — Иди спи.
Корауге с шипеньем скрылся из полога.
— Чарли, — сказала Тыгрена. — Скажи ему, чтобы он никогда не заходил в мой полог. Плохо будет, Чарли, если он станет ходить ко мне.
Алитет промолчал — это означало, что он согласен с Тыгреной.
Она подвесила чайник над жирником и принялась дробить мерзлое оленье мясо.
— Много дум скопилось в голове, — сказал Алитет. — Разных дум… Убери мясо. Я не хочу есть…
Тыгрена насторожилась, и вдруг тревога охватила ее.
Сверкая глазами, Алитет приблизился к ней и тихо, злобно прошептал:
— Я пойду к нему и убью его.
— Ты хочешь убить Ваамчо? — спросила Тыгрена.
— Очень сильно хочу. Мешает он мне, этот безумец.
С невозмутимым спокойствием, стойко скрывая свое волнение, Тыгрена спросила:
— Ты чем хочешь убить его? Ножом или ружьем?
— Я задушу его руками.
Тыгрена молча достала кирпичный чай и, отковыривая ножом кусочки, стала бросать их в чайник. С тем же спокойствием она сказала:
— Чарли, если ты задушишь Ваамчо, тебя убьет учитель. Он в большой дружбе с ним. Учитель — сильный человек… И кто тогда соберет твоих оленей во многих стадах чаучу?
Алитет набил трубку, закурил.
— Ты думаешь, не надо убивать Ваамчо? — глотнув дым, спросил он.
— Не надо. Русские начнут охотиться за тобой, если ты даже нынче ночью убежишь в горы. Их много появилось на побережье, этих русских. Ваамчо — их большой приятель. И сам он стал другим, перестал быть робким.
— Откуда взялась у него сила? — спросил Алитет.
— Не знаю. Пожалуй, от русских. Они пригнали ему вельбот для охоты на моржей. Научили его злить железный мотор. Каждый день около школы Ваамчо дергает мотор за ремешок. Мотор выпускает дым, злится, фырчит и шумит. А в середине у него огонь. Мотор будет возить вельбот во время охоты. Этот мотор пригнал вельбот сюда от самого мыса Чукотского Носа.
Алитет настороженно слушал рассказ Тыгрены.
— Мотор? Такой, как у меня? — удивился Алитет.
— Люди говорят, еще лучше. Дух Бен-Зин в нем.
— Глупая ты. Это не дух.
— Люди так говорят.
— А где он, этот мотор? — спросил он.
— Его взаперти держат, в школе. А вельбот на берегу, против яранги Ваамчо.
Тыгрена налила ему кружку чаю.
— Пей, — сказала она.
Алитет отодвинул кружку и, возбужденный, со злостью в глазах, вылез из полога.
— Тыгрена, — послышался его голос из сенок, — засвети огонь. Темно здесь.
Светя горящей лучинкой, Тыгрена тревожно спросила:
— Чарли, ты куда?
Алитет взял американский топор с длинной ручкой.
— Ты хочешь Ваамчо убить топором? — спросила Тыгрена.
Не ответив, Алитет скрылся а темноте.
Тыгрена быстро оделась, побежала к яранге Ваамчо, остановилась, но из полога слышалось только сонное дыхание людей.
Тыгрена подумала:
«Его здесь нет. Наверное, Алитет пошел к вельботу».
Она нырнула в полог, ощупью нашла Ваамчо и, растолкав его, тихо сказала:
— Ваамчо, Алитет пошел к вельботу с топором.
Алек проснулась, зажгла огонь. Ваамчо уже сидел на своей постели и быстро надевал торбаз, не попадая в него ногой.
— Иди скажи учителю, — сказала Тыгрена.
Сквозь ночные облака кое-где пробивались звезды. Как большой гранитный валун, из тьмы выступал школьный дом.
Ваамчо бежал мимо школы, прямо к берегу. Алитет сидел верхом на киле вельбота с топором в руках.
Увидев Ваамчо, Алитет вздрогнул, топор вывалился у него из рук и с шумом скатился по днищу вельбота. Ваамчо схватил его за длинную ручку и громко спросил:
— Ты зачем пришел сюда с топором, ночной человек?
Алитет продолжал молча сидеть на вельботе.
Не дождавшись ответа, Ваамчо бросил топор я столкнул Алитета с вельбота. Алитет свалился, тут же поднялся, и они, разделенные вельботом, оказались друг против друга.
— Сколько женщин осталось без мужей, которых ты утопил! — сказал Ваамчо. — Теперь ты хочешь, чтобы они умерли с голоду без вельбота!
— Не вызывай духа умерших, — проговорил Алитет и, помолчав, добавил: — Это крепкий вельбот. Я пришел изрубить его и не мог. Жалко стало. Топор не послушался. Пожалуй, он лучше моего затонувшего… Кружится голова у меня. Отдай топор — и я пойду к себе.
В пологе Алитет долго не мог успокоиться. Задумавшись, он долго сидел, пил чай.
— За свой вельбот я много заплатил американу. Откуда Ваамчо возьмет плату за этот вельбот? — спросил он Тыгрену.
— Говорят, все будут платить. Вся артель.
