Глава 19 Ричард, герцог Аквитании, 1186–1187

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 19

Ричард, герцог Аквитании, 1186–1187

Генрих II постоянно обещал королю Франции, что будет выплачивать ежегодное пособие овдовевшей королеве Маргарите и женит Ричарда на Алисе. Он по-прежнему держал Алису при себе, а о женитьбе речь и не заходила. Более того, он, по-видимому, не выплатил Маргарите ни единого пенни. Филипп постоянно напоминал Генриху о его обещаниях. 10 марта 1186 года короли Англии и Франции, граф Фландрский и королева Маргарита встретились в Жизоре. Генрих еще раз пообещал выплачивать своей невестке 2700 английских фунтов в год и устроить свадьбу Ричарда и Алисы без промедления.

Филипп, в свою очередь, согласился отдать Жизор Генриху и его наследникам и никогда больше не предъявлять на него никаких прав[420].

К этому времени стало ясно, что только Ричард способен поддерживать в Аквитании порядок, ибо, как только он ее покинул, граф Раймонд Тулузский воспользовался этим и захватил Керси, расположенный севернее его графства, а люди, которым Генрих II поручил управлять Аквитанией, ничего не могли с этим поделать. Не вернув сыну ни титулов, ни земель, Генрих дал ему «бесконечную сумму денег» и послал усмирять Раймонда. Ричард, отчаянно проскучавший в Нормандии целый год, обрадовался возможности навести порядок в Аквитании, собрал войско и поспешил на юг.

Успокоив Филиппа обещаниями и поручив Ричарду заняться своим любимым делом, Генрих II отплыл из Барфлёра и 27 апреля высадился в Саутгемптоне. С ним уехала и королева Элеонора; давно уже миновали те дни, когда он в свое отсутствие доверял ей управление Аквитанией. С ними вместе вернулась в Англию их внучка Матильда. Ее отцу, герцогу Саксонскому, с помощью Генриха II удалось убедить императора отменить приказ об изгнании. Впрочем, изо всех его обширных владений ему был возвращен лишь Брунсвик. Прошлой осенью герцог Саксонский вернулся на родину, оставив в Англии жену и детей.

В Англии в то время семь епархий не имели епископов. Сразу же после своего возвращения Генрих собрал представителей духовенства для выборов. В Линкольнской епархии пост епископа оставался вакантным с 1166 года, когда умер Роберт Чезни, за исключением того времени, когда его ненадолго занял Уолтер Кутанс, ставший вскоре архиепископом Руанским. Жители Линкольна уже боялись, что их епархия (самая крупная в Англии) обречена на исчезновение, поскольку основная часть Линкольнского собора лежала в развалинах, а епископа в ней не было уже почти двадцать лет.

24 мая, на совете в Айншеме, неподалеку от Оксфорда, каноники Линкольна представили королю три кандидатуры: Герберта, архидьякона Кентерберийского, незаконнорожденного сына Ричарда Илчестерского, епископа Винчестера; Ричарда, королевского казначея и сына епископа Найгеля из Или; и Годфри Люси, одного из королевских юстициариев.

К глубочайшему изумлению каноников, Генрих отверг все эти кандидатуры. Он заявил, что все эти люди «уже достаточно богаты, поэтому он никогда не отдаст епархию ни из милости, ни кому-нибудь из своих родственников, ни по чьему-нибудь совету или просьбе, ни за деньги, а только тому, кого изберет сам Господь». В данном случае, объявил он, Господь избрал Хью, настоятеля маленького картезианского монастыря, основанного королем в Витеме. И Генрих II заставил каноников избрать своим епископом Хью[421].

Узнав об этом, тот преисполнился ужасом, но быстро сообразил, что надо делать. Хью отправил королю письмо, в котором писал, что выборы епископов должны проводиться не в королевском дворце или на совете епископов, а в палате капитула при соборе. А так как он был избран не там, где нужно, то от должности епископа он отказывается. Однако Генрих II послал каноников назад в Линкольн и приказал им избрать Хью там, где следовало. Получив известие о своем вторичном избрании, Хью ответил, что он дал обет во всем подчиняться настоятелю Шартрского аббатства и покинет Витем только по его приказу. Тогда король послал письма аббату с просьбой отпустить Хью со службы[422].

Примерно в это же время в Англию прибыли посланцы венгерского короля Белы III, который просил отдать ему в жены внучку Генриха II Матильду. Но английский монарх уже обещал ее Вильяму, королю Шотландии, если, конечно, папа даст разрешение на их брак, к тому же он не хотел посылать девочку в такую далекую страну и отдавать ее в жены неизвестному королю. Однако он увидел в предложении Белы возможность избавиться от постоянных жалоб короля Филиппа. Он предложил венгерскому посольству отправиться в Париж и повидаться с французским королем, который имел очень красивую сестру, вдову старшего сына Генриха. Филипп с радостью согласился отдать Маргариту за венгерского короля, и 24 августа она уехала в Венгрию, в такую даль, что Генрих не сомневался, что больше никогда не услышит ее требований вернуть ее приданое или выплатить пособие, которое он ей обещал[423].

Папа отказался дать разрешение на брак Матильды и короля Вильяма. Когда тот приехал в Лондон, Генрих II с большим сожалением сообщил ему, что их свадьба не состоится. Но он не хотел терять такого союзника и предложил ему жениться на Эрменгарде, дочери виконта Ричарда Бомона, сына Констанции, внебрачной дочери Генриха I. Вильям согласился, и Генрих отправил к виконту гонцов, которые должны были сообщить ему о том, какую блестящую партию он составил его дочери[424].

В августе король получил известие о том, что 25 июля ирландцы убили Хью Лейси. Он очень обрадовался этому, ибо Джон, которому он безоговорочно доверял, сумел раздуть подозрения отца по отношению к Лейси и свалить на него всю вину за свой провал в Ирландии, заявив, что тот «помешал ирландским князьям прислать ему дань и заложников»[425]. Джон так убедительно лгал, что Генрих, так и не сумевший понять, что представляет собой его младший сын, решил снова послать его в Ирландию и отдать ему обширные владения Хью в Мите[426].

Но прежде чем Джон сумел наломать новых дров, Генрих II получил известия, которые заставили его отказаться от посылки сына в Ирландию. Джефри Бретонский, обозленный трепкой, которую задал ему Ричард, явился к королю Филиппу, совершил перед ним оммаж за Бретань и, опираясь на его поддержку, начал вынашивать планы завоевания Нормандии. Филипп сделал его сенешалем Франции – эту должность занимал когда-то молодой Генрих – и начал обхаживать его, надеясь с его помощью сокрушить короля Генриха II.

Джефри, как и его брат Генрих, обожал «эти презренные ярмарки, называемые турнирами». Во время одного из турниров в Париже несколько рыцарей опрокинули наземь коня Джефри и его самого и набросились на него. Он отказался уступить им, и «его затоптали копытами коней, и вышеупомянутые рыцари нанесли ему столько ударов, что он вскоре скончался». Джефри умер 19 августа 1186 года. Филипп велел похоронить его перед алтарем собора Парижской Богоматери и, если верить Джеральду Уэльскому, так сильно горевал, что его еле удержали от того, чтобы прыгнуть в могилу[427].

У Генриха II осталось теперь только двое сыновей, и он считал Джона таким бесценным сокровищем, что посылать его в Ирландию не рискнул. С тех пор он всегда старался держать его при себе.

В начале сентября в Англию приехал виконт Бомон со своей дочерью. Генрих, желая успокоить короля Шотландии, который не смог жениться на Матильде, постарался отпраздновать его свадьбу как можно пышнее. Он собрал в Вудстоке своих епископов и баронов, где 5 сентября архиепископ Болдуин Кентерберийский обвенчал Вильяма и Эрменгарду. Генрих отдал за невестой в приданое Эдинбургский замок, который перешел в его руки после восстания Вильяма. Он даже выехал из своего собственного дворца, чтобы новобрачным устроили там свадебный пир, для которого английский король закупил все необходимое.

А тем временем настоятель Большого Шартрезского монастыря приказал Хью занять пост епископа Линкольнского. Как избранный епископ Хью получил вызов на Большой совет в Мальборо. Несколько каноников Линкольнского собора приехали к нему в Витем, желая сопроводить его на совет, где должно было состояться его рукоположение, а потом и утверждение в должности епископа. Почтенные каноники, как и полагалось по их положению, облачились в роскошные одежды и приехали на конях, попоны которых сверкали золотом. Но к их ужасу, новый епископ в своей картезианской рясе из грубой шерсти взобрался на убогую клячу и уселся в самое обычное седло, а весь свой багаж, состоявший из поношенного плаща из овчины, похожий на те, что носят крестьяне, привязал сзади.

Таблица IX. Брак Шотландского короля

Всю дорогу священники умоляли Хью перебросить этот сверток хотя бы на одну из вьючных лошадей, которые везли их богатые одежды, но он делал вид, что не слышит их. Наконец, на подъезде к Мальборо, где король, епископы и бароны собрались на торжественное собрание, спутники Хью изловчились и перерезали веревки, которыми его плащ был привязан к седлу, и освободили епископа от груза, позорящего их в глазах короля и прелатов[428].

После окончания совета в Мальборо король и епископы отправились в Лондон, где 21 сентября архиепископ Болдуин рукоположил Хью в епископы Линкольнские. Увидев, что у того нет буквально ничего, кроме рясы, король приказал снабдить его богатым платьем, а также золотыми и серебряными сосудами, что обошлось ему в 23 фунта 6 шиллингов и 8 пенсов[429]. После этого Хью принял во владение развалины своего собора. Он был возведен на престол 20-го числа Гербертом, архидьяконом Кентерберийским, который имел право возводить в должность епископов южной провинции. Когда же Герберт потребовал от нового епископа обычных даров, Хью ответил: «Я заплачу за мой собор столько же, сколько я заплатил за свое избрание, и ни пенни больше»[430].

В отчетах казначейства за этот год мы находим единственное упоминание о последнем вкладе Генриха в судебное законодательство. Предыдущие ассизы, такие как «Новел диссейсин» и «Покойный предок», были посвящены спорам, которые касались вопросов землевладения. Их главная цель заключалась в том, чтобы заменить испытание поединком между обвинителем и обвиняемым на показания добропорядочных людей, давших присягу говорить только правду, которые хорошо знали обоих. Эта практика оказалась такой эффективной и справедливой, что Генрих в течение 1186 года решил распространить ее на все споры, касающиеся земель. Это не было еще судом присяжных в той форме, в какой мы его знаем, но король сделал огромный шаг в этом направлении. Великая ассиза, как ее впервые назвали в отчетах казначейства за этот год, требовала, чтобы группа законопослушных людей, принесших присягу, давала показания по делу, которое слушается в суде, перед королевским юстициарием. Выслушав их, он и выносил свой приговор. За эту процедуру приходилось платить, как и за все дела, слушавшиеся в королевском суде, поэтому имена тех, кто искал там справедливости, попали в отчеты казначейства[431].

После смерти Джефри король Франции Филипп уже не мог использовать его для организации новых мятежей в Бретани и Нормандии, однако он вскоре нашел новый повод для жалоб на Генриха. Теперь он требовал уже не только выдать замуж за Ричарда свою сестру Алису, но и заявил, чтобы ему, как сюзерену Джефри, отдали под опеку маленькую дочь графа Элеонору и до ее замужества всю Бретань. Он также потребовал, чтобы Ричард, изгнавший графа Раймонда Тулузского из Керси, прекратил воевать с его вассалом. Если тот не сделает этого, заявил Филипп, то в ответ он вторгнется в Нормандию.

Ситуация сложилась настолько серьезная, что Генрих отправил посольство, возглавляемое тремя самыми важными и опытными людьми в королевстве: Раннульфом Гленвилем, главным юстициарием страны, Вильямом Мандевилем, графом Эссексом, и Уолтером Кутансом, архиепископом Руанским, которые должны были успокоить Филиппа. С огромным трудом им удалось уговорить французского короля согласиться на перемирие до 11 января 1187 года[432].

Король и его сын Джон встретили Рождество в Гилфорде. На следующий день Генриху сообщили, что в Англию прибыли два папских легата. Он посылал Хью Нонанта, вновь избранного епископа Ковентри, к новому папе, Урбану III, который 1 декабря 1185 года взошел на апостольский престол взамен умершего Луция III. Хью Нонант отвез ему просьбу короля разрешить возвести его сына Джона на ирландский престол. Урбан не только даровал свое разрешение, но и послал с кардиналом Октавианом золотую корону, украшенную павлиньими перьями, для коронации принца. Король встречал легатов торжественной процессией в Вестминстерском аббатстве 1 января 1187 года. Он с благодарностью принял павлинью корону, но обстановка во Франции стала настолько опасной, что коронацию Джона решено было отложить до более подходящего момента[433].

Генриху и его советникам стало ясно, что только его присутствие в Нормандии заставит Филиппа хранить мир. Генрих II послал туда Джона, а сам принялся набирать отряд рыцарей и солдат, которые должны были сопровождать его туда. 17 февраля он высадился в нормандском порту, и около 25 марта они с Филиппом начали готовиться к переговорам, которые должны были начаться 5 апреля. А тем временем 29 марта, в день Пасхи, вдова Джефри, Констанция Бретонская, родила сына. Король приказал, чтобы его назвали Генрихом в честь его, но бретонцы, обезумевшие от радости и надежды, что этот мальчик освободит их от власти ненавистных нормандцев, «торжественно поклялись» окрестить его Артуром, в честь их национального героя. Позже в этом году Генрих отдал Констанцию в жены Раннульфу Блондвилю, молодому графу Честерскому[434].

Рождение ребенка не изменило намерений Филиппа, хуже того, он, встретившись с Генрихом близ Нонанкура, включил в свои требования отдать под его опеку и Артура. Генрих не согласился с этим; вернее, Филипп не желал больше покупаться на обещания Генриха, которые тот вовсе не собирался исполнять; обе стороны стали готовиться к войне. У Генриха было двести пятьдесят пеших сержантов, пятьдесят два – конных и три «командира этих самых сержантов», которых ему прислали из болот Уэльса[435].

Около 17 мая Генрих разделил свое войско на четыре армии. Одну он поставил под командование Ричарда, другую – Джона, третью – Вильяма Мандевиля и четвертую – своего канцлера и внебрачного сына Джефри. Ричард и Джон поспешили в Шатору, чтобы отразить нападение Филиппа на Берри. Как и предвидел Ричард, французский король нанес свой первый удар по этой провинции и осадил город Берри. Ричард и Джон послали гонцов к отцу, и он с огромным войском пришел к ним на помощь. Филипп отказался от осады города и приготовился к открытой войне. Это был исключительный случай, ибо в Средние века война состояла в основном из осад и отдельных стычек.

Пока обе армии стояли друг напротив друга, к Ричарду приехал его кузен, граф Филипп Фландрский, и напомнил ему о том, что все земли, которые он надеется получить после смерти отца, за исключением Англии, находятся во владении его сюзерена Филиппа, с которым он готовится вступить в битву.

«Милорд граф, – сказал Филипп, – мне и многим другим кажется, что ты совершаешь большую глупость и не прислушиваешься к добрым советам, придя сюда во главе армии, чтобы сразиться с твоим господином, королем Франции, от которого ты получил много подарков и надеешься получить еще больше. Как и почему он будет считать тебя своим другом и почему он должен будет одаривать тебя милостями, которых ты станешь от него ждать? Не надо презирать его из-за того, что он слишком молод. Он молод годами, но стар своей мудростью, упорен и настойчив в своих делах, никогда не забывает зла и всегда помнит об оказанных ему услугах. Поверь же тем, кто опытнее тебя. Я когда-то воевал с ним и затратил на это уйму денег, а теперь я об этом жалею. Как было бы чудесно и выгодно для тебя, если бы ты пользовался доброй волей и милостью своего господина!»

Ричард, прекрасно все это понимая, ответил так: «Если бы мне, как и полагается, была дарована милость моего господина, я бы пешком дошел до самого Иерусалима!»

«Тебе не надо идти туда пешком, – ответил граф Филипп. – Король Франции рядом, и тебе не надо ходить к нему, пешком или как-нибудь еще. Явись к нему в своих доспехах, верхом на коне с красивой попоной, и ты без труда завоюешь милость своего господина, ибо того желает Господь!»

Ричард прошел сквозь ряды французской армии, побеседовал наедине с королем Филиппом и вернулся к своим рыцарям. Не зная, каковы были результаты этой встречи, Генрих, «подозревая не мир, а предательство», пригласил к себе нескольких представителей французской знати. Дела его шли плохо, и он это знал. Никто уже не верил его обещаниям, которые он никогда не выполнял, и он хорошо понимал, что сам поставил себя в такое положение, когда война, самая настоящая, а не простая стычка на границе или легкая осада, стала совершенно неизбежной. Он не являлся талантливым полководцем, и его главной целью было любыми средствами избегать боя. Теперь он искал способ выпутаться из сложившейся ситуации и решил прибегнуть к уловке, на которую в свое время попался отец Филиппа.

Когда к нему явились архиепископ Реймсский, граф Теобальд Блуаский, граф Фландрский, граф Роберт де Дрё и несколько других аристократов, он сказал: «Мои господа, друзья и родственники! Признаюсь вам, что я грешник и до нынешнего дня вел жизнь, дурную во многих отношениях. Но теперь я решил исправить свою жизнь и свои ошибки и, пока у меня еще есть время, хочу помириться с Богом. У меня есть деньги и люди, и я отправлюсь воевать против язычников, если это придется по душе моему господину, королю Франции. Поэтому я прошу вас убедить моего господина от моего имени даровать мне два года перемирия. Если же он мне его не даст, то, вне всякого сомнения, Бог спросит его, почему он отказался помочь мне спасти свою душу. И вам тоже придется держать перед ним ответ, если вы не передадите мою просьбу королю».

И при мысли о том, до какого унижения он дошел, король разразился слезами.

Когда графы передали слова Генриха Филиппу, тот громко рассмеялся и спросил: «И вы ему поверили?» Приняв крест, Генрих уже столько раз обещал отправиться в Иерусалим, так что Филипп воспринял его новое обещание как глупую шутку. Неужели эти люди не понимают, что он опять решил всех одурачить?

Графы признались, что в искренность Генриха не верят, но им очень хотелось предотвратить войну, от которой никому не будет добра. «Он умолял нас передать тебе свою просьбу, и мы советуем тебе сделать так, как он просит, – ответили они, и Филипп согласился.

Однако когда они возвратились к английскому королю, то обнаружили, что он уже изменил свое намерение. Генрих начал понимать, что Филиппа, в отличие от его отца, короля Людовика, нельзя будет бесконечно водить за нос пустыми обещаниями. И если Филипп дарует ему перемирие при условии, что он отправится в Крестовый поход, то можно быть уверенным, что он не успокоится до тех пор, пока не заставит Генриха выполнить свое обещание. А отправиться в Святую землю для английского монарха было все равно что отказаться от своей короны. И он сообщил послам, что не хочет больше заключать перемирие, о котором он только что просил Филиппа. С большим сожалением они сообщили об этом королю Франции, который обрадовался, что Генрих отказался, – он жаждал битвы, а это говорило о том, что он не сомневался в своей победе. И на следующий день, рано утром, он выстроил свои полки в боевом порядке.

Узнав об этом, Генрих пришел в отчаяние; его охватил ужас при мысли о том, что решающая битва, которой ему удавалось избегать более тридцати лет, стала неизбежной. И тогда он вызвал к себе Ричарда. «Что нам делать? – спросил он. – Что ты мне посоветуешь?»

«Какой же я могу дать тебе совет, если вчера ты отказался от перемирия, о котором просил и которое было тебе даровано? Теперь мы уже не можем просить о перемирии, не рискуя навлечь на себя несмываемый позор!»

Но, увидев, что отец совсем растерялся, Ричард смирил свою гордость и сказал: «Хотя это и постыдное дело, милорд отец, я пойду к нашему повелителю королю, если ты этого хочешь, и попытаюсь убедить его даровать нам перемирие, о котором ты просил вчера».

Зажав в кулак самолюбие и гордость, Ричард пересек линии французской армии, отдал Филиппу свой меч, встал перед ним на колени и смиренно попросил о перемирии. Он обещал, что если его отец каким-нибудь образом его нарушит, то он сам явится в Париж и предстанет перед судом Филиппа. Посовещавшись со своей знатью, король Франции с большой неохотой пообещал Ричарду заключить перемирие. Обе армии, радуясь, вернулись к себе домой. Филипп увез с собой в Париж герцога Аквитанского, якобы для того, чтобы продемонстрировать всем согласие, воцарившееся между ними, но, скорее всего, для того, чтобы держать его в качестве заложника[436].

Пока Ричард гостил в Париже, Филипп «долгое время оказывал ему такие почести, что ежедневно они ели за одним столом из одной тарелки, а ночью укладывались спать в одной постели. И король Франции любил его, как свою собственную душу, и они так сильно любили друг друга, что, видя всю силу любви, связывавшей их, господин король Англии терялся в догадках, что же это такое»[437]. Генрих даже отложил свое возвращение в Англию, желая увидеть, к чему приведет их неожиданная близость[438].

Заполучив к себе в гости герцога Аквитанского, хитроумный Филипп решил попытаться превратить его в наследника молодого Генриха и Джефри и подтолкнуть к мятежу против отца, чтобы лишить того власти и забрать себе все его земли во Франции. Этот план отец Филиппа составил уже более двадцати лет назад. Поэтому французский король показал Ричарду письмо, которое прислал ему Генрих перед встречей в Шатору, предлагая свои условия мира. Одним из этих условий был брак Джона и Алисы, с которой герцог был обручен уже восемнадцать лет. Генрих обещал отдать молодоженам все свои земли, за исключением Англии и Нормандии[439].

Ричард не проявлял никакого интереса к Алисе, и, возможно, ему было совершенно безразлично, за кого она выйдет замуж. Но, узнав, что отец собирается лишить его наследства, о чем он давно подозревал, он просто затрясся от ярости. Генрих посылал гонца за гонцом, призывая его к себе. Но герцог, убедившись в предательстве отца, уехал в Шинон, захватил там казну и, бежав в свое любимое Пуату, принялся вооружать свои замки.

Генрих продолжал слать к нему гонцов, уверяя в своей любви и добрых намерениях и обещая выполнить все его просьбы. Ричарду всегда было трудно поверить, что остальные люди не такие прямодушные, как он. В конце концов он решил, что его подозрения по отношению к отцу лишены всякого основания. А когда он уступал, то уступал от всего сердца. Он встретился с отцом в Анжере, «где сын стал послушен своему отцу и на глазах у многих поклялся ему в верности против всех людей, положив руку на Евангелие. Он поклялся также во всем слушаться советов отца»[440].

Осенью до Западной Европы дошли известия о несчастьях, постигших Святую землю. Еще до того, как патриарх Гераклиус вернулся из своей неудачной поездки в Англию, в марте 1185 года смерть избавила короля Балдуина IV от мук. Ему наследовал Балдуин V, восьмилетний сын его сестры Сибиллы и Вильяма Монферратского. Но в августе 1186 года этот болезненный мальчик умер, и Сибилла передала корону своему второму мужу, Ги де Лузиньяну.

4 июля 1187 года Саладин при Хаттине разгромил христианскую армию и захватил не только короля Ги, но и самую почитаемую реликвию христианского мира – Истинный крест. Говорят, что папа Урбан III, узнав об этом, 20 октября умер с горя. Два дня спустя его канцлер, кардинал Альберт, который в Авранше снял с Генриха проклятие, был избран новым папой под именем Григорий VIII. Он пробыл понтификом менее двух месяцев и 17 декабря умер, а 19 декабря на папский престол взошел кардинал Паоло Сколари, приняв имя Климент III[441].

Ричард получил известие обо всех этих бедах в один из вечеров в начале ноября. На следующий день рано утром он принял крест из рук епископа Турского Варфоломея[442]. Это было не пустое обещание отправиться в Святую землю, какие его отец раздавал направо и налево; с того дня жизнь Ричарда потекла совсем по другому руслу. До этого у него была одна забота – как можно лучше управлять своим герцогством и, по мере сил, срывать все отцовские планы в отношении себя; с тех пор он дал клятву, что будет сражаться, но не с мятежными баронами, а с самим Саладином.

