10 Конец южной группы РОА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

10

Конец южной группы РОА

После того как генерал-майор Трухин в феврале 1945 г. добился в кадровом управлении СС передислокации армейского штаба РОА из Берлина в Хойберг, сухопутные силы РОА почти в полном составе удалось временно собрать поблизости друг от друга в Вюртемберге. В учебном военном лагере Мюнзинген завершалось создание 1-й дивизии, в лагере Хойберг формировалась 2-я дивизия и началось формирование 3-й дивизии. В районе Мюнзинген – Хойберг находились также офицерский резерв, офицерская школа, запасная бригада и другие армейские части, тогда как в Берлине осталась только часть команды армейского штаба. Реализация принятого 28 марта 1945 г. в Карлсбаде решения КОНР стянуть все эти войсковые части в районе Линц – Будвайс, в «Богемских Лесах», была, правда, нарушена передислокацией 1-й дивизии в район действий группы армий «Висла», но лишь временно, т. к. генерал-майор Буняченко сумел вновь избежать подчинения немцам и маршем направить свою дивизию в Богемию. В этих условиях, в полном соответствии с планами армейского штаба, и южная группа РОА, остававшаяся в Швабском Альбе, 10 апреля 1945 г. получила приказ о передислокации в район Линца. 19-го (по другим данным, 17-го) апреля колонны по плану, разработанному в армейском штабе, двинулись в путь из Хойберга на юго-восток, в направлении Меммингена [565]. Начальник штаба формирования полковник Герре смог на первое время добыть частям продовольствие из еще самих по себе обильно заполненных складов снабжения сухопутных войск в районе Ульма, так что маршевое передвижение началось в какой-то мере удовлетворительно. Даже запасная бригада, находившаяся, с точки зрения снаряжения, в особенно плохом состоянии, показала удовлетворительные результаты и нашла признание генерал-майора Трухина. Однако в целом перемещение южной группы в Богемию – уже из-за опасности воздушных налетов и возрастающих трудностей со снабжением – больше не могло пройти так гладко, как передислокация 1-й дивизии РОА на Одерский фронт месяц назад. Когда, например, полковник Герре обратился к командующему Мюнхенским военным округом, генералу пехоты Крибелю, чтобы обеспечить дальнейшее снабжение, тот напрямик объяснил ему, что не может отдать русским «ни грамма хлеба» и «ни капли бензина» [566]. Возникла необходимость организовать погрузку в железнодорожные составы, желая избежать, чтобы части – как-никак около 25 000 человек – перешли к самоснабжению на селе со всеми вытекающими отсюда сопутствующими явлениями.

С другой стороны, погрузка в составы была кошмаром для русских командиров, ведь они предчувствовали, что разрыв частей неизбежно приведет и к потере их командной власти. Не кто иной, как генерал-майор Буняченко, возразил тогда генерал-майору Звереву против подобных планов, сославшись на то, что американские танки, по дошедшим до него слухам, уже достигли района станций погрузки [567]. Лишь когда начальник германской команды связи майор Кейлинг убедил его в том, что в этом регионе вермахт еще является хозяином положения, части в ночь с 24 на 25 апреля 1945 г. удалось погрузить в вагоны на линии Мемминген – Бухлоэ. Процедуру погрузки прикрывал от неожиданных атак противотанковый дивизион 2-й дивизии, оснащенный противотанковыми средствами, а также другие хорошо вооруженные группы. Правда, после этого проблемы не были устранены, т. к. отдельные части покинули эшелоны, не передвигавшиеся в течение дня из опасения атак штурмовиков, и самовольно двинулись в путь пешком. Под Ландсбергом с солдатами РОА связались эвакуируемые узники концлагерей, одетые ими в униформу РОА. Пришлось офицерским патрулям и полевой жандармерии прочесать колонны, а командирам – дать строгие приказы, чтобы продолжить передвижение по железной дороге из района Фюрстенфельдбрукк– Ландсберг. Лишь после преодоления многих трудностей эшелоны 29 апреля достигли места назначения – Линца, где части опять удалось привести в порядок. С прибытием в этот район части южной группы РОА, по мнению немецких командных инстанций, переходили в подчинение действовавшей здесь группы армий «Юг» («Остмарк»). Это, правда, противоречило представлениям армейского штаба РОА, но не имело последствий, идущих вразрез с намерениями русских, так что конфликта, возможно, неизбежного в ином случае, удалось избежать. Командующий группой армий генерал-полковник д-р Рендулич принял генерал-майора Трухина в своей ставке в Эрле под Линцем «очень любезно» и дал согласие на ускоренную поставку еще недостававшего снаряжения и вооружения. Поскольку он не нашел применения даже для 2-й дивизии, как-никак уже в значительной мере организованной, то было решено маршем направить части в Тршебонь, восточнее Будвайса, где на линии цепи озер они должны были оборудовать оборонительную позицию, т. е. могли завершить свое обучение и ожидать дальнейшего развития событий. Настроение в частях все еще было прямо-таки уверенным; так, на параде в Дойч-Бенешау [ныне Бенешов, Чехия. – Прим. пер.] полки под музыку прошли мимо своего командира дивизии.

