Тревожная ночь на 12 июля 1943 г.
Тревожная ночь на 12 июля 1943 г.
Время начала контрудара, с которым командование фронта связывало столько надежд и считало главным событием ближайших суток, неумолимо приближалось. Подготовительная работа подходила к завершению. Однако ряд важных вопросов решить не удавалось, это становилось все более очевидным к вечеру 11 июля. А примерно за шесть-семь часов до момента перехода войск фронта в контрудар оперативная обстановка начала резко обостряться и напрямую влиять на планы командования Воронежского фронта. В результате на оставшиеся не решенными вопросы организационного характера наложились проблемы, возникшие после прорыва полосы 69-й А в ночь на 12 июля. Это заставило Н. Ф. Ватутина изменить задуманный план и заметно ослабить главную контрударную группировку.
Но прежде чем рассказать об изменениях, произошедших буквально за несколько часов до атаки, обратимся к тому главному, что удалось добиться командованию фронта к исходу 11 июля, а что так и осталось на бумаге. Главное — штаб фронта, учтя неудачный опыт прошлых контрударов, смог решить две важнейшие проблемы. Во-первых, все соединения, включенные в состав контрударных группировок, сосредоточились перед участками ввода в бой на расстоянии: стрелковые дивизии до 6 км, танковые корпуса до 30 км и находились там не менее суток. Таким образом, появилась возможность ударить «сжатым кулаком», а не «растопыренными пальцами», как это было раньше. Во-вторых, все танковые соединения главной и вспомогательной группировок были подчинены единым центрам управления — штабам 1-й ТА и 5-й гв. ТА, с которыми они установили все виды связи и за сутки до начала контрудара получили от них основные приказы и распоряжения. Была решена и еще одна важная проблема: за исключением 10-го тк и 201-й тбр подвижные соединения, запланированные для использования в первом эшелоне, главными силами непосредственно в боях в этот момент не участвовали. Хотя в отдельных случаях их подразделения командование пыталось привлечь для отражения незначительных атак противника, а экипажи танковых бригад 5-й гв. ТА после марша имели двое суток на отдых, осмотр техники и текущий ремонт. К утру 12 июля все танковые соединения, кроме 201 — й тбр 7-й гв. А, находились во втором эшелоне и в дальнейшем были введены в бой по классической схеме — с исходных позиций во втором эшелоне обороны. Следовательно, ситуация для контрудара, который проводился в ходе столь тяжелой оборонительной операции, была достаточно редкая. Надо отдать должное командованию фронта: в непростых условиях отражения вражеского наступления и организационной чехарды внутри штаба фронта оно сумело в целом справиться с этой задачей.
Вместе с тем остался целый ряд существенных вопросов, не проработанных должным образом, как на уровне командующего фронтом, так и управлений штаба фронта, которые оказали серьезное влияние на исход контрудара. К проблемам «первой категории» относился вопрос о подчинении 184-й, 219-й, 204-й и 309-й сд.
С точки зрения интересов проводимой оборонительной операции передача этих дивизий 6-й гв. А и возврат в ее состав «родной» 71-й гв, сд были понятны и вполне обоснованны. При любом исходе контрудара операция полностью не завершалась. За один день, это все понимали, противника на исходные рубежи при всем желании отбросить было невозможно. Поэтому укрепление обороны по всему фронту «вмятины», которую продавил 48-й тк, и фактическая передача ответственности за его удержание от 1-й ТА 6-й гв. А и 5-й гв. А, было решением правильным и дальновидным. Особенно если учесть высокие потери соединений М. Е. Катукова.
Документы, доступные сегодня исследователям, свидетельствуют о том, что проблемы с переподчинением 204-й и 309-й сд из 1 — й ТА в 6-ю гв. А были вызваны различными взглядами на дальнейшее проведение операции на правом фланге фронта. Речь шла об ответственности за оборону на направлении главного удара 48-го тк. Участок по обе стороны Обоянского шоссе в 1 км севернее Новоселовки удерживал 3-й мк и 309-я сд. До 11 июля они находились в подчинении только командующего 1-й ТА. Передача их в разные армии могла создать проблему с управлением, как это происходило в войсках, находившихся северо-западнее от шоссе. Соединения и части, занимавшие оборону на рубеже: выс. 232.8, Калиновка, Круглик, Новенькое, подчинялись разным армиям 6-й гв. А и 1-й ТА и решали общую задачу, но по-разному. Нередко были случаи, когда находившиеся рядом части получали распоряжения, которые не согласовывались с намерением соседей по обороне. М. Е. Катуков считал подобное положение недопустимым, за удержание столь важного рубежа должна отвечать только одна из армий, и просил руководство фронта ответить — правильно ли он оценивает ситуацию. Если верно, то 204-я и 309-я сд должны подчиняться ему, если нет — 3-му мк необходимо сдать свой участок войскам 6-й гв. А и полностью выйти во второй эшелон. В условиях, когда сил и так не хватало, этот вариант был изначально неприемлем.
