ГИБЕЛЬ ТИРАНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГИБЕЛЬ ТИРАНА

Война 451 г. показала, что сравнительно с эпохой Фу Цзяня II и Север и Юг потеряли ту пассионарную энергию, которая толкала людей IV века на поступки, ставшие невозможными в середине V века. В самом деле, разве можно было обрекать на гибель хуннов Лю Яо и Ши Лэ или тибетцев Яо Хуна, заявляя, что смерть их пойдет на пользу государству? Да они бы ни минуты не потерпели такого обращения с собой, потому что умели идти на смерть сами — за свое дело, за свое племя, за свою доблесть, а не ради каприза презиравшего их деспота. А в V веке их потомки стали больше бояться «палки капрала, чем штыков противника». Соответственно изменилась и власть. Если Тоба Гуй был табгачским ханом, Тоба Сэ — ханом и императором, то Тоба Дао стал императором Вэй и в то же время оставался ханом, не неся положенных хану обязанностей. Вместо консолидации степных племен долины Хуанхэ он учредил империю с китайской идеологией, где степняки, включая табгачей, лишились всех прав, кроме права на безусловное подчинение царю. Выиграли при этом только те китайцы, которые сумели втереться в милость к монарху и использовать его доверие для своих подлых целей. Таким был гвардейский офицер Цзун Ай, враг наследного принца Тоба Хуана.

Наследник престола зарекомендовал себя как человек смелый и добрый уже потому, что он спас много буддистов от ярости своего отца. Можно было бы думать, что Цзун Ай был даосом и потому возненавидел царевича, но дело обстояло проще: Цзун Ай был всего-навсего мерзавцем. Когда Тоба Дао вернулся из похода и искал, на ком бы сорвать злобу, Цзун Ай обвинил в измене наследника и его друзей. Придворных казнили без суда и следствия. Царевич, «потеряв лицо», кончил жизнь самоубийством.

Такого оборота дела Цзун Ай не предвидел. Скандал получился такой, что к нему обратилось внимание двора и царя. Найти клеветника было просто, но Цзун Ай, пользуясь своим положением дворцового гвардейца, при помощи нескольких сообщников задушил царя[325].

Хан умер, да здравствует хан! Табгачские вельможи предложили возвести на престол принца Тоба Ханя, но Цзун Ай успел тайно договориться с принцем Тоба Ю, пьяницей, страстным охотником и лентяем. Вооружив дворцовых евнухов, Цзун Ай пригласил во дворец министров, и по мере того как они входили, им рубили головы. Заодно Цзун Ай прикончил своих товарищей по заговору и принца Тоба Ханя, а затем возвел Тоба Ю на престол, за что получил титул императорского маршала. Опять китаец-заговорщик захватывает власть в «варварском» царстве — случаев столько, что это уже система.

Дружба нового хана с фаворитом продолжалась недолго. К концу 452 г. они начали тяготиться друг другом, и Цзун Ай приказал дворцовому евнуху убить хана, что тот и исполнил. Но тут вмешался другой гвардейский офицер, Лю Ни, который крикнул толпе народа, что произошло убийство, и провозгласил царем законного наследника — Тоба Сюня. Народ его поддержал, убийцы были схвачены и после многих пыток казнены. Опять получилось так, как во всех описанных нами случаях, за исключением частных деталей.

Но здесь важно другое: взойдя на престол, Тоба Сюнь отменил указ своего деда о запрещении буддизма. Он даже разрешил строить пагоды, хотя и с ограничением: не больше одного монастыря с 40–50 монахами на уезд[326]. Смерть больше не грозила буддистам, и даже сам царь брил голову в знак уважения к «Учению».

И все-таки религиозная реформа Тоба Дао не прошла бесследно для народа. Обрядовые традиции, принесенные табгачами, не восстановились. Конечно, табгачи не превратились в китайцев — сторонников даосизма, но за протекшие шесть лет они перестали обращаться к своим родовым духам и заполнили возникшую в психике пустоту… пьянством. Этот порок поразил больше всего их, не имевших повода бунтовать против своего хана и не хотевших принять чужой образ мысли. Пьянство развилось настолько, что в 458 г. Тоба Сюнь издал закон о смертной казни за самовольное курение вина. Но уже в 465 г. его пришлось отменить[327]: было поздно.

Однако на первых порах двойное цареубийство оздоровило империю Тоба-Вэй. Проснулась табгачская военная доблесть, что немедленно испытала на себе империя Сун, попытавшаяся использовать гибель Тоба Дао для контрнаступления на табгачей. В 452 г. южнокитайская армия вторглась в империю Вэй и осадила крепость Гаонай. Защитники крепости вырыли ход, неожиданно появились среди осаждающих и учинили там такую резню, что китайцы немедленно вернулись восвояси[328].

Удачно стали складываться дипломатические дела. В 452 г. в Тогоне умер враг табгачей царь Мулиянь, и заменивший его Шэинь вступил в союз с империей Тоба-Вэй. Отмена указа о преследовании буддизма благотворно повлияла на отношения северокитайской империи с княжествами Западного края, и уже в 456 г. табгачи без сопротивления заняли оазис Хами, обеспечив себе контроль над Великим караванным путем, по которому везли на Запад шелк.

Но больше всего от реформы Тоба Дао выиграл сам буддизм. Поскольку непопулярный правитель ополчился на эту концепцию, то к ней примкнули все недовольные властью — тибетцы, тангуты и хунны, а также многие китайцы как на Севере, так и на Юге. «Золотистое учение» давало утешение, нужное обиженным людям, и не требовало от неофита отказа от привычных воззрений. Число кумирен, идолов и икон возросло до такой степени, что южное правительство (Сун) обеспокоилось утечкой из обращения драгоценных металлов и шелка. Еще опаснее было влияние монахов на женщин из знатных фамилий. В 458 г. в империи Сун был издан специальный указ, запрещающий монахам беседы с императорскими женами, а в 462 г. был восстановлен древний культ «Пяти царей», призванный заменить конфуцианство, бессильное против буддийской проповеди. Однако новый возврат к древности только дал повод для зубоскальства, потому что в этих «царей» уже никто не верил[329].

Медленно и постепенно холодное золотистое сияние загасило желтое пламя на Севере и красное — на Юге Китая. Только синий хуннский огонек мерцал в Турфанском оазисе, но вскоре угас и он.