ВОЕННЫЙ СОВЕТ
ВОЕННЫЙ СОВЕТ
Теперь, закончив со всеми необходимыми пояснениями, отступлениями, справками, перейдем к самому простому — к описанию хода боевых действий.
Как было выше отмечено, Директива № 3 заметно отличалась от предвоенных планов Юго-Западного фронта. С одной стороны, объем поставленных задач сократился — из двух оперативных направлений (на Люблин и на Краков) осталось только одно. С другой стороны, на взаимодействие с левым флангом Западного фронта (а именно эта идея двустороннего охвата люблинской группировки немцев смежными флангами Юго-Западного и Западного фронтов неизменно присутствовала во всех предвоенных планах) рассчитывать уже не приходилось. 4-я армия Западного фронта в районе Брест — Кобрин была буквально сметена ударом самой мощной 2-й танковой группы вермахта, начала беспорядочный отход, и об участии ее в каких-то наступательных действиях совместно с 5-й армией Юго-Западного фронта не могло быть и речи. Следовательно, второе, северное, острие «танковых клещей», которые должны были сомкнуться в районе Люблина за спиной наступающей на Луцк — Броды группировки противника, предстояло создать на ходу, из тех весьма ограниченных сил, которыми располагала 5-я армия. Но к ночи с 22 на 23 июня (когда, как следует из мемуаров маршала Баграмяна, была получена и расшифрована Директива № 3) ситуация на фронте 5-й армии значительно обострилась.
Немецкое командование, решительно и смело концентрируя силы на направлении главного удара, сосредоточило на 70-километровом участке границы от Владимир-Волынского до Крыстынополя (ныне Червоноград) семь пехотных дивизий. Все мосты через пограничный Буг, охраняемые войсками НКВД, были захвачены немцами в целости и сохранности. В отчете штаба 1-й ТГр вермахта отмечалось:
«...важнейший мост у Сокаль захвачен неповрежденным. Переправа через р. Буг проходила спокойно. Пехота забралась на высоты восточнее Буга, не встретив при этом никакого сопротивления...» [40, стр. 227].
К вечеру 22 июня немецкая пехота, форсировав Буг, отбросила от границы и частично окружила две стрелковые дивизии 5-й армии. На захваченный плацдарм переправились две танковые дивизии, которые перешли в наступление: 14-я танковая на Луцк, 11-я танковая — на Радехов (см. Карта № 4). Героическая борьба нескольких гарнизонов Владимир-Волынского и Струмиловского укрепрайонов (по рассказам местных жителей, некоторые доты вели огонь вплоть до конца июня) не могла, к сожалению, изменить общую оперативную обстановку.
Единственным ударным соединением, которым располагало в этом районе командование 5-й армии, была 41-я танковая дивизия из состава 22-го МК. По числу танков 41-я тд превосходила обе немецкие танковые дивизии, вместе взятые. Но командир 41-й тд, вскрыв утром 22 июня «красный пакет», обнаружил там приказ на марш из Владимир-Волынского на север, в район Любомль — Ковель. Приказ был выполнен, в результате чего 41-я тд буквально «распахнула двери» перед наступающей на Владимир-Волынский 14-й танковой дивизией вермахта. В скобках заметим, что «красный пакет» совершенно определенно выводил 41-ю танковую дивизию в исходный район для наступления на Люблин, что может служить еще одним подтверждением того, что такое наступление готовилось задолго до начала войны.
Казалось бы, в сложившейся ситуации у командования 5-й армией было два варианта использования 41-й тд: ее можно было бросить в наступление на Люблин (во исполнение Директивы № 3) и ее можно было вернуть назад и использовать для контрудара во фланг наступающей вдоль шоссе на Луцк главной группировки противника. Но ни то ни другое не было реализовано. Помешала, как это ни странно, наша разведывательная авиация, по поводу «уничтожения» которой в первые же часы войны горестно сокрушались советские историки (и, как это ни парадоксально, В. Суворов).