Сосредоточение всех частей РОА в одном районе и их объединение с Казачьим кавалерийским корпусом в этот момент следует рассматривать и в связи с политическими усилиями по установлению контактов с западными державами. После того как все предыдущие попытки остались безрезультатными, нужно было – так это мыслилось – предпринять последнее усилие, так сказать, наглядно представить союзникам значение Освободительного движения, чтобы тем самым привлечь их интерес. За спиной недоверчивых немцев, а с апреля 1945 г. – с недвусмысленного одобрения кадрового управления СС [568], широкую инициативу в этом отношении развил Жеребков [569]. Жеребков, сын царского генерала, руководитель Управления делами русских эмигрантов во Франции, присоединился к Освободительному движению из парижской эмиграции. В составе подчиненного генерал-майору Малышкину главного организационного управления КОНР он возглавил «отдел по связям с государственными органами», а с марта 1945 г., когда немцы отказались от противодействия, «Отдел по международным отношениям», подчиненный теперь лично Власову, т. е. практически министерство иностранных дел КОНР, ведавшее и представительством в Министерстве иностранных дел Германии. Он давно преследовал идею назначить в нейтральные страны официальных представителей КОНР – во-первых, чтобы довести до сведения общественности и государственных органов сущность и цели Освободительного движения, а во-вторых, что казалось еще важнее, чтобы быть в состоянии завязывать незаметные контакты с западными державами, которые все еще ошибочно рассматривались как потенциальные союзники.

После того как правительство рейха уже в конце 1944 г. уведомило союзников, что требует предоставить добровольцам, как обмундированным военнослужащим вермахта, статус немецких военнопленных [570], – как еще будет показано, полное соответствие этой позиции международному праву пришлось признать и государственному департаменту в Вашингтоне, – Жеребков в январе 1945 г. обратился к Министерству иностранных дел и кадровому управлению СС за разрешением установить контакты с Международным Красным Крестом в Женеве. Он мотивировал это желанием прояснить положение попавших в руки союзных войск военнослужащих добровольческих частей, за которых КОНР все же ощущал себя ответственным, хотя, строго говоря, речь не шла о солдатах Власовской армии. Противоречившая международному праву выдача российских добровольцев германского вермахта давно уже началась, когда Жеребков 26 февраля 1945 г. передал берлинскому представителю МКК д-ру Лениху меморандум КОНР, где содержалась просьба к президиуму Красного Креста обратить внимание союзных держав еще на один дополнительный аспект [571] – а именно, на политический характер Освободительного движения, дававший повод для надежды, что солдаты РОА, которых в ином случае ожидало беспощадное уничтожение, смогут воспользоваться правом политических беженцев, как-никак традиционным для западных стран.

К этому моменту делегация МКК в Лондоне уже пыталась по своей инициативе прозондировать позицию британского правительства, однако оно не удостоило ее даже ответа. Подтвердив получение меморандума, профессор д-р Буркгардт 13 апреля 1945 г. через д-ра Лениха указал на особые сложности представительства интересов добровольцев перед западными державами и потому просил передать, что для дела было бы полезно, если бы КОНР – в известном смысле, в качестве ответной услуги – походатайствовал у рейхсфюрера СС о защите узников концлагерей, находящихся в его распоряжении. Итак, власть и влияние Власова в Женеве уже считали достаточно большими, чтобы попросить его о добрых услугах в таком неотложном деле. И Власов не замедлил бросить на чашу весов весь вес своей личности. 17 апреля 1945 г. он в Праге, в присутствии генерал-лейтенанта Ашенбреннера, уполномочил оберфюрера СС д-ра Крёгера обратиться к Гиммлеру и сообщить ему об инициативе МКК с примечанием, что КОНР полностью присоединяется к ней и во всех отношениях поддерживает ее.

