Старые имперские территории: Галлия и Испания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Старые имперские территории: Галлия и Испания

В Норике прощание с имперским прошлым носило своеобразный характер, что было обусловлено стратегическим положением этой провинции, игравшей роль «тихой заводи», наряду с отсутствием богатого и сплоченного элитарного слоя римских землевладельцев, который мог бы рассчитывать на защиту со стороны того, что еще оставалось от империи. В результате римская имперская власть в провинции постепенно как будто испарилась. В старейших и важнейших регионах Западной империи, таких как Галлия и Испания, финал римской имперской системы никогда не обещал стать столь же незаметным событием. Разгром византийской армады поставил крест на мечтах о возрождении, вызванных к жизни воцарением Антемия, однако эти два региона все еще оставались оплотом богатых и могущественных семейств римских землевладельцев. В Италии и в некоторых областях Галлии сохранялось несколько довольно мощных группировок имперских войск наряду с варварскими королевствами, к тому времени уже достаточно могущественными, — прежде всего это королевства вестготов и бургундов{463}. Таким образом, судьба Галлии и Испании не могла повторить судьбу провинций вроде Норика или Британии, где относительный вакуум власти заставил провинциалов бороться за выживание. Напротив, Галлия и Испания стали свидетелями борьбы, пожалуй, слишком многих заинтересованных «партий». Поэтому описание конца имперской власти здесь, безусловно, следует создавать на уровне менее известных нам дипломатических хитросплетений при королевских дворах. Однако благодаря сохранившемуся сборнику писем Аполлинария Сидония это описание получится не менее ярким, чем судьба Норика в «Житии св. Северина».

Одним из первых, кто осознал значение краха предпринятой императором Антемием экспедиции в Северную Африку, был вестготский король Эйрих. Этот младший брат Теодориха II, подкрепившего своим авторитетом власть западноримского императора Авита в далеком 455 г., понял, что мир изменился. Если Теодорих удовольствовался тем, что связал будущее вестготов с римским миром, который, как тогда казалось, был нерушим, и испросил у императора санкцию на власть, то Эйрих был слеплен из другого теста. В 465 г. он организовал переворот, в результате которого Теодорих был убит, а Эйрих захватил власть. Он немедленно направил послов к королям вандалов и свевов, решив отказаться от враждебной по отношению к ним политики своего брата (Hydat. Chron. 238–240). Теодорих состоял в союзе с тем, что осталось от империи, против этих королевств; теперь Эйрих намеревался заключить с ними союз против того, что было некогда империей. Появление Антемия с крупными восточноримскими подкреплениями тотчас же положило конец этим планам, и Эйрих немедленно отозвал своих послов, чтобы не дать вовлечь себя в прямой конфликте вновь возрожденной Западной империей. Однако после разгрома византийской армады стало ясно, что Антемий не сумел стать той силой, которой так боялся Эйрих. Автор «Гетики» кратко резюмирует: «Узнав о частой смене римских императоров, Эйрих, король вестготов, возымел намерение подчинить своей власти галльские провинции» (Iord. Getica. 45. 237). Он понимал, что теперь уже можно было не бояться центральных римских властей. После своего последнего поражения они утратили всякую способность к проведению эффективных военных операций севернее Альп. У Эйриха были развязаны руки, так что он мог преследовать свои собственные, вестготские, интересы.

