Глава 8. Иисус в Египте
Глава 8. Иисус в Египте
Никто не знает, где именно жил Иисус с отрочества и до того момента, как он появился в Галилее, чтобы принять крещение от Иоанна Крестителя. Апостол Лука говорит, что Иисус крестился в пятнадцатый год правления императора Тиберия — это 28 или 29 год н.э. — и добавляет, что в это время Иисусу было около тридцати лет[220]. Уверенным можно быть лишь в одном: Иисус мог жить где угодно, только не в Израиле.
Этот вывод подсказывает логика самих Евангелий: если бы Иисус жил в Иудее, Галилее или Самарии, этот факт несомненно упоминался бы вместе с необычными, и даже чудесными, признаками его будущего величия — точно так же, как Матфей, Марк, Лука и Иоанн описывают события его детства и те, что произошли уже после крещения.
Несмотря на то, что Евангелия в первую очередь рассказывают о деяниях Иисуса после крещения, в них также приводятся некоторые подробности его рождения, переездов его семьи, а также — что примечательно — его спора со священниками Храма, когда ему исполнилось двенадцать лет[221]. Рассказывая об этом свидетельстве глубокого понимания Иисусом вопросов веры, хотя бы одно из Евангелий должно было упомянуть о других подобных случаях, особенно после того, как он стал взрослым. Но удивительное дело — во всём Новом Завете ни слова не говорится о следующих восемнадцати годах — лучшей поре жизни Иисуса.
Есть и ещё одна странность: Матфей, Марк и Лука сообщают, что Иисус жил в Галилее, в городе Назарете.
Лука добавляет некоторые подробности: Иисус провёл там детство, а его родители каждый год отправлялись в Иерусалим на праздник Пасхи. Именно во время одного из таких посещений Иисуса обнаружили в Храме среди учёных-богословов, обсуждающего вопросы веры. К сожалению, у нас нет доказательств даже того, что город Назарет действительно существовал во времена Иисуса. Первое упоминание о нём появляется только в третьем веке н.э.[222]. Не может ли этот рассказ о дискуссии в Храме быть своего рода иллюстрацией к тому периоду жизни Иисуса, о котором ничего неизвестно?
Судя по Евангелиям, Иисус как будто «исчез» в период отрочества и юности. Однако именно в эти годы он приобрёл убеждения и знания, которые затем проповедовал. Кем же тогда он был? И почему его местопребывание держалось в тайне? Может быть, его нашли «охотники за талантами» из числа священников или раввинов, а затем увезли, чтобы почти два десятилетия обучать тайным знаниям? Не подлежит сомнению, что ученики должны были знать, где жил Иисус. Но чему могло угрожать раскрытие этой информации? Какие проблемы могли возникнуть? Нам никак не удастся уйти от вопроса, какие причины заставляли авторов Евангелий скрывать правду.
Пробел в сведениях о жизни Иисуса был замечен учёными много лет назад и открыл дорогу к многочисленным спекуляциям. Высказывались предположения, правдоподобные и не очень, о его путешествиях на Восток, за пределы Римской империи, в Парфию, Персию или даже в Афганистан и Индию. Даже в наши дни многие верят, что гробница Юз-Асаф в Кашмире принадлежит Иисусу, который выжил после распятия и вернулся на Восток, где и умер. Существуют даже гипотезы, что в детстве Иисус изучал буддизм — по мнению их приверженцев, это объясняет параллели, которые можно усмотреть в учениях Христа и Будды. Члены одной из первых христианских общин, центр которой находился в индийском городе Малабар, утверждали, что она была основана апостолом Фомой. Значит, Иисус вполне мог добраться до тех мест, куда добирался Фома[223].
Главные дороги в Египет в эпоху переселения Святого Семейства
На первый взгляд утверждение — в любой его форме — о путешествии Иисуса на Восток достойно внимания, однако доказать его крайне сложно. Хью Шонфилд в своей работе «The Essene Odyssey», впервые изданной в 1984 году, исследует гипотезу, связанную с Кашмиром. Ему удалось выяснить, что некая группа или лидер мессианского течения иудаизма — зелотов — действительно покинул территории, контролируемые римлянами, и направился на северо-восток, добравшись в конечном итоге до Индийского субконтинента.
Шонфилд был твёрдо убеждён в существовании документов, подтверждающих этот «исход». В 1988 году, незадолго до смерти, он в личной беседе со мной рассказал, что сузил круг поисков решающих доказательств до несторианского монастыря в окрестностях иракского города Мосула, но тамошние монахи — их называют ассирийскими христианами — отказали ему в доступе к этим документам. Он не объяснил мне, о каком монастыре и каких документах идёт речь. Думаю, он всё ещё надеялся получить их и решил не раскрывать эту информацию. Тем не менее ключ к разгадке этой тайны можно найти в самой книге «The Essene Odyssey», в том фрагменте, где автор ссылается на арабского историка Абд-аль-Джаббара, который, по всей видимости, имел доступ к ценным иудео-христианским документам шестого или седьмого века н.э. Эти документы хранились в монастырях, предположительно несторианских, в окрестностях Мосула[224]. Разумеется, всё это было задолго до двух иракских войн против Саддама Хусейна. Остаётся только гадать, сохранились ли эти монастыри и документы.
