«Чекист отпущения»
«Чекист отпущения»
Обвинений, по сути, два: именно Рюмин виноват в фальсификации дел и в возрождении в МГБ пыток.
Первое высказано еще в знаменитой передовой от 6 апреля.
Док. 8.4. «Как могло случиться, что в недрах Министерства государственной безопасности СССР, призванного стоять на страже интересов Советского государства, было сфабриковано провокационное дело, жертвой которого явились честные советские люди, выдающиеся деятели советской науки?
Это произошло прежде всего потому, что не на высоте оказались руководители бывшего Министерства государственной безопасности. Они оторвались от народа, от партии, позабыли, что являются слугами народа и обязаны стоять на страже советской законности. Бывший министр государственной безопасности С. Игнатьев проявил политическую слепоту и ротозейство, оказался на поводу у таких преступных авантюристов, как бывший заместитель министра и начальник следственной части М. Рюмин, ныне арестованный. Рюмин поступил как скрытый враг нашего государства, нашего народа. Вместо того, чтобы работать по разоблачению действительных врагов Советского государства, действительных шпионов и диверсантов, Рюмин встал на путь обмана правительства, на путь преступного авантюризма. Поправ высокое призвание работников государственного аппарата и свою ответственность перед партией, перед народом, Рюмин и некоторые другие работники Министерства государственной безопасности в своих преступных целях пошли на грубейшие нарушения советской законности, вплоть до прямой фальсификации обвинительных материалов, посмели надругаться над неприкосновенными правами советских граждан, записанными в нашей Конституции».
По поводу фальсификации следственных материалов никто не спорит - вина за это лежит на Рюмине. Даже если он и выполнял чьи-то приказы - это не оправдание для суда, ибо он отлично знал, что нарушает закон.
А вот со вторым обвинением - в применении пыток, - вокруг которого и поднят основной шум, все гораздо запутанней. Оно подтверждается многими свидетельствами. Приведем некоторые из них.
1. Док. 8.5. Из письма Абакумова Берии и Маленкову. 18 апреля 1952 г.
«Дорогие Л. П. и Г. М. Два месяца находясь в Лефортовской тюрьме, я все время настоятельно просил следователей и нач. тюрьмы дать мне бумагу написать письма Вам и тов. Игнатьеву.
Со мной проделали что-то невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной, холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовывали таким образом, что я спал всего лишь час-полтора в сутки, и кормили отвратительно. На всех допросах стоит сплошной мат, издевательство, оскорбления, насмешки и прочие зверские выходки. Бросали меня со стула на пол... Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра. В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день), провел восемь суток. Установка включилась, холод в это время усиливался. Я много раз... впадал в беспамятство. Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортово таких холодильников не знал - был обманут. Этот каменный мешок может дать смерть, увечье и страшный недуг, 23 марта это чуть не кончилось смертью - меня чудом отходили и положили в санчасть, вспрыснув сердечные препараты и положив под ноги резиновые пузыри с горячей водой. Я все время спрашивал, кто разрешил проделать со мной такую штуку. Ответили: "Руководство МГБ". Путем рас-, спросов я узнал, что это Рюмин, который делает что и как хочет...
Прошу Вас, Л. П. и Г. М.:
1) Закончить все и вернуть меня к работе... мне нужно лечение.
2) Если какое-то время будет продолжаться эта история, то заберите меня из Лефортово и избавьте от Рюмина и его друзей. Может быть, надо вернуть в Матросскую тюрьму и дать допрашивать прокурорам...
Может быть, можно вернуть жену и ребенка домой. Вам вечно буду за это благодарен. Она человек честный и хороший.
Уважающий Вас В. Абакумов. 18 апреля 1952 г».
И сразу же любимый вопрос - о подлинности данного документа. На первый взгляд, он убедителен. Однако на второй убедительность несколько выцветает.
К письмам Абакумова из тюрьмы, как этому, так и другим, приложены сопроводиловки. На них стоит штамп секретариата Берии и написано, что Берия и Маленков ознакомились с этими жалобами, а потом передали их Игнатьеву. Стоит ли говорить, что сопроводиловки фальшивые? Даже не потому, что там какие-то не те подписи или штампы, и не из убеждения, что Берия и Маленков были «не такими людьми»... А просто потому, что следователям надо быть клиническими идиотами, чтобы передавать эти жалобы по назначению. Многолетняя практика советских органов безопасности показывает: после того, как в Кремль приходят подобные письма, чекистская карьера тех, на кого жалуются, заканчивается навсегда.