Едва осела пыль после краха африканского предприятия, Эйрих взялся за дело. В 469 г. он развязал первую из целого ряда завоевательных войн, которые привели к созданию суверенного Вестготского королевства. В этом году его войска двинулись на север, напав на бретонцев короля Риотама, являвшихся верными союзниками Антемия. Победа вестготов вынудила Риотама искать спасения в землях бургундов и предоставила Эйриху контроль над Туром и Буржем; таким образом, он раздвинул северные границы своего королевства вплоть до реки Луары (карта № 16). Дальнейшие походы в этом направлении предпринимались остатками римских войск на Рейне под командованием военачальника Павла, действовавшего совместно с салическими франками короля Хильдерика. Впрочем, Галлия по ту сторону Луары представляла собой для Эйриха лишь второстепенный интерес. В 470–471 гг. он направил свои войска на юго-восток, в направлении долины Роны и Арля, столицы римской Галлии. Здесь в 471 г. он нанес coup de gr?ce{464} затухавшим надеждам Антемия, разгромив италийскую армию под командованием сына Антемия, Антемиола, который пал в бою. Однако следует помнить, что взятие укрепленных римских городов вовсе не являлось сильной стороной вестготов. Например, каждое лето на протяжении четырехлетнего периода (471–474 гг.) вестготы, словно намереваясь начать осаду, появлялись под стенами города Клермон-Ферран в Оверни, даже не пытаясь силой ворваться внутрь. До 476 г. Эйрих сумел овладеть двумя крупнейшими городами региона, Арлем и Марселем; к тому времени он уже контролировал Овернь, уступленную ему италийскими властями, тщетно пытавшимися остановить его экспансию в направлении Арля. В то же самое время еще более стремительные завоевания осуществлялись к югу от Пиренеев. В 473 г. войска Эйриха захватили Таррагону и города на средиземноморском побережье Испании, а к 476 г. уже весь Иберийский полуостров находился под его властью, за исключением небольшого принадлежавшего свевам анклава на северо-западе. Вестготские владения наконец стали королевством, которое простиралось от Луары на севере и Альп на востоке до Гибралтарского пролива на юге{465}.

Вестготы не были единственной силой, осуществлявшей экспансию в те годы. Завоевания Эйриха осуществлялись вразрез с притязаниями королевства бургундов, возникшего в верховьях Роны. Бургунды тоже давно положили глаз на Арль. Не обладая достаточной мощью, чтобы выиграть у вестготов борьбу на юге, тем не менее они достигли некоторых успехов в расширении границ своего королевства в этом направлении. К 476 г. они овладели множеством городов и землями между Альпами и Роной, продвинувшись на юг вплоть до Авиньона и Кавейона (см. карту № 16). Гораздо севернее франки тоже впервые появились как мощная сила на римском берегу Рейна. Подлинная история окутана легендами и вымыслом, в целом же произошло следующее. Прежде область расселения франков ограничивалась землями к востоку от Рейна и была поделена между несколькими военными предводителями, которые расширяли свои владения на западном берегу реки и в то же самое время постепенно склонялись к мысли об объединении под началом наиболее могущественных военных вождей. Наряду с двумя крупнейшими объединениями готов, созданными Аларихом и Валамером, племенной союз франков становился державой, обладавшей беспрецедентной мощью и способной соперничать с другими на качественно новом уровне и вскоре выдвинувшей притязания на обладание новыми землями из числа бывших римских владений. К началу 470-х гг. процесс был еще далек от завершения, однако Хильдерик уже стал видной политической фигурой, и к концу десятилетия, если не раньше, он со своими салическими франками овладел старой римской провинцией Бельгикой II со столицей в Турне{466}. В дальнейшем несколько племенных объединений поделили между собой старые имперские владения в Галлии и Испании. Некоторые из этих объединений, такие как вестготы и бургунды, были уже привычными деталями политического ландшафта; другие, вроде франков или бретонцев, являлись совсем недавними образованиями. Захваченные ими земли к югу от Луары представляли собой место проживания влиятельных семейств магнатов, привыкших занимать высокие должности в римском государственном аппарате. Благодаря Сидонию, который был одним из них, мы располагаем взглядом изнутри на значимость этих сдвигов для представителей избранного галло-римского меньшинства. Ни один из источников не дает нам возможности представить себе позицию представителей римско-испанской элиты, однако есть все основания полагать, что их мнение по данному вопросу было в высшей степени схожим.

16. Новые королевства на территории Галлии и Испании ок. 490 г.