По мнению Шонфилда, эти сторонники мессианского течения в иудаизме, а также другие группы покидали Палестину из-за гонений, которые к концу первого века постепенно усиливались. Можно понять их стремление просто перебраться в более безопасное место, где удалось бы без помех сохранить верования общины. Однако Иисус не укладывается в эту схему. До того момента, как он принял крещение и приступил к исполнению своей миссии, он не привлекал к себе внимания ни римлян, ни проримски настроенных официальных властей Иудеи. В любом случае имелось множество других зелотов, жаждавших конфликта — особенно с учётом того, что римляне не оставляли попыток поместить изображения императора в Иерусалимском Храме. Решительное сопротивление евреев этим попыткам свидетельствовало, что ненависть к римлянам не ослабевала. Чем бы ни занимался Иисус в это время, до нас не дошло никаких сведений о его причастности к этому сопротивлению, которое имело все признаки того, что здесь не обошлось без зелотов. Поэтому у него не было причин бежать за пределы Римской империи. Его отъезд из Иудеи или Галилеи мог быть только добровольным, а не вынужденным. Но куда он мог направиться и почему?
В Библии имеется один-единственный намёк — в Ветхом Завете, но нашедший отражение и в Новом Завете. Мы уже отмечали, что для Иисуса было крайне важно вести себя в точном соответствии с предсказаниями ветхозаветных пророков, описывавших приход мессии. Эти предсказания исполнились во время прихода Иисуса в Иерусалим, когда он, наконец, публично заявил о своих претензиях на мессианство. Поэтому можно ожидать, что любые пророчества Ветхого Завета, имевшие отношение к мессии, не останутся без внимания и найдут применение.
В действительности же эти пророчества ограничивали Иисуса. Они устанавливали набор правил, с помощью которых должно было выражаться мессианство Иисуса. Особый интерес вызывает предсказание пророка Осии: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего»[225]. Матфей ссылается на это древнее пророчество, довольно туманно рассказывая о том, что Святое семейство бежало в Египет, когда Иисус был ещё ребёнком: «…да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего»[226].
Тут неизбежно возникает вопрос: почему «из Египта»? Это незначительная деталь в рассказе апостола Матфея, и именно так к ней относится Римско-католическая церковь. Но для коптской церкви Египта, которая отделилась от Рима в 451 году после Вселенского собора в Халкидоне, этот вопрос имеет огромное значение. На протяжении тысячи лет коптская церковь хранит легенду о путешествии Святого семейства в Египет, о городах, которые они посетили, и о чудесах, происходивших в присутствии Иисуса. Эта легенда называется «Видение Феофила». Феофил был патриархом Александрийским и главой Египетской церкви с 385 по 412 г. н.э., но «Видение» было записано лишь в одиннадцатом или двенадцатом веке.
Учитывая в высшей степени религиозный характер этой истории, а также её использование для доказательства уникальности и божественности Иисуса, можно прийти к выводу, что её теологическое значение выходит далеко за рамки верований еврейской общины в Египте — общины, которая могла дать приют семье Иисуса. Более того, те же самые факторы позволяют отнести происхождение её теологии к эпохе, последовавшей за Никейским собором 325 г. н.э. Не подлежит сомнению, что «Видение» является продуктом христианского мировоззрения четвёртого века н.э., а не иудаизма или иудео-христианства. Поэтому этот текст не может считаться достоверным историческим свидетельством, хотя в нём вполне могут содержаться некоторые фрагменты реального путешествия. Необходимо задаться вопросом: чьи интересы обслуживает эта история? Кто выиграл от её появления?
Несмотря на чисто христианский контекст, «Видение» свидетельствует, что в эпоху крестовых походов, когда Египет уже несколько столетий находился под властью мусульман, нашлись люди, стремившиеся связать Иисуса с Египтом. Может быть, эту историю сочинили для того, чтобы побудить крестоносцев вторгнуться в Египет и освободить коптскую церковь из-под власти мусульман? Не исключено, хотя при более глубоком анализе эта гипотеза выглядит не очень убедительной: коптская церковь уже шестьсот лет спорила с Римом, а мусульманские правители относились к ней терпимо. Больше всего выигрывало от появления этой истории Евангелие от Матфея: подтверждались приведённые в нём сведения о бегстве Святого семейства в Египет. Пользу могла извлечь и коптская церковь, хотя это и не так очевидно. Если Евангелие от Матфея получит подтверждение, то многочисленные святые места Египта, упомянутые в нём, станут официальными местами паломничества. А паломники — это торговля и деньги.
Несмотря на все недостатки этого текста, в его основу, по всей видимости, легли устные легенды и предания. А местные легенды отвергать опасно, потому что народная память очень сильна. Вне всякого сомнения, присутствие евреев в Египте было давним и значительным… достаточно значительным, чтобы оправдать появление этой истории уже в исламскую эпоху.
Еврейская община Египта была не только многочисленной, но и очень влиятельной. Как союзники греческих завоевателей из династии Птолемеев они по своему общественному положению были выше коренных египтян, которые с приходом завоевателей превратились в граждан второго сорта в собственной стране и были практически бесправными. Птолемеи даже не стремились выучить египетский язык. Только последняя представительница этой династии, Клеопатра, знала язык страны, которой правила. Естественно, унижения и обиды стали причиной сопротивления завоевателям. Крупные восстания произошли в Фивах (современный Луксор) в конце третьего века до н.э., когда там за короткий период времени были провозглашены три фараона. Этот националистический мятеж был подавлен, но на протяжении всего второго века до н.э. предпринимались серьёзные попытки избавиться от иноземного ига.
