Глава 12. Царство небесное

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12. Царство небесное

В иудаизме и развившемся из него христианстве всегда существовали тайны; на них намекали — а иногда и указывали открыто, — но они не вошли в воспоминания и послания, которые были записаны и превратились в тексты христианского Нового Завета. Эти тайны передавались из уст в уста. Первые отцы Церкви прекрасно знали об этих тайных учениях: даже если они и не сталкивались с ними сами, то признавали их существование в Евангелиях[397].

В субботний день перед казнью Иоанна Крестителя Иисус проповедовал на берегу Галилейского моря: толпа, собравшаяся послушать его, была настолько велика, что ему пришлось сесть в лодку и говорить оттуда. Он обращался к слушателям посредством притч — простых историй, которые объясняли, как нужно жить. Позже, когда Иисус остался лишь со своими учениками, они спросили его, почему он всегда говорит притчами. Он дал неожиданное объяснение: притчи предназначены для масс, откровенно признался он, однако ученики достойны более глубоких знаний: «…вам дано знать тайны Царствия Небесного»[398].

Из прямого ответа Иисуса можно понять, что существовало два уровня объяснений: более глубокие секреты раскрывались близкому кругу, а внешнее учение преподносилось широкой публике. Это учение для посвящённых было связано с «тайнами Царства Небесного».

В Евангелии от Марка при описании того же разговора используется несколько другое выражение — «Царство Божие». Оно же встречается у Луки и Иоанна, хотя последний использует его в другом контексте. Термин «царство» также встречается в других текстах, не вошедших в Новый Завет, например в Евангелии от Фомы. Речь может идти о «Царстве», «Царстве Небесном». «Царстве Божьем», «Царстве Отца», но всё это, несомненно, одно и то же. Что же это за царство?

За исключением туманной фразы, что это царство связано с какими-то тайнами, не предназначенными для широкой публики, в Новом Завете не содержится никакой информации. Неизвестно, как до него добраться и как узнать его. По мнению комментаторов, это будущее идеальное царство, в котором с приходом мессии установится рай на земле — нечто вроде мессианского тысячелетнего Рейха. Но сначала нас ждёт Армагеддон — по крайней мере, так утверждается в Откровении Иоанна, самом загадочном тексте Нового Завета.

Тем не менее в Новом Завете имеются намёки, в которых мы — познакомившись с мистическими традициями Греции и Египта — узнаем известные мотивы.

Дело не только в том, что путь к Царству Небесному открывался исключительно посвящённым. Похоже, это «царство», единожды открытое, оставалось с человеком навсегда. Под царством подразумевалось не то, что придёт к нам в отдалённом будущем, а нечто, больше похожее на то, что древние египтяне называли временем джет — некое состояние вне времени. Более того, в словах Иоанна Крестителя, которые уже приводились раньше: «…и приблизилось Царствие Божие»[399], — есть утверждение имманентности. Мы можем понимать их в том смысле, что оно достижимо в данный момент, а не придёт через месяц, год или десятилетие и не будет провозглашено началом проповеднической миссии Иисуса в Израиле — именно так чаще всего интерпретировали эти слова. Скорее, Царствие Божие уже достижимо для тех, кто знает путь.

К тому же для этого нужна смелость: путь к Царству Небесному требует глубокого сосредоточения, крепких нервов и полной самоотдачи.

«Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежён для Царствия Божия», — говорил Иисус[400].

Он также порицал тех, кто претендовал на духовность, но не открывал врата небесные для тех, кто ищет их:

«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете»[401].

Это не описание проповеднической миссии Иисуса в Иудее и даже не будущий тысячелетний закон. Иисус хотел, чтобы мы поняли, что Царство Небесное есть то место, куда мы можем путешествовать, место, куда мы можем войти.

Всё это мы уже где-то слышали.