В основе инициативы в Международном Красном Кресте по вопросу военнопленных лежало также намерение установить таким путем связь с англо-американцами. Этой же цели должна была послужить поездка в Швейцарию, которую подготавливал лично Жеребков по желанию Власова, в надежде там – возможно, через посредников – вступить в переговоры с дипломатическими представительствами Великобритании и США в Берне. Выездная виза была уже выдана 12 апреля 1945 г. статс-секретарем в Министерстве иностранных дел, бароном фон Штеенграхтом; швейцарский поверенный в делах в Берлине, советник посольства д-р Цендер, который долгие годы пробыл в России и питал явные симпатии к Русскому освободительному движению, похлопотал в Берне за Жеребкова. Тем временем, несмотря на свое обещание, швейцарское правительство отказало во въезде, опасаясь возможного недовольства Советского Союза. Жеребков получил лишь рекомендательное письмо Цендера и доброжелательный совет от него, а также представителя МКК д-ра Мартина – самому попытать счастья на границе. Власов, находившийся в те дни на дальнем горном перевале, выдал 27 апреля своего рода общую доверенность, в которой он представил Жеребкова как «начальника дипломатической и внешней службы» КОНР и поручил ему вести все переговоры «со швейцарскими, испанскими, французскими, английскими, американскими властями, с дипломатическими и военными кругами и Международным Красным Крестом» [572]. Разумеется, такая миссия, направленная столь односторонним образом за несколько дней до конца войны, не могла иметь успеха. Жеребкову не удалось даже преодолеть сопротивление швейцарской пограничной охраны и добиться въезда в Швейцарию.

Однако уже до этого он, поставив свои далеко идущие международные связи на службу Освободительному движению, использовал и другие пути. К контактам, которые он намеревался использовать, принадлежало знакомство с Густавом Нобелем: с ним он когда-то встречался в Париже, а в марте 1945 г. направил ему письмо, которое хотел передать в Стокгольм курьерской почтой шведский военный атташе в Берлине полковник фон Данефельд. Еще более многообещающим представлялся путь в Испанию, т. к. главе государства генералу Франко, чьи дипломаты в Берлине проявили интерес к Освободительному движению, приписывались нескрываемые симпатии к Власову. Несколько лиц из окружения Власова отличились, участвуя на стороне испанских националистов в гражданской войне, – полковник Сахаров, временами его адъютант, или капитан барон Людингхаузен-Вольф, офицер по особым поручениям в армейском штабе. К тому же, по удачному стечению обстоятельств, Жеребков в свой парижский период находился в доверительных отношениях с генералом графом Ниродом, дядей княгини Кудашевой, мужем которой был вновь назначенный американский посланник в Мадриде Норман Армор. Здесь, казалось, имелись реальные точки соприкоснования. В марте 1945 г. Жеребков передал одному испанскому дипломату письмо генералу графу Нироду, в котором настоятельнейшим образом просил его использовать все личные связи с США и Англией, чтобы в случае поражения Германии спасти Освободительное движение от уничтожения. Сам генерал Власов, наряду со своей доверенностью, еще 27 апреля 1945 г. вручил Жеребкову письмо генералу Франко; через одного немецкого офицера сопровождения он позаботился и о предоставлении самолета на близлежащем аэродроме в Инсбруке.