Алитет криво усмехнулся.
— Не болтай зря. Или у женщин-вдов найдется плата? Или ты не знаешь, что в их ярангах валяются одни гнилые оленьи шкурки? До них таньги не большие охотники, они любят песцовые. Не разузнали об этом еще русские. Пойди к учителю и расскажи ему об этом. Только от меня они могут получить хорошую плату.
— Я не пойду к нему. Язык не послушается говорить с русским, ответила Тыгрена.
— И у меня не послушается, — довольный, согласился Алитет.
— Слух есть: пять зим будут платить за вельбот, понемножку. Шкурками моржа, бивнями, бумажками-рублями.
— Эти русские совсем не понимают толк в песцах. За такой хороший вельбот я много отдал бы песцов! Браун никогда не сменял бы его на одни моржовые шкуры. Он понимает.
Тыгрена, вспомнив Брауна, сказала:
— Наверное, он обманщик, этот Браун. Глаза у него плохие. Пожалуй, не привезет тебе товар. Когда они пили огненную воду, я все время следила за американами. Вот увидишь, обманут они. Не привезут товар.
— Замолчи! — крикнул Алитет. — Ты слишком болтлива стала. Женщине дай только волю, она много наговорит вздора.
Тыгрена замолчала и, повернувшись к жирнику, стала поправлять огонь.
Алитет потянулся на шкурах, тяжко вздохнул и сказал:
— Надо уходить в горы… Глаза здесь устанут смотреть на русских… и на эту артель… Топориков много есть, но без спирта они дешевыми будут… Я сам сделаю спирт.
Тыгрена удивленно смотрела на Алитета. Ей показалось, что он начинает сходить с ума.
— Что ты уставилась на меня, как сова на зайца? — сердито сказал Алитет.
— А ты можешь сделать спирт? — спросила Тыгрена.
— Могу. Надо развести жидкую муку, закрыть ее теплыми шкурами, потом поставить на огонь, и по стволу от винчестера потечет огненная вода. Муки нет. Русский купец больше одного пудовичка не дает мне. Дурной он. Как будто ему совсем не нужны мои песцовые шкурки. Бумажки-рубли давал мне за них.
Наступило утро, а Алитет все думал и думал. Он крикнул Наргинаут:
— Сходи к соседям и обменяй одного песца на один пудовичок муки. У них глаза вылезут от радости, и они обменяют все свои запасы муки. Русский за одного песца дает четыре пудовичка, а я отдаю за один.
Наргинаут ушла. Алитет наелся тюленьего мяса и лег спать. Он спал беспокойно и недолго. Пришла Наргинаут.
— Чарли, муки нет. Один мешочек выменяла у Туматугиной жены, но учитель не велел ей брать твоего песца. И муку взяла она обратно. Учитель сказал: «Поезжайте сами в торговую ярангу, у вас есть собаки». Она послушалась его, Чарли.
— Меркичкин! — выругался Алитет.
Нахмурив лоб, он задумался.
— Тогда пусти слух, что Чарли за один мешочек муки отдает одну собаку, — сказал Алитет. — За двенадцать мешочков отдам целую упряжку собак. Все равно их много. Корм только съедают.
Наргинаут ушла, и слух, пущенный ею, немедленно проник в каждую ярангу.
Ваамчо тут же побежал к учителю. Выслушав новости, Дворкин сказал:
— Пожалуй, Ваамчо, надо завести тебе хорошую упряжку.
— Да, да. Надо, — подтвердил Ваамчо. — Ой, как надо хорошую упряжку! Быстро можно ездить. Только муки у меня четыре мешочка, а нужно двенадцать.
— Хорошо, Ваамчо, я дам тебе восемь мешочков своей муки. Потом ты мне вернешь.
— Да, да. Я верну тебе. Есть у меня песцы и рубли-бумажки. Быстро поеду к Русакову.
— Хорошо, Ваамчо. Покупай у него собак. Это же недорого?
Ваамчо лукаво подмигнул и тихо сказал:
— Совсем даром. Он, наверное, с ума сходит. Русаков за одного песца дает четыре мешочка. А собака стоит пять песцов. У него все хорошие собаки.
— Иди, Ваамчо! Покупай! — твердо сказал Дворкин.
Добежав до своей яранги, Ваамчо оперся о косяк наружной двери и стал разглядывать небо, будто только оно интересовало его.
Посматривая в торосы моря, около своей яранги стоял Алитет.
— Чарли! — не выдержав, вдруг крикнул Ваамчо. — Ты хочешь обменять упряжку на муку?
— Да, — ответил Алитет.
— Правда, у меня и свои собаки есть, но, если ты хочешь, я дам тебе двенадцать мешочков. Только за хороших собак.
Лицо Алитета передернулось, и он крикнул:
— Безумец! Разве когда-нибудь ты видел у меня плохую собаку? Возьмешь упряжку, на которой вернется Гой-Гой.
— На эту упряжку я, пожалуй, сменяю. Я поеду встретить Гой-Гоя.
— Муку сначала принеси.
Ваамчо быстро положил в нарту двенадцать мешочков, запряг своих собак, по пути свалил муку у яранги Алитета и помчался встречать Гой-Гоя.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.