Авиация, однако, не «уничтожилась». Она летала, ее было много (315-й и 316-й разведывательные авиаполки, 62 исправных самолета, в том числе 38 новейших скоростных разведчиков Як-4), и она доложила штабам 5-й армии и фронта, что от Бреста на Ковель, через леса и болота Полесья, движутся несметные вражеские полчища. Как пишет Баграмян [110], состав этой несуществующей в природе группировки оценивался тогда в две тысячи танков (и это при том, что ни в одной танковой группе вермахта фактически не было и одной тысячи танков). К сожалению, разведка 5-й армии в течение четырех дней (!!!) не смогла прояснить обстановку, т.е. сесть на мотоцикл и за два часа проехать 140 км по автостраде от Ковеля до пригородов Бреста (в сам Брест, захваченный в первый же день войны немцами, заезжать уже не следовало). Только утром 27 июня в разведсводке штаба Ю-3. ф. № 7 появилось, наконец, признание того, что «сведения о действии крупных мотомеханизированных частей с направления Брест на Ковель не подтвердились» [29, стр. 37]. Все это привело к тому, что не только 41-я тд, но и еще одна дивизия 22-го МК (215-я моторизованная) ушла по маршруту Ровно — Луцк — Ковель в леса и болота Полесья, навстречу мифическим танкам противника.
Вот так и получилось, что на пути наступающей вдоль шоссе на Луцк 14-й тд вермахта оказалась одна только 1 -я противотанковая артиллерийская бригада под командованием К.С. Москаленко. Она и спасла положение. Несмотря на то что 1-я ПТАБ вступила в бой в самом невыгодном положении — с ходу в движении, на случайных огневых позициях, не замаскировав орудия, — мужество бойцов и командиров, великолепная выучка и подготовка артиллерийских расчетов, воинский талант командира бригады оказались сильнее вражеских танков. Сказалось и отсутствие у немецких командиров опыта ведения танкового боя — 14-я тд была сформирована в октябре 1940 г. на базе 4-й пехотной дивизии, и в ее «послужном списке» числилось лишь бесславное вторжение в Югославию в апреле 41-го.
Отдавая должное героизму солдат, отметим, правды ради, и качество советского вооружения. Мощнейшие орудия (76-мм и 85-мм пушки), которыми была оснащена бригада, пробивали броню любых немецких танков.
В оперативной сводке 5-й армии № 9 содержалось сообщение о том, что «в период с 23 по 27 июня 1-я ПТАБ уничтожила и подбила около 150 танков противника» [75, стр. 40]. Цифра эта, разумеется, во много раз преувеличена—к началу августа 1941 г. безвозвратные потери 14-й тд вермахта составили всего 27 танков (6 Pz-IV, 17 Pz-III, 4 Pz-II), и еще 18 танков числились временно неисправными [10, стр. 206]. Но то, что вместо победного марша по автостраде на Луцк немецким танкам пришлось три дня прорываться с большими потерями через линию обороны 1-й ПТАБ, не вызывает никаких сомнений.
К сожалению, на радеховском направлении не нашлось другой такой бригады (хотя в составе Ю-3. ф. числилось четыре ПТАБ), "а главное — не нашлось другого такого Москаленко. К исходу дня 22 июня немецкая 11 -я танковая дивизия передовыми частями вышла в район Радехова (35 км от границы).
Южнее, в полосе от Рава-Русской до Перемышля (сейчас этот город снова в Польше, и на карте он обозначен как Пшемысль), немецкая пехота с переменным успехом пыталась отбросить от границы части 6-й и 26-й армий. «На остальных участках 26-й армии положение не вызывало тревоги, — пишет в своих мемуарах Багра-мян, — и совсем спокойно было в полосе 12-й армии, занимавшей оборону в Карпатах и Буковине».
Такова была общая обстановка на Юго-Западном фронте в те часы, когда в ночь с 22 на 23 июня на командном пункте Ю-3. ф. в Тернополе собрались на совещание генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос (командующий фронтом), генерал-лейтенант Максим Алексеевич Пуркаев (начальник штаба фронта), корпусной комиссар Николай Николаевич Вашугин (должность его называлась «член Военного совета фронта», но мы в дальнейшем будем называть его просто и понятно — комиссар), а также прибывшие в качестве полномочных представителей Ставки генерал армии, начальник Генерального штаба РККА Георгий Константинович Жуков и первый секретарь ЦК КП(б) Украины, будущий глава ядерной сверхдержавы Никита Сергеевич Хрущев.
Этой команде предстояло принять историческое решение. Огромные силы, собранные на Юго-Западном фронте, исключительно выгодное очертание границы (при котором львовская группировка советских войск нависала над глубокими тылами противника), надежно прикрытые болотами Полесья и Карпатскими горами фланги фронта — все это позволяло ставить задачу на окружение и полный разгром вражеской Группы армий «Юг». А такой поворот событий развалил бы немцам весь план «блицкрига», неизбежно заставил бы их снимать войска с главного оперативного направления Минск — Смоленск — Москва. Одним словом, история изменила бы течение свое...
