Взятие Полоцка

Взятие Полоцка

В декабре 1562 Иван с 80-тысячным быстро отмобилизованным войском выступает в западном направлении. В январе 1563 русские полки выходят из Великих Лук на Полоцк, занимающий выгодное стратегическое положение и рассматриваемый царем как древнее владение Рюриковичей, как русский город, захваченный врагом. Взятие Полоцка было ключом для дальнейшего продвижения вглубь Белой Руси и в Прибалтику (он находится на Западной Двине, также как и Рига), это снизило бы угрозы тылам и коммуникациям русских войск в Ливонии.

Полоцк будут защищать наемные солдаты местного гарнизона и городское ополчение. В городе находятся две мощные крепости: Верхний замок с семью башнями и Нижний замок с пятью башнями. Деревянные стены окружают посад, Верхний и Нижний замки; они тянутся от реки Полоты до Западной Двины — такое укрепление в XVI веке называется острогом.

Перебежчик Богдан Хлызнев-Колычев, из числа ближних людей Владимира Старицкого, извещает полоцкого воеводу Станислава Довойну, старого знакомца московских бояр-оппозиционеров, о приближении русских войск.

Осада города начинается 31 января. Несмотря на тяжелый зимний переход, русские войска приступают к ней слаженно. Первого февраля двумя стрелецкими приказами (полками) В. Пивова и И. Мячкова взят Ивановский остров на р. Полоте. Четвертого февраля вокруг Полоцка воздвигнуты туры, в тот же день стрельцы под командование головы Ивана Голохвастова врываются в острог и занимают башню возле реки Двины.

Однако Иван Васильевич посчитал, что продолжение штурма чревато большими потерями и отозвал стрельцов. Царь никогда не заваливал врага трупами и не требовал от войск победы любой ценой.

Седьмого февраля из Великих Лук был доставлен «большой наряд», то есть крупнокалиберная артиллерия, и 12 февраля острог был взят. В плен попало от 12 до 20 тысяч защитников города. Ничего похожего на резню не произошло — а ведь массовое убийство пленных и мирных горожан было правилом в случае захвата поляками или шведами русских городов.

Затем начался обстрел полоцких замков пушками большого наряда — из орудий Кортуна, Орел, Медведь, стоящих за Двиной. Стреляли двадцатипудовыми ядрами, размером в «пояс человеку». 11 февраля, ближе к вражеской цитадели, были установлены две «ушастые» пушки и стеновое орудие. Замки также обстреливались мортирами, поставленными по периметру осады. 13 февраля по замкам, со стороны Великих ворот, стали палить пушки Кашпирова, Степанова и Павлин. В ночь на 15 февраля стрельцы разрушили часть стен, у замков, и утром литовский воевода Довойна сдал город царю.

Из трофеев Иван Васильевич взял себе 20 орудий, остальные, как и при взятии Казани, отдал воинству. За время осады Полоцка русские войска потеряли всего 86 человек — 66 стрельцов, 15 детей боярских, казацкого голову и четырех пеших ратников. Поистине блестящее, образцовое взятие города, гуманное, как по отношению к своим, так и к чужим.

Псевдорики, конечно, потом постарались напридумывать всяких ужасов, якобы случившихся при штурме Полоцка, но даже в этом не преуспели.

После взятия города Иван IV отпустил на родину поляков — 500 ратников с командирами.

А наказ царя полоцким воеводам от 1563 г. гласил, чтобы они творили в завоеванном городе суд скорый, правый и внимательный по местным обычаям.

Тем не менее, Карамзин, верный своей идее во всем чернить царя, пишет, что Иван «обещал свободу личную (гарнизону)… и не сдержал слова».

По страницам околоисторических книг кочует ужастик о том, что после взятия Полоцка, наслушавшись жалоб местных жителей на притеснения, чинимые еврейскими откупщиками, царь Иван велел утопить полоцких евреев в Двине. Однако Ю. И. Гессен в основательной «История еврейского народа в России», как и другие серьезные специалисты по еврейской истории, даже не упоминают о таком «факте».

Когда король узнал о потере Полоцка, то направил хану крымскому гневное послание, почему-де ты нарушил свое обещание пойти зимой на Москву. Но той зимой что-то, видимо, не заладилось в коммерческо-политической дружбе католического короля и крымского хана.

После взятия Полоцка в действиях русских войск наступает странная пауза. Она сыграла такую же крайне негативную роль для Москвы, как и перемирие 1559 г.