Апостол Лука добавляет ещё кое-что интересное. Фарисеи спросили Иисуса, когда придёт Царствие Божие. Вероятно, они имели в виду, что оно придёт на землю, наподобие того самоуправляющегося государства, о котором мечтали зелоты, когда впервые строили планы относительно Иисуса, который должен был стать первосвященником и царём во главе независимой Иудеи и который неожиданно отказался от этой роли, взяв монету с изображением императора и заявив о необходимости платить налоги. Прямота Иисуса должна была шокировать фарисеев, которые задавали вопрос, движимые скорее сарказмом, чем искренним любопытством. Он ответил: «…не придёт Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть»[402].

Мы не можем увидеть это царство — не можем обнаружить его при помощи логики и физических наблюдений. Ранее Иисус уже говорил, что это царство достижимо и в него можно попасть. Теперь он объясняет, что оно «внутри». Но как попасть внутрь себя? Мы это уже знаем: погрузившись в молчание. Иисус возвращает нас к идее инкубации в тёмных и тихих подземных криптах и пещерах, где ищущий знаний посвящался в секреты мира, где мёртвые были живыми — загробного мира.

Может быть, под «Царствием Небесным» Иисус имел в виду загробный мир? Вполне возможно. Но для такого вывода требуются дополнительные свидетельства.

В январе 1941 года, когда английские города подвергались налётам «Люфтваффе», а Вторая мировая война развивалась по сценарию Гитлера (он ещё не вторгся в Россию) и Соединённые Штаты официально оставались нейтральными (до трагедии Пёрл-Харбора было ещё одиннадцать месяцев), молодой американский докторант по имени Мортон Смит проходил обучение в Иерусалиме[403].

Смит жил в греческой гостинице рядом с храмом Гроба Господня в старом городе Иерусалима. Среди постояльцев этой гостиницы был один из высших иерархов Греческой православной церкви Израиля отец Кириакос Спиридонидис. Они подружились. После Рождества отец Кириакос пригласил Смита посетить расположенный в пустыне монастырь Map Саба, один из самых старых действующих монастырей. Его башни и толстые стены находились в глубине высохшего русла реки, соединяющего Иерусалим с Мёртвым морем. Монастырь Map Саба существовал уже более пятнадцати веков.

Служба по греческому православному обряду начиналась за шесть часов до рассвета, и Смиту она показалась необыкновенно красивой, но трудной: служба была «не просто долгой — бесконечной»[404]. Ритуал напоминал ежедневную службу в святая святых египетских храмов. Для Смита это стало настоящим откровением:

«Служба не приближалась к своему финалу; она просто шла, как будто уже длилась вечно и никогда не закончится. Исчезало не только ощущение времени, но и ощущение того, что ты находишься в определённом месте»[405].

Он поднял глаза к куполу церкви, и маленькие свечи над его головой показались ему звёздами, мощные стены церкви как будто раздвинулись, а фрески с изображениями святых и монахи как будто «присутствовали среди звёзд, вне времени и пространства, в неизменном небесном царстве, где бесконечная служба посвящалась вечному Богу»[406].

На Смита увиденное в монастыре Map Саба произвело глубокое впечатление. Однако, присутствуя на литургии, он понял, что служба предназначалась не для него; он воспринимал её как выражение высшей красоты, тогда как для монахов это была в первую очередь духовная обязанность. Литургия предполагала строго определённые слова и действия; по сути своей, понял Смит, это был магический обряд. Это открытие побудило его к изучению магических и мистических техник, применявшихся в иудаизме и раннем христианстве.

Он пробыл в монастыре шесть недель, а перед отъездом нашёл время заглянуть в пещеры, которые служили пристанищем для монахов, живших здесь пятнадцать веков назад, а затем стали частью монастырского комплекса. Первая церковь находилась в самой большой из этих пещер. Смит также увидел множество икон, хотя самые ценные из них были уничтожены ужасным пожаром, случившимся в восемнадцатом веке. Огонь также уничтожил или сильно повредил многие древние рукописи: большинство тех, что удалось спасти, были перевезены на хранение в Патриархальную библиотеку Иерусалима. Тем не менее в двух монастырских библиотеках всё ещё оставалось большое количество книг. Главная библиотека расположилась в новой церкви, а малая библиотека занимала комнату внутри громадной башни — груды книг на пыльных полках. Эта маленькая комната и стала местом важного открытия, которое определило всю дальнейшую жизнь Смита.

