Глава 13 «Святой Томас, защити мою страну!», 1174
Глава 13
«Святой Томас, защити мою страну!», 1174
Срок перемирия, заключенного епископом Хью Даремским с шотландским королем, истекал в середине января. Епископ встретился с королем Вильямом и убедил его продлить это перемирие до конца марта, пообещав выплатить 300 марок из доходов баронов Нортумберленда[268]. Епископ давно уже был единовластным правителем своего палатинского графства Дарем, практически независимого княжества, и привык действовать по своей инициативе как самовластный государь, ведущий переговоры с таким же самовластным правителем. И, считая себя таковым, он укрепил свой замок в Дареме и построил еще один – в Норталлертоне[269].
Перемирием воспользовался Роджер Моубрест – он построил замок Киннардферри на острове Эксхолм, заболоченной полоске земли вдоль реки Трент, на крайнем северо-западе Линкольншира. Севернее он укрепил свои замки Фриск и Кёркби-Мелзирд, которые преградили путь в Йоркшир не только шотландцам, шедшим с севера, но и англичанам, двигавшимся с юга на защиту Нортумберленда[270].
И хотя ни Роджер, ни епископ Хью не заключили в открытую союза с королем Шотландии, было очевидно, что, укрепляя и сооружая замки, они думают вовсе не об интересах Генриха II, а о своих собственных. Роджер Моубрест был одним из самых могущественных баронов Англии, поскольку имел обширные владения в Уорикшире, Лейстершире и Йоркшире. Он почти не принимал участия в общих делах, поскольку большую часть своей энергии тратил на управление поместьями и основание религиозных домов, в которые делал большие вклады.
Когда срок перемирия истек, шотландский король сначала затребовал у епископа Даремского обещанные 300 марок, а потом вторгся в Нортумберленд. Он послал своего брата Дэвида, графа Хантингдонского, в Лейстер, мятежный гарнизон которого пригласил его присоединиться к нему. Пока Дэвид и его вояки шли на юг, «с кольчугами, шлемами и красиво расписанными мечами», король Вильям начал военные действия, осадив замок Уорк в верхнем течении Трента. Эту крепость оборонял Роджер Статвиль, шериф Нортумберленда, который зимой припас 48 чалдерсов (шотландская мера веса, равная 12 четвертям, или 96 бушелям) овса и 63 чалдерса солода для гарнизона из десяти рыцарей и сорока солдат, «живших в замке Уорк»[271].
Роджер и его люди, питавшиеся овсянкой и пивом, «думали не о тяготах осады», а о том, как защитить замок[272]. Король Вильям привез с собой камнеметное орудие, но первое же ядро, которое оно метнуло, угодило прямо в гущу шотландцев и убило одного из самых знаменитых рыцарей. Тогда Вильям приказал поджечь замок, но ветер неожиданно переменился, и вместо замка запылали шатры нападавших. Король Вильям воскликнул: «Эта осада мне дорого обойдется!»[273] – и снял ее.
Король Вильям увел свои войска
К Карлайлю, где был сильный гарнизон.
Лорд Роджер Моубрей и рыцари его
И лорд Адам из Порта подошли
И с войском короля соединились.
Шотландцев ненавистных возглавляли
Два этих графа, что без сожаленья
Творили свое дьявольское дело.
И так они пошли…
И вот Карлайль, прекрасный и богатый,
Лежит пред ними; солнце золотит
Вали и башни; всякий, кто имеет
Красивый стяг, похвастаться спешит
Тем знаменем, подняв его на башню.
И звуки горна слышны отовсюду[274].
Карлайль, который защищал Роберт Вос, был укреплен не хуже Уорка. Вильям оставил часть войска осаждать город, пока голод не заставит защитников сдаться, а сам ушел на юго-восток в Вестморленд.
И вскоре овладел он замком Эплби —
Здесь не было солдат, никто не защищал
Тот замок; здесь констеблем был
Сын Орма, седовласый англичанин,
Который вскоре запросил пощады[275].
После этого шотландцы вернулись в Нортумберленд и взяли замок Уоркворт, расположенный на восточном побережье. Отсюда король Вильям снова пошел на запад, захватил Харботтл и подошел к Карлайлю. К этому времени в городе уже начался голод. Роберт Вос попросил перемирия до Михайлова дня, обещав, что, если к этому времени король Генрих II не пришлет ему помощи, он сдаст город и замок. Вильям взял заложников и даровал защитникам перемирие[276].
Шотландский король опять вторгся в Нортумберленд, но не решился осадить Ньюкасл-на-Тайне, самую сильную крепость на севере Англии. Вместо этого он обложил город Прадхо, расположенный в 11 милях вверх по реке Тайн. Увидев, какая опасность угрожает замку, Одинел Амфрамвиль, его кастелян, сел на своего «доброго гнедого Босанта» и поехал на юг за подмогой, оставив гарнизон обороняться. Проведя в седле целые сутки, он добрался до Йорка, расположенного в 80 милях от Прадхо, и сообщил Роберту Статвилю, шерифу Йоркшира, какая опасность нависла над ними с севера. Роберт немедленно созвал фирд, ополчение всех свободных людей графства.
Узнав о приближении этого войска, Вильям снял осаду с Прадхо и бежал на север. Добравшись до Олнвика и думая, что сумел оторваться от преследователей, он осадил этот замок, который защищал небольшой отряд рыцарей, живших в нем, и отправил большую часть своего войска грабить и разорять окрестности.
Король Вильям вторгся в северные графства Англии в апреле и осадил Олнвик, по-видимому, в начале июля. Мы оставим его на время под стенами этого замка, а шотландское войско – разоряющим Нортумберленд и посмотрим, что происходило в течение этих трех месяцев далеко на юге. Поскольку в том году войной были охвачены земли, простиравшиеся от Нортумберленда до Пуату, я думаю, лучше всего будет рассказывать о событиях не в хронологическом, а в географическом порядке.
Весной прошлого года Джефри, незаконнорожденный сын ко роля Генриха, был избран епископом Линкольна. Никто не знает, получил ли он подходящее для этого образование, хотя и проучился полгода в 1170–1171 годах в школах Нортгемптона, признанного центра просвещения в Англии. Он показал, что обладает задатками, которые помогут ему стать если не хорошим епископом, то хотя бы хорошим военачальником. Когда Роберт Моубрей присоединился к шотландскому королю, он оставил собственный замок Киннардферри на своего младшего сына Роберта. 5 мая 1174 года Джефри созвал фирд Линкольншира и осадил этот замок. Роберт Моубрей, застигнутый врасплох, попытался бежать в Лейстер за помощью, но был схвачен по пути. Джефри захватил замок и велел его уничтожить.
Ободренный этим успехом, новоявленный полководец двинулся на север в Йорк и предложил архиепископу присоединиться к нему. Роджер Понт-л’Эвек собрал своих рыцарей, и соединенные войска Джефри и архиепископа осадили замок Моубрея Кёркби-Мелзирд. Через несколько дней он был захвачен вместе со своим гарнизоном. Джефри передал его архиепископу Роджеру и укрепил крепость в Топклифе, расположенную в нескольких милях от замка Моубрея в Фирске, чтобы обеспечить охрану путей, идущих с севера. Это было неплохое начало для карьеры Джефри; по крайней мере, он мог похвастаться гораздо большими успехами в войне, чем его братья, законные сыновья короля.
В начале своего рейда, как мы уже говорили, король Вильям послал своего брата Дэвида в Лейстер. Прошлым летом Ричард Люси и граф Реджинальд Корнуолльский сожгли город, но гарнизон замка не сдался и после того, как в День святого Михаила истек срок перемирия, продолжал удерживать эту цитадель под командованием констебля Аскетилла Мэллори и графа Вильяма Феррерса.
Вскоре после Троицыной недели, 19 мая 1174 года, Аскетилл Мэллори увел рыцарей Лейстера в Нортгемптон. Здешним гарнизоном командовал Роберт Савинский, шериф Нортгемптоншира. Под его руководством с прошлой осени находилось десять рыцарей[277]. Шериф, его рыцари и горожане вышли с оружием в руках навстречу мятежникам и были наголову разбиты. Рыцари бежали назад в замок; более сотни бюргеров захватили в плен, в добавление к тем, кто получил ранения. Мятежники вернулись в Лейстер с большой добычей.
Ободренный этим успехом, граф Роберт Феррерс, примерно месяц спустя, однажды утром вывел свои войска из Лейстера и повел их на Ноттингем. На укрепление Ноттингенского замка, который был самой мощной крепостью в Мидленде и ключевым оборонным пунктом этого района, король затратил гигантские суммы. Тем не менее мятежники овладели им без особого труда. Одни защитники этого замка были убиты, а другие уведены в плен. Мятежники разграбили город и сожгли его, после чего со всеми своими пленниками и добычей преспокойно вернулись в Лейстер.
Теперь они контролировали весь центр страны, держа свою штаб-квартиру в Лейстере, и Ричард Люси ничего не мог с этим поделать. Вместо того чтобы прямо напасть на них, он собрал войско и около 24 июня двинулся на Хантингдон, где засел граф Дэвид. Когда Ричард осадил замок Хантингдона, рыцари графа Дэвида устроили вылазку, сожгли город, чтобы осаждавшим негде было укрыться, и вернулись в крепость. Тогда главный юстициарий приказал построить перед воротами деревянную башню, чтобы никто не мог войти в замок или выйти из него[278].
Заперев гарнизон Хантингдона в крепости, Ричард отправился в Лондон. Общий дух мятежа и беззакония перекинулся и на этот город. Ночью по улицам столицы шныряли шайки молодых людей, которые убивали прохожих, врывались в дома и уносили все, что попадалось под руку. В этих шайках было много юношей из дворянских семей. Полиции в ту пору не существовало, и юстициарии не могли справиться с этой бедой. Пришлось Ричарду Люси ехать в Лондон и восстанавливать там порядок.
Пока шотландцы опустошали Нортумберленд, английские мятежники совершали походы в Мидленд, а Лондон терроризировали шайки бандитов, в Восточной Англии разразилась новая беда. Граф Филипп Фландрский, бездействовавший почти целый год, в присутствии короля Людовика VII и его дворян поклялся, что через две недели после Иванова дня вторгнется в Англию и завоюет ее для молодого Генриха. 15 мая 1174 года он послал передовой отряд из 318 отборных рыцарей, которые высадились в устье реки Оруэлл. Срок перемирия, которое заключил граф Хью Норфолкский, распустивший своих наемников, истекал 19 июня. Он приветствовал рыцарей Филиппа с радостью и безо всяких угрызений совести разместил их в своих замках Банги и Фрамлингхэм.
18 июня фламандские рыцари под командованием графа Хью отправились в Норидж. Нориджский замок, сохранившийся со времен Вильгельма Завоевателя, был мощной крепостью и мог бы держаться бесконечно. Фламандцы, однако, без труда овладели им, забрали огромное богатство и увели с собой самых богатых бюргеров, надеясь получить за них большой выкуп[279]. Джордан Фантосм пишет, что в замке оказался предатель, поэтому нападавшие смогли тайно в него проникнуть. По-видимому, это единственное приемлемое объяснение тому факту, что замок захватили без труда.
Пока Английское королевство пылало со всех сторон, Генрих II не спеша разъезжал по своим континентальным владениям. 30 апреля он покинул Нормандию и уехал на свою родину, в Мэн, жители которого поклялись ему в верности. Добравшись до границ Анжу, он отпустил свиту из местных дворян, которые сопровождали его по дорогам Мэна, и их место заняли анжуйцы, которые приветствовали его с еще большим энтузиазмом.
Троицу он отмечал в Пуатье, где до него дошли слухи, что отряды Ричарда заняли Сент. Он поспешил на юг с войском преданных ему пуатевинцев и прибыл в Сент так неожиданно, что гарнизон, который он застал врасплох, покинул свои места на стенах и башнях и укрылся в главной церкви города. Генрих выманил их оттуда и захватил в плен шестьдесят рыцарей и четыреста лучников. Посадив в Аквитании своих людей, он вернулся на север[280].
На Иванов день Генрих II назначил совет своих нормандских епископов и баронов, который должен был состояться в Бонвиле-сюр-Ток. Тем временем король Людовик VII в районе Пасхи провел совет, на котором граф Филипп и дал свою клятву завоевать Англию для молодого Генриха. Впервые французам и фламандцам удалось договориться о совместных действиях. Некоторые французские дворяне, и среди них граф Теобальд Блуаский, поклялись сопровождать графа Филиппа в Англию, а другие дали обещание в это же самое время атаковать Нормандию, захватить столько замков, сколько сумеют, опустошить земли и осадить Руан, если это потребуется[281]. У Генриха II среди французских дворян были платные шпионы, которые сообщили ему об этих планах. Поэтому после своего приезда в Нормандию и до начала совета он проверял, достаточно ли припасов в замках, стоящих на границе с Францией, и в надежных ли они руках.
Тем временем юстициарии Англии слали ему гонца за гонцом, чтобы сообщить об ужасных делах, творящихся в его островном королевстве. Но, видя, что Генрих II не реагирует, они отправили к нему Ричарда Илчестерского, избранного епископом Винчестерским, которому король безоговорочно доверял. 24 июня Ричард нашел его в Бонвиле, на совете епископов и баронов.
Нормандцы, разумеется, обратили внимание на непрерывный поток гонцов из Англии. Когда приехал Ричард, они сказали: «Поскольку англичане прислали так много гонцов, а теперь еще и этого, то чем они еще могут убедить короля вернуться? Разве что пришлют сюда лондонский Тауэр?»[282]
Узнав о том, что происходит в Англии, Генрих II воскликнул: «Святой Томас, защити мою страну! Клянусь тебе, что я один виноват в том, в чем обвиняют других!»[283]
Тем не менее Генрих II продолжал совещаться со своими нормандскими баронами, давая им инструкции, как оборонять границу. Очевидно, новости из Англии не особо его встревожили. Наконец, около 6 июля он узнал, что его старший сын и граф Фландрский уже собрали с Гравелине армию и флот и ждут только благоприятного ветра, чтобы отплыть в Англию. Тогда он начал действовать очень быстро.
Он не решился оставить в Нормандии своих пленников, опасаясь, что их освободит король Людовик VII или они сами сбегут с помощью предателей-нормандцев. Он отослал графа Честера, графа и графиню Лейстерских и других в Барфлёр, приказав не снимать с них цепей и отправить на корабле в Англию. Он взял с собой малолетнего Джона, единственного оставшегося верным ему сына, дочь Джоан, королеву Элеонору, которую везли под строгим присмотром, королеву Маргариту, жену молодого Генриха, и трех принцесс, помолвленных с его сыновьями: Алису Французскую, Констанцию Бретонскую и Алису Морьенскую. С этими членами своей семьи и пленниками утром в понедельник, 8 июля 1174 года, он отплыл из Барфлёра, а его брабантское войско вышло в море из порта Уистрехам. В сторону Нормандии дул тот же самый сильный ветер, из-за которого молодой Генрих и граф Филипп отложили свое отплытие, но король, к ужасу матросов и еще большему ужасу своей свиты, приказал поднять паруса.
Вечером того же дня Генрих II высадился в Портсмуте. Первым делом он позаботился, чтобы все его пленники оказались под надежной охраной. Элеонору отвезли в замок Солсбери, где ее заточили в башню. Маргарита и другие девочки попали в Девайзес. Графа Лейстера и некоторых других узников в цепях отвезли в Порчестер, а менее опасных пленников оставили в Винчестере.
Генрих неоднократно заявлял, что он не виновен в убийстве святого Томаса, и много раз клялся в этом, но совесть его была нечиста. Она напоминала ему, что он обрек на смерть человека, который в самые счастливые дни его жизни был его лучшим другом и самым надежным помощником. Чудеса, случавшиеся в Кентербери, умерили его гордыню и убедили в том, что в борьбе с архиепископом правда была не на его стороне и что Бог даровал Бекету судьбу мученика, чтобы показать, кем на самом деле был «этот предатель Томас», как называл его король. И он был уверен, что несчастья, обрушившиеся на него: бунт сыновей, мятежи баронов и нападение врагов со всех сторон – были посланы ему Богом в наказание за убийство Томаса.
Утром в пятницу, 12 июля, он выехал из Саутгемптона в Кентербери, питаясь только хлебом и водой и облачившись в грубое шерстяное платье паломника. У церкви Святого Дунстана, стоявшей за городскими стенами, он спешился и пешком пошел к собору, оставляя кровавый след на острых камнях дороги. Войдя в усыпальницу, он, раскинув руки, распростерся на полу перед могилой мученика. Пока он лежал так, епископ Гилберт Лондонский, обращаясь от его лица к огромной толпе, собравшейся посмотреть на это представление, заявил, что «он не приказывал убивать архиепископа, не хотел его смерти и не искал способа убить его. Убийцы просто придрались к неосторожно брошенным им словам, и он просит, чтобы епископы, присутствующие здесь, отпустили ему этот грех»[284].
Одна толпа священников сопровождала его в собор, а другая – встретила внутри. Епископы отпустили королю его грех. Генрих сбросил плащ пилигрима и улегся голым на пол перед могилой Томаса. Епископы, аббаты и все монахи Церкви Христовой прошли мимо него, и каждый дал ему три удара бичом, а иные и пять: «Весь день и всю ночь он лежал, молясь, перед могилой святого мученика; он не пил и не выходил даже по естественной надобности. Как он лег, так и лежал, не позволяя никому подсунуть под него ковер или что-нибудь другое»[285]. На рассвете следующего дня, в субботу 13 июля, король прослушал мессу у гробницы святого Томаса, а потом, не переставая поститься, уехал в Лондон.
Ночью в среду, 17 июля:
Король склонился на руку и задремал,
Слуга ему легонько растирал ступни;
Молчало все, ни шепота, ни крика,
Ни звука арфы иль виолы в этот час.
Но вот гонец тихонько стукнул в дверь.
И кастелян спросил: «Кто там стучится?»
«Посланец я, открой скорее дверь»…
Услышав голоса, король проснулся.
Кричат у двери: «Открывай скорей!»
Вошел гонец, он был из благородных.
Приветствовав монарха, он сказал:
«О, сир, Господь, на небе сущий,
Спас и тебя, и всех твоих друзей!»
«Брайан, – сказал король, – поведай
Нам весть твою скорее. Что случилось?»
«О, сир, – гонец ответил, – я скажу.
Твои бароны, что на Севере живут,
Отличные бойцы! Так вот же, слушай:
Мой господин, Раннульф Гленвильский,
Приветствие и дружбу шлет тебе.
А госпожа, которую ты знаешь,
Любовь свою велела передать.
Он посылает слово утешенья:
Король Шотландский и его бароны
Захвачены в бою».
«Спасибо тебе, Господи! – Король
Воскликнул. – Всем святым спасибо!
И Томасу святому, что погиб
Как мученик, я воздаю хвалу!»
Гонец ушел в гостиницу; еды
И пива вдоволь получил он.
Король же был так весел и так счастлив,
Что разбудить всех рыцарей велел:
«Вставайте, сони! Выспались уже!
Скажу вам новость, от которой вы
Запляшете: король Шотландский схвачен!
Клянусь вам Богом – истинная правда!
Пришла та весть, когда я лег в постель»[286].
Король Вильям, добравшись до Олнвика, решил, что спасся от погони, и отослал большую часть своего войска грабить окрестности. Сам он с небольшим отрядом рыцарей остался под стенами осажденного Олнвика. Йоркширское войско, собранное Одинелом Амфрамвилем, форсированным маршем подошло к Прадхо и обнаружило, что шотландцы ушли на север. Рыцари на конях ехали впереди пехоты, горя желанием сразиться с захватчиками, и от долгого пути сильно утомились.
Был устроен совет, который должен был решить, что делать дальше. Наиболее осторожные заявили, что у них только четыреста всадников, и было бы настоящим безумием атаковать войско, которое, по их словам, насчитывает более восьмисот бойцов. Однако храбрецы заявили, что с врагом, который принес столько горя стране, нужно разделаться во что бы то ни стало и, поскольку их дело правое, победа от них не уйдет. Если перевести эти слова с языка монаха-летописца на язык рыцарей, то это будет означать, что они сгорали от желания вступить в бой с шотландцами.
Храбрецов оказалось больше. Поспав несколько часов, рано утром 13 июля, в субботу, они двинулись в путь и к пяти часам вечера проехали 24 мили. Тут на них опустился густой туман, и они не знали, куда едут. Они остановились, чтобы посовещаться. Бернард Балиол воскликнул: «Кто хочет, тот пусть возвращается! А я пойду вперед, даже если за мной никто не последует! Я не хочу покрыть себя несмываемым позором!»
Рыцари поехали дальше, а когда туман неожиданно рассеялся, увидели перед собой замок Олнвик и короля Вильяма с шестьюдесятью рыцарями, которые устроили перед его стенами турнир, думая, что им ничто не угрожает. Увидев приближающихся всадников, Вильям сначала принял их за отряд своих рыцарей, которые возвращаются из похода за фуражом. Но когда англичане развернули знамена, шотландцы поняли свою ошибку.
Вильям схватил оружие, вскочил на коня и повел свой маленький отряд на англичан, крича: «Сейчас мы узнаем, кто из нас настоящий рыцарь!» Его конь был убит под ним и упал на него, и Раннульф Гленвиль взял короля Вильяма в плен. Через несколько минут были захвачены и остальные шотландские рыцари.
Короткая схватка произошла как раз в тот момент, когда король Генрих заканчивал свою епитимью в Кентербери. Это совпадение убедило его, что победа при Олнвике была чудом, которое святой Томас сотворил в знак того, что простил Генриха II. И последний твердо уверовал, что они с Томасом теперь еще более близкие друзья, чем в ту пору, когда мученик был еще жив. Святой Томас сделался его личным покровителем и защитником на небесах, оберегающим Англию от бед. И теперь всякий раз, когда король возвращался из поездок на континент, он ехал прямо к могиле святого Томаса, чтобы поклониться его мощам.
Роджер Моубрей бежал в Шотландию, банды шотландских мародеров, узнав о пленении своего короля, поспешили убраться за реку Твид, и мятеж на севере почти сразу же угас. Раннульф Гленвиль заточил своего царственного пленника в тюрьму в Ричмонде, где тот стал дожидаться решения своей участи.
На следующее утро после получения известия о победе под Олнвиком король Генрих II, излучая силу и уверенность, отправился в Хантингдон, осада которого грозила затянуться до бесконечности. Незаконнорожденный сын короля, Джефри, привел к нему в помощь семьсот рыцарей из Линкольна. Когда они встретились, Генрих воскликнул: «Все мои сыновья оказались самыми настоящими ублюдками, а этот – самым верным и законным сыном!» Генрих взял на себя командование осадой и так энергично принялся за дело, что 21 июля гарнизон Хантингдона сдался[287].
После этого он отправился в Восточную Англию, где граф Хью, получив от молодого Генриха и графа Филиппа пятьсот рыцарей и множество фламандцев, создал мощные оборонительные пункты в замках Фрамлингхэм и Банги. Из Бери-Сент-Эдмундс Генрих привел свое войско в Сайлхем, стоящий на реке Вейвни, и начал подготовку к осаде этих замков. Во время этих трудов конь одного из храмовников ударил его копытом по бедру и сильно поранил[288].
Хотя граф Хью имел большое войско и две исключительно мощных крепости, пленение короля Вильяма, прекращение бунта на севере и победа Генриха II под Хантингдоном сильно убавили у него желание сопротивляться своему государю. Он предложил провести мирные переговоры, и Генрих выдвинул такие мягкие условия, что 25 июля он сдался; «он совершил оммаж, принес королю клятву верности и снова стал его вассалом». Граф Хью отдал королю заложников и заплатил тысячу марок штрафа. Фламандским наемникам, которых прислал граф Филипп, было разрешено вернуться после того, как они поклялись, что никогда больше не появятся в Англии с враждебными намерениями. Солдатам молодого короля позволили возвратиться во Францию с оружием и со всеми своими вещами. В приступе великодушия король отдал приказ, чтобы графу Хью вернули «третью деньгу», то есть третью часть всех штрафов, которые взимались судами графства[289].
После этого король отправился в Нортгемптон и 31 июля провел здесь курию, которая решила судьбу мятежников. Вильяма, шотландского короля, привезли из Ричмондской тюрьмы на коне, связав ему ноги под его брюхом, и Генрих оставил его в тюрьме. Епископ Хью Даремский, который был слишком осторожен, чтобы присоединиться к мятежу, но, с другой стороны, ничего не сделал, чтобы подавить его, сдал королю свои замки Дарем и Норталлертон. Роджер Моубрей приехал из Шотландии и сдал Фирск; граф Феррерс отдал свои крепости, а Аскетилл Мэллори, констебль графа Лейстера, отдал королю Лейстерский замок[290].
Генрих II обошелся с мятежниками на удивление мягко. Поскольку они воевали со своим королем, то вполне могли быть казнены, изгнаны из страны или могли лишиться всех своих земель. Однако граф Хью Норфолкский отделался штрафом, а другие – сдачей своих замков. По-видимому, сам Генрих и его современники считали, что горячим баронам время от времени нужно давать возможность спустить пар, по мере того как король все сильнее закручивал гайки, ограничивая их власть и отбирая у них право вершить суд. В хрониках того времени не говорится, что королевская власть все время усиливалась, что область юрисдикции королевских судов непрерывно расширялась, а баронских судов, наоборот, уменьшалась, но каждая страница отчетов казначейства просто кричит об этом. У людей всех званий под любым предлогом постоянно изымались деньги, начиная с огромных сумм, которые платили бароны для того, чтобы вступить в наследство, или для того, чтобы просто обеспечить себе милость короля, и кончая разорительными штрафами, которым подвергались простые люди, нарушившие тиранические лесные законы.
По мере усиления королевской власти ее представителями становились уже не графы или великие бароны, а профессиональные чиновники и судьи. Так, возник новый класс управленцев, которые имели скромное происхождение, получили образование в казначействе или при судах и целиком зависели от короля. Бароны хорошо видели, как эти люди замещают их, получая ту власть, которой раньше обладали только они, поэтому для графов и баронов считалось вполне естественным время от времени спускать пар в виде вспышек недовольства. Король относился к этому совершенно спокойно. И только тогда, когда бунты принимали регулярный характер, как это было в Бретани, он расправлялся с ними с предельной жестокостью.
Подавив мятеж в Англии, рассеяв бунтовщиков, отобрав у них замки и посадив в тюрьму шотландского короля, Генрих 8 августа отплыл из Портсмута, взяв с собой своих брабантцев, тысячу валлийцев под командованием лорда Риса и пленников, среди которых были король Вильям и графы Честерский и Лейстерский. Пока он был занят разгромом мятежа на острове, его старший сын и граф Филипп, увидев, что планируемое ими вторжение в Англию обречено на провал, присоединились к армии Людовика VII и 22 июля осадили Руан. Осаждающие обстреливали город непрерывно, днем и ночью, сменяя друг друга и не давая передышки защитникам.
Пока король Генрих II вел свою армию из Барфлёра в Руан, Людовик VII 10 августа объявил перемирие. Это был праздник святого Лаврентия, которого французский король почитал особо. Жители Руана охотно согласились на это перемирие и устроили праздник. От радости или из желания позлить противника они во весь голос распевали песни на улицах, а рыцари гарнизона устроили за городом, на лужайке на берегу реки, прямо на глазах у изумленного врага, турнир.
Граф Филипп явился к королю Людовику VII и сказал, что, пока люди в Руане поют и танцуют, а рыцари за его стенами занимаются спортом, город можно взять голыми руками. Он предложил тихонько вооружиться и внезапно овладеть Руаном. Людовик VII поначалу отказался, заявив, что нарушать перемирие, которое он объявил во имя святого Лаврентия, подло, но Филипп и другие стали упрекать его в мягкотелости, и он согласился. И французы начали тайком готовиться к штурму.
Тем временем несколько руанских священников забрались на колокольню, чтобы полюбоваться долиной Сены. Они заметили странное оживление позади французских рядов и стали бить в Ривелло, «исключительно старый, но замечательно громкий колокол». Рыцари позабыли о турнире и понеслись галопом в город; ворота захлопнулись прямо перед носом у французов, а солдаты поднялись на стены и сбросили вниз нападающих, которые подтащили осадные лестницы и уже валом валили на стены[291].
На следующий день к Руану подошел король Генрих со своими брабантцами и валлийцами. Рано утром 12 августа он велел валлийцам заняться тем делом, которое они знали лучше всего. Они скрылись в лесу, напали на французский обоз и захватили сорок телег с едой и вином. Одни кучера были убиты, другие – взяты в плен, лошади распряжены, телеги разбиты, и, если верить автору «Деяний Генриха», все вино вылили на землю.
Английские солдаты тем временем засыпали ров, отделявший их от французского лагеря, и разровняли поверхность, чтобы по ней смогла проехать шеренга из двухсот рыцарей. Увидев, что англичане напали с тыла, Людовик VII приказал сжечь свои камнеметные машины и другие осадные орудия, а рыцарям – надеть доспехи и вооружиться.
«Все рыцари и вооруженные солдаты выскочили из своих шатров и кинулись в бой с рыцарями короля Англии. Некоторые из них были взяты в плен, другие – ранены; много погибло коней». Среди тяжелораненых оказался брат Филиппа Пьер, который в свое время отказался от сана епископа Камбре, чтобы стать графом Булонским[292].
На следующее утро, 13 августа, от имени Людовика VII к Генриху II явились архиепископ Вильям Санский и его брат граф Теобальд Блуаский и попросили перемирия, чтобы французский король смог вывести свою армию в Малоне. Они торжественно поклялись, что если ему будет даровано перемирие, то на следующий день он явится к Генриху II для переговоров. Генрих II согласился; французы отошли к Малоне и разбили шатры. Однако под покровом ночи они бежали и остановились только после того, как пересекли границу Франции. Два посланника явились к Генриху II и условились, что переговоры состоятся 8 сентября в Жизоре.
Однако на этих переговорах Генриху II и Людовику VII не удалось договориться о мире. Они согласились лишь продлить перемирие до Михайлова дня. А тем временем Ричард, действовавший сам по себе, атаковал замки отца в Пуату и делал все, чтобы стать полновластным правителем этого герцогства. Для Ричарда уже в пятнадцать лет было характерно воевать в одиночку и добиваться своего во что бы то ни стало, в то время как его братья и их союзники начинали одну неудачную войну за другой и ничего не доводили до конца. По условиям перемирия Людовик VII обязался не оказывать никакой поддержки Ричарду и не допускать, чтобы это сделал его союзник, молодой Генрих.
Ричард, однако, не мог тягаться с отцом и его огромной армией наемников. Когда Генрих II привел их в Пуату, Ричард не решился вступить с ними в бой. Пока отец шел на юг, он перебегал из одного места в другое. Наконец до Ричарда дошла весть, что Людовик VII и молодой Генрих заключили с королем Англии перемирие и он остался с отцом один на один. «Плача, он явился к королю, своему отцу, и упал лицом на землю у его ног, моля о прощении». Генрих II поднял и поцеловал его. «Так король закончил войну в Пуату». По его совету Ричард отправился к Людовику VII и своему старшему брату, чтобы сообщить им о своем отказе от борьбы[293].