Тем не менее небольшой группе завоевателей удавалось держать в узде огромные массы местного населения при помощи бесчисленных правил и ограничений, а также социального гнёта, который вёл к психологической деградации и разрушал уверенность в себе. Подобные методы и приёмы искусно применялись Британской империей в Индии.
Еврейская эмиграция в Египет была значительной, и особенно ей способствовало упразднение границ между Израилем и Египтом с 302 по 198 г. до н.э., когда Израиль входил в состав империи Птолемеев. Эти иммигранты быстро усваивали господствовавшую в стране греческую культуру; они учили греческий язык, брали себе греческие имена, перенимали многие греческие обычаи в коммерции и общественной жизни — например, объединялись в торговые ассоциации, собрания которых проводились в синагогах. Они практически забыли родной язык, выбрав для повседневного общения греческий. Во многих синагогах даже богослужения велись на греческом языке.
Всё это можно приписать влиянию Александра Македонского. Он завоевал Египет в 332 году до н.э., а после окутанного тайной посещения храма Амона в оазисе Сива был объявлен «Сыном Бога» и фараоном. В 331 г. до н.э. он основал город Александрию — как эллинистический город в Египте, а не как египетский город. Правда, ему не было суждено увидеть, как Александрия превратится в величайший греческий город эллинистического мира: по величине и влиянию Александрия превзойдёт даже Афины[227]. Александр умер загадочной смертью в 323 г. до н.э. во время похода на Вавилон. Созданная им империя была разделена между полководцами. Птолемей получил Египет и стал основателем прославленной династии Птолемеев, которая прервалась лишь со смертью знаменитой Клеопатры в 60 году н.э. Селевку досталась Сирия, и он сделал своей столицей Антиохию.
При Птолемеях экономика Египта расцвела. Во-первых, он поставлял зерно Риму, и можно без преувеличения сказать, что судьба императоров была неразрывно связана с бесперебойностью этой торговли. Экономические успехи позволяли Птолемеям содержать мощную армию и флот. Страна процветала — ежегодный доход был эквивалентен примерно 288 тоннам золота. Царский банк Александрии принимал вклады, выдавал закладные под недвижимость и денежные ссуды. Чрезвычайно богатой была и культурная жизнь — во многом благодаря крупнейшей в мире библиотеке.
Пассажиров любого судна, прибывавшего в порт Александрии, обыскивали, и найденные у них книги копировались; оригиналы затем конфисковывали и передавали в библиотеку, а копии вручали бывшим владельцам. Кроме того, Птолемеи покупали библиотеки по всему миру; говорят, что в конечном итоге в Александрийской библиотеке было собрано около семисот тысяч свитков, большая часть которых хранилась на стеллажах семи больших залов главного здания, Музеона, а чуть более сорока тысяч рукописей размещались в малой библиотеке, в храме Сераписа.
Результатом расцвета экономики и культуры стало появление новых городов и рост старых. Еврейская община Александрии была самой многочисленной во всей Римской империи, если не считать Израиля. В Египте жили триста тысяч евреев — половина в провинциальных городах или в сельской местности, а половина в Александрии.
Еврейская община имела собственный квартал в восточной части Александрии, но его ни в коем случае нельзя назвать гетто, потому что евреи жили и в других районах города, а еврейская община пользовалась огромным уважением. Еврейская община имела относительную автономию. Здесь были свои суды, в которых председательствовал этнарх, а образованные члены общины занимали высокие должности по всей стране. Так, например, при правлении Птолемея VI и Клеопатры II во втором веке до н.э. управление всем Египтом, а также контроль над армией и флотом находились в руках двух евреев, Онии и Досифея. В армии Клеопатры III, занимавшей трон с 115 по 101 год до н.э., тоже были два военачальника еврея[228].
Разумеется, у евреев были давние связи с Египтом — даже если не принимать в расчёт факты, стоящие за историей Иосифа или Моисея. Достоверно известно, что еврейские воины нанимались на службу к фараонам ещё в седьмом веке до н.э., когда они принимали участие в военных походах на юг, в Нубию. Пророк Иеремия, изливая свой гнев на еврейские колонии в Египте, говорил о том, что Мемфис, который в ту эпоху был столицей Египта, служил базой для одной из таких экспедиций, а также упоминал другие города в Верхнем и Нижнем Египте[229].
Судя по текстам на древних папирусах, обнаруженных археологами, в пятом веке до н.э. было основано еврейское военное поселение на острове Элефантина, неподалёку от современного города Асуан. Этот остров на Ниле служил форпостом, защищавшим южные границы страны[230]. Колония состояла из крепости, таможни, посёлка для воинов и их семей; причём всем были пожалованы участки земли, которые могли прокормить их после демобилизации.
На острове был храм египетского бога Хнума, а для еврейской общины построили храм Иеговы. Эти два храма стояли рядом. Почти весь шестой век до н.э., после того, как Иерусалимский Храм был разрушен, а население Израиля угнали в вавилонский плен, храм на острове Элефантина был единственным действующим иудейским храмом, поддерживающим пламя веры при помощи обязательных жертвоприношений.
К сожалению, отношения между евреями и египтянами оставались напряжёнными, и при царе Дарий (522–486 г. до н.э.), когда в Египте правили персы, египтяне, жившие на острове Элефаитина, разрушили храм Иеговы. Разрешение официальных властей на его восстановление было получено лишь в 406 г. до н.э., и в 401 г. до н.э. храм вновь открылся. Однако вскоре его снова разрушили, и с тех пор о еврейском военном поселении на Элефантине ничего не было слышно[231]. В 400 г. до н.э. Египет освободился от персидских завоевателей, и на трон взошёл новый фараон. Вероятно, главную роль в уничтожении еврейской колонии сыграл националистический фактор.