Смит закончил докторскую диссертацию в Иерусалиме и вернулся к себе в Гарвард, где приступил к работе над второй диссертацией. Не теряя связи с владыкой Кириакосом, он закончил докторантуру, и началась его блестящая преподавательская и исследовательская карьера в Колумбийском университете Нью-Йорка. В 1958 году Смит, почувствовав, что ему необходим отдых, решил вернуться в тишину и спокойствие монастыря Map Саба. Там он решил заняться составлением каталога старых рукописей и книг, в беспорядке расставленных по шкафам или просто лежавших на полу библиотеки в башне. Каждое утро на рассвете он преодолевал двенадцать лестничных пролётов в башне, где находилась библиотека, брал несколько книг или манускриптов и относил к себе в келью для изучения и внесения в каталог.

Он обнаружил, что во многих книгах имеются длинные рукописные пассажи, копии более древних текстов, вписанные на свободные места, пустые страницы и даже поля. Эти рукописные дополнения датировались восемнадцатым и девятнадцатым веками и указывали на то, как трудно в те времена было достать бумагу. Ему также попадались части старых манускриптов, которые использовались для переплетения книг — материал, который мог бы заинтересовать учёных. Но среди книг и бумаг этой пыльной библиотеки Смиту было суждено найти настоящее сокровище.

В один из дней после обеда он сидел в своей келье и просматривал стопку книг, которые он принёс из библиотеки утром. Ему на глаза попался рукописный текст на пустых страницах издания семнадцатого века, содержащего письма святого Игнатия.

Это была копия письма епископа Александрии Климента, жившего в конце второго века н.э. Смит знал, что Климент написал множество писем, но ни одно из них не сохранилось. Таким образом, Смит сделал уникальное открытие огромной важности. Он сфотографировал текст, чтобы иметь несколько копий — для перевода и для демонстрации другим специалистам. Перевод стал настоящей сенсацией.

Приблизительно в 195 г. н.э. Климент писал Феодору, одному из своих священников, чтобы обсудить очень деликатную тему. Она касалась Тайного Евангелия от Марка: Климент объяснял, что распущенная еретическая секта карпократов нечестным путём завладела Тайным Евангелием, впоследствии исказив его текст.

Таким образом, Климент подтверждал, что это Евангелие действительно существует, но также признавал, что ни он, ни Феодор не могут объявить об этом публично, чтобы не поддерживать секту еретиков.

Климент просил Феодора солгать во имя истины и под присягой отрицать существование Тайного Евангелия от Марка.

Климент объяснил, что Марк некоторое время провёл в Риме с апостолом Петром и там начал записывать деяния Иисуса — и эти записи впоследствии оформились в Евангелие от Марка. Пётр тоже вёл записи. После смерти Петра Марк уехал в Александрию, захватив с собой все записи, и свои, и Петра. Здесь он написал своё Евангелие, но не включил в него некоторые истории, которые приберёг для особого, «тайного» Евангелия. Это Евангелие он передал Александрийской церкви, где во времена Климента оно надёжно хранилось, «прочитываемое только посвящаемым в великие таинства»[407].

«Великие таинства»? В христианстве? Что имел в виду Климент?

Климент не мог не знать о посвящении и мистериях. Он был знатоком античной философии. Его труды пестрят цитатами из Платона, Парменида, Эмпедокла, Гераклита, Пифагора, Гомера и десятков других древних классиков. Совершенно очевидно, что он глубоко изучил и критически проанализировал все философские течения своего времени, прежде чем в конце второго века н.э. решил принять христианство. Более того, он знал, что египтяне скрывают тайные знания в символике своих текстов и рисунков, он знал о герметических текстах, знал мистический смысл чисел и пропорций, знал о тайной сути историй Ветхого Завета[408]. Можно не сомневаться, что Климент был далеко не глуп.

Его лексика свидетельствует о том, каким разнообразным и сложным был христианский мир Александрии. Вполне возможно существование в нём тайных обрядов; кроме того, мы не должны забывать, что первые гностики, такие как Василид и Валентин, были выходцами из Александрии. Сам гностицизм возник на основе тайных традиций раннего христианства[409]. В начале третьего века христианский богослов, епископ, ученик Иринея Лионского и Оригена, Ипполит записал гностический псалом, который заканчивался таким утверждением:

«Я вручу вам тайны священного пути, которые носят имя Гнозис»[410].