Поездка Жеребкова в Испанию, к которой хотел присоединиться и Людингхаузен-Вольф, не пошла дальше планов, точно так же остались без результата и все прочие подготовительные попытки. Например, таковая, предпринятая в январе 1945 г. швейцарским журналистом Брюшвейлером, который сблизился с Жеребковым и предложил ему через влиятельные связи в Швейцарии направить западным союзникам меморандум с разъяснениями о Русском освободительном движении и одновременно написать для «Нойе Цюрхер Цайтунг» серию статей на ту же тему, затем, очевидно, отвергнутую цензурой. Таковой была и поездка в Швейцарию в марте 1945 г. всемирно известного ученого профессора Вышеславцева, который перед этим в Карлсбаде договорился с Власовым. И, наконец, инициатива профессора права Рашхофера и профессора философии Айбля – они рекомендовали Власову направить через Пражское радио обращение к проходящей в Сан-Франциско конференции Объединенных Наций, чтобы проинформировать мировую общественность о сущности политического движения, по своим целям весьма близкого к демократическим принципам. Государственный министр Франк, правда, принял к сведению содержание обращения, отредактированного Рашхофером и Айблем совместно с Жеребковым, но не счел себя вправе дать разрешение на такого рода «акт большой политической важности», тем более что там в одном пункте шла речь даже о равноправии евреев в будущем русском государстве. В этой связи следует особо отметить и роль главы Зарубежной русской православной церкви. Архиепископ-митрополит Анастасий уже по случаю провозглашения Пражского манифеста провел 19 ноября 1944 г. в православной церкви в Берлине, совместно с митрополитом Германским Серафимом торжественное богослужение [573]. Когда в феврале 1945 г. он готовился к поездке по церковным и личным делам из Карлсбада в Швейцарию, генерал-майор Мальцев воспользовался не внушавшей подозрения беседой о назначении походных священников в ВВС РОА, чтобы посвятить Анастасия в западные планы Власова и призвать его на помощь [574]. Митрополит, относившийся к Освободительному движению со столь теплым участием, заверил тогда, что если швейцарская поездка состоится, то он предпримет все, что в его власти, если потребуется – через посредников, чтобы установить контакты с союзниками и поддержать своих терпящих бедствие соотечественников. Ввиду все более критической военной ситуации, в течение весны 1945 г. предпринимались и различные попытки установить прямую связь с наступающими войсками союзников, теперь лишь с целью добиться сложения оружия при единственном условии – невыдаче Советам. В последние дни апреля 1945 г. Власов в Фюссене, куда только что переселился КОНР, совещался о необходимых шагах с генералами Малышкиным, Жиленковым, Боярским, уполномоченным немецким генералом Ашенбреннером и капитаном Штрик-Штрикфельдтом [575]. Была одобрена инициатива Ашенбреннера – немедленно направить к американцам парламентеров по месту пребывания как ВВС РОА, так и ее сухопутных сил, чтобы положить начало сдаче. Генерал-майор Малышкин вместе со Штрик-Штрикфельдтом в роли переводчика, представленным под именем полковника Верёвкина, 29 апреля 1945 г. пересек линию фронта на пути к американским командным структурам, которые корректно с ним обошлись, но одновременно проявили свою полную политическую неосведомленность, а также ограниченные возможности. Генерал-майору Малышкину представился случай со всей обстоятельностью побеседовать с командующим 7-й армией генералом Пэтчем о сущности русского национального движения сопротивления. Но уже в беседе выявилось, насколько вредоносным было в глазах американцев то обстоятельство, что русские добровольческие части воевали во Франции и в Италии против союзных войск. Было крайне сложно разъяснить им, что эти добровольцы в немецкой униформе с эмблемой РОА на левом (а не на правом) рукаве подчинялись исключительно немецкому командованию и не являлись составной частью Власовской армии. Генерал Пэтч хотя и проявил личные симпатии, но, естественно, не преступил в этом вопросе границ, установленных для него, как и для всех военачальников. Так, он мог лишь пообещать обращаться с солдатами РОА, сложившими оружие, как с военнопленными и попытаться облегчить их положение. Мол, их дальнейшая судьба будет затем решаться в Вашингтоне. Если генерал-майору Малышкину все же еще удалось пробиться к командующему 7-й армией и быть выслушанным им, то предпринятая в то же время миссия штурмбанфюрера СС фон Сиверса и капитана РОА барона Людингхаузен-Вольфа, которые должны были передать главнокомандующему союзными войсками на Средиземноморском театре военных действий фельдмаршалу Александеру меморандум Власова, завершилась полной неудачей. Сиверс, в прошлом царский офицер, когда-то сражавшийся с большевиками в составе Балтийского ландесвера под началом тогдашнего подполковника Александера, надеялся найти на основе старых связей определенное понимание. Однако обоих эмиссаров привели лишь к высокопоставленному офицеру связи и после краткого опроса интернировали [576].

Независимо от этого, перед отбытием южной группы РОА из Хойберга, и генерал-майор Трухин предпринял меры по установлению связи с англо-американцами. Он поручил начальнику 2-го сектора разведывательного отдела армейского штаба, капитану Лапину, указать дислокацию частей РОА в Южной Германии американским войскам и одновременно попросить их о предоставлении политического убежища, т. к. в ином случае солдат ожидала верная гибель [577]. Лапин передал американцам письмо КОНР с подготовленным текстом листовки, которую предполагалось разбросать над войсковыми частями в случае принятия единственного условия, а именно: невыдачи Советам. Поскольку о Лапине больше ничего не было слышно, генерал-майор Трухин 28 апреля 1945 г. послал еще одного офицера разведки армейского штаба, капитана Денисова, который действительно попал к американцам и в первые дни мая, был в доброжелательной манере допрошен начальником контрразведки американской 7-й армии, полковником, однако это не возымело каких-либо последствий.