Специалисты из немецкого археологического института в Каире до сих пор ведут раскопки этой крупной еврейской колонии. Несмотря на то, что их находки замалчиваются — маленький музей в Элефантине не упоминает о том, что это было еврейское поселение, — археологи считают раскопки многообещающими.
При посещении этого места меня поразили грандиозные развалины еврейского города: почерневшие руины многоэтажных домов из глиняных кирпичей, разделённые узкими улицами, примостились на высокой южной оконечности острова, откуда открывался вид на Нил и проплывающие по нему фелюги с парусами, похожими на белые крылья чаек над синей водой, на скалистые островки и огромные золотистые дюны на восточном берегу реки.
Археологи, работавшие на месте раскопок, рассказали мне, что они находили острака — глиняные черепки, которые использовались для записей — с арамейским текстом, содержавшим еврейские имена, а также названия улиц. Судя по руинам, еврейскую общину на острове ждал трагический конец: все дома были уничтожены огнём. Та же судьба постигла храм Иеговы. Разрушенный храм Хнума датируется эпохой Птолемеев и, вероятно, был возведён на фундаменте более древней еврейской постройки. Доказательством тому служит его расположение рядом с еврейским городом — странное место для языческого храма. Однако храм Иеговы на острове Элефантина был не последним еврейским святилищем в Египте.
Это почти тайна. И её явно скрывали. При жизни Иисуса в Египте был действующий иудейский храм, в котором священники совершали обязательные ежедневные жертвоприношения — точно так же, как это делалось в Иерусалиме. Более того, этот храм претендовал на то, что он единственный во всём еврейском мире, где проводят богослужения законные священнослужители. Он на несколько лет — как минимум — пережил разрушение Иерусалимского Храма.
Его претензия на то, чтобы считаться единственным храмом, в котором служат истинные священники иудейской веры, находит подтверждение в многочисленных источниках, дошедших до наших дней. Практически каждый из этих источников признаёт, что его священники, в отличие от священников Иерусалима, были настоящими садокидами — то есть законными преемниками или наследниками священников из рода Аевиев, «сынов Садока», о которых пророк Иезекииль говорил, что Бог позволил им лицезреть его и совершать богослужения в храме[232].
Это наследие имело большое значение для членов общины, которые были авторами рукописей Мёртвого моря: они называли себя «сынами Садока» и очень серьёзно относились к своим обязанностям. И действительно, в одной из рукописей, так называемом «Дамасском документе», который раньше называли «Садокидский документ», мы находим такие слова:
«Сыны Садока — это избранники Израиля»[233].
Профессор Джоан Тейлор из новозеландского университета Ваикато, одна из немногих современных учёных, исследовавших храм, пришла к выводу, что он явно считался центром садокидов[234]. Это сближает его с рукописями Мёртвого моря и связывает с нашей историей.
Одна из многочисленных тайн, окружающих рукописи Мёртвого моря, имеет отношение к пещере № 7 в Кумране. Все обнаруженные в этой пещере тексты — фрагменты Исхода, отрывок из послания Иеремии и семнадцать небольших фрагментов, идентифицировать которые не удалось, написаны на греческом языке на листах папируса. Все остальные рукописи, найденные в других пещерах, написаны на пергаменте на древнееврейском или арамейском языке. Учитывая тот факт, что кумранская секта крайне враждебно относилась к иноземцам, трудно предположить, что она принимала в свои ряды греков. Единственное логичное объяснение состоит в том, что среди членов общины были зелоты, родным языком которых был греческий и которые не знали ни древнееврейского, ни арамейского. Где могли жить такие евреи, и вдобавок к тому зелоты? Теперь мы знаем, что они могли жить в Египте.
Невероятно, но даже сегодня существование руин этого храма является довольно деликатной темой. Давным-давно историк Иосиф Флавий, движимый какими-то своими мотивами, решил ограничиться туманными заявлениями, описывая некую раскольническую секту, которая действовала в нарушение еврейских законов. Считается, что цель этого заявления — объявить незаконным любой храм, кроме Иерусалимского Храма. Даже современная «Еврейская энциклопедия» вторит Иосифу, принижая значение этого храма:
«Храм выполнял религиозную функцию в еврейской общине Египта, сохранявшей преданность исключительно Храму в Иерусалиме»[235].
Учёное сообщество единодушно поддерживает эту точку зрения: историк из Оксфорда профессор Геза Вермес описывает этот храм как нелегитимное сооружение, построенное «в прямое нарушение библейского закона»[236]. Он заявляет — не приводя доказательств, — что его строительство «должно было возмутить любого благочестивого жителя Палестины и даже тех священников, которые принадлежали к династии садокидов или являлись её сторонниками»[237]. Интересно, что он имеет в виду?
История основания этого еврейского храма в Египте очень проста: в первые годы своего правления династия Птолемеев владела и Израилем, и Египтом. Но поскольку налоги платились исправно, правители Египта с радостью отдали Израиль под юрисдикцию первосвященника и его совета. Первосвященник был чем-то вроде наместника. Ему подчинялась еврейская армия, которую он предоставлял в распоряжение Птолемеев.