Гностики считали себя хранителями истинного христианства: в основе их учения лежало посвящение в истинное знание божественного.

Климент Александрийский постоянно спорил с гностиками, даже несмотря на то, что испытывал некоторую симпатию к их идеям. Мистерии и посвящения были характерной чертой александрийского христианства любого толка, но обычно эти учения не записывались, а передавались из уст в уста. Климент прямо говорит об этом в самом начале своего труда «Строматы»:

«И тайны эти, как богоданные, не доверяют письменному слову, но передают изустно»[411].

Призвав Феодора хранить молчание, Климент признаёт существование Тайного Евангелия, приводя его текст. Речь идёт о двух отрывках, первый, и самый важный из которых, является вставкой в главу 10 Евангелия от Марка, между строками 34 и 35. Второй, меньший по размеру отрывок, служит дополнением к строке 46, где оригинальный текст плохо читается.

Смысл отрывка из Тайного Евангелия Марка состоит в том, что некий юноша был посвящён Иисусом в тайну Царства Божиего.

Как оказалось, это произошло в Вифании, в том самом месте, где был «воскрешен» Лазарь. Может быть, это не два разных события, а одно?[412] После всего, что мы узнали, возникает естественный вопрос: что на самом, деле означает воскрешение Лазаря «из мёртвых»? Его в буквальном смысле вернули из мира мёртвых? Или же из потустороннего мира после обряда посвящения в тёмном и тихом месте — в пещере, вход в которую, по свидетельству Евангелия, закрывал камень?[413] Может быть, он вернулся, как выразился бы Иисус, из Царствия Небесного?

И не связан ли этот текст с ещё одним загадочным эпизодом в Евангелии от Марка, который до сих пор не нашёл объяснения? Когда Иисуса брали под стражу в Гефсиманском саду, его ученикам удалось бежать — после короткой стычки, во время которой лишился уха один из рабов первосвященника. Далее Марк говорит, что за Иисусом следовал юноша, одетый точно так же, как тот, кого, по свидетельству Тайного Евангелия, посвятил Иисус. Объяснить это не удаётся. Однако не видеть связи между двумя этими эпизодами просто невозможно.

Как заметил Смит, «правдоподобие ещё не доказательство». Но, добавляет он, «история… по определению есть поиск наиболее правдоподобных объяснений известных событий»[414].

Найдя письмо, Смит должен был в первую очередь доказать его подлинность: это вполне могла быть подделка, изготовленная после 1646 года, когда была выпущена книга с письмами Игнатия, в которую скопировали письмо. Или это была точная копия старого документа, который, в свою очередь, являлся подделкой. С другой стороны, письмо могло действительно принадлежать перу Климента Александрийского.

Известно, что в монастыре Map Саба ещё в восемнадцатом веке хранилось собрание из, как минимум, двадцати одного письма Климента — три отрывка из них встречаются в трудах святого Иоанна Дамаскина, который в то время жил в монастыре[415]. Это единственная известная коллекция писем Климента. Смит полагает, что письма скорее всего были уничтожены пожаром, который нанёс такой большой урон монастырю в восемнадцатом веке; одно из сохранившихся писем впоследствии было найдено и скопировано от руки в сборник писем Игнатия. Эта гипотеза объясняет примитивный способ копирования — перепись от руки в печатное издание.

Первым делом Смит показал фотографии текста ведущим специалистам в этой области. Только двое из четырнадцати экспертов, к которым он обратился, ответили, что текст не мог быть написан Климентом. Тогда Смит решил в качестве «рабочей гипотезы» принять предположение, что письмо подлинное. Затем он потратил несколько лет на тщательный анализ стиля письма, сравнивая его со стилем других трудов Климента, и также на сравнение отрывков из Тайного Евангелия Марка с текстом канонического Евангелия от Марка. Результаты обоих исследований подтверждали рабочую гипотезу[416].