В период между 468 и 476 г. некоторые из этих землевладельцев перебрались в ту часть Западной империи, где еще сохранялись остатки римской государственности, причем остальные в большинстве своем готовы были сделать то же самое. Сам по себе этот факт служит ярким свидетельством того, насколько притягательной, несмотря ни на что, оставалась идея империи. Сам Сидоний во времена Авита был рад иметь дело с вестготами вроде Теодориха II, который знал свое место и в перспективе видел вестготскую сферу влияния в рамках продолжавшего существовать римского мира. В то время как остальные вестготы, подобно Эйриху, стремились создать свое собственное независимое королевство, Сидоний, напротив, был готов бороться за то, чтобы не быть одним из его подданных. В начале 470-х гг. он и его единомышленники, включая шурина Экдиция, сына императора Авита (уроженца Оверни), сделали все, что могли, для того чтобы Клермон-Ферран остался римским. В частности, они дали денег на формирование вооруженного отряда для защиты от повторявшейся несколько лет кряду осады города войсками вестготов. В дальнейшем противостояние приобрело характер мелких стычек. Клермон-Ферран вовсе не являлся главным предметом устремлений Эйриха, так что Экдиций однажды пробился сквозь готские позиции всего лишь с 18 воинами. Как бы то ни было, желание этих землевладельцев оставаться и впредь римлянами оставалось непоколебимым. Им удалось продемонстрировать свою верность с оружием в руках, и этого оказалось достаточно, чтобы вдохнуть мужество сперва в Антемия, а затем и в его преемников; они сделали все, что было в их силах, с целью сохранить Овернь в составе сильно урезанной Западной империи, вместо того чтобы, напротив, добиться ее отделения, тем самым сделав Овернь легкой добычей вестготской или бургундской экспансии{467}.

Однако в то время как Сидоний и его единомышленники все еще прилагали усилия к тому, чтобы остаться римлянами, другие уже укрепились во мнении, что Западная империя не имеет политического будущего и что самое время заключить союз с одним из политических образований, недавно возникших на ее бывшей территории. История Арванда являет собой яркое тому свидетельство. Будучи префектом претория в Галлии, он сразу после краха африканской экспедиции направил Эйриху послание{468}, в котором: «советовал ему не сохранять мира с «греческим императором» [Антемием], настаивал на необходимости нанести удар по бретонцам, осевшим на землях к северу от Луары, и утверждал, что галльские провинций, в соответствии с «правом народов», следовало бы поделить с бургундами; к этому остается добавить еще более безумный вздор в том же духе, способный ввергнуть воинственного короля в состояние ярости, а у миролюбивого — вызвать чувство стыда».

Арванд, который в ходе последовавшего затем судебного разбирательства с готовностью признал себя автором этого, безусловно, изменнического послания, явно предпочитал власти Антемия власть Эйриха или короля бургундов. Впрочем, возможно, он, как и некоторые галльские землевладельцы в 410-х гг., считал этот вариант территориального раздела оптимальным на пути к миру и поддержанию некоего подобия общественного порядка. Каковы бы ни были его причины, данный эпизод свидетельствует о том, что мнения среди окружавших Сидония землевладельцев совершенно разошлись. Как мы видели, точка зрения Сидония разительно отличалась от мнения Арванда. Однако Арванд был его другом, и Сидоний делал все, что было в его силах, чтобы защитить Арванда, когда тот попал под суд, несмотря на то что дело рассматривалось в Италии тремя другими влиятельными магнатами, также являвшимися его друзьями (а один даже родственником), — это Тонанций Ферреол, в 451 г. занимавший пост галльского префекта претория; Таумастий, дядя Сидония со стороны отца; наконец, юрист и высокопоставленный сенатор (illustris), Петроний из Арля. Тем не менее Арванд не был одинок, думая так. К 473 г. войска Эйриха в Восточной Испании находились под совместным командованием одного гота и некоего Винцентия, который ранее, в 460-х гг., возглавлял последние собственно римские войска в этом регионе. Другие представители римской провинциальной иерархии, занимавшие в ней более высокие или, напротив, более низкие посты, совершали аналогичные восхождения по карьерной лестнице. В начале 470-х гг. некий Викторий был командующим войсками Эйриха в Галлии. Еще одно громкое судебное дело было возбуждено в отношении помощника префекта Галлии, Сероната, который в 475 г. был обвинен в содействии Эйриху в ходе завоевания им галльских земель, в конечном счете признан виновным и казнен{469}.

Еще восточнее появление независимого королевства бургундов имело схожие последствия. В переписке Сидония сохранилось послание некоему Сиагрию, который обладал исключительным влиянием при бургундском дворе, не в последнюю очередь благодаря тому, что он говорил на бургундском наречии лучше, чем сами бургунды:

«Я… несказанно удивлен тем, что ты так скоро в совершенстве овладел германским языком… Ты не можешь себе представить, как меня, да и других тоже, забавляет, когда я слышу, что в твоем присутствии варвар опасается допустить какую-нибудь неправильность в своем собственном языке. Маститые старцы из числа германцев восхищаются тобой, когда ты переводишь письма, и они видят в тебе третейского судью и арбитра при заключении сделок. В обсуждении законов ты стал для бургундов новым Солоном{470}… Тебя любят, твоего общества ищут, к тебе часто являются с визитами, тобой восхищаются, тебя выделяют, тебя приглашают, ты решаешь споры, и к тебе прислушиваются».