Из мемуаров присутствовавшего на этом совещании Баграмяна (в то время — начальника оперативного отдела штаба фронта) известно, что Пуркаев и Вашугин высказали прямо противоположные мнения. Начальник штаба считал, что необходимо отвести войска на восток, на линию укрепрайонов за старой советско-польской границей, и только после этого, стабилизировав фронт обороны, перейти в наступление.
Комиссар фронта потребовал незамедлительно приступить к выполнению Директивы Ставки о переходе в контрнаступление.
Автор, сидя в мягком кресле перед компьютером, не считает себя вправе рассуждать о том, кто из них был прав. Тем более что оба они были правы, причем именно по-своему правы.
Начальник штаба, как никто другой, понимал, что для полного отмобилизования войск (т.е. призыва приписного состава, мобилизации автотранспорта из народного хозяйства, развертывания тылов) фронту по предвоенным планам нужно еще три-четыре дня. Противник же ждать не будет, и его наступление может сорвать организованное отмобилизование — вот почему лучше отойти самим на заранее подготовленный мощный оборонительный рубеж и уже за ним изготовиться для нанесения решительного контрудара.
Комиссар лучше других знал, сколько тысяч раз красноармейцам внушали, что Красная Армия будет «самой нападающей из всех армий», что она будет громить врага «на чужой земле» и т.д. Отход с первых дней войны, да еще и отход на глубину в 200—250 км, мог самым негативным образом сказаться на боевом духе войск — а это ничуть не менее опасно, нежели нехватка тракторов и грузовиков. К тому же в предложении Пуркаева был и весьма дурной политический подтекст — поспешный отход с «освобожденных» в сентябре 1939 г. территорий выглядел бы косвенным признанием неправомерности их захвата. Допустить такое комиссар не мог. И по-своему он был, конечно, прав.
Армия держится на единоначалии. Для того и есть на фронте командующий, чтобы, собрав воедино все разумное в предложениях своих подчиненных, принять единственное, обязательное для всех решение. А в той ситуации, что сложилась на Юго-Западном фронте, соединить противоположное было не так уж сложно.
«Счастье на стороне больших батальонов», — говаривал Наполеон. «Бог войны не любит талантливых авантюристов, он любит крупные армии», — писал полтора столетия спустя американский военный историк Тейлор.
И вот в этом смысле Жукову и Кирпоносу несказанно повезло. В распоряжении командования Ю-3. ф. было достаточно сил и для того, чтобы перейти к упорной обороне в полосе 5-й армии, и для нанесения сокрушительного удара силами «трех богатырей» (15, 4 и 8-м мехкорпусами) в направлении Львов — Люблин, во фланг и тыл всей наступающей на фронте Луцк — Радехов группировки противника.
На столе перед генералами лежала карта. С тем самым очертанием «границы обоюдных государственных интере-i он на территории бывшего Польского государства», ко-трое 28 сентября 1939 г., при подписании Договора о дружбе и границе с фашистской Германией, Сталин подписал аж в двух местах. И теперь, в ночь на 23 июня 1941 г., Жуков имел все основания поднять граненый стакан с чаем за мудрость и гениальную прозорливость товарища Сталина. Еще не сделав ни одного выстрела, мехкорпуса Юго-Западного фронта уже развертывались фактически в тылу немецких войск, а их передовые части уже стояли на 50—80 км западнее города Замостье, в котором находился штаба немецкой Группы армий «Юг».
Ударная группировка из трех мехкорпусов (15, 4, 8-го МК) насчитывала в своем составе более двух с половиной тысяч танков, в том числе 720 танков Т-34 и KB, неуязвимых для 37-мм противотанковых пушек немецких пехотных дивизий. Наступлением во фланг и тыл основных сил Группы армий «Юг», развернутых перед войной в районе Замостье — Люблин, советское командование с первых же дней войны могло навязать противнику свою волю, заставить его поспешно менять отработанные планы, перегруппировывать войска, терять время и инициативу. Как минимум.
Как максимум можно было окружить и разгромить 6-ю немецкую армию, не дожидаясь выхода этой армии к Сталинграду летом 1942 г. К наступлению на Люблин войска Киевского ОВО готовились самое малое полгода. Маршруты, рубежи, возможные контрмеры противника — все это было командным составом изучено и проработано. Наконец, такое наступление сделало бы абсолютно бесцельным и прорыв немецких танковых дивизий, загонявших таким образом самих себя в глубокий и безвылазный капкан у Дубно — Ровно.