К сожалению, у Смита не было возможности предоставить другим учёным рукописную копию письма Климента для тщательного исследования, что послужило основой для критики. Подобное упущение было несвойственно для учёного, отличавшегося точностью и скрупулёзностью. Но мне очень хорошо известно, что не всякий документ удаётся передать специалистам для проверки подлинности и тщательного изучения — как бы вам этого ни хотелось. Особенно часто такое происходит с рукописями, имеющими большую коммерческую ценность, находящимися в частных коллекциях или теми, которые, по мнению владельцев, являются спорными или даже провокационными.

Следует однако заметить, что текст, который не смог предоставить в распоряжение научного сообщества Смит, видели и другие специалисты. С письмом ознакомились двое учёных из Еврейского университета Иерусалима, профессор сравнительного религиоведения Гай Стромса и специалист в области раннего иудаизма и происхождения христианства профессор Дэвид Флассер. В 1976 году они специально приезжали в монастырь Map Саба, чтобы взглянуть на этот документ.

Двух минут оказалось достаточно, чтобы убедиться, что книга стоит на той же полке, где её оставил Смит. Учёные получили разрешение передать книгу в Патриаршую библиотеку Иерусалима. Они хотели выполнить химический анализ чернил, чтобы установить дату записей. Однако в Иерусалиме выяснилось, что подобный анализ может сделать только израильская полиция. Греческая православная церковь отказалась передать книгу полиции, и больше никаких анализов не проводилось.

Впоследствии Стромса обнаружил, что письмо было вырезано из книги и спрятано в надёжном месте. Можно смело предположить, что в ближайшее время учёные его не увидят[417].

Если письмо всё-таки подлинное, что может подразумеваться под Царствием Небесным? И как туда попасть? Как бы то ни было, кое-какую информацию мы можем получить и без этого письма — нужно лишь уметь распознать её.

Евангелие от Луки приводит следующие слова Иисуса: «…если око твоё будет чисто, то и всё тело твоё будет светло»[418]. Это объяснение — чистейшая мистика, достойная таких восточных религий, как буддизм или даосизм. Но что имел в виду Иисус? В сущности он говорил о том, что если нам в видении является Господь, то мы оказываемся в окружении божественного света. Мы как бы растворяемся в «Боге» — так, как рассказывает об этом мистик шестнадцатого века Тереза Авильская.

Она часто погружалась в состояние, которые называла «восторгом» — когда духовное желание «мгновенно охватывает душу, и она начинает томиться и поднимается ввысь, над телом и над всем мирозданием»[419]. На короткое время взлетевшая душа растворяется в «Боге». При этом чувственное восприятие происходящего оказывается невозможным. В состоянии «восторга» душа «полностью слепа, растворена». Тереза Авильская объясняет, что когда душа «смотрит на это божественное Солнце, она ослеплена его яркостью»[420].

Осознавая сходство между такими сильными ощущениями и смертью, святая Тереза пишет:

«Я почти избавилась от страха смерти, который всегда мучил меня. Теперь мне казалось, что для слуги Господа это очень легко — душа мгновенно освобождается из тюрьмы и обретает покой. Момент, когда Бог возвышает душу и переносит её, чтобы показать высшее совершенство, представляется мне похожим на тот, когда душа покидает тело»[421].

Почему же нас не учат этому? Часть ответа заключается в том, что Церкви не нравится свобода, которую открывает человеку мистицизм.

Святая Тереза, к примеру, жила в постоянном страхе, что её обвинят в ереси и бросят в мрачные застенки инквизиции. Её дед был евреем, принявшим христианство. К сожалению, к таким обращённым инквизиция относилась с особым подозрением. Терезе требовался совет, и хотя она ступила на очень скользкую с точки зрения церковной доктрины дорожку и многие, кому она рассказывала о своих видениях, относились к ней с подозрением, ей удалось выжить — благодаря своей искренности, скромности, глубокой набожности и не в последнюю очередь хорошим отношениям со своим исповедником иезуитом. Другим повезло меньше: им были уготованы тюрьма и костёр.