Сидоний восхвалял Сиагрия за то, что тот сумел стать частью постримского мира, в котором господствовали варварские короли: это было именно то, чего сам он всячески старался избежать{471}. Даже возрастной фактор мог сказаться на отношении молодых людей к тому, что близился конец старого порядка. Среди приверженцев Сидония в Оверни был некий Евхерий, который, по-видимому, пожертвовал деньги для обороны города, в то время как его сына Калминия можно было видеть с городских стен в рядах осаждавших город готов. Сын Сидония, Аполлинарий, тоже принявший с энтузиазмом новый готский порядок, в конечном счете получил высокую военную должность при сыне Эйриха{472}. Таким образом, после 468 г. в среде галло-римских землевладельцев произошел раскол, имевший место даже на уровне семей. Тем временем Эйрих мастерски воспользовался сложившейся ситуацией. Ослабление центральной римской власти позволило королю использовать военную мощь подвластных ему вестготов для создания обширной державы. Однако в распоряжении Эйриха не было никакой другой модели управления его новыми владениями за исключением той, которую ему оставила в наследство погибавшая Римская империя.

Таким образом, Вестготское королевство в том виде, в котором оно существовало к 476 г., было совершенно римским по своему внутреннему устройству. Оно продолжало функционировать, подобно своей римской предшественнице, благодаря отлаженной структуре городов, провинций и наместников. Это государство располагало писаным правом (чаще всего речь шла о продлении действия римских законов) и системой налогообложения в сфере сельскохозяйственного производства — практика, оказавшаяся возможной лишь при условии сохранения таких слоев римского общества, как землевладельцы и крестьянство. Землевладельцы должны были сохранять свои хозяйства, чтобы получать от крестьян излишки продукции, удерживая часть в качестве ренты, тогда как остаток шел в доход государству. Сохранение в силе римского права и системы налогообложения требовало участия римских управленцев, чтобы эти институты функционировали и дальше.

В то время как создать свое королевство Эйрих мог с помощью оружия вестготов, для того чтобы удержать его в своей власти, он нуждался в римлянах. Чем больше представителей римской аристократии и управленцев ему удалось бы привлечь на свою сторону, тем легче было бы превратить свои завоевания в эффективно функционирующее королевство. Поэтому он в высшей степени любезно принимал любые предложения услуг от римских аристократов, позволяя им восхвалять себя в ямбических пентаметрах, если им этого хотелось. Эйрих был рад увековечить эту традицию, начало которой было положено в правление Теодориха, и продемонстрировал то уважение к римской культуре, которое было необходимо для стимулирования потока столь нужных ему управленцев. У него имелся свой собственный Сиагрий; это был поэт и юрист из Нарбонна по имени Лев, о котором Сидоний писал в 476–477 гг. как о составителе писем и речей для Эйриха:

«С помощью [Льва] великий король [Эйрих] вселяет ужас в сердца народов, обитающих далеко за морем, или же с высоты своего могущества заключает после одержанной им победы хитроумный договор с варварами, трепещущими на берегах Ваала, или, обуздав народ оружием, теперь обуздывает оружие законами на всем пространстве своих обширных владений».

Будучи весьма в них заинтересован, Эйрих стремился продвигать по службе тех римлян, которые предлагали свои услуги{473}.

Поистине он обладал редким даром вознаграждать за верную службу. Исчезновение римской государственности поставило под вопрос само существование класса римских землевладельцев, поскольку вместе с государственностью исчезла и та правовая система, которая защищала его от внешних врагов. И хотя этот привилегированный класс сохранился, например, в королевствах вестготов и бургундов, так происходило далеко не везде. Политический переворот зачастую сопровождается социальной революцией, как это было в других регионах римского Запада. В постримской Британии, например, старый класс римских землевладельцев полностью исчез. Таким образом, даже если они всего лишь позволяли римским землевладельцам на местах жить по-прежнему, новые государственные образования, такие как королевства бургундов или готов, оказывали им величайшее благодеяние.

Историков порой приводит в изумление очевидная готовность представителей этого класса отказаться от своей лояльности по отношению к империи и заключить компромиссное соглашение с ближайшей более или менее значительной варварской властью. Предполагается, что это свидетельствует о катастрофической нелояльности по отношению к Римскому государству — наблюдение, ставшее частью повествования о крахе империи. Следовательно, римская Европа исчезла вследствие того, что ее элита перестала поддерживать прежний строй. На мой взгляд, сторонники подобных представлений не учитывают особенностей того слоя людей, чьи позиции в обществе базировались почти исключительно на землевладении. Земельная собственность является недвижимой по определению. Если вы не принадлежали к числу богатейших магнатов римского мира, которые владели землями на Востоке, в Галлии или Испании, когда римская государственность стала разваливаться, у вас оставался небогатый выбор. Вам предстояло либо наладить хорошие отношения с ближайшим варварским королем-завоевателем, чтобы гарантировать себе сохранение владельческих прав, либо проститься со своим элитарным статусом, которым вы обладали по праву рождения. Если в тот момент, когда империя рушилась у них на глазах, римские землевладельцы осознали, что у них есть очень незначительный шанс сохранить свою земельную собственность, они были обязаны им воспользоваться.

В своих отношениях с провинциальной аристократией Южной Галлии и Испании Эйрих располагал важным козырем. Все, что он должен был делать, — это неуклонно расширять подвластную ему территорию, — сравнительно легко, поскольку сокращение денежных поступлений означало, что римская администрация сможет выставить в поле очень немного солдат, — и землевладельцы поспешат к нему отовсюду. Кого-то не надо будет особо подгонять, некоторых придется долго уговаривать, однако большинство в конечном счете подчинится. Даже сам Сидоний перешел этот Рубикон. Возглавив сопротивление готской экспансии в Клермон-Ферране, он едва ли мог ожидать, что Эйрих будет к нему благосклонен, когда в 474–475 гг. город наконец оказался в руках готов. Разумеется, его отправили в ссылку, сначала в крепость близ Каркассона, а затем в Бордо. Там он пытался продолжить свои литературные занятия, однако, по его словам, «сон едва мог смежить мои отяжелевшие веки из-за шума, который тут же устраивали прямо над моей спальней две готские старухи — самые сварливые, пьяные и отвратительные создания из тех, что когда-либо видел свет». В Италии выражение «biberunt ut Gothi» — «пьют, как готы» — к VI в. вошло в поговорку. Письмо, из которого взят этот фрагмент, было отправлено Льву из Нарбонна — поэту, юристу и главному советнику Эйриха, вместе с экземпляром сочинения «Жизнь Аполлония Тианского», который был послан Сидонием по просьбе Льва. По сути, здесь и пролегла для Сидония дорога к освобождению. Эйрих был настолько занят, что сумел лишь мимоходом увидеться с Сидонием в Бордо — дважды за три месяца, однако у Сидония были друзья при дворе: Лев и еще один знаток литературы по имени Лампридий. Благодаря их заступничеству в конечном счете он легко отделался. Его имущество в Клермоне, которое очень просто могло быть конфисковано, было ему возвращено. В ответ Сидоний написал хвалебную оду:

«Наш повелитель и господин [Эйрих], даже он располагает совсем малым временем для отдыха, тогда как завоеванный им мир смиренно припадает к его стопам. Здесь, в Бордо, мы видим голубоглазого сакса… Здесь твой давний знакомый сигамбр{474}, который после понесенного поражения рассек мечом твой затылок… Здесь бродит герул с сине-серыми глазами… Здесь бургунд семи футов роста, преклонив колени, часто молит о мире… К этому источнику припадает и римлянин, ища защиты от скифских орд… К твоим ополчениям, Эйрих, взывают все».

Сидоний сначала послал эту оду Лампридию, в надежде, что тот покажет ее королю. Лампридий так и сделал. Эйрих, пожинавший плоды столь многих завоеваний, принял эту капитуляцию, выраженную в литературной форме, и могсебе позволитьбыть великодушным{475}. Скорее всего вряд ли он столь же легко прощал всех своих бывших врагов. Несомненно, в менее могущественных королевствах, чьи ресурсы были куда скромнее, римские землевладельцы оказались вынуждены принять от своих новых господ более жесткие условия, нежели те, что были предоставлены Сидонию.

Например, если сравнить с вестготами бургундов, то между 468 и 476 г. им весьма незначительно удалось расширить свои владения. Как и Эйрих, бургундский король нуждался в привлечении на свою сторону приверженцев из числа римлян, однако у него имелись и собственные служилые люди, которых надо было поощрять. И все это в условиях гораздо более скромной экономической базы! Результатом явился компромисс, отражение которого мы наблюдаем в одном из юридических кодексов вновь образованного Бургундского королевства — в «Книге конституций»:

«В соответствии с опубликованным указом было постановлено, что наши люди [бургунды] должны получить 1/3 рабов и 2/3 земли; всякий же, кто получил в дар землю и рабов от наших предшественников или от нас, не должен требовать себе 1/3 рабов и 2/3 земли там, где ему было оказано гостеприимство»{476}.

Хотя было бы желательно знать об этом больше, юридическая норма, к которой мы здесь обратились, позволяет понять, каким образом бургундские короли приступили к решению проблемы политического равновесия, которого требовало положение вещей. Около 20 лет назад историк Уолтер Гоффарт высказал мнение, что здесь стоит говорить скорее о распределении доходов, поступавших в виде налогов с римских городских общин (civitates), которые оказались под контролем бургундов, нежели о разделе земельной недвижимости. Это в высшей степени натянутая интерпретация, и, как высказывались с тех пор многие исследователи, нет никаких сомнений в том, что в данном случае следует вести речь именно о разделе земельной недвижимости, часть которой должна была перейти в руки свободных общинников из числа бургундов{477}.

В Бургундском королевстве произошел кардинальный передел земельной собственности. И, как свидетельствует упомянутый закон, это был опять-таки скорее процесс, нежели событие. Норма, в соответствии с которой новые владельцы получали 2/3 земельных владений и 1/3 работавших на земле держателей, относилась лишь к тем бургундам, у кого прежде не было ни земли, ни рабов. Кроме того, мы не знаем, касались ли указанные меры всех римских землевладельцев или в этом деле король практиковал избирательный подход. Впрочем, цена вопроса (возможность сохранить в своих руках хотя бы часть своих владений) была на первый взгляд сравнительно высока для римских собственников. С другой стороны, в позднейшем бургундском законодательстве странным образом отсутствуют какие бы то ни было упоминания о налогообложении, что само по себе может также иметь значение. В целом условия сделки, по-видимому, заключались в том, что взамен 2/3 своей земли собственник не только сохранял оставшуюся 1/3, но также освобождался от уплаты поземельного налога{478}. Если дело обстояло таким образом, то ситуация вовсе не была столь драматичной, как может показаться на первый взгляд. Начиная с 470-х гг., как свидетельствуют юридические памятники, Эйрих и его сын и наследник, Аларих II, тоже награждали своих приверженцев в Вестготском королевстве земельными пожалованиями{479}. Однако это королевство было гораздо обширнее, так что отбирать у римских землевладельцев столь значительную часть их земельной собственности вовсе не требовалось.

Так или иначе, в последний период существования римской власти на старых имперских территориях Южной Галлии и Испании засвидетельствован грандиозный раздел всей наличной недвижимости. Заинтересованные военные объединения играли мускулами, развязывая войны, в результате которых появлялись новые политические границы. Вестготы создали обширное королевство, тогда как бургундам пришлось удовольствоваться лишь Юго-Восточной Галлией. Севернее ситуация оставалась нестабильной. На северо-востоке формировалось государство салических франков, на северо-западе определялись границы королевства бретонцев. По-видимому, в то же время римское командование, под чьим началом находились остатки рейнской армии, по крайней мере на какой-то срок заложило основу политического образования к востоку от Парижа. Разгром армады Василиска в 468 г. положил начало завоевательным войнам Эйриха, походам франков и бургундов, а также последующему кардинальному разделу земельной собственности. В конечном итоге все это привело к перевороту в умах, равно как и к перекраиванию политических карт. Прежние варварские анклавы стали королевствами, римским землевладельцам пришлось сделать судьбоносный выбор, а центральная римская власть агонизировала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.