Проблема со 184-й и 219-й сд была иной. Её суть заключалась в том, кто будет участвовать во фронтовом контрударе на правом фланге фронта: 6-я гв. А и 1-я ТА или 40-я А и 1-я ТА. К. С. Москаленко очень хотелось быть причастным к столь грандиозному событию, каковым являлась Курская битва, но до последнего момента это сделать не удавалось. Поэтому руководство 184-й и 219-й сд в ходе фронтового контрудара такую возможность представляло. Отсюда и ходатайство об отмене приказа. По-иному ситуацию оценить сложно.
Н. Ф. Ватутин понимал беспокойство М. Е. Катукова, но считал, что этот вопрос будет решаться после контрудара. Сейчас главное — собрать стрелковые дивизии в один кулак, а танковые и мехсоединения в другой и вместе ударить, то есть успешно провести контрудар. А вопрос, кто кому будет подчиняться, если противника разбить не удастся, решится потом. Этот подход трудно назвать дальновидным и продуманным. Отсутствие четкой, однозначной позиции руководства фронта и затягивание передачи подтверждения приказа сыграло отрицательную роль в ходе реализации замысла контрудара.
Подтверждение из штаба фронта прежнего распоряжения о передаче всех четырех дивизий командованием 6-й гв. А было получено очень поздно — в 4.00. Почему так долго решался этот вопрос, до конца выяснить не удалось. Возможно, это связано с технической проблемой. Согласно боевому донесению штаба фронта на 24.00 11 июля, связь штаба с фронтом и 1-й ТА, и с 6-й гв. А с 20.00 11 июля прервалась, поэтому документы доставляли офицеры связи.
Таким образом, к первоначально определенному сроку перехода в контрудар — 3.00 12 июля — группировка 6-й гв. А была не подготовлена. Все время, пока шло согласование, дивизии основными силами находились во втором эшелоне и на исходные позиции стали выдвигаться лишь после 4.00, а своих районов достигли между 11.00 и 13.00. Ситуация с 309-й сд оказалась еще сложнее, для ее переподчинения потребовался еще один, дополнительный приказ из штаба 6-й гв. А, который был направлен в 8.00. Все это наложило негативный отпечаток на организацию ввода в бой всей вспомогательной фронтовой группировки. Выполнение плана контрудара полностью было сорвано и по времени и по месту. Так, 10-й тк должен был действовать совместно с 219-й сд, но ни к 3.00, ни к 8.00, и ни даже к 10.00 дивизия перейти в контрудар оказалась не в состоянии. Еще в более сложное положение из-за опоздания 184-й сд попал 5-й гв. Стк. Из-за того, что в его составе не было даже полсотни танков и незначительное число пехоты, соединение самостоятельно действовать не могло. Всё это привело к тому, что главная задача, решения которой добивался штаб фронта — организовать одновременный сильный удар двух основных контрударных группировок, к рассвету 12 июля решить не удалось.
Все те же организационные проблемы осложнили формирование и третьей группировки для так называемого сковывающего контрудара в полосе армии генерала М. С. Шумилова. Обратимся к отчету офицера Генерального штаба при штабе 7-й гв. А майора Люкшина:
«…Решением командующего в ночь на 12.07.43 г., 49-й ск (111-я и 270-я сд) со средствами усиления занимают исходное положение для контрнаступления на рубеже: отм. 209,6, Гремячий, МТС, отм. 202.9 и с утра 12.07.43 г. переходят в контрнаступление в общем направлении: Крутой Лог, Разумное, Дальние Пески с задачей — выйти на тылы группировки противника, действующей северо-восточнее Белгорода.