Нелюбовь к мистике была настолько велика, что Церковь исказила смысл высказывания Иисуса, приведённого Лукой, навязав другую интерпретацию; в сущности, всё мистическое из него было выхолощено. Официальные комментарии к этому тексту исключают любой намёк на мистический опыт, что можно подтвердить следующей цитатой.

«Они говорят о необходимости неискажённого взгляда, чтобы увидеть свет Иисуса… Смысл этого высказывания представляется таким: «Когда человек посредством неискажённого взгляда наполняется внутренним светом, и в нём не остаётся и следа тьмы (зла), тогда и только тогда его полностью пронизывает свет извне, зажжённый Богом свет Иисуса»»[422].

Таким образом, даже «Новый католический комментарий к Священному Писанию» не даёт точной интерпретации этих слов, а прибегает к оговорке «представляется».

Но теперь нас не так легко провести. Мы можем не сомневаться в смысле этих слов: это описание мистического состояния и совет, как постичь Божественный источник всего сущего — то есть как совершить путешествие в Царство Небесное.

Дополнительные сведения о Царстве Небесном можно почерпнуть в Евангелии от Фомы. Профессор Гарвардского университета Гельмут Кестер твёрдо убеждён, что это Евангелие следует включить в канонический Новый Завет, и многие специалисты согласны с ним. Это наследие египетского христианства второго века н.э., необычайно продуктивного периода в истории этой религии.

В 367 году на Пасху епископ Александрии Анастасий объявил о том, что все неканонические священные книги в Египте должны быть уничтожены. Сохранились лишь немногие тексты. Вполне возможно, что монахи монастыря, расположенного в окрестностях Наг-Хаммади, решили не сжигать священные книги, а спрятать их внутри большого сосуда, который был закопан в пустыне недалеко от берега Нила. В декабре 1945 года сосуд был найден рабочим, который добывал удобрения. Внутри он обнаружил двенадцать рукописей на папирусе и восемь страниц тринадцатой рукописи — всего сосуд содержал сорок шесть разных текстов. Некоторые страницы были сожжены, но в конечном итоге все рукописи были проданы Каирскому музею, где они хранятся по сей день.

Со временем древние тексты попали в руки учёных. Некоторые переводы появились почти сразу же, но пока ЮНЕСКО не собрала международный коллектив специалистов для их перевода, они оставались достоянием небольшой группы учёных. Глава международного коллектива профессор Джеймс Робинсон, рассказывая о странных задержках в публикации переводов и трудностях в допуске к текстам других специалистов, причём к документам не только из этой коллекции, но и к рукописям Мёртвого моря, с грустью отмечает:

«Эти рукописи вызвали к жизни худшие инстинкты у нормальных во всех других отношениях учёных»[423].

Собрание манускриптов, найденных в Наг-Хаммади, в настоящее время известно как «гностические евангелия», а самым известным комментатором этих текстов считается Элейн Пейджелс из Принстонского университета. Интересно, что в этом собрании присутствуют разные тексты, которые считались церковными — не только гностические тексты разных направлений, но также работы Платона и герметические тексты. Монастырь, в котором они изначально хранились, мог быть и христианским, но монахи были готовы признать духовный характер этих текстов, от кого бы они ни исходили. Похоже, главным для них было послание, содержавшееся в этих текстах, а не религиозное или философское течение, внутри которого они появились. Монахов интересовало Царство Небесное, а не соперничество между разными сектами.

Среди текстов, найденных в Наг-Хаммади, было Евангелие от Фомы. Совершенно очевидно, что эта информация содержалась в тайных преданиях, которые передавались только избранным, поскольку текст начинается следующей фразой:

«Это тайные слова, которые сказал Иисус живой и которые записал Дидим Иуда Фома»[424].

Это Евангелие в определённом смысле ближе всего к каноническим текстам Нового Завета. В отличие от остальных гностических текстов, оно содержит несколько историй и притч, совпадающих с теми, что включены в Евангелия Нового Завета. Но этим его содержание не ограничивается. Оно даёт нам новую информацию о «царстве» — или «Царствие Отца». Ученики спрашивают Иисуса, когда придёт это царство, и он отвечает:

«Тот (покой), который вы ожидаете, пришёл, но вы не познали его»[425].