В 200 г. до н.э. правитель Сирии Селевкид захватил Израиль. В 175 г. до н.э. на престол взошёл Антиох Эпифаний, который решил усилить своё влияние в Иудее и Египте; в 170 г. до н.э. он напал на Иерусалим и на Египет. Первосвященник из династии садокидов Ония III, близкий друг Птолемея VI, поддержал египтян, и еврейская армия вместе с египетской выступила против Селевкидов. Но сирийцы оказались сильнее, и Ония вместе с другими священниками был вынужден бежать в Египет. Тем временем Иерусалимский Храм перешёл в ведение священников, не принадлежавших к династии садокидов и поддерживавших сирийского правителя.
В 169 г. до н.э. Антиох Эпифаний вновь вторгся в Израиль, на этот раз захватив сокровища Храма. В следующем году он напал на Египет, но Рим, мощь которого неуклонно росла, вынудил его отступить. Римляне хотели обеспечить бесперебойную поставку зерна. В 167 г. до н.э. Антиох Эпифаний запретил проводить богослужение в Иерусалимском Храме и устроил в нём святилище Зевса. Это оскорбление привело к восстанию оставшихся в Иудее евреев; восстание возглавили Маккавеи.
Находившийся в изгнании Ония хотел, чтобы предначертанные законом храмовые богослужения не прерывались. В дельте Нила он нашёл храм Бубастиса, давно лежавший в руинах, и обратился к Птолемею, чтобы тот позволил ему восстановить здание и использовать его в качестве иудейского храма. Птолемей согласился. Говорят, что новый храм был построен по образцу иерусалимского. Примечательно, что богослужения в нём вели священники из рода Садока. В этом смысле он действительно был единственным легитимным храмом евреев. Но поскольку он находился за пределами Иудеи, статус его оставался неопределённым. Скорее всего, эти легитимные богослужения предполагалось поддерживать в Египте до тех пор, пока Храм в Иерусалиме вновь не перейдёт в руки законных священников, и после этого священники храма в Египте немедленно вернутся туда.
К сожалению, этого не произошло, и храм в Египте просуществовал ещё двести лет.
Совершенно очевидно, что этот египетский храм был нелегитимен и его сооружение противоречило еврейскому закону. Сохранились записи теологических дискуссий, связанных с этим храмом, и особенно споры по поводу того, молено ли присягать в египетском храме, а не в Иерусалиме и допустимо ли священнику из Египта проводить службу в Иерусалимском Храме[238]. Эти дебаты свидетельствуют, что богословы того времени находили аргументы для обеих точек зрения. Другими словами, в Торе не содержится прямого запрета на существование построенного Онией храма.
Поэтому мы имеем полное право подробнее познакомиться с историей этого храма и попытаться понять, почему его существованию придавали такое значение и тщательно замалчивали, в результате чего о нём знали лишь немногие. И почему вплоть до 1929 года ни один археолог не проявил интереса к этому месту? Почему в этом месте никогда не велись систематические раскопки, несмотря на то, что здесь были найдены фрагменты рукописей на древнееврейском языке?[239] Британский археолог Флиндерс Петри сообщал также о еврейских надгробных плитах и фрагменте текста, в котором встречается имя Авраам[240].
Скорее всего, именно политические причины сделали это место нежелательным дополнением к египтологии. Печально, но это препятствие играло на руку тем, кто желал бы навсегда стереть из памяти это место. Телль-эль-Иеху-деи («холм Иудеи») находится в двадцати милях от Каира; он подвергся варварскому разрушению и совсем скоро будет захвачен пригородами стремительно растущего современного города Шибин-эль-Канатира. Время стремительно уходит.
История этого храма дошла до нас в изложении еврейского писателя Иосифа Флавия. В своей первой работе, «Иудейская война», он описывает строительство храма в Египте первосвященником Онией, сыном бывшего первосвященника Симона и другом Птолемея VI. Этот первосвященник остался в истории под именем Ония III, который был законным наследником рода садокидов[241].
Примерно через пятнадцать лет появилась другая работа Иосифа, «Иудейские древности». Однако в этой книге он несколько изменяет историю, приписывая строительство храма в Египте Онии IV, сыну Онии III. Это не только отодвигает во времени сооружение храма, но и — что важнее для Иосифа — приписывает его основание человеку, который не был первосвященников из рода Садока. Ония IV был военачальником в египетской армии — как и двое его сыновей. Этим изменением Иосиф отказывает в легитимности иудейскому храму в Египте. Зачем ему это потребовалось?
Эта ошибка дожила до наших дней. Геза Вермес из Оксфорда называет Онию IV основателем храма в Египте, поддерживая таким образом исключение этого храма из серьёзной научной дискуссии[242]. В данном случае логика абсолютно ясна: если признать, что основателем храма в Египте был Ония III, значит, этот храм был легитимен, а храм в Иерусалиме нет. Если историческая наука признает основателем храма Онию IV, то нелегитимным окажется именно египетский храм. Однако по свидетельству «Иудейской войны» Иосифа Флавия, а также древних раввинистических документов, именно Ония III построил храм в Египте. В этом случае мы неизбежно приходим к выводу, что легитимным был именно этот храм[243].
Папирусы с текстами на греческом языке, найденные в пещере № 7 в Кумране, свидетельствуют о тесной связи между зелотами за пределами Иудеи и особенно жившими в Египте, и теми зелотами, которые действовали в Иудее и Галилее. По всей видимости, и те, и другие были членами общины «сынов Садока». Однако существовали ещё более тесные связи, которые сближают построенный Онией храм с зелотами. Это можно проиллюстрировать при помощи календаря.
Большинство течений иудаизма пользуется лунным календарём, в котором новый месяц начинается с новолуния, а началом дня считается заход солнца. Это очень ненадёжный календарь, и пользоваться им можно в том случае, если при необходимости вводить дополнительные дни. Зелоты, которым принадлежали рукописи Мёртвого моря и база которых, скорее всего, находилась в Кумране, пользовались совсем другим календарём. Их календарь был солнечным, и день в нём начинался с восхода солнца[244]. В двух древних еврейских текстах, найденных в Кумране, «Книге Юбилеев» и «Книге Еноха», также используется солнечный календарь. То же самое относится к сектантскому «Храмовому свитку».
В храме Онии религиозное летоисчисление тоже могло вестись по солнечному календарю. По свидетельству еврейского философа и аристократа Филона Александрийского, современника Иосифа Флавия, главная свеча в семисвечнике Иерусалимского Храма символизировала солнце. Однако по словам Иосифа Флавия, в храме Онии вместо семисвечника была подвешена золотая лампада, от которой исходил «лучистый свет». По всей вероятности, она символизировала солнце[245], и это означает, что в храме Онии действительно применялся солнечный календарь[246]. В таком случае есть все основания включить храм в более широкий мир зелотов.
Пришло время связать вместе все эти запутанные нити и попытаться понять, почему храм в Египте вызвал такую враждебность — и почему это так важно и в наши дни. То, что на первый взгляд кажется мелочью, впоследствии приобретает смысл. Это касается и других, якобы незначительных фактов из жизни Иисуса, о которых упоминалось выше — миропомазание нардовым маслом и загадочный ночной визит Иосифа Аримафейского и Никодима к гробу Иисуса с лекарствами и благовониями. Составив представление о той эпохе и помня об этих деталях, мы получаем возможность совсем по-другому взглянуть на описываемые события.
Когда Иосиф Флавий сочинял свои исторические труды среди роскоши императорского дворца в Риме и размышлял о том, что будет после разрушения Иерусалимского Храма и уничтожения многих тысяч его соотечественников, у него были веские причины очернять зелотов и их учение. Это самое меньшее, что он мог сделать для своих новых покровителей, римской императорской семьи.
Как мы помним, именно зелотов он обвинял в развязывании разрушительной войны, которая привела к катастрофе. Он искусно манипулировал своим прошлым как одного из военных командиров зелотов, чтобы обезопасить себя от любых обвинений. Аналогичным образом он изо всех сил старался обелить весь еврейский народ: преданный повелителям, Птолемеям в Египте и римлянам в Иудее, он был введён в заблуждение фанатичными агитаторами и убийцами зелотов. Именно в этом заключается суть проблемы: как мы видели, священники иудейского храма в Египте были садокидами, зелоты Иудеи и Галилеи также были садокидами, а те, кому принадлежали рукописи Мёртвого моря, были садокидами и зелотами. Разрушительную войну спровоцировали и вели зелоты, «ревнители закона». Разумеется, Иосиф был обязан принизить статус иудейского храма в дельте Нила, в котором богослужения вели законные священники из рода «сынов Садока». У него просто не было выбора, если он хотел сохранить своё привилегированное положение среди римской аристократии.
Кроме того, мы не должны забывать, что еврейская община в Египте, и особенно многочисленное городское население Александрии, хотела избежать бед, которые обрушились на их братьев в Израиле. Когда бежавшие из Израиля зелоты появились в Александрии, начали вести агитацию и убили несколько знатных евреев, которые осмелились противоречить им, иудейская община без колебаний выдала их римлянам, и мятежники были замучены до смерти[247]. Совершенно очевидно, что евреи Александрии хотели дистанцироваться от зелотов, о чём с видимым удовольствием сообщает Иосиф Флавий.
Следует также отметить, что несмотря на существование иудейского храма в дельте Нила лидеры еврейской общины Александрии хранили верность Иерусалимскому Храму; отсутствие легитимных священников садокидов их, вероятно, не очень беспокоило — по крайней мере тех, кто обладал богатством и властью. Управлявший египетскими финансами знатный еврей Александр Лисимах был главным жертвователем Иерусалимского Храма. Он из личных средств оплатил облицовку толстыми золотыми и серебряными пластинами двустворчатых ворот высотой пятьдесят футов, отделявших женский притвор[248]. Его сын, военачальник Тиберий Александр, занимавший пост наместника Иудеи в 46–48 гг. н.э. и наместника Египта в 60 г. н.э., был близким другом Тита и начальником ставки римской армии, которая в 70 г. н.э. разрушила Храм. Ни отец, ни сын не испытывали тёплых чувств к зелотам — а следовательно, и к садокидам. Выше уже упоминалось о том, что Тиберий Александр был близким другом Иосифа Флавия.
У Александра Лисимаха был знаменитый брат — философ Филон Александрийский. Филон попытался соединить философию Платона и иудаизм, применив мистический подход к мировоззрению евреев. В тех его трудах, которые дошли до нас, упоминается о многочисленных религиозных течениях и группах, которые он считал заслуживающими внимания. Он стремился лично познакомиться с группами, склонявшимися к мистическому и даже эзотерическому мировоззрению, — группами, иудаизм которых, по его мнению, соответствовал традициям греческой философии, которыми он восхищался, то есть воззрениям платоников и пифагорейцев. Тем не менее в своих исследованиях различных течений иудаизма Филон ни разу не упоминает храм, построенный Онией в дельте Нила.
Такое молчание вызывает удивление, но единственный вывод, который мы можем сделать, заключается в том, что Филон по каким-то причинам решил игнорировать его существование. Но это само по себе показательно. Было бы логично предположить, что знатные евреи Александрии должны гордиться иудейским храмом с такой великой родословной, который продолжает действовать в Египте. Однако они не испытывали чувства гордости и, подобно Филону и его брату, продолжали хранить верность Иерусалимскому Храму, в котором проводили богослужения яростные противники зелотов. Может быть, молчание Филона связано с тем, что священники из храма в дельте Нила были известны своими симпатиями к зелотам? Может быть, он знал о политических амбициях зелотов и не одобрял их? Это вполне правдоподобное предположение, способное объяснить странное молчание Филона.
Этот храм находился на пути из Александрии в Гелиополь, крупный египетский город (сегодня на этом месте находится каирский аэропорт). Путешественники, которые направлялись по суше из Иудеи в Египет, обязательно начинали свой путь с дороги, ведущей в Гелиополь. Дорога в греческие города Навкратия и Александрия ответвлялась на запад, тогда как прямой путь вёл к храму и далее в Гелиополь, Мемфис и Верхний Египет. Если Иисус и его родители приходили в Египет и, будучи сторонниками зелотов, хотели держаться подальше от еврейских общин, находившихся под сильным греческим влиянием, они должны были двигаться на юг по дороге, которая проходила мимо построенного Онией храма. Миновать его было просто невозможно.
Маловероятно, что Иисус и его семья, выросшие в окружении зелотов, которые молились и надеялись на возвращение священников садокидов в Иерусалимский Храм, прошли мимо иудейского храма в Египте. Все эти рассуждения естественным образом подводят нас к мысли, что храм Онии был первым местом обучения Иисуса. Возможно, именно здесь он познакомился с активной политической позицией зелотов.
В некотором смысле этот храм можно рассматривать как заморское представительство Галилеи, где говорящие на греческом языке зелоты имели возможность обучаться своему ремеслу. Кроме того, это было самое подходящее место для юного Иисуса — здесь он мог понять, что значит быть мессией Израиля, поскольку в его распоряжении имелись все тексты, описывающие роль мессии, и комментарии к ним. Таким образом, мы обнаружили вескую причину для переселения Святого семейства в Египет, а также причину скупого объяснения Матфея, который описывал это переселение как бегство от «избиения младенцев», устроенного по приказу Ирода. На самом деле это похоже не на бегство, а на сознательные действия, которые позволят Иисусу расти, учиться и проповедовать вдали от неспокойных Иудеи и Галилеи.
Несмотря на воспитание в духе зелотов, Иисус, как мы уже убедились, втайне избрал другой путь — он открыл его только после того, как был миропомазан в качестве мессии, когда никто уже не мог бросить ему вызов. Этот путь был связан с мистикой. Но в каких еврейских общинах Египта он мог познакомиться с подобными взглядами? Для ответа на этот вопрос нам требуется внимательно присмотреться к одному из мистических течений того времени, о котором рассказывает Филон Александрийский.
К юго-западу от Александрии находится озеро Мариут. Между озером и морем, на расстоянии около восемнадцати километров от городских стен, высится известняковый холм.
Во времена Филона Александрийского по обеим сторонам холма тянулась низменность, на которой были построены частные дома — вероятно, летние виллы богатых жителей Александрии. Здесь же располагались небольшие городки и деревни. Из-за близости к морю и озеру известняковый холм постоянно обдувался ветрами, в результате чего воздух здесь был свежее и прохладнее, чем в городе. На холме обосновалась маленькая община еврейских философов, которые воспользовались преимуществом сельской тиши, относительной безопасности в окружении вилл и деревень, а также прохлады здорового морского воздуха, чтобы посвятить свою жизнь размышлениям[249].
Эта община получила название «терапевты», что, как объясняет Филон, имело двойной смысл — врачевания (не только тела, но и души) и почитания Бога[250]. Основу мировоззрения терапевтов составляла вера в «сущее», единую божественную реальность, которая не была создана, а существовала вечно. Эта концепция божественного почти не поддавалась описанию при помощи слов.
У терапевтов имелось одно важное отличие от других религиозных групп, описанных Филоном. Женщины считались тут полноправными членами общины и принимали активное участие в духовной жизни. Ессеи же, наоборот — по свидетельству Филона, Иосифа Флавия и Плиния, — гордились тем, что не допускали в свои ряды женщин, которые, по их мнению, только отвлекали от духовной практики[251]. Здесь уместно вспомнить о благожелательном отношении Иисуса к женщинам из его окружения и недовольстве, которое вызвало такое отношение у его учеников мужского пола, поскольку предпринимались необоснованные попытки найти связь между Иисусом и ессеями.
Терапевты представляли собой элитную секту, состоявшую, по всей видимости, из богатых и образованных евреев Александрии, принадлежавших к тому же привилегированному классу, что и Филон. Они добровольно отказались от собственности и предпочли простую совместную жизнь, посвящённую молитвам. Судя по комментариям Филона, носящим личный характер, он посещал эту общину и участвовал в их богослужениях[252].
Но такая община была не одна. Филон Александрийский описывает другие группы, принадлежавшие к различным религиозным культам Египта, также практикующие медитативное созерцание[253]. Как поясняет Филон, замечая, что подобные секты существуют во всём мире независимо от религии, терапевты представляют собой иудейскую версию широко распространённой мистической традиции, встречающейся во всех землях.
Тот факт, что членами общины терапевтов были женщины, указывает, что в процессе созерцания высшего духовного опыта — внутренним взором, который один лишь даёт понимание истины и лжи — пол верующего не имеет значения. Нам это представляется очевидным, но в мире Филона и Иисуса такие идеи были поистине революционными.
Терапевты были мистиками и провидцами. Филон пишет, что терапевты учили в первую очередь воспользоваться зрением, чтобы «возжелать видения сущего и воспарить над солнцем чувств»[254].
Члены общины терапевтов стремились к прямому постижению реальности — или сущего, если пользоваться термином Филона — чтобы ощутить то, что реально существует за хаосом этой мимолётной жизни. Эту же цель преследовали многочисленные философские группы классического периода, и особенно великие и таинственные культы, получившие название мистерий. Похоже, в случае с терапевтами мы имеем дело с еврейским вариантом мистерий, идущим к той же цели, но в более строгих рамках иудейской традиции.
Терапевты совершали молитву на восходе и закате солнца. Днём они изучали священные тексты, но воспринимали их не как историю еврейского народа, а как аллегорию.
По словам Филона, они рассматривали текст как символ чего-то скрытого, что можно найти лишь в том случае, если искать его[255].
Каждый седьмой день они собирались вместе и слушали речь одного из старейшин; каждый пятидесятый день они устраивали большой праздник — надевали белые одежды, ели простую пищу и составляли хор — мужчины и женщины вместе, — чтобы петь гимны. Праздник продолжался всю ночь, до самой зари, что указывало на связь их верований с культом солнца. Они стояли, повернувшись лицом к востоку, и, увидев восходящее солнце, простирали к нему руки в молитве, прося светлых дней и постижения истины[256].
Совершенно очевидно, что это совсем другой иудаизм, совсем не связанный с богослужениями в храме. Терапевты, взгляды которых очень похожи на взгляды пифагорейцев, не придавали значения культу иудаизма, который был так важен для священников Иерусалимского Храма и храма в дельте Нила, благочестию священнослужителей, оправляющих богослужения, о котором так беспокоились зелоты, а также приходу мессии из рода Давида. Для мужчин и женщин из общины терапевтов молитва была просто возможностью духовного постижения божественного.
Их царство было действительно не от мира сего — Иисусу бы это пришлось по душе.
Во взглядах терапевтов есть ещё одна особенность, мимо которой мы не можем пройти: они придавали Ветхому Завету символическое значение. Все предсказания пророков о появлении мессии они воспринимали иносказательно. По их мнению, не было никаких причин ждать прихода реального мессии, который освободит Израиль, Иисусу нет смысла быть настоящим царём, а пророчества о приходе мессии являются просто символами чего-то более глубокого и таинственного. Мы уже убедились, что звезда может быть символом мессии, и теперь было бы логично немного развить эту идею. Может быть, одно из заявлений апостола Петра в Новом Завете отражает ту же мысль, только в христианском контексте? Нельзя ли фразу: «…взойдёт утренняя звезда в сердцах ваших», — понимать как призыв к мистическому свету прорваться из глубин души?[257]
По всей видимости, подобные взгляды получили широкое распространение, и поэтому не стоит удивляться, что иудаизм, а затем и христианство в Египте имели мистическую окраску: именно в Египте зародилось христианское монашество, именно в Египте, в Наг-Хаммади кто-то спрятал гностические тексты. Это коллекция христианских и античных мистических текстов — в том числе одно произведение Платона и одно Гермеса Трисмегиста, «Асклепий» — была собрана и использовалась монастырём в пустыне.
Даже в третьем веке н.э. в христианской церкви Египта были такие склонные к мистицизму личности, как Климент Александрийский и Ориген. Египетские традиции проникали в иудаизм и в глубокой древности — во времена Иосифа и Моисея, и в более поздние эпохи, о чём свидетельствуют труды Филона Александрийского. И в этой атмосфере существовали разнообразные группы, вроде общины терапевтов, которые исповедовали мистический вариант иудаизма, а также храм Онии, в котором совершали богослужение истинные еврейские священники садокиды.
Напрашивается вопрос: что такого особенного было в Египте, что придало мистическую направленность иудаизму и зародившемуся в его недрах христианству? На какую почву были пересажены эти чужеземные религии?
Ирония этих вопросов заключена в том, что питала эти религии не только земля, но и солнце, льющее свой живительный свет с небес. Ключом к ответу на них может стать тот факт, что и терапевты, и садокиды переняли солнечный календарь у египтян, главное божество которых, Ра, было олицетворением, солнца как источника жизни, создателя всего сущего. Древние тексты свидетельствуют о том, что фараоны — по меньшей мере — стремились к мистическому единению с Ра как к «высшему проявлению божественной души человека»[258].
Глубокий мистицизм, лежащий в основе египетских представлений о мире, вне всякого сомнения, оказал влияние на другие религии, укоренившиеся на этой земле. Этот египетский мистицизм, включавший толкование мифов и тайные ритуалы, нередко проводившиеся в скрытых от посторонних глаз подземных залах и храмах, претендовал на то, чтобы соединить наш мир с другим, соединить небо и землю.
Мировоззрение египтян не было ни философией, то есть размышлением над божественными возможностями, ни верой, построенной исключительно на надежде на лучшую жизнь после смерти. Мистика в сознании египтян уживалась с необыкновенной практичностью. Они не желали рассуждать о небесах — они хотели туда попасть. И вернуться назад. Как Лазарь.
Пришла пора познакомиться с тайными мистериями Египта.