Войска 49-го ск, продвинувшись местами от 2 до 3 км, в дальнейшем не имели успеха. Закрепившись на занятом рубеже, вели интенсивный огневой бой с противником.
49-й ск стал занимать исходное положение для контрнаступления в ночь с 11 на 12. 7. 43 г. (к этому времени 49-й ск вошёл в состав 7-й гв. А).
Личной проверкой установил, что 111-я и 270-я сд поспешно занимали новый рубеж. В 3.00 12.07.43 г. части 270-й сд были подтянуты полностью, но связи с новым КП кед еще не имели. 111-я сд упустила ночное время сосредоточения и смены частей и отдельными подразделениями производила смену уже в светлое время. К 8.00 12.07.43 г. артиллерия 111-й сд не была еще установлена и окопана; бойцы бродили по полю, демаскируя свое сосредоточение. Противник воспользовался таким состоянием 111-й и частично 270-й сд и открыл интенсивный огонь из шестиствольных минометов. Внезапность была потеряна. Части стрелковых дивизий до самого перехода в контрнаступление находились под сильным воздействием минометного и ружейно-пулемётного огня.
До назначенного часа атаки (10.00 12.07.43 г.) оставалось 40–50 минут, а дивизии 49-го ск еще не собрали свои приданные части.
270-й сд по приказу командира стрелкового корпуса придавались 201-я тбр и 132-й батальон ПТР, последний так и не участвовал в боях, так как его не нашли, а 201-я тбр к этому времени еще некоторыми своими подразделениями не была сменена (201-я тбр до перехода в подчинение 49-го ск занимала рубеж обороны непосредственно на передовой линии).
201-й тбр требовалось необходимое минимальное время для приведения себя в порядок, но эти элементарные правила не были выполнены, так как времени не оставалось.
Таким образом, сосредоточение дивизий 49-го ск и некоторых частей усиления прошло недостаточно организованно и чрезвычайно поспешно, что не привело к желаемому успеху»[258].
Тем не менее вечером 11 июля главное внимание командования Воронежского фронта и Генерального штаба было приковано к ситуации, складывавшейся в полосе 69-й А южнее Прохоровки. После получения от Манштейна в ходе совещания подтверждающего приказа о продолжении наступления в направлении Прохоровки, командир 3-го тк генерал Г. Брейт отдал приказ усилить нажим на оборону русских. В 16.00 группа до 25 танков из его корпуса прорвала передний край второго армейского оборонительного рубежа западнее Шляховое и начала стремительно продвигаться в глубь обороны армии генерала В. Д. Крючёнкина в направлении сел Верхний Ольшанец и Ржавец. Параллельно его 19-я тд нанесла удар вдоль поймы Северного Донца, а в районе с. Киселево ее подразделения даже попытались форсировать реку и прорваться в глубь обороны 48-го ск 69-й А к с. Гостищево. Обстановка усложнялась с каждым часом и грозила перерасти в неуправляемый процесс. В 21.30 генералы В. Д. Крючёнкин и С. П. Иванов в ходе переговоров докладывали Н. Ф. Ватутину:
«Николаев. Что имеете нового по вашему левому флангу? Удалось ли остановить противника? Какие меры дополнительно предприняли? Имейте в виду, что танковый полк KB (262-й отп. — В.З.) Шумилова находится в 3 км восточнее Мясоедово. Непосредственно южнее Короча имеются по одному полку 30-й и 31-й ибр, в которых имеется в каждом по 4 орудия. Срочно их возьмите и бросьте с 10-й ибр или на другие направления по вашему решению. Все. Николаев.
Иванов. Крючёнкин. Докладываю. Полностью подтверждается наблюдение пехоты и показания пленных, что на этом направлении действует до 250 танков противника, по последним данным, около 100 развернувшихся танков противника ведут бой южнее сел Верхний Ольшанец, Раевка, Коминтерн. До 20 танков противника обошли опорный узел Верхний Ольша-нец с запада и направляются на Казачье. К данному времени находятся 1,5 км севернее Верхний Ольшанец. Горячев со штабом с места ушёл. По донесениям командиров, наблюдающих картину боя, 92-я гв. сд в беспорядке отходит в северном направлении. Авиация противника нанесла удар по Казачье — около 100 самолетов, Верхний Ольшанец, Ломово — по 30 самолетов по каждому. Приняты меры;
— 10-я ибр по тревоге поднята и уже отправлена, в 21.30 выступила из Корочи с задачей: выйти на основной оборонительный рубеж 69-й армии по линии: Выползовка, 1-й Ново-Александровский Выселок, Свиридово, Подсумки, и прикрыть основные направления на Александрову, Подсумки;
— Горячеву отдано распоряжение: если не поздно, то один полк направить в Верхний Ольшанец, решение в течение ночи;
— 305-ю сд вывести на ранее занимаемые ею и подготовленные ею рубежи обороны: Выползовка, Подсумки, Алексеевка, Плоское;
— 94-й сд для обороны иметь один полк по Разумное на фронте: Шуховцово — Мазикино-Шейно, второй полк — там, где он стоит на рубеже: Шейно, Ушаково, и третий полк — на реке Корень на фронте /иск./ Плоское, Новоселовка;
— 31-я ибр: половину бригады придаем 94-й гв. сд и половину выдвигаем на рубеж: Алексеевка — Плоское. 8 орудий, которые находятся в стадии формирования, ставятся для непосредственной защиты Корочи;
— Отходящую 92-ю гв. сд будем собирать в районе: Рынденк, Ржавец, Гнездиловка, Киреев. Сейчас весь штаб будет разбит на группы и на ночь будет направлен в войска для выполнения вот этого решения;
— 81-ясд получила приказ: занять рубеж: Кривцово, Верхний Ольшанец, Ново-Оскочное, у неё в наличии один сводный полк пехоты и всего 6 орудий, из них только 2 дивизионных (76-мм ПТО. — В.З.).
— Ещё дополнительно, быть может, что-нибудь удастся выкроить из других соединений. 89-ю гв. сд растягиваем по реке Северный Донец до Собынино. Все. Просьб никаких нет. Будем принимать все меры для выполнения этого решения. К вечеру сегодня со всех соединений неслись вопли о непрерывной бомбёжке авиацией боевых порядков. Просьба с утра прикрыть.
Николаев. Действуйте энергичнее, чтобы выполнить изложенное вами решение. Не открывайте фланга Шумилова. Потребуйте от войск организованности. Имейте в виду, что в Район Красное (5 км юго-западнее Прохоровка) к утру 12 июля выйдет мехкорпус Ротмистрова. Авиация будет прикрывать, Ротмистров начал действовать в районе Прохоровка (речь идёт о выдвижении по приказу A. M. Василевского 18-го тк в первый эшелон обороны у Прохоровки. — В.З.). Эти действия будут продолжаться рано утром. Все. Сейчас будем применять и другие мероприятия. Не бросать ни в коем случае материальную часть.
Коючёнкин. Иванов. Все ясно. Приступаем к исполнению. До свидания»[259].
Приведённая стенограмма — это рабочий документ, он не рассчитан на широкую аудиторию, поэтому обычных преувеличений и передергиваний здесь практически нет; что знали реально, то и обсуждали. Он красноречиво свидетельствует, в каком тяжелом положении находилась в этот момент 69-я А. Обращают на себя внимание те скудные силы артиллерии, которые выделяются для удержания рубежей. Руководство армии и фронта собирает по всему участку обороны поштучно противотанковые орудия. Но, к сожалению, большим армия не располагала, чтобы остановить 3-й тк. В тот момент ничем не мог поделиться и фронт. Н. Ф. Ватутин и так передал В. Д. Крючёнкину последнее — 10-ю оиптабр полковника Ф. А. Антонова, которая предназначалась для усиления 5-й гв. ТА.
Ещё до полуночи поступили данные о распространении танков неприятеля в направлении на Корочу, а чуть позже стало известно и о выходе их к Казачьему. Начал вырисовываться значительный масштаб прорыва — немцы овладели Казачье (7 км южнее с. Ржавец[260]) и двигаются к Ржавцу (20 км южнее ст. Прохоровка), а это уже третий армейский рубеж обороны. И, что самое опасное, — рядом нет достаточных сил, которые могли быть оперативно введены в бой, чтобы остановить продвижение танковой группы врага. 10-я оиптабр была ещё в пути, о нахождении единственного танкового соединения 69-й А — 96-й отбр генерал-майора В. Г. Лебедева не было ничего известно. По предварительным данным, его батальоны выходили с территории, занятой противником.
О происшедшем штаб фронта немедленно доложил в Москву. Советское Верховное командование отнеслось к этому сообщению очень серьезно. Свидетельство тому директива, подписанная И. В. Сталиным в 1.15 12 июля командующему Степным фронтом. В этом документе генерал-полковнику И. С. Коневу ставилась задача: силами 47-й А, 3-го гв. мк и 1-го мк уничтожить вражескую группировку, которая прорывала фронт 69-й А.
Информация из армии В. Д. Крючёнкина поступала с каждым часом все тревожнее и тревожнее. Оценки сил противника, действовавшего на этом направлении, колебались от двух пехотных и одной танковой, до двух-трех танковых и двух пехотных дивизий. Между 2.00 и 3.00 стало известно, что немцы прорвались через р. Северный Донец у с. Киселево и бой идет уже в глубине обороны 48-го ск у с. Гостищево. Разведка докладывала о скоплении значительных сил танков в районе: Верхний Олыианец, Казачье. Одновременно особый отдел 69-й А доложил, что значительное число личного состава 92-й гв. и часть 305-й сд в беспорядке отходят с передовой в тыл, руководство армии спешно готовит заградотряды и подтягивает имеющиеся поблизости силы.
Вполне логично, что в такой обстановке встал вопрос о целесообразности контрудара, но сначала Н. Ф. Ватутин принял решение перенести время его начала с 3.00, как планировалось, на 10.30 12 июля.
Поздним вечером 11 июля Н. Ф. Ватутин и A. M. Василевский находились в штабе фронта, шла оценка ситуации и набрасывался план дальнейших действий. Определенного решения сразу выработать не удалось. Не хватало данных из 69-й А, её штаб докладывал невнятно, было невозможно понять, насколько изменилась ситуация. Но то, что прорыв повлияет на план действий фронта 12 июля, было уже очевидно. Стояла задача минимизировать потери от действий противника на юге. После полуночи было сделано главное — согласован страховочный вариант со Сталиным и командованию Степного фронта из Москвы было отдано распоряжение о выдвижении войск на скороднянское и новооскольское направления. Это обстоятельство придало уверенность, что даже если немцы действительно сумели бы перебросить одну-две свежие танковые дивизии в этот район, как докладывала разведка, все равно удастся удержать неприятеля в системе армейских рубежей и не допустить выхода его танковых соединений на оперативный простор. Теперь необходимо было выработать решение об оптимальном использовании резервов Ставки.
При обсуждении рассматривался вариант перенесения сроков контрудара. Но руководство фронта от него отказалось по ряду причин. Во-первых, огромная военная машина была запущена, и отмена привела бы к сбою в её функционировании. Не было сомнения в том, что немцы после рассвета перейдут в наступление на Прохоровку, танкистам пришлось бы сдерживать его на неподготовленных рубежах. А учитывая, что 11 июля дивизия А. С. Жадова чуть не оставила противнику не только свои позиции, но и станцию, на пехоту, пока она основательно не вкопается в землю, надежды мало.
Для перенацеливания всей танковой армии, которая находилась уже на исходных позициях, потребовалось бы много времени, да и отводить ее в светлое время суток перед носом у противника опасно. В то же время сосредоточение нескольких сот танков на ровной, малолесистой местности перед фронтом грозило значительными потерями.
В ходе совещания незримо присутствовал такой важный фактор, как мнение Верховного. Ведь само командование фронтом предложило провести контрудар, при этом начальник Генштаба его поддержал, а теперь, через двое суток, ставится вопрос о его отмене. В таком случае у Иосифа Виссарионовича вполне может возникнуть вопрос: «А насколько можно доверять мнению Генштаба и командованию фронта в этой ситуации, если они не могут спрогнозировать действия противника на два-три дня вперёд?»
Не секрет, что среди командующих фронтами существовало негласное соперничество, которое поддерживал и использовал в собственных интересах И. В. Сталин. В этом своеобразном соревновании не учитывались особенности боевых действий, местность, силы врага или потери, важен был только результат. Именно от него зависело и мнение Верховного о способностях генерала или маршала, и соответственно награда. В проходившей оборонительной операции Воронежский фронт явно отставал, да и войск использовал больше, чем Центральный, поэтому Н. Ф. Ватутину было крайне важно окончательно остановить немцев под Прохоровкой.
О том, какое тяжелое моральное давление из Москвы он ежедневно испытывал, вспоминал Н. С. Хрущёв:
«К тому времени наше положение ухудшилось. Мы исчерпали свои резервы. Положение складывалось тяжелое, Москва проявляла нервозность. Помню, как перед моим отъездом к Катукову мы с Ватутиным разговаривали со Сталиным. Потом взял трубку Молотов. Молотов всегда в таких случаях вел разговор грубее, чем Сталин, допускал оскорбительные выражения, позволял себе словесную бесконтрольность. Но чего-либо конкретного, кроме ругани, мы от него не услышали. Он ничем не мог нам помочь, потому что в военных вопросах был нулем, а использовался в таких случаях как бич, как дубинка Сталина. В оскорбительном тоне он говорил с командующим, потом со мной. Не хочу допускать в свою очередь неуважительных выражений в его адрес, потому что при всех его отрицательных качествах Молотов, по-своему, был честен, а его преданность Советской власти не дает мне права отзываться о нем плохо, когда речь идет о войне. В кризисные моменты он проявлял грубость, но в спокойной обстановке — нет, и я понимал, что в те часы он мог только ругаться. Положение-то сложилось грозное, шутка ли сказать: три полосы обороны, где были почти сплошь расположены танки, противник „прогрыз“»[261].
Возможно, на Н. Ф. Ватутина и A. M. Василевского повлияли и другие, неизвестные пока обстоятельства, но в ночь на 12 июля все-таки было решено контрудар не отменять, а лишь перенести его начало на несколько часов и посмотреть, как будут вести себя немцы. Из 69-й А поступили данные о действии на стыке 48-го и 35-го гв. ск до 250 танков, столько же насчитывала разведка и юго-западнее Прохоровки. Высокая активность противника ночью в полосе армии В. Д. Крючёнкина явно свидетельствовала о начале его решительного рывка с юга. На рассвете следовало ожидать и сильной атаки корпуса СС. Поэтому у станции, где, судя по итогам боёв 11 июля, действовало наиболее сильное соединение врага, командование фронта рассчитывало встретить противника огнем танков с места двух корпусов П. А. Ротмистрова, а затем ударить сильным бронированным клином. Одновременно часть сил 5-й гв. ТА выделялась для блокирования прорыва на юге. Но после рассвета в обоих районах немцы вели себя достаточно спокойно, в том числе и в полосе 69-й А. В то же время авиаразведка 2-й ВА доложила об усилении вражеской группировки на юге, летчики насчитали уже более 400 единиц бронетехники. Как потом выяснится, враг их обхитрил, поставив вместо реальных танков макеты. Было принято решение: начать контрудар в 8.00, при этом, как и было запланировано, часть сил армии П. А. Ротмистрова направить Аля локализации прорыва в районе сел Ржавец и Авдеевка.
Что в действительности явилось тем фактором, который всё-таки заставил Н. Ф. Ватутина и A. M. Василевского пойти на риск, мы, вероятно, никогда не узнаем. Возможно, это были те очень значительные силы, которыми располагал фронт. Ведь, несмотря ни на что, основную стотысячную группировку под Прохоровкой все-таки удалось сохранить. На нашей стороне оставалось и численное превосходство в танках. Кроме того, определенный оптимизм придавали и выводы разведки. На их основании в итоговом боевом донесении 11 июля на имя И. В. Сталина командование Воронежского фронта сделало следующий вывод:
«Изменений в составе ударных группировок противника и подтягивания резервов из глубины за 11.7 не отмечено»[262].
Н. Ф. Ватутин, перед тем как подписать этот документ, внимательно ознакомился с ним, сделал несколько пометок, при этом особо выделил приведенные выше строчки, подчеркнув своим карандашом. К этому времени Николай Федорович уже знал о масштабном прорыве полосы 69-й А и, естественно, задавал себе вопрос: «Откуда враг взял эти силы, если резервы не подтягивались?» Но для размышления уже времени не оставалось, тем более эта информация разведки еще раз подтверждала довод, который он направил в Генштаб сутки назад, — ресурсы противника на пределе, он оголяет фланги и стягивает силы на острие ударных группировок. Через некоторое время документ ушёл в Москву.