Евангелие от Фомы объясняет, где искать «Царствие Небесное»:

«Но царствие внутри вас и вне вас»[426].

Это реальность, но не отражение реальности видимого мира. В Евангелии сказано:

«Но Царствие Отца распространяется по земле, и люди не видят его»[427].

Но как нам достичь его? Ответ на этот вопрос напоминает слова Иисуса, которые мы уже приводили.

«Иисус сказал: Когда вы сделаете двух одним, вы станете Сыном человека»[428].

Он советует, что нужно делать, чтобы разглядеть за многообразием мира единого Бога:

«Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним… — тогда вы войдёте в [царствие]»[429].

Далее его объяснения совпадают с тем, что говорится в Евангелии от Матфея:

«Фарисеи и книжники взяли ключи от знания. Они спрятали их и не вошли и не позволили тем, которые хотят ВОЙТИ»[430].

Даже апостол Павел, несмотря на ортодоксальность, сквозящую в каждом его слове, каждой интонации, был вхож в круг тех, кто знал, что новая вера содержит нечто большее, чем можно доверить бумаге:

«Мудрость же мы проповедуем между совершенными… премудрость Божию, тайную, сокровенную»[431].

Выражение «тайная премудрость» является переводом греческого sophiaп en musterio, что означает «мудрость в тайне», то есть мудрость, которая является секретом. Она, утверждает Павел, открывается только teleiois, «совершенным», а это слово имеет один корень с telete, церемонией посвящения, и telestes, жрецами, которые проводят обряд посвящения в мистерии. Павел пользуется терминологией, характерной для мистерий античной эпохи.

Но Павел не был знаком с Иисусом. Они никогда не встречались. И он не был вхож в мессианскую иудейскую общину Иерусалима. Это неудивительно, если вспомнить его прошлое, когда он жестоко преследовал приверженцев Иисуса. В Иерусалиме не верили Павлу. В Деяниях Апостолов стыдливо, но достаточно определённо указывается, что его довольно быстро выпроводили в Таре, на север Турции[432]. Предполагается, что это было сделано, чтобы защитить его, однако точно нельзя сказать, кто именно нуждался в защите[433].

В любом случае его удалили из Иерусалима. Зелоты желали устранить Павла со своего пути.

На самом деле многие люди хотели бы раз и навсегда избавиться от него.

Тем не менее его слова совпадают с многими другими свидетельствами существования эзотерического и мистического учения, которое тайно распространялось среди христиан[434]. Однако в конце второго века это учение отошло на второй план. Его ценность отрицалась, оно утратило своё влияние и постепенно исчезло совсем. Стромса предполагает, что в основе этого процесса лежали две главные причины. Во-первых, еретические течения христианства вобрали в себя эзотерические учения, а поскольку ереси были запрещены, вместе с ними под запрет попали и тайные знания. Во-вторых, отцы Церкви понимали, что для распространения христианства необходимо избавиться от доктрин, которые скрывались от основной массы верующих[435]. В то же время появление письменных Евангелий привело к ослаблению устной традиции, которая служила основным средством передачи тайных учений.

Мы не можем не упомянуть ещё об одном тексте, который связывает между собой множество нитей, распутанных в процессе нашего исследования.

В 1896 году в Каире был найден папирус с рукописью на коптском языке, датируемой пятым веком н.э. Рукопись содержала четыре новых текста — один из них впоследствии также обнаружили среди рукописей Наг-Хаммади — и все они оказались очень древними. Один из них, который раньше никто не видел и который был известен только Коптской церкви, получил название Евангелия от Марии Магдалины. Датируется он началом второго века н.э.[436] Таким образом, этот текст вместе с Евангелием от Фомы имеет не меньше оснований считаться истинным, чем канонические Евангелия, вошедшие в Новый Завет.

Впоследствии были найдены ещё два фрагмента Евангелия от Марии, однако до нас дошла лишь половина оригинального текста. Тем не менее содержание его крайне интересно.

Подобно другим текстам, которые мы анализировали выше, Евангелие от Марии содержит предупреждение Иисуса тем, кто ищет материальные признаки Царства Божьего. Язык этого Евангелия удивительно современен. Переводчик текста, профессор Карен Кинг из Гарвардской школы богословия, заменила традиционное «Сын человеческий» на «Сын человека», чтобы избавиться от сектантского и догматического налёта.

«Берегитесь, как бы кто-нибудь не ввёл вас в заблуждение, говоря: «Вот, сюда!» или «Вот, туда!» Ибо Сын человека внутри вас. Следуйте за ним! Те, кто ищет его, найдут его. Ступайте же и проповедуйте Евангелие Царствия»[437].

В этом Евангелии есть один любопытный поворот. Когда ученики Иисуса рассуждают о смысле его учения, Пётр обращается к Марии Магдалине:

«Сестра, ты знаешь, что Спаситель любил тебя больше, чем прочих женщин. Скажи нам слова Спасителя, которые ты вспоминаешь, которые знаешь ты, не мы, и которые мы и не слышали»[438].

Получается, что Мария Магдалина получила от Иисуса тайные знания, неизвестные остальным ученикам. Мария отвечает Петру:

«То, что сокрыто от вас, я возвещу вам это»[439].

Некоторых учеников раздражают знания Марии, и они сомневаются, действительно ли Иисус говорил с ней, или протестуют, что он предпочёл им женщину — факт, в который им было трудно поверить. Пётр хочет знать:

«Разве говорил он с женщиной втайне от нас, неоткрыто? Должны мы обратиться и все слушать её? Предпочёл он её более нас?»[440]

Однако ученик по имени Левий вступается за Марию Магдалину:

«Разумеется, Спаситель знал её очень хорошо. Вот почему он любил её больше нас»[441].

Можно не сомневаться — свидетельством тому служат не только Евангелие от Марии, Евангелие от Марка и обнаруженные Смитом фрагменты Тайного Евангелия Марка — что Иисус проповедовал тайные учения, связанные с посещением Царства Небесного. Это метафора, как уже отмечалось выше, для того, что египтяне называли загробным миром, а греки преисподней. Всё это описания мира богов. Из всех учеников Иисуса лучше всего понимала его учение Мария Магдалина — он любил её больше всех и, как свидетельствует Евангелие от Филиппа, «(часто) лобзал её (уста)»[442].

Может быть, это поможет нам понять, почему церемонию миропомазания в Вифании — то есть провозглашения мессией — совершила женщина, Мария из Вифании, сестра Лазаря, который был воскрешен из мёртвых, причём этот ритуал был очень похож на искажённое описание обряда посвящения в тайны загробного мира?[443]

Я также предположил, что нужно согласиться с древними преданиями и рассматривать Марию из Вифании и Марию Магдалину как одну и ту же женщину: доверенное лицо Иисуса и, возможно, его жену. Она была спутницей Иисуса — путь Иисуса в Царство Небесное доступен не только мужчинам.

Именно Мария лучше других понимала тайны Царства Небесного, именно она стояла над зелёными пастбищами Земли обетованной, и ей были известны секреты путешествия в загробный мир. И конечно, только она должна была помазать Иисуса на роль мессии.

Важной особенностью такого ритуала, как миропомазание, является то, что его должен проводить человек, понимающий смысл своих действий и способный распознать мессию — миропомазание лишь завершающий акт долгого процесса, подробности которого не нашли отражения в Евангелиях.

Неудивительно, что влиятельные лица в Риме хотели избавиться как от знания этого тайного пути, так и от информации о других Евангелиях. К несчастью — для них — они уже ничего не могли сделать с Евангелиями, которые вошли в Новый Завет. Разве что контролировать их интерпретацию — то есть контролировать «обман». Тщеславие заставляет их полагать, что современные теологи по прошествии сотен или даже тысяч лет лучше понимают смысл Евангелий, чем их авторы. Почему же мы так долго верили в это?

Разумеется, во все времена были учёные и комментаторы, видевшие обман, но лишь в последнее время подтасовки и ошибки стали очевидны широкой публике. Но ничего не изменилось — особенно в роскошных залах Ватикана. Власть предпочитает ложь правде.