Естественно, следователи это понимали, и письма дальше Лубянки бы не пошли. Но ведь это понимал и Абакумов! Он-то отлично знал, что если применяют запрещенные приемы допроса, то жалобы на эти приемы адресатам не передадут. Тогда зачем он вообще их писал?
Умиляет также девическая невинность министра ГБ, который не только не ведает о существовании в Лефортово «холодного карцера», но не знает даже этого названия, равно как и прочей Лубянской терминологии - в документе нет ни одного слова на корпоративном языке МГБ. Еще умилительней его профессиональная неосведомленность, ибо он называет «чем-то невероятным» практику допросов, которая была в ходу если не при нем самом и не при Берии, то уж точно при Ежове. А ведь он работает в «органах» с 1932 года и наверняка имеет полное представление о «допросах с пристрастием» и методах, при них применявшихся. И кстати, описывая, что с ним делали на допросах, даже не упоминает, что эти методы строжайшим образом к применению запрещены.
Такое письмо мог бы написать профессор Гаспар из «Трех толстяков», буде его угораздило бы попасть в МГБ: батенька мой, что- то невероятное, меня бросали со стула на пол и три раза матом обложили - какая зверская выходка!
Да и по характеру не сходится. Абакумов - несгибаемый боец, из тех, что умирают, стиснув зубы на горле врага. Он выдержал все допросы, ничего не признав. Даже на последнем своем суде, отлично понимая, что обречен, боролся до конца и выслушал смертный приговор, не изменившись в лице. Отчаянные жалобы и умоляющий тон - совершенно не в его характере.
Да, но ради чего подделывать это письмо? Существенно в нем, кроме, конечно, подлой роли Маленкова и Берии, отсылавших эти крики о помощи обратно Игнатьеву, всего один кусочек: «Я все время спрашивал, кто разрешил проделать со мной такую штуку. Ответили: "Руководство МГБ". Путем расспросов я узнал, что это Рюмин, который делает что и как хочет...»
2. Кирилл Столяров в книге об Абакумове (с неожиданным для 90-х годов названием «Голгофа») приводит показания подполковника Миронова, начальника внутренней тюрьмы МГБ, данные им на допросе 4 декабря 1953 г.
Цит. 8.7.
«Меня вызвал заместитель министра полковник Рюмин и предложил подобрать двух надежных и физически сильных сотрудников... для выполнения важных оперативных заданий. На другой день я вместе с отобранными сотрудниками Кунишниковым и Беловым зашел к Рюмину, который разъяснил, что важное оперативное задание состоит в том, что мы, по указанию его, Рюмина, будем применять меры физического воздействия к арестованным. За это он пообещал в будущем предоставлять нам путевки в дом отдыха, денежное пособие и присвоить внеочередные воинские звания. В нашем присутствии Рюмин вызвал одного из сотрудников Следчасти по особо важным делам и предложил собрать и передать нам резиновые палки, что и было выполнено... В Лефортовской тюрьме мы разместились в кабинете № 29 и по указанию Рюмина подвергли избиению арестованных Абакумова, Бровермана, Шварцмана, Белкина и других...»
Кстати, эти показания походя опровергают то, что при Абакумове применялись пытки - ибо если это делалось, зачем заново создавать команду для выполнения «важных оперативных заданий». Почему не воспользоваться абакумовскими палачами? Может, их арестовали вместе с министром? Но ведь бьют не офицеры-следователи, а сержанты-надзиратели, этих-то зачем арестовывать?
Но это к слову, а странно здесь вот что. Формально Рюмин курировал работу тюремного отдела и имел право приказывать Миронову. Но Миронов сам не первый месяц в органах, отлично знает, что можно делать, а чего нельзя, и должен помнить, чем закончилась карьера ежовских палачей. Почему он выполняет заведомо преступные приказы, а не бежит к министру с ябедой, что мерзавец Рюмин понуждает его нарушить закон? Тот себе орден и карьеру зарабатывает, а Миронов-то ради чего должен под сроком ходить? Из-за приказа какого-то выскочки, вчерашнего следака из ОВД? Не вяжется. Миронов должен был, как минимум, потребовать подтверждения от более высокой инстанции - если, конечно, он сам не входил в команду...В общем, этот товарищ и без Рюмина хорош...
3. Напрямую обвиняет Рюмина «Берия» - кавычки здесь поставлены потому, что документ, о котором идет речь, также фальшивый. Бумаги, исходящие от Берии, определяются легче легкого - у него характерный стиль деловой переписки, очень четкий и выстроенный. Вроде бы и простой - а подделывается чрезвычайно трудно, ибо чтобы так писать, надо иметь соответствующую культуру мышления - а ее попробуй приобрети... Здесь же все расплывается, расползается, присутствует множество эмоциональных оценок и пр. Однако документ вошел в исторический оборот как подлинный - смотрите, даже палач Берия говорил то же самое, даже он возмущался!
Док. 8.6. Из «записки Берии» в Президиум ЦК по делу «врачей-вредителей».
«В результате проверки выяснилось, что все это дело от начала до конца является провокационным вымыслом бывшего заместителя министра государственной безопасности СССР Рюмина. В своих преступных карьеристских целях Рюмин, будучи еще старшим следователем МГБ, в июне 1951 года под видом незаписанных показаний уже умершего в тюрьме к тому времени арестованного профессора Этингера, сфабриковал версию о существовании шпионско-террористической группы врачей...
Для придания правдоподобности своим измышлениям Рюмин использовал заявление врача Тимашук, поданное ею еще в 1948 году в связи с лечением А. А. Жданова, которое было доложено И. В. Сталину и тогда же было направлено им в архив ВКП(б)...»
В этом документе вышла забавная вещь - столкнулись два разнонаправленных потока дезинформации. Цель у них одна - обелить Игнатьева (дело не просто так, а от начала до конца является провокационным вымыслом Рюмина), но в первом абзаце собак вешают на Рюмина, а во втором - на Сталина. Вышла форменная ерунда. Во-первых, если Сталин отправил письмо в архив ВКП(б), то откуда его взял Рюмин, имевший доступ только к архиву МГБ? Кто ему передал сию эпохальную жалобу? Выбор невелик - или Сталин, или Игнатьев. Но если документ ему дал один из этих двоих - то ведь наверняка не просто так, а для использования в работе и с соответствующими инструкциями. В чем тогда вина Рюмина?
Ладно, тут мы ответ как-нибудь измыслим. Допустим, в ходе проверки Лечсанупра раскопали материалы совещания от 6 сентября, вызвали Тимашук, у нее была копия и пр. Но ведь есть и «во-вторых»: если Сталин знал о письме и отправил его в архив, то почему генерала Власика в декабре 1952 года обвиняли в том, что он скрыл заявление Тимашук, не сообщив о нем «наверх»? В общем, снова вранье...
Я даже могу рассказать, как такие вещи получаются. Когда пишешь какую-нибудь заказную вещь, в ходе согласования заказчик сплошь и рядом указывает - мол, надо вставить то-то и то-то... Можно с ним спорить, доказывать, что получится хуже, а можно махнуть рукой и послушаться. В конце концов, он бабки платит, так что право имеет. Эту бумагу и так делал исполнитель невеликой квалификации (либо откровенный саботажник), а когда ему от заказчика велели вставить еще кусочек, он не стал спорить и послушно вставил. Что ему, больше всех надо?
...Впрочем, дальше еще интересней:
«Заручившись на основе сфальсифицированных следственных материалов санкцией И. В. Сталина на применение мер физического воздействия к арестованным врачам, руководство МГБ ввело в практику следственной работы различные способы пытки, жестокие избиения, применение наручников, вызывающих мучительные боли, и длительное лишение сна арестованных...»
Почему это интересно? Потому что когда мы пытаемся сориентироваться во времени, то получаем совершенно неожиданные результаты.
4. Возьмем еще одно свидетельство: письмо доктора Егорова Берии от 13 марта 1953 года.
Цит. 8.8.
«...Я поставил подпись, поскольку не видел иного выхода в этих невыносимых условиях, и как только я это сделал, мои отношения с Рюминым резко изменились... Если раньше он угрожал мне пытками... то теперь... его лицо выражало неприкрытую радость...
...Но на следующий день они снова стали меня бить. Не он лично, это делали другие в его присутствии... После таких, кажется двух, избиений Рюмин спросил: "Будешь ты, предатель, говорить?"...»
Брент и Наумов, люди чрезвычайно дотошные и скрупулезные, пишут, что избиения арестованных начались 12 ноября 1952 года. Рюмин в своих показаниях от 18 марта 1953 года утверждает:
Цит. 8.9.
«Министр вызвап меня 12 ноября. Он разговаривал со мной на повышенных тонах о телефонной беседе с товарищем Маленковым, который отдал ему приказ бить врачей смертным боем. Вскоре я спустился в тюрьму к Миронову, где они стали бить Василенко, Виноградова и запугивать Егорова в кабинете Миронова».
В середине избиения Василенко его вызвал Игнатьев и показал приказ о снятии с должности.
Даже если эти показания подделаны (коль скоро к пыткам пристегивают Маленкова, есть основания подозревать, что бумага была изготовлена не в 1953-м, а после 1957 года), то уж всяко не в пользу Рюмина. Тем не менее, исходя из них, получается нечто странное. Егоров пишет, что избивали его в присутствии Рюмина, причем утверждает, что били снова, то есть не в первый уже раз. А ведь допрашивать «с пристрастием» начали 12 ноября, а 13-го Рюмина сняли. На долгие допросы просто не остается физического времени. Их могло быть максимум два - вечером 12-го и утром 13 ноября.
Но в таком случае кто входил в «руководство МГБ», которое «ввело в практику различные способы пытки»? Заместитель Рюмина, и.о. начальника следчасти Соколов, который даже не имел должности замминистра? Первые замы Игнатьева - опытнейшие чекисты Гоглидзе и Огольцов? С ними вообще такая ведьмина пряжа получается, что этим вопросом надо заниматься особо. Одно ясно совершенно точно: если верны данные Брента и Наумова, что пытки начались 12 ноября, то «вводить в практику» их мог кто угодно, кроме Рюмина, покинувшего «органы» в середине следующего дня.
5. Пойдем далее. Занятную вещь пишет «Рюмин» в «объяснении по поводу снятия с должности» (это тот документ, который начинается «поэмой в прозе»). Цитирую:
Док. 8.3. Продолжение. «Еще большая моя вина состоит в том, что я, как справедливо нам было сказано, боялся запачкать руки при допросах опасных государственных преступников. Первый период после происшедших событий в прошлом году в МГБ СССР я считал, что такой метод в следствии исключен, и постоянно требовал от следователей творческой, инициативной работы, сбора документов, уличающих в преступлениях врагов, активной наступательной тактики при допросах, как обо всем этом сказано в наставлении следователю.
Я не говорил следователям, как они должны поступать в том случае, если опасный государственный преступник не сдается».
Дальнейший текст я привожу с купюрами, которые потом заполню.
«При расследовании дела Абакумова, а особенно дела террористов врачей я понял, что крайние меры в таких случаях необходимы и что мой взгляд... неправильный.
После этого я вынашивал мысль о том, что мне необходимо написать в ЦК свои предложения... В данном случае из-за боязни того, что мой поступок кому-то не понравится, я не осуществил своих намерений, но, как и всегда бывает, нас не стали ждать и справедливо поправили».
И что же получается, исходя из этого документа? А получается, что Рюмин вообще был против пыток! Между тем письмо явно фальшивое - и потому, что это образчик высоколитературного рюминского стиля, которым он не обладал, и, самое главное, по причине того текста, который содержится на месте купюр. Тем не менее, сами фальсификаторы, ни в коей мере не расположенные обелять Рюмина, пишут, что он только собирался применять эти методы. В самом худшем варианте, если мы поверим письму Егорова, получается, что все рюминские зверства ограничиваются одним-единственным допросом, во время которого он ухитрялся присутствовать одновременно в трех местах.
И, наконец, самое странное. Почему было заменено фальшивкой подлинное постановление о снятии Рюмина? Что бы там ни содержалось, снять его могли лишь по одной причине: не справился со своими обязанностями. Что в этом случае скрывать?
Ответ до смешного прост: отсутствие самого постановления.
Гипотеза. Игнатьев, которому уже конкретно пятки припекало, 12 ноября вызвал Рюмина и «на повышенных тонах» в ультимативном порядке потребовал пытать арестованных врачей - только со ссылкой не на Сталина или Маленкова, а на руководителей заговора. Или на обстоятельства, типа: «Ты что, не понимаешь, если эти м... не расколются, к весне мы сами будем на Лубянке!» Поговорили хорошо, так, что Рюмин, озверев от беседы, отправился к Миронову и дал соответствующее распоряжение.
Однако в дело вмешалось неожиданное обстоятельство. Рюмин - человек кабинетный, начинал работу в НКВД уже при Берии, никогда не видел пыток и не знал, как это выглядит в реальности. Хвост ему Игнатьев накрутил крепко, и он сам принял участие в «острых» допросах. Продержался до середины дня 13 ноября, а потом пошел к Игнатьеву и заявил, что больше работать в МГБ не будет.
Игнатьев согласился - хотя бы потому, что давить на человека, находящегося в таком состоянии, опасно. Кто его знает - вдруг он психанет и отправится прямо к прокурору? Министр без слова подписал заявление. Как он там со Сталиным объяснялся, неведомо - но как-то объяснился. Условие было одно - молчать. (Конец гипотезы.)
Учитывая, что после ухода Рюмина как раз и начался беспредел, можно предположить, что он не только не провоцировал беззаконие, но в какой-то мере сдерживал его.
Еще более любопытна дальнейшая судьба этого человека. Ка- кое-то время Рюмин ходил без работы, а потом вдруг оказался... в роли контролера в Министерстве государственного контроля! Ничего себе, поворот судьбы! Как он туда-то попал?
Гипотеза. Рюмин оказался в отчаянном положении - без работы, без денег. Кроме того, он, по-видимому, сообразил, зачем так срочно понадобилось раскручивать «дело врачей», а после появления передовой от 13 января мог догадаться и о встречной игре Сталина. Не надо забывать, что он был опытным контрразведчиком. С одной стороны, Рюмин понял, в какую мерзость вляпался, с другой - близился срок окончания следствия, прокурорская проверка и все оргвыводы, которые за этим последуют. А то, что собак станут вешать на начальника следчасти, можно было и не сомневаться.
Окончательно изнемогая под грузом всех этих обстоятельств, Рюмин решился на предательство. Куда идти? Путей было два. Официальный - в прокуратуру, которая обязана надзирать за следствием, и рациональный - в Министерство государственного контроля, глава которого имел прямой выход на Сталина. Он выбрал второе. Почему? Ведь Сафонов тоже пришел бы к вождю. Возможно, раз
гадка в личности министра госконтроля - Всеволод Меркулов, бывший министр ГБ, был для чекистов своим и скорее мог войти в положение запутавшегося работника «органов», чем прокурор. Да и по-человечески он был чрезвычайно симпатичен - спокойный, вежливый, доброжелательный к людям. Рюмин мог надеяться, что Меркулов не только доведет до Сталина информацию, но еще и как-то поможет в жизни. И Меркулов, действительно, помог.
Если гипотеза о предательстве неверна, трудно объяснить, почему, всемерно спасая Игнатьева, хрущевцы хладнокровно и жестоко утопили Рюмина, да еще и взвалили на него ответственность за пытки - то есть поступили, как с врагом. Своих подставлять нельзя - это закон функционирования любой команды.
Кстати, вспомним напоследок слова Серго Берия (Цит. 4.7.).
«В тот день, по предложению отца, было назначено расширенное заседание Президиума ЦК, на котором планировалось обсудить деятельность министра государственной безопасности СССР С.Игнатьева и его заместителя М.Рюмина с целью установления их личной вины в фабрикации ряда дел...».
Но, простите, Рюмин уже три месяца сидел на Лубянке с предъявленными обвинениями! Какое может быть «установление личной вины»? Разве что перераспределение, перенос основной вины с Рюмина на Игнатьева - как оно наверняка и было в действительности.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.