Между тем в армейском штабе, который после временного пребывания в Будвайсе в начале мая 1945 г. переселился в Райнбах, между Будвайсом и Линцем на австрийской территории, в присутствии полковника Герре проходили длительные совещания [578]. Вскоре было признано необходимым вновь наладить утраченную связь с генералом Власовым и 1-й дивизией РОА. С этой целью генерал-майор Шаповалов еще 3 мая 1945 г. направился на прежний аэродром ВВС РОА в Дойч-Броде, а оттуда самолетом – в штаб-квартиру 1-й дивизии в Сухомастах, где он приземлился 4 мая [579]. В тот же день в армейском штабе было принято решение – независимо от прибытия 1-й дивизии, на которое рассчитывали, уже теперь официально предложить приближающимся американским войскам сложение оружия, хотя и в форме, которая должна была прояснить, что РОА является не частью германского Вермахта, а самостоятельной национальной вооруженной силой. В стремлении не только подписать чисто военную капитуляцию, но и в какой-либо форме узаконить ее политически, генерал-майору Ассбергу и полковнику Позднякову, которым поручили эту миссию, 4 мая 1945 г. была выдана доверенность на французском языке, подписанная заместителем главнокомандующего РОА и членом президиума КОНР генерал-майором Трухиным, а также генерал-майором Боярским, генерал-майором Меандровым, майором Музыченко и профессором-историком, капитаном Гречко в их качестве членов Комитета освобождения [580]. Согласно ей, в их задачу входило, как было сказано, «ознакомить верховное командование англо-американской армии с целями Русского освободительного движения, воплощенного в КОНР, под председательством главнокомандующего вооруженными силами, генерал-лейтенанта Андрея Власова», и по этому случаю также заверить, что РОА ни при каких обстоятельствах не вступит в вооруженный конфликт с англо-американскими вооруженными силами.

Парламентерам, отправившимся в путь вечером 4 мая из армейской ставки Райнбах (севернее Фрайштадта), удалось пересечь линию фронта в районе Хоэнфурта [ныне Вишши-Брод, Чехия. – Примеч. пер.] лишь после преодоления некоторых трудностей [581]. Они были приведены к командиру 11-й бронетанковой дивизии бригадному генералу Дегеру и корректно встречены им, как и шефом разведывательного отдела подполковником Слейденом. Дегер принял предложение о капитуляции, а также внимательно выслушал устные комментарии генерала Ассберга. Однако после консультации с вышестоящим корпусом или с 3-й армией он потребовал безоговорочной сдачи, т. е. капитуляция как исключительно военный акт была вновь лишена всяких политических аксессуаров. Так, он заявил о том, что не в состоянии дать какие-либо гарантии невыдачи или хотя бы только ускоренного пропуска русских подразделений в американский тыл. В этой критической ситуации полковник Поздняков пустил в ход еще один аргумент. Он имел с собой справку о реальной силе РОА, предусмотрительно подготовленную начальником оперативного отдела армейского штаба полковником Неряниным, и теперь представил ее бригадному генералу Дегеру, заметив, что эта весьма значительная масса войск будет вынуждена, чтобы не попасть в руки Советав, сражаться до последнего и погибнуть в бою. Американский командир дивизии был явно впечатлен перспективой, что РОА («Власовский белый русский корпус», «Белые русские освободительные силы», «численностью предположительно около 100 тысяч») может вступить в последний отчаянный бой перед его участком фронта. По этой причине он еще раз связался со штаб-квартирой 3-й армии. И хотя в главном пункте ничего изменить не удалось, он все же в конце концов добился согласия на облегчение условий [582].

Со стороны 3-й армии Вооруженным силам КОНР было разрешено перейти американские линии колонной южнее Будвайса и тотчас продолжить марш в установленный район к северо-западу от Линца, т. е. в глубокий тыл американской армии, на австрийскую территорию. Войскам разрешалось взять с собой все свое оружие и материальную часть; американское командование даже поставило условие, что ни оружие, ни боеприпасы или прочее снаряжение не должны быть переданы немцам, и, кроме того, выдвинуло требование, имевшее лишь теоретическое значение, – освобождение союзных военнопленных. Офицеры и по 10 рядовых из каждой роты могли иметь оружие и в зоне интернирования. 3-я армия гарантировала всем русским солдатам невыдачу до конца войны. Их дальнейшая судьба должна была зависеть от политических решений. Бригадный генерал Дегер передал парламентерам два экземпляра этих условий сдачи, а также карту и потребовал в случае принятия возвратить подписанный генералом Власовым или генералом Трухиным экземпляр в течение 36 часов, отсчитывая с 18.00 6 мая 1945 г. [583] Одновременно было согласовано, что предварительно в установленную зону интернирования будет направлена в качестве квартирьеров группа из 7–8 русских офицеров. Делегаты вновь получили свое оружие и были препровождены назад к линии фронта.

Что означал такой результат переговоров? Во-первых, признание Вооруженных сил КОНР партнером по переговорам и, во-вторых, гарантию сложения оружия во внешне обходительной форме. Однако категорический отказ выполнить единственное условие должен был внушать опасения. Например, адъютант генерал-майора Ассберга, лейтенант Будков, вынес из беседы с американским переводчиком, офицером русского происхождения, неприятное впечатление, что американцы заботились только и исключительно о быстром завершении боевых действий, а все остальное их не интересовало [584]. После своего возвращения он настоятельно посоветовал друзьям добыть себе гражданскую одежду и попытаться в одиночку пробиться на юг. Тут было над чем подумать, т. к. при американской дивизии находился советский офицер связи, который к тому же попытался сблизиться с переводчицей Смирновой и шофером Трутневым. Во всяком случае, генерал-майор Трухин не счел себя вправе в этих условиях осуществить капитуляцию немедленно. Еще 5 мая из района расположения 1-й дивизии, при которой находился и Власов, прибыл генерал-майор Шаповалов с непонятным здесь указанием на то, что генерал-майор Буняченко намерен вмешаться в Пражское восстание и что ожидается подтягивание к Праге и южной группы РОА [585]. Генерал-майор Трухин, который полагал, что северная группа (1-я дивизия) соединится с южной группой в районе Будвайса, счел необходимым направить к Власову своего заместителя, генерал-майора Боярского, чтобы прояснить недоразумение и получить более детальные инструкции по вопросу капитуляции.

7 мая, поскольку от Боярского так и не поступило известий, Трухин, вопреки всем предостережениям, решился сам поехать в Прагу, чтобы обсудить ситуацию с Власовым. Перед этим он по инициативе полковника Нерянина подписал экземпляр акта о капитуляции и приказал полковнику Позднякову передать экземпляр американцам в случае, если он не возвратится до вечера. В армейском штабе стала заметна нервозность, т. к. 8 мая в 6.00 истекал срок ультиматума, а о Трухине тоже больше ничего не было слышно. Когда генерал-майор Меандров вечером 7 мая узнал в армейском штабе о капитуляции германского вермахта в Реймсе, было принято решение немедленно отправить в путь парламентеров [586]. Делегацию возглавил полковник Поздняков, в ее состав вошли также: член КОНР майор Музыченко, майор Тархов, майор Чикалов, капитан Агафонов, капитан Иванов, капитан Зинченко и переводчица Смирнова. Группа офицеров, покинувшая армейский штаб на двух автомашинах 7 мая в 18.00, добралась до штаба 11-й бронетанковой дивизии лишь 8 мая в 5.30, когда из-за всеобщей немецкой капитуляции каждая отдельная капитуляция уже потеряла силу [587]. Тем не менее подполковник Слайден, по настоятельной просьбе Позднякова и после консультации с бригадным генералом Дегером, согласился еще раз подтвердить установленные ранее условия, так что сдача считалась бы произошедшей еще до окончания войны [588]. Это было важно в том отношении, что русские солдаты могли теперь, с американской точки зрения, претендовать на статус военнопленных и не подпадали под неясное понятие «сдавшийся вражеский персонал» (Surrendered Enemy Personal). Подполковник Слайден сначала намеревался направить для инструктажа к русским частям американских офицеров, но затем отпустил делегацию через линии без них и дал ей надежное сопровождение. 8 мая в 14.00 полковник Поздняков возвратился в армейский штаб.

Поскольку до вечера этого дня от генералов Трухина и Боярского известий не поступило, генерал-майор Севастьянов как старший по должности попросил на офицерском совещании генерал-майора Меандрова, пользовавшегося всеобщим доверием, взять на себя командование южной группой РОА. Одновременно было решено перейти на занятую американцами территорию уже на следующий день. Колонны армейского штаба, офицерского резерва, офицерской школы и других армейских частей достигли на рассвете 9 мая Каплица (Каплице) и, беспрепятственно перейдя со всем оружием американские линии на участке 26-й пехотной дивизии под Крумау (Чески-Крумлов), были собраны в дворцовом парке на западной окраине города. Однако ситуация здесь была крайне неприятной. А именно, если бы, как опасались, советские войска прорвали американское охранение под Крумау, состоявшее лишь из одной роты, то русские оказались бы в дворцовом парке, расположенном на возвышении, в ловушке. Поэтому генерал-майор Меандров позаботился о разрешении на немедленный дальнейший марш на запад в духе соглашения, достигнутого с бригадным генералом Дегером. С этой целью он вновь направил генерал-майора Ассберга и полковника Позднякова в следующий по старшинству американский штаб. К делегации, направившейся сначала к генералу кавалерии Кёстрингу, присоединился по пути и полковник Герре, которого Меандров освободил от его обязанностей в отношении РОА [589]. Свидетельство Кёстринга, обладавшего столь высоким авторитетом, как полагали, могло пригодиться, чтобы разъяснить американцам, что РОА являлась независимой вооруженной силой, которая и снабжалась немцами лишь в кредит. Однако эмиссаров уже вскоре после отъезда задержал полковник Хендфорд, командир 101-го (или 104-го) американского пехотного полка, – он после угощения хотел направить их в штаб генерала танковых войск Неринга, которому подчинялись все военнопленные немецкие подразделения на этой территории. В штаб-квартире этого полкового командира, по другим данным – в штаб-квартире дивизионного командира, который, во всяком случае, держался очень корректно, произошел еще один неприятный инцидент [590]. Советский офицер связи задал Позднякову вопрос: «Что делаете здесь вы, адъютант генерала Власова?», на который тот коротко ответил: «Спасаем наши части». Затем советский офицер обратился к генерал-майору Ассбергу со словами: «А мы вас знаем, генерал!», плюнув ему на униформу. Такого рода действиями, не принятыми среди «джентльменов», американский командир, как пишет полковник Герре, «был крайне возмущен и тут же указал советскому на дверь». Далее, он не поддался и на требование того о задержании делегатов РОА на 2–3 дня. Генерал-майор Ассберг и полковник Поздняков добрались до штаба генерала Неринга и утром 11 мая возвратились в русский армейский штаб, находившийся теперь в Кладенске Ровне [ныне Кладне, Чехия. – Примеч. пер.], в 5 км юго-западнее Крумау. Стягивание перешедших частей южной группы РОА в лагерь, расположенный несколько далее на запад, было единственной уступкой, на которую пошли американцы. Через несколько дней частям было велено сложить оружие и считать себя военнопленными.

Армейскому штабу, офицерскому резерву, офицерской школе и прочим частям РОА все же удалось совершить переход в американскую зону беспрепятственно. Но как обстояло дело с запасной бригадой и 2-й дивизией РОА, расположенными на некотором отдалении, к северо-востоку от Крумау? Загадочным в этой связи остается поведение штаба 2-й дивизии, который еще утром 9 мая бездействовал в своей штаб-квартире в Сухентале-на-Лайнзице (Сухдоль-над-Лужници). Генерал-майор Трухин приказал самому командиру дивизии уже 6 мая (день спустя приказ еще раз повторил начальник оперативного отдела полковник Нерянин) подвести свою дивизию поближе к остальным частям армии. 8 мая генерал-майор Зверев участвовал также в совещании армейского штаба, так что он должен был знать о принятом там решении [591]. Еще до того как армейский штаб и другие части перешли 9 мая в американскую зону, в 4.00 во 2-ю дивизию был направлен майор Шейко, чтобы призвать немедленно тронуться с места. Но когда начальник германской команды связи майор Кейлинг, также получивший приказ о передислокации, хотел утром 9 мая донести генерал-майору Звереву об отбытии, то нашел его в неясном настроении [592]. Приходили и уходили вестовые. Зверев пригласил Кейлинга к завтраку и в конце концов попросил у него оружия: «Оружия, сколько Вы можете достать. […] Мы будем драться». Что он при этом имел в виду, хотел ли он только обеспечить при отходе охрану своих частей и защитить их от нападения, или он намеревался дать последний отчаянный бой, приходится только гадать. Во всяком случае дивизионному штабу уже не удалось своевременно отойти на запад, хотя он был хорошо оснащен автомашинами и имел достаточные запасы бензина. В ночь с 9 на 10 мая штаб дивизии был захвачен врасплох подразделением советской 297-й стрелковой дивизии (46-я армия, 3-й Украинский фронт). После возникшей перестрелки, как сообщил позднее начальник отделения контрразведки дивизионного штаба, капитан Твардиевич, генерал-майор Зверев раненым попал в руки противника. Но тем временем начальник штаба полковник Богданов, видимо, со своей стороны велел начать отход 2-й дивизии РОА [593]. Ведь, в отличие от частей полка снабжения, 2-го полка и других подразделений, отдельным частям, например, артиллерийскому полку, и большому числу солдат еще удалось своевременно перейти в американскую зону под Крумау [594].

Напротив, запасная бригада, загодя собравшаяся под командованием полковника Койды в Каплице, смогла перейти к американцам целиком. Поскольку обещанный армейским штабом приказ о передислокации не поступил, а посланные связные-мотоциклисты не вернулись, командир бригады еще 8 мая 1945 г. самостоятельно начал передвижение своих частей на запад [595]. Колонна окольными путями беспрепятственно пересекла демаркационную линию, но вскоре получила здесь от американского полковника приказ сложить оружие и очистить дорогу. Однако полковник Койда не дал себя сбить этим с толку. На следующую ночь он повел свою бригаду в стороне от дорог в район города Фридберг (Фримбурк), где она остановилась и поначалу была предоставлена сама себе. Обоз во главе с подполковником Трофимовым подошел по дороге с запозданием, так что в целях продовольственного обеспечения пришлось покуситься на часть из 750 лошадей бригады. Кроме того, Койда наладил с комендантом города Фридберга, очень любезным и говорившим по-русски американским майором, связи, которые, как еще будет показано, оказались для многих военнослужащих бригады чрезвычайно полезными.

Тем временем генерал-майор Трухин и другие генералы, отправившись в Прагу, поехали навстречу своей гибели. Уехавший первым генерал-майор Боярский 5 мая попал при Пршибраме в центр района, который с 3 мая контролировали партизаны-коммунисты. Его задержали и потащили к командиру отряда «Смерть фашизму», капитану Красной Армии по фамилии Олесинский (он же Смирнов), который принялся грубо его оскорблять. Боярский был человеком с характером, да еще и вспыльчивым, который не терпел подобного обращения. Он дал советскому офицеру пощечину, в ответ на что тот, вне себя от ярости, приказал повесить находившегося в его руках генерала [596]. И Трухин, который вместе с генерал-майором Шаповаловым и немецким офицером связи майором Оттендорфом выбрал тот же путь, попал утром 8 мая в засаду при Пршибраме. Его адъютант старший лейтенант Ромашкин, которого позднее удалось освободить, сообщил подробности [597]. Перед зданием, где находился партизанский штаб, Трухина, угрожая автоматом, заставили выйти из машины. Шаповалова, сидевшего в первом автомобиле, увели еще до этого и вскоре расстреляли. Капитан в полной униформе Красной Армии, видимо, – опять Олесинский, – отобрал у Трухина и его сопровождения оружие и бумаги и, разделив их, приставил к ним охрану. Затем утром 9 мая генерал-майор Трухин был передан советским военным властям, которые из Дрездена переправили его самолетом в Москву. По всей видимости, при Пршибраме в руки коммунистов-партизан попали и генерал-майоры Благовещенский и Богданов. Достойно внимания, что в эти критические дни, при попытке установить связь с главнокомандующим, один за другим бесследно исчезли несколько ведущих офицеров РОА. Полковник Поздняков поднял позднее вопрос, не следовало ли в связи с восстанием в Богемии проявлять большую осторожность [598]. Даже если учесть, что восставшие чехи в целом ценили РОА как союзника, генерал-майор Трухин, по его мнению, не должен был отправляться в поездку без вооруженного эскорта. Далее, Поздняков выражает свое удивление по поводу того, что начальник отдела связи армейского штаба подполковник Корбуков был не в состоянии установить прямую радиосвязь с главнокомандующим и с 1-й дивизией, хотя 2-я дивизия располагала соответствующей аппаратурой связи и ее удаление от Праги едва ли составляло более 150 километров.

Примечания

565. Кейлинг З. Армия Власова. С. 14 (на нем. яз.). // Архив автора.

566. Герре Г. Формирование власовских дивизий. С. 10 (на нем. яз.). // IfZ; Он же. Дополнения. С. 15 (на нем. яз.). // IfZ.

567. Кейлинг З. Генерал Зверев и военно-полевой суд в Гаузене (на нем. яз.). // Архив автора.

568. Бухардт Ф. Рукопись 1946 г. С. 15 (на нем. яз.). // BA-MA. Sammlung Steenberg; Крёгер – Стеенбергу, без даты. // Там же.

569. Жеребков Ю. Попытки КОНРа войти в контакт с англо-американцами. С. 16. // BA-MA. Sammlung Steenberg; См. также в дальнейшем.

570. Обращение с добровольцами в английском и американском плену. Сообщения для командиров восточных войск особого назначения и штаб-офицеров местных вспомогательных сил, № 18. Генерал добровольческих частей при Генеральном штабе ОКХ, № 14630/44 секретно, 15.10.1944 (на нем. яз.). // Архив автора; См. также: Herwarth H. