Глава 1 Генрих, сын императрицы, 1133–1148

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1

Генрих, сын императрицы, 1133–1148

Когда 1 декабря 1135 года, объевшись миногами после целого дня охоты, умер король Генрих I, Англия, которой он тридцать пять лет правил тяжелой рукой, была богатой и процветающей страной, где проживало около двух миллионов человек[1]. В наши дни плотность населения в этой стране составляет около тридцати человек на квадратную милю, а в XII веке на такой площади проживал всего лишь один человек. К тому же люди распределялись по территории Англии совсем не так, как сейчас. Все население Лондона умещалось на одной квадратной миле, обнесенной стенами. Такие густонаселенные города, как Ливерпуль, Бирмингем и Манчестер, которые выросли в годы промышленной революции, либо еще не появились, либо были лишь деревнями; обширные территории на севере страны после разорения, учиненного Вильгельмом Завоевателем, оставались безлюдными. Благодатный климат, плодородные почвы и мир, установленный жестокой рукой Генриха I, привели к процветанию, которого не знали раздираемые междоусобицами государства по другую сторону Ла-Манша. Англия была в основном сельскохозяйственной страной; главной статьей экспорта и главным источником ее дохода оставалась овечья шерсть.

Страну в ту пору покрывали густые леса. Люди жили, как правило, в небольших деревушках, домики которых теснились вокруг церкви и дома помещика. Деревни окружали поля, на которых крестьяне работали сообща, и луга, где они пасли свой тощий скот. Большинство жителей составляли конечно же англичане, которые были так сильно запуганы своими нормандскими господами, что подчинялись им беспрекословно. Литературный английский, самый красивый и богатый язык Западной Европы, практически полностью исчез. На нем писали лишь несколько монахов из Питерборо, который стал одним из последних оплотов старой английской культуры. Нормандцы, составлявшие крошечный процент населения страны, но занимавшие все ведущие посты в церкви и государстве, разговаривали на нормандском диалекте французского языка. Духовенство в качестве письменного языка использовало искаженную латынь, пригодную, без сомнения, для передачи информации, но не обладавшую гибкостью, красочностью и поэтическим великолепием английского языка.

Общество было очень жестко стратифицировано. На самом верху располагались король, несколько графов, менее двух сотен великих баронов и высшие прелаты церкви. Эти люди входили в состав Большого совета, который собирался, чтобы вместе с королем обсудить государственные дела.

Великие бароны в большинстве своем являлись потомками тех, кто вместе с Вильгельмом I завоевал Англию или присоединился к нему позже, во время великого захвата земель, последовавшего за разгромом англичан. Когда Вильгельм I Завоеватель делил английские земли, все англосаксы, выступавшие против него с оружием в руках, лишились своих земельных владений. У всех сколько-нибудь значимых английских землевладельцев отобрали земли и передали королю. Вильгельм I разделил земли Англии таким образом, чтобы примерно две седьмых перешли в собственность его самого и членов его семьи; другие две седьмых были переданы церкви, а оставшиеся три седьмых поделили между соратниками Завоевателя[2]. Люди, державшие земли короля, назывались баронами. Полученные ими земли стали источником обеспечения баронов и их приближенных всем необходимым для жизни. За это бароны обязаны были, когда возникала необходимость, воевать в составе королевской армии и приводить с собой своих рыцарей. Кроме того, лично или посылая определенное число рыцарей, они обязывались участвовать в охране королевских замков по всей Англии, а также являться по вызову ко двору короля Вильгельма.

В первые, неспокойные годы, сразу же после завоевания, когда нормандские пришельцы были еще врагами, проживавшими среди покоренного народа, настроенного по отношению к ним враждебно, рыцари занимались охраной баронских земель. Но прошло несколько лет, жизнь стала безопасной, и бароны начали передавать рыцарям часть своих земель, на которых те могли хозяйствовать самостоятельно. Рыцари, державшие землю своего господина, обязаны были служить в его войске.

Вся система землевладения и сложившихся на ее основе взаимоотношений носила исключительно военный характер. Бароны были военачальниками, которые приводили отряды своих рыцарей в войско короля и сражались в бою рядом с ним. Рыцари являлись отличными бойцами, с детства обученными военному делу, и прекрасными наездниками, которые умели обращаться с тяжелыми щитами и мечами с той легкостью, которая дается путем долгих тренировок. А ведь кольчуги в ту пору доходили до самых колен! Военные умения человека были самыми главными. О бароне судили по тому, сколько людей он приводил с собой и как ими командовал, о рыцаре – как он проявил себя в битве. В этом обществе не было места людям, не умевшим воевать. Если молодой человек из хорошей семьи не чувствовал в себе призвания к рыцарскому делу, то ему оставалось лишь одно – уйти в монастырь, и чем скорее, тем лучше.

Обученные воевать, жившие ради войны, рыцари и бароны не знали, чем занять себя в мирное время. Некоторые рыцари обращали бьющую в них энергию на управление своими поместьями. Другие отдавали себя в распоряжение короля и занимали должности на его службе в качестве шерифов или судей. Но когда поблизости не было никакого врага, они, в силу своих природных склонностей, по любому пустяку затевали ссоры со своими соседями. Именно так проводили свое время люди военного сословия Нормандии, и так же поступили бы нормандские бароны, переселившиеся в Англию, если бы ее король не подавлял междоусобные войны твердой рукой. Бароны неоднократно восставали, и страх, что они могут снова объединиться против королевской власти, заставлял Генриха II жестоко пресекать все их свары, которые легко могли превратиться в войну против него.

Оставленные на произвол судьбы, лишь изредка привлекаемые королем на военную службу в Нормандии, английские графы, бароны и рыцари в мирное время предавались своим любимым развлечениям. Они пировали, играли в азартные игры и пьянствовали в продуваемых всеми ветрами деревянных замках, стоявших на холмах и окруженных деревянным палисадом и рвом. Облачившись в ярко-алые, зеленые или красновато-коричневые плащи, трубя в рога вместо фанфар, окруженные роем охотников и сворами лающих гончих, они с утра до вечера предавались охоте. В лесах Англии в изобилии водились олени и дикие вепри, защищенные специальными законами. За незаконное убийство, например, оленя, следовало быстрое и ужасное наказание: смерть для простых людей и огромные штрафы для представителей знати. Каждый барон владел собственным лесом, который охраняла его стража, и сам он и его рыцари при любой возможности отправлялись туда поохотиться.

Когда не было войны, бароны вершили суд и расправу над своими подданными не только как владельцы земли, но и как феодальные владыки. Своей властью они улаживали споры, карали преступников и решали все вопросы, переданные на их суд. Государь требовал, чтобы определенные виды преступлений передавались в королевский суд, и прилагал все усилия, чтобы сохранить мир в стране, но бароны упорно сопротивлялись любым попыткам королевского правосудия проникнуть в их владения. Постоянные трения между готовыми открыто восстать баронами и королем, стоило ему только ослабить поводья, проистекали главным образом из стремления баронов стать почти самовластными повелителями своих владений и соответственного желания короля распространить свою власть и господство на все королевство.

На плечах рыцарей, помимо военных обязанностей, лежала основная часть административной работы в графствах. Они заседали в судах своих графств и сельских сотен, выступая в качестве свидетелей, расследуя преступления и выдвигая обвинения. Они оценивали стоимость земель и, что важнее всего, являлись достойными доверия людьми, которые помнили о том, как обстояли дела в прошлом, чью землю держал тот или иной человек и на каких условиях.

В этой тяжелой и неоплачиваемой работе, на которой зиждилась вся структура местного управления Англии, рыцарям помогали «свободные и законопослушные люди», приводившие в исполнение решения суда. Это были мелкие держатели земель, сдававшие свои наделы в аренду на самые разные сроки и порой пополнявшие свои доходы работой за плату. Особым классом свободных людей были бюргеры; их количество и богатство постоянно возрастали, но они почти не участвовали в управлении, поскольку в его основе лежала идея сельской сотни и графства как административной единицы.

Самой мелкой единицей землевладения, помимо встречавшегося изредка свободного держания, был манор. В него обычно входила деревня и окружавшие ее поля, хотя, по мере усложнения системы, деревня делилась на два или несколько маноров. Хозяин манора мог быть последним звеном в цепи, которая состояла из короля, графа, барона и неопределенного числа рыцарей, а мог получить свою землю и непосредственно от короля. Если он имел всего один манор, то обычно и жил в нем, принимая активное участие во всех его делах; если же он имел несколько маноров, то назначал управляющего (бейлифа) для каждого из них и переезжал из одного в другой, потребляя всю их продукцию на месте.

Самой распространенной системой земледелия была система неогороженных участков, которые после снятия урожая превращались в пастбище. Земля манора обычно делилась на три больших поля, два из которых засевали различными культурами, а третье лежало под паром. На следующий год поля менялись. Каждый арендатор или виллан (зависимый крестьянин) и сам хозяин земли (лорд) имели определенное число наделов. Их площадь равнялась примерно той, что можно было вспахать за один день. Основной доход лорда поступал от продукции, выращенной на его земле, то есть с барской запашки, которую обрабатывали для него вилланы.

Пейзаж тогдашней Англии сильно отличался от современного. Вместо сравнительно небольших полей, разделенных изгородью, которые составляют самую характерную и самую красивую часть современного ландшафта, повсюду простирались большие открытые поля маноров. Их окружали леса, у которых они медленно, но верно отвоевывали землю.

На самом дне социальной лестницы находились крестьяне, составлявшие более половины населения. Они получали землю от владельца манора и за это обязывались определенное число дней обрабатывать его поле, а также несли другие повинности, которые менялись от поместья к поместью. Крестьяне были привязаны к земле, то есть не могли покинуть ее без разрешения хозяина. Они не были рабами, но подвергались многочисленным унижающим их поборам. Например, после смерти хозяина они обязаны были отдать самую лучшую голову своего скота; если они хотели вступить в брак с человеком из другого манора, то должны были испросить согласия своего лорда.

Жизнь крестьян была так тяжела, что превращалась в самую настоящую борьбу за существование. Питались вилланы тем, что выращивали на своих наделах, которые чередовались на поле с наделами лорда и односельчан на манер лоскутного одеяла. Крестьяне выращивали пшеницу, овес, ячмень, рожь, горох и бобы. Помимо лошадей и быков, которых запрягали в плуг, они держали коров, свиней, овец и домашнюю птицу, если, конечно, могли себе это позволить. Мясо крестьяне ели очень редко; основными продуктами питания считались хлеб и сыр, каши, яйца, а для тех, кто обитал по берегам рек или морей, – рыба. Леса были полны дичи, но крестьянам она не доставалась. Свою одежду – похожие на халаты блузы и шерстяные штаны – они шили из грубой ткани, которую ткали дома из шерсти своих овец. Их жизнь не выходила за пределы деревни и окружавших ее полей и пастбищ. В свободное время (если оно у них появлялось) крестьяне развлекались борьбой и игрой в мяч, а по большим праздникам накачивались пивом. Англичане славились своим пьянством; этот обычай ввели в стране датчане[3].

Кроме светских сословий, существовало еще и духовенство. Оно охватывало большую группу людей – от простого приходского попа, жившего немногим лучше крестьянина, до высших прелатов церкви, дававших советы королю и часто служивших у него министрами. Священнослужители были единственными образованными людьми и поэтому занимали многие важные посты в правительстве. В центрах образования – монастырях и школах при соборах – могли преподавать только люди духовного звания.

Однако духовенство не было однородным. В самом низу располагались приходские попы, которые не имели никакой надежды подняться на ступеньку выше и считали за большую удачу, если им удавалось передать свои приходы сыновьям. Наверху находились влиятельные церковные сановники, которые вышли из тех же самых нормандских семей, что и рыцари и бароны. Некоторые из них мало чем отличались от баронов, состоявших в церковных орденах. Они строили и укрепляли замки, накапливали столько богатств, сколько им удавалось урвать, и открыто нарушали принцип безбрачия, который церковь пыталась навязать всем своим служителям. Имелись среди них и «святые», отличавшиеся строгим образом жизни и высокой ученостью, а также те, что обладали административными талантами, и ставили их на службу своей епархии, монастыря или короля.

Графы, бароны и рыцари; горожане, свободные люди и крепостные крестьяне; епископы, попы и монахи – все они были связаны между собой, невзирая на различия в языке и образе жизни, одной земной церковью и преданностью одному королю, считавшему Англию своей личной собственностью.

Не важно, кто держал землю и на каких условиях, ибо вся земля в стране в результате завоевания Вильгельмом Англии стала собственностью короля. Система землевладения в этом государстве и сейчас прочно покоится на этом принципе. «Держателем всей земли в стране, прямо или косвенно, является корона»[4]. Король распределял ее на определенных условиях, и, если последние не выполнялись, земля возвращалась к нему. Он был истинным владельцем земли, а бароны – просто арендаторами. В этом и заключалась сила монарха; король Англии всегда мог потребовать беспрекословного подчинения от своих баронов и привести их к повиновению, если в этом возникала необходимость. Он был не просто феодальным сюзереном, а королем, который имел право отбирать землю у самых знатных и самых богатых своих подданных.

Таблица I. Короли Англии 1066–1189 гг.

Генрих I никогда не колебался, если надо было воспользоваться этим правом. За тридцать пять лет его царствования бароны много раз поднимали восстания, и он подавлял их, отбирая всю землю у зачинщиков и отправляя их в ссылку. Но теперь Генрих I был мертв, и его тело, лишенное внутренностей, пропитанное солью и завернутое в прочные шкуры, лежало в Каене рядом с могилой отца, а слуги ждали только попутного ветра, чтобы отвезти его в Англию и предать земле.

Он имел не менее двадцати бастардов, но законным сыном был только один. Его звали Вильгельм, и он утонул на «Белом корабле» в 1120 году. Поэтому все надежды возлагались на другого законного ребенка Генриха I, дочь Матильду, которая в 1114 году вышла замуж за Генриха V, германского императора. Когда в 1125 году император умер, Генрих I вызвал свою овдовевшую бездетную дочь к себе. Он заставил всех членов совета, епископов и баронов, поклясться, что «если он умрет, не оставив наследника мужского пола, то они немедленно и безо всяких раздумий провозгласят Матильду, бывшую императрицу, своей королевой». Первым, кто дал такую клятву, был зять Генриха Дэвид, король Шотландии; второй – его племянник Стефан, граф Булонский[5]. После этого король потребовал от своей дочери, чтобы она произвела на свет наследника престола, и выдал ее замуж за сына графа Анжуйского Фулька V, Жоффруа (Годфри).

Согласия Матильды на этот брак, как и согласия Жоффруа, никто не спрашивал. Она была на десять лет старше своего мужа. С восьми лет Матильда жила в Германии, став в двенадцать германской императрицей. Она выучила немецкий язык и усвоила местные обычаи. Матильда вела себя крайне высокомерно, что очень нравилось ее немецким подданным, но ужасно раздражало всех других людей. Свой брак с пятнадцатилетним подростком, захудалым графом, ставшим ее консортом, она расценила как небывалое унижение, ибо до самой своей смерти продолжала считать себя императрицей.

Несчастная пара обвенчалась в Ле-Мане в 1128 году. Вскоре после этого, сделав все, что может сделать отец для своего сына, граф Фульк, легкомысленный вдовец, передал ему свои графства Анжу и Мэн Жоффруа, предоставив ему полную свободу действий, и уехал в Святую землю, где женился на дочери иерусалимского короля Балдуина, после смерти которого сам сделался королем.

Хотя жена считала Жоффруа мальчишкой, он был графом Анжу и Мэна в своем собственном праве. Прожив с Матильдой один год и устав от ее невыносимой спеси, он сказал ей, чтобы она убиралась из Анжу, что она может вернуться в Англию, если захочет, а еще лучше – в Германию, ибо она постоянно хвалилась, что после смерти императора немцы умоляли ее остаться и править ими. В любом случае он отказывался жить с ней и терпеть ее присутствие в своем графстве.

Матильда нашла пристанище в Руане, главном городе герцогства Нормандия, принадлежавшего ее отцу. Генрих I летом 1131 года увез ее с собой в Англию, хотя проблема с наследником так и не была решена. Эту проблему решил сам Жоффруа – он объявил, что разрешает жене вернуться; наверное, он думал, что за два года раздельной жизни она изменилась.

Перед тем как отправить свою дочь мужу, король Генрих 8 сентября 1131 года заставил своих епископов и баронов принести ей клятву верности как наследнице престола. Они уже один раз приносили подобную клятву; теперь пришлось ее повторить. Епископы и бароны сделали это с большой неохотой. Женщина еще никогда не правила Англией, и перспектива такого правления вызывала у всех большие опасения. Особенно если королевой станет такая женщина, как Матильда. Она обладала женской красотой, мужским умом и непомерным самомнением, в котором способна была затмить самого Люцифера. Тем не менее, нравилось это баронам или нет, им пришлось принести Матильде клятву верности, после чего «дочь короля отослали к ее мужу, который принял ее с высокомерной гордостью, достойной такой мегеры»[6].

Матильда ни капли не изменилась, но Жоффруа решил, что и из неудачной сделки можно извлечь выгоду. В конце концов, такой пригожий молодец, как он, которого все звали не иначе как Жоффруа Красивый, не обязан хранить верность жене-мегере. Пусть Матильда занимается детьми, а он будет развлекаться, где только сможет.

Их первый сын, Генрих, названный в честь своего деда, появился на свет 5 марта 1133 года в Ле-Мане. 1 июня 1134 года Матильда родила второго сына, Жоффруа. Роды оказались такими трудными, что императрица чуть не умерла. И только в августе 1136 года она родила своего третьего сына, Вильяма.

Тем временем 1 декабря 1135 года умер король Генрих I. «Хорошим он был человеком, и многие перед ним трепетали: в его время ни один человек не причинял другому зла, – пишет о нем автор английской хроники. – Он даровал мир людям и оленям»[7].

В этот критический момент, когда весть о смерти короля разнеслась по всей Нормандии, а оттуда дошла до Англии, человек, которого никто никогда не считал наследником престола, быстро сел на корабль в порту Виссан и под сверкание молний и такой оглушительный гром, что всем казалось, будто мир вот-вот полетит в тартарары, высадился в Англии, предъявив свои права на корону. Стефан, граф Булонский, был третьим сыном Аделы, дочери Вильгельма Завоевателя, и Стефана, графа Блуа. К тому же он был любимым племянником Генриха I, который воспитал его при своем дворе, дал ему образование вместе со своим несчастным сыном Вильямом и собственноручно возвел в рыцари. Генрих наделил его обширными владениями в Англии и Нормандии и женил на Матильде, единственной дочери и наследнице графа Юстаса Булонского, чей титул и земли он в свое время унаследовал.

Ничто, однако, не говорило о том, что Генрих рассматривал его как возможного наследника престола; наоборот, настойчивое требование короля принести клятву верности его дочери говорило об обратном. Долгое пребывание Стефана в Англии, его жизнерадостный, дружелюбный и веселый нрав, учтивость и ровное отношение к богатым и бедным снискали ему симпатии многих людей. Когда он явился в Лондон, горожане провозгласили его своим королем, ибо «он показался всем нам достойным этого, как по причине своего благородного происхождения, так и прямоты своего характера»[8].

22 декабря 1135 года Стефан был коронован и помазан на царство архиепископом Кентерберийским в присутствии двух епископов и нескольких дворян. Один из этих епископов, впрочем, приходился ему братом. Это был Генрих, епископ Винчестерский, один из самых богатых и влиятельных людей в Англии. Другой, Роджер Солсберийский, был министром, которому король Генрих доверял больше всех и который правил страной, когда государь находился в Нормандии[9]. Став обладателем королевской казны, в которой находилось более 100 тысяч фунтов стерлингов и большое количество золота и серебра, и получив известие о том, что папа Иннокентий II утвердил его титул, Стефан с гордостью обнародовал традиционную хартию вольностей. Это произошло в Оксфорде, сразу же после Пасхи 1136 года. Хартия начиналась весьма помпезно:

«Я, Стефан, милостью Божьей, с согласия духовенства и народа избранный королем Англии и коронованный лордом Вильямом, архиепископом Кентерберийским и легатом Святой римской церкви, и признанный позже Иннокентием, Понтификом Святого римского престола…»[10]

Стефан, однако, был слишком добродушным и доверчивым человеком, чтобы твердо править своей страной. Понимая, что положение его ненадежно из-за того, что он нарушил свою клятву признать Матильду преемницей умершего короля, и зная, что императрица, затаившаяся на другом берегу Ла-Манша, при первой же возможности попытается утвердить права своего сына на английский престол, он пытался купить преданность своих знатных подданных, щедро раздавая им земли и деньги, пока казна короля Генриха не истощилась. Когда бароны поняли, что их новый король мягок характером, они стали затевать междоусобные войны, решая свои старые споры стычками. По всей земле как грибы выросли новые замки, из которых вооруженные отряды растекались по округе, сжигая, грабя и убивая людей.

Узнав, что Англия охвачена междоусобицами, а власть короля становится все более призрачной, Матильда решила, что настал час утвердить права ее сына Генриха как законного наследника дедовского престола. К ней присоединился ее сводный брат, незаконнорожденный сын Генриха I граф Роберт Глостер, который предложил ей помощь. Роберт был любимым сыном короля, который отдал ему графство и руку «Мабель, прекрасной и блистательной леди, которая подчинялась своему мужу и была награждена многочисленным и прекрасным потомством»[11]. Некоторые бароны советовали Роберту после смерти отца заявить свои права на престол, но он отказался от них в пользу сестры[12]. Из него получился бы гораздо лучший король, чем Стефан, ибо он был опытным военачальником, которого очень уважали бароны, в особенности те, что жили в Западной Англии, и талантливым государственным мужем. Помимо этого, он покровительствовал писателям; Вильям из Малмсбери и Жоффруа из Монмута, два величайших автора той эпохи, посвящали ему свои труды.

Матильда с помощью Роберта приступила к завоеванию страны для своего сына. Мы не знаем, предлагала ли она мужу принять участие в этом предприятии, хроники об этом не сообщают, во всяком случае, Жоффруа остался в Анжу, когда Матильда с Робертом отплыли в Англию. Они высадились на берег 30 сентября 1139 года и вскоре взяли под контроль всю Западную Англию, где находились поместья Роберта, с его главными оплотами – Бристолем и Глостером. С помощью своего дяди, Дэвида, короля Шотландии, и богатейших баронов Запада к февралю 1141 года в битве при Линкольне они взяли в плен короля Стефана и, заковав его в цепи, заточили в тюрьму в Бристоле. А в апреле совет епископов и баронов официально признал Матильду повелительницей Англии.

Достигнув своей цели, она дала волю собственному высокомерию. Матильда не понимала, что сторонники поддерживают ее не потому, что решили быть верными ей и ее делу, а потому, что преследуют свои интересы. Стефан сидел в тюрьме и не был казнен только из ее милости, а бароны помогали ей потому, что верили, что от нее они получат больше, чем от свергнутого короля.

Летом Матильда приехала в Лондон и завершила дело, начатое в Винчестере. Она стала называть себя королевой Англии, хотя и не была помазана и коронована, принимала баронов с крайним высокомерием и не вставала даже тогда, когда перед ней преклонял колени преподобный епископ Винчестерский, брат короля. Матильда попыталась отменить указы Стефана, отобрать земли, которые он даровал своим людям, и наградить ими тех, к кому она благоволила, и продемонстрировала жителям Лондона самую неприглядную часть своей натуры, потребовав от них огромную сумму денег.

А жена Стефана тем временем собирала в Кенте армию, ряды которой непрерывно увеличивались из-за притока людей, которые больше не намерены были терпеть наглость Матильды. Законная королева послала к ней делегацию от имени своего заключенного в тюрьму мужа, но та, осыпав оскорблениями членов посольства, прогнала их прочь. Тогда королева подошла со своей армией к Лондону. Горожане, ненавидевшие Матильду за ее непомерные требования, возликовали при виде этого войска, восстали и с позором выгнали из города ее саму и ее сторонников прямо с роскошного пира. Она бежала в Оксфорд, а лондонцы радостно приветствовали свою королеву[13].

10 сентября 1141 года в Оксфорде до Матильды дошли слухи, что епископ Генрих Винчестерский призывает англичан возвратить на трон своего брата. Вместе с графом Робертом Матильда подошла с армией к Винчестеру и осадила замок епископа. Но не успела ее армия окружить этот замок и начать правильную осаду, как прибыла жена Стефана во главе войска, в которое влилась тысяча солдат из Лондона, и осаждавшие были окружены.

Люди епископа сожгли часть Винчестера, а войско королевы, окружившее армию Матильды, перекрыло подвоз припасов, и осаждавшие вскоре оказались на грани голодной смерти. Наконец, они решились смелым ударом попытаться вырваться на свободу. Во время этой вылазки граф Роберт попал в плен, войско Матильды было рассеяно, а она сама, в сопровождении одного-единственного рыцаря, ни жива ни мертва, бежала в Глостер.

Теперь у королевы появился пленник, не менее ценный, чем ее муж. Матильда понимала, что брата Роберта, со всей его храбростью, военным искусством, безоглядной преданностью и дружбой с важнейшими людьми Запада, ей не заменить никем. Более месяца шли переговоры; наконец, короля Стефана на равных условиях обменяли на графа Роберта[14].

Ища выход из тупика, в котором она оказалась, Матильда весной 1142 года отправила делегацию дворян к своему мужу, предлагая ему встать «на защиту законного наследства своей жены и своих сыновей в Англии». Однако наглый тон, в котором было составлено послание, не убедил Жоффруа прийти на помощь женщине, которую он терпеть не мог и пребывание которой в Англии было ему только на руку. Он отправил свое послание Матильде, которое было получено ею и ее советом в июне 1142 года в Девайзесе:

«Граф Анжу ни в малейшей степени не заинтересован в успехе предприятия этих господ. Более того, из них он готов признать лишь графа Глостера, в благоразумии и доброй вере, величии и трудолюбии которого он убедился еще в давние времена. Если граф пересечет пролив и явится к нему, то граф [Анжуйский] осыплет его милостями, насколько это будет возможно; другие же только понапрасну потеряют время, если будут приезжать сюда и уезжать обратно»[15].

Граф Роберт пересек пролив и явился к зятю. Он обнаружил, что Жоффруа, пока его жена выставляла себя на посмешище в Англии, потихоньку завоевывал для своего сына Нормандию. Жоффруа обрадовался приезду такого опытного бойца, как граф Роберт, и попросил его помочь овладеть замком, который он в то время осаждал. Взяв эту крепость, Жоффруа собирался осадить следующую. Роберт пытался рассказать ему о неудачах его жены в Англии, но Жоффруа, даже не скрывал радость, которую доставил ему этот рассказ, предложил взять еще один замок. Так прошли лето и ранняя осень. С помощью графа Роберта граф Анжуйский овладел десятью нормандскими замками.

В конце осени пришло известие, что Стефан окружил Матильду в Оксфорде и положение ее совершенно отчаянное. Жоффруа отказался сопровождать Роберта в Англию, поскольку в Нормандии еще остались не завоеванные им замки; к тому же он не испытывал никакого желания помогать жене. Вместо себя он послал своего девятилетнего сына Генриха. Граф Роберт прибыл в Англию с племянником и тремя или четырьмя сотнями нормандских солдат[16]. Он сразу же двинулся к Оксфорду, но, прибыв туда, обнаружил, что его войско слишком малочисленно, чтобы представлять серьезную угрозу для Стефана. Он повернул к Уоллингфорду, надеясь, что, осадив этот замок, заставит Стефана отправить сюда часть своей армии, но король отказался проглотить наживку.

Незадолго до Рождества, когда провизии в Оксфордском замке почти не осталось, река замерзла, а земля покрылась снегом, несчастную Матильду с тремя рыцарями спустили на веревках с башни. Очутившись на земле, они перешли реку по льду. Одетые в белые плащи, которые сделали их незаметными на фоне снега, беглецы миновали порядки осаждавшей Оксфорд армии и бросились в Уоллингфорд, где Матильда встретилась с братом и своим старшим сыном. После этого они уехали в Бристоль, который сохранил верность графу Роберту[17].

Следующие пять лет императрица провела в Бристоле и Глостере, не теряя, однако, надежды, что ей удастся сбросить корону с головы Стефана. Время от времени между их войсками происходили стычки, перевес в которых был то на одной, то на другой стороне. Благодаря главным образом военным талантам и мудрости графа Роберта, Запад Англии сохранил верность его сестре. Стефан номинально управлял остальной частью Англии, но его власть постоянно ослабляли его же бароны, которые действовали вовсе не в интересах Матильды, а как мятежные вассалы, желавшие сбросить с трона короля, оказавшегося очень слабым.

Ситуация зашла в тупик; Генрих вернулся в Нормандию и присоединился к графу Жоффруа. Граф Роберт хотел, чтобы Генрих и его собственный сын, примерно одного с ним возраста, получили свои первые уроки «манер и грамотности» вместе[18]. Образованием Генриха теперь занимался его собственный отец. Принца обучали не только искусству владения мечом, верховому искусству и этикету, как надлежало юноше благородного происхождения, но и таким отраслям знания, которые были необходимы человеку его положения. Он научился говорить по-латыни не хуже, чем на родном французском. Английский язык в ту пору был языком покоренного народа, который правители страны не желали знать, и у нас нет никаких сведений о том, делал ли Генрих попытки его освоить. Принца, вероятно, научили писать, хотя вряд ли это умение могло пригодиться ему в будущем – для письма существовали клерки; во всяком случае, он научился читать, что для светского человека того времени было большим достижением.

Помимо формального образования, принцу много раз рассказывали историю его рода – графов Анжу. Сильнее всего, вне всякого сомнения, потрясли его воображение рассказы о героических подвигах его прапрапрадеда, почти легендарного графа Фулька Черного. Еще не достигнув четырнадцатилетия, граф Фульк разбил большую армию бретонцев, захватил в плен их военачальника, графа Конана, отрубил ему правую руку и овладел городом Нантом[19]. Генрих воспылал желанием повторить эти подвиги, и его отец решил предоставить ему такую возможность, ибо у графов Анжу было в обычае приступать к исполнению своих обязанностей в очень раннем возрасте.

В 1147 году Генрих, которому исполнилось всего четырнадцать лет, по своей собственной инициативе и без особой подготовки, не зная, что потребуется для такого похода, собрал небольшой отряд решительно настроенных рыцарей и отплыл в Англию, мечтая победить Стефана, как Фульк Черный в свое время победил графа Конана. Он высадился в Бристоле и повел свой отряд на Криклейд, лежавший на полпути к Оксфорду. Стефан не был великим военачальником, но в первом же бою сумел без труда обратить самонадеянного юного вояку в бегство.

Ни один из английских баронов не присоединился к Генриху, хотя тот ожидал, что при известии о его высадке они восстанут и поддержат его. Более того, подобно своему прадеду Вильгельму Завоевателю, он не платил своим рыцарям наличными, а кормил их обещаниями о богатом вознаграждении, которое они получат, разгромив короля Англии. Когда Стефан рассеял эту кучку авантюристов, Генрих оказался в очень сложном положении. У него не было денег ни на то, чтобы заплатить своим воякам, ни на то, чтобы отвезти их назад, в Нормандию. Он обратился к своей матери, но Матильда сама отчаянно нуждалась в деньгах и ничем не могла ему помочь. Тогда он воззвал к своему дяде Роберту, но граф Глостер, «лежавший на своих денежных мешках, как самый настоящий скряга», решил, что найдет им другое применение.

Наконец, в отчаянии Генрих отправил послов к королю Стефану, попросив оказать ему помощь как близкому родственнику. Интересно, что Стефан, получив эту просьбу, тут же выслал парню, пытавшемуся отобрать у него корону, деньги, которые тот просил, после чего Генрих и его упавший духом рыцарский отряд вернулись в Нормандию[20].

Граф Роберт умер 31 октября 1147 года, а с ним – и надежда Матильды возвратить себе корону. Ему наследовал сын Вильям, «любвеобильный мужчина, больше интересовавшийся тем, что происходит в спальне, чем вопросами войны»[21]. Матильда понимала, что от него ей помощи не дождаться. В начале 1148 года она распрощалась со своими заветными мечтами и вернулась к мужу. Девятилетняя гражданская война завершилась; Стефан остался королем Англии, который совсем недавно, во время впечатляющей церемонии, посвятил в рыцари своего сына Юстаса, многообещающего молодого человека, который был уже женат на Констанции, сестре короля Франции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.