Узнав о том, что Ричард принял крест, Генрих пришел в ужас и четыре дня не прикасался к делам[443]. Поспешное решение сына грозило погубить все, что он создавал в течение стольких лет. Ведь прежде чем Ричард отправится в свое опасное путешествие, нужно будет уладить множество вопросов: кто станет наследником трона; какие земли будут входить в империю Генриха на момент его смерти; что делать с Алисой и какой линии поведения придерживаться в отношениях с королем Филиппом.

Генрих провел Рождественскую курию в Кане, а потом отправился в Барфлёр, собираясь отплыть в Англию. Наверное, он надеялся, что все эти сложные вопросы решатся сами собой. Но в Англию он не попал; ему сообщили, что Филипп собрал армию и собирается напасть на Нормандию и опустошить ее, чтобы заставить Генриха сдать ему Жизор или безо всякого промедления выдать Алису замуж за Ричарда[444].

22 января оба короля встретились в Жизоре для переговоров. Но не успели они приступить к обсуждению волновавших их вопросов, как в Жизор приехал архиепископ Тирский, который сообщил им, что 2 октября 1187 года Иерусалим был захвачен неверными. Узнав об этом, короли поняли, что не смогут спокойно сидеть и обсуждать свои ссоры, которые на фоне такого несчастья показались им мелкими и незначительными. Генрих и Филипп приняли из рук архиепископа крест. Их примеру последовали герцог Бургундский, графы Фландрии и Блуа, архиепископы Руана и Реймса и почти все присутствовавшие при этом дворяне[445]. Генрих попал в ловушку и вынужден был принять решение, которого он так долго избегал. У него не было никакого желания идти в поход, но он не смог бы называть себя христианином, если бы стоял в стороне, когда Филипп и другие клялись освободить Святую землю.

Генрих и Филипп договорились отправиться в Крестовый поход на Пасху 1189 года и для оплаты расходов наложить на всех своих подданных налог в размере десятой части всего их имущества. Английскому и французскому королям было вполне достаточно того, что они обещали начать поход через год после Пасхи. Все, кто хорошо их знал, прекрасно понимали, что это означает какое-то неопределенное время в будущем или вообще никогда. Ричард же, дав клятву, отступать не собирался и хотел как можно скорее отправиться в путь, то есть летом того же года.

Однако прежде, чем покинуть Аквитанию, ему надо было решить две проблемы. Прежде всего, нужно было раздобыть денег. Кроме того, он был старшим сыном короля, которому шел уже пятьдесят пятый год (что считалось весьма преклонным возрастом в те времена), и как сын короля, который неоднократно, по необъяснимым причинам, упорно отказывался назвать имя своего преемника, Ричард должен был урегулировать вопрос о своем наследстве. Без этого он не мог отправиться в поход на край света, оставив дома отца с младшим сыном, которому Генрих всегда демонстрировал явное и совершенно необъяснимое предпочтение.

Ричард попросил отца ссудить ему денег под залог своего герцогства или разрешить занять нужную сумму у того, кто верен королю и ему самому, опять же под залог Аквитании. Кроме того, он попросил, «поскольку собирался отправиться в дальнее и опасное путешествие и опасался, как бы его долгое отсутствие не стало причиной злостных махинаций с его собственностью», разрешить ему принять клятву верности от вассалов отца, английских и французских, в знак признания его наследственных прав, «помимо тех клятв, которые они приносили его отцу».

«Вместе, мой дражайший сын, – ответил Генрих, – вместе, а не поодиночке, отправимся мы в путь и будем распоряжаться не только деньгами, но и всеми необходимыми для нашего путешествия вещами, как и полагается [отцу и сыну]. Ты не будешь нуждаться ни в чем, что я имею в изобилии, ибо ничто, кроме смерти, которая никого не щадит, не сможет нас разлучить».

Это была конечно же прекрасная речь, но Ричард понял, что получил полный отказ. Ни помогать ему, ни обеспечить его будущее отец не желает. «Получив в ответ на свою просьбу отказ, граф наконец осознал, что отец завидует ему и ненавидит его, и сын покинул отца, душой и телом». Ричард вернулся в Пуату и занялся подготовкой к путешествию, к которому стремился всей душой, а его отец 29 января отбыл в Англию[446].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.