С другой стороны, независимо от успеха (или неуспеха) танкового удара на Люблин, у командования Ю-3. ф. были все возможности для того, чтобы остановить наступление немцев на Луцк — Ровно. В самом деле, в считаные дни плотность обороны 5-й армии могла быть многократно увеличена. Два стрелковых корпуса (31-й и 36-й) еще 18 июня 1941 г., по утвержденному самим Жуковым приказу, начали выдвижение на запад. К исходу дня 23 июня эти корпуса (шесть стрелковых дивизий) находились на расстоянии 90—100 км, т.е. четырех суточных переходов, от линии Ковель — Луцк — Дубно [92]. Десятки тысяч автомашин, которые должны были получить войска фронта из народного хозяйства, позволяли перебросить эти дивизии к фронту не за четыре дня, а за четыре часа. Две дивизии — 135-я стрелковая и 19-я танковая из состава 22-го МК — к угру 23 июня выходили к восточным пригородам Луцка. К 24 июня на рубеж реки Стырь выходили начавшие марш утром 22 июня два мехкорпуса резерва фронта: 9-й и 19-й. Наконец, разобравшись с мифической группировкой противника, якобы наступающей от Бреста на Ковель, можно было вернуть к активным боевым действиям и засевшие в ковельских лесах две дивизии 22-го МК: 41-ю танковую и 215-ю моторизованную.
Таким образом, семи пехотным (298, 44, 168, 299, 111, 75, 57-й), двум моторизованным (25-й и 16-й) и четырем танковым (14, 13, 11, 16-й) дивизиям вермахта, наступавшим в полосе Луцк — Радехов, Юго-Западный фронт мог противопоставить семь стрелковых, три моторизованные и шесть танковых дивизий — и это не считая тех двух стрелковых дивизий (87-й и 124-й), которые еще до начала войны занимали полосу обороны от Устилуга до Сокаля.
По совокупному числу танков группировка советских войск на ровенском направлении в 2,5 раза превосходила противника. Даже с учетом того, что 9-й и 19-й мехкорпуса не были отмобилизованы и укомплектованы штатным количеством автотранспорта, соотношение сил сторон по всем канонам военной науки позволяло по меньшей мере предотвратить паническое бегство и начать планомерную подвижную оборону войск 5-й армии от рубежа к рубежу на восток.
Вопреки широко распространенному заблуждению, Боевые уставы Красной Армии отнюдь не исключали ведение обороны, в том числе — и подвижной обороны. В Полевом уставе ПУ-39 этот вопрос был описан весьма подробно:
«п. 417. Подвижная оборона применяется в тех случаях, когда подавляющее превосходство противника исключает ведение упорной обороны на нормальном, а также на широком фронте. Подвижная оборона преследует цель — за счет потери пространства выиграть время, необходимое для организации обороны на новом рубеже, для обеспечения сосредоточения войск на данном направлении или для обеспечения свободы действий войск на других направлениях.
Подвижная оборона ведется в назначенной полосе и осуществляется рядом последовательных оборонительных боев на заранее намеченных рубежах.
Число оборонительных рубежей в данной полосе и длительность сопротивления на каждом из них зависят от времени, необходимого для задержки противника, и устанавливаются старшим командиром...
п. 419. Войска, обороняющие промежуточный рубеж, должны нанести наступающему противнику потери, заставить его развернуться, потерять время на организацию наступления и, не вступая с ним в упорный бой, ускользнуть из-под удара...»
О создании оборонительных рубежей в полосе 5-й армии позаботилась сама природа. С юга на север, практически с равными промежутками в 50—70 км, местность пересекают притоки Припяти: Турья,. Стоход, Стырь, Го-рынь, Случь. Генерал Владимирский в своей монографии определяет эти реки как «водные преграды оперативно-тактического значения. Они имели ширину русла — от 15 до 70 м, долины — от 0,5 до 2 км, берега рек местами были болотистые, дно илистое». Короче говоря — местность достаточно противотанковая. Особенно если поставить у мостов и переправ четыре (!!!) противотанковые бригады, которыми располагал Юго-Западный фронт.
При этом еще и еще раз подчеркнем, что в сложившейся ситуации от войск 5-й армии и не требовалось «стоять насмерть». Необходимо и достаточно было лишь затормозить наступление немцев, связать боем его танковые дивизии. Сам по себе организованный и планомерный отход советских войск на 200—250 км от границы до рубежа рек Горынь или Случь не таил в себе ничего страшного. Это для Франции отступление на 200 км означало падение Парижа, это для Германии отступление на 150 км от французской границы означало потерю всего Рурского индустриального района. А у Советского Союза была совсем другая география. Ни в экономическом, ни в оперативном отношении временная потеря Волынской и Ровенской областей Западной Украины не могла оказать сколь-нибудь серьезного влияния на ход войны.