29 сентября король встретился со своими мятежными сыновьями на переговорах в Мон-Луи, расположенном между Туром и Амбуазом, и на следующий день они согласовали условия мирного договора. Генрих, Ричард и Джефри «возвращаются к своему отцу и будут служить ему, как своему господину, свободные ото всех клятв и договоренностей, которые они дали друг другу или иным людям, против него или его людей». Король и его сыновья простили всех своих врагов и пообещали не держать на них зла. Однако в число прощеных не попали король Шотландии, графы Честер и Лейстер, Ральф Фужерский и их заложники.
Затем Генрих обозначил владения своих сыновей и отверг все их просьбы разрешить им править на своих землях самостоятельно. Молодому Генриху король жаловал два замка в Нормандии, по своему выбору, и доход в 3750 фунтов стерлингов в год. Ричард получил два замка в Пуату, «от которых королю не могло быть никакого вреда», и половину доходов Пуату. Джефри полагалась половина доходов от приданого Констанции, дочери Конана, и все доходы целиком – после их свадьбы. Молодой Генрих формально согласился с той долей, которую отец выделил его брату Джону. Вместо трех замков, которые он прежде обещал этому сыну, Джон должен был получить гораздо больше. К нему отходила тысяча фунтов в год из доходов королевских земель в Англии и замки Ноттингем и Мальборо. В Нормандии отец отдал ему два замка по своему выбору и 250 фунтов; еще 250 фунтов ему полагалось из доходов Анжу, и он получал один замок в Анжу, один – в Турени и еще один – в Мэне.
«Далее, король Генрих, сын господина короля, и его братья дали обещание, что они никогда не будут требовать большего от своего отца, господина короля, сверх описанного и определенного им, против воли и удовольствия их отца, господина короля, и ни они сами, ни их слуги не покинут королевскую службу. Ричард и Джефри, сыновья короля, стали его людьми за то, что он им даровал и отдал. Его сын Генрих хотел совершить оммаж, но господин король не позволил ему этого, поскольку он уже был королем, но взял у него заложников»[294].
Король Вильям сидел в Фалезской тюрьме с тех самых пор, как в июле король привез его сюда. Знатнейшим людям его королевства позволялось свободно посещать его, и по их совету в начале декабря он полностью и безоговорочно признал над собой власть английского короля:
«Это соглашение, которое Вильям, король Шотландии, подписал со своим господином Генрихом, королем Англии, сыном Матильды-императрицы. Вильям, король Шотландии, стал вассалом господина короля против всех людей, от имени Шотландии и всех других своих земель, и принес ему клятву, как своему соверену, как имеют обыкновение делать другие люди. Он совершил также оммаж перед королем Генрихом, его сыном, и поклялся ему в верности, исключая верность господину королю, его отцу…
Графы, бароны и другие люди из страны шотландского короля, от которых господин король пожелает потребовать совершения оммажа против всех людей и клятвы верности ему как своему сюзерену, как имеют обыкновение делать другие люди, должны сделать это для него, а также для его сына, короля Генриха, и его наследников, за исключением верности его отцу, господину королю. Подобным же образом наследники короля Шотландии, его баронов и его людей должны совершить оммаж и поклясться в верности наследникам короля против всех людей».
И наконец, в залог своей верности и в качестве платы за освобождение Вильям пообещал передать Генриху II замки Роксбург, Бервик, Джедбург, Эдинбург и Стирлинг, которые давали ему возможность держать под своим контролем всю Шотландию[295].
Договор с королем Шотландии был ратифицирован в Валонье 8 декабря, а 11 декабря, после того как Вильям передал королю заложников, включая своего брата Дэвида, Генрих II отправил его домой, велев подготовить к сдаче пять обещанных замков[296]. И наконец, из тюрьмы были выпущены графы Честер и Лейстер, и все их земли были им возвращены.
В том году король провел свою Рождественскую курию в Аржантане, и, по-видимому, все его четыре сына там тоже были. Трое старших проиграли, попав в еще большую зависимость от отца. Планы Людовика VII тоже потерпели крах, но он бросил семена в хорошо подготовленную почву, и они скоро дадут всходы.
А королева Элеонора, пока ее муж и сыновья лакомились «мясом восьмидесяти оленей, присланных королю из-за моря», встречала Рождество в своей тюрьме, в замке Солсбери, и это Рождество было очень грустным.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.