Увы, на Военном совете в Тернополе Жуков и Кирпо-нос не решились ни на переход к подвижной обороне в полосе 5-й армии, ни на широкомасштабное наступление силами трех мехкорпусов на люблинском направлении.
Командующему 5-й армии генерал-майору М.И. Потапову было приказано наступать с задачей «разгромить Владимир-Волынскую группировку противника и восстановить положение на границе». Наступать немедленно, не дожидаясь подхода фронтовых резервов (двух стрелковых и двух механизированных корпусов). А так как Жуков даже 24—25 июня продолжал верить в существование крупных мотомеханизированных войск противника на направлении Брест — Ковель, то он «твердым и уверенным тоном» (так пишет в своей книге Владимирский) приказал Потапову загнуть правый фланг армии и «надежно прикрыть Ковель от удара противника с брестского направления». В скобках заметим, что к этому моменту танковая группа Гудериана прошла уже 160 км от Бреста до Слонима, и общее направление ее движения (на Минск — Бобруйск) никаких сомнений не вызывало. В результате для выполнения приказа о наступлении на Владимир-Волынский командарм Потапов смог Привлечь только те две дивизии, которые уже подошли к Луцку: 135-ю стрелковую и 19-ю танковую.
Командующему 6-й армией генерал-лейтенанту И.Н. Му-зыченко было приказано немедленно атаковать наступающую на Радехов — Берестечко танковую группировку противника силами одного только 15-го мехкорпуса, не дожидаясь сосредоточения в районе Броды двух других мехкорпусов (4-го и 8-го). Решение о передислокации 4-го и 8-го МК на 100—150 км к востоку от границы, в район города Броды, явно свидетельствовало о том, что от наступления из львовского выступа на Люблин (что было предусмотрено Директивой № 3) командование Ю-3. ф. молча отказалось. Вместо глубокой наступательной операции (теоретическая разработка которой неизменно приводится как пример высочайшего уровня советской военной науки) решено было заняться лихорадочным «латанием дыр» посредством поспешно организованных лобовых танковых атак.
Наверное, самое деликатное, что можно сказать по поводу такого «оперативного искусства», так это то, что принятое решение было «не самым оптимальным».
«Враг, неожиданным ударом начавший войну, диктовал нам свою волю, ломал наши планы» [105].
Вот так, потратив всего дюжину слов, комиссар 8-го мехкорпуса Н.К. Попель сказал практически все: и о предвоенных планах (в соответствии с которыми его корпус в первые же часы войны двинулся к переправам через пограничную реку), и о том, что немецкое нападение в этих планах никак не предполагалось, и о командовании фронта, позволившем врагу с первых же дней войны «диктовать нам свою волю».
«Счастье на стороне больших батальонов...»
Если бы силы сторон на южном ТВД были примерно равны, то принятое в ночь на 23 июня решение контратаковать противника разрозненными ударами отдельных частей и соединений привело бы к немедленному катастрофическому разгрому Юго-Западного фронта. Подобному тому, который в реальности произошел в первые дни войны с войсками Западного фронта в Белоруссии и Северо-Западного фронта — в Литве.
Но не зря огромная, богатейшая страна мира два десятка лет голодала, ютилась в бараках и «коммуналках», не зря уже в мирное время военные заводы СССР работали в три смены, не зря в стране рабочих и крестьян кормящую мать возвращали от двухмесячного младенца к станку, не зря лучшие головы многонационального советского народа день и ночь корпели над чертежами танков и самолетов. Результат великих трудов был. «Весомый, грубый, зримый». В распоряжение Жукова, Кирпоноса, Музыченко и прочих были предоставлены такие гигантские вооруженные силы, такое количество новейших вооружений, которые, казалось бы, одним своим масштабом могли скомпенсировать безграмотность руководства.
В самом деле, «один только» 15-й МК, которому приказано было, не дожидаясь подхода двух других мехкор-пусов, атаковать радеховскую группировку противника, имел на своем вооружении 749 танков — в пять раз больше, чем в противостоящей ему 11-й танковой дивизии вермахта. И среди этих 749 танков было 136 с такими параметрами, о которых немецким танкистам оставалось только мечтать. Даже на луцком направлении, где встречный удар по 14-й танковой дивизии вермахта, уже изрядно потрепанной артиллеристами Москаленко, должны были нанести «только» две свежие советские дивизии (19-я танковая и 135-я стрелковая), соотношение сил, казалось бы, не предвещало беды.
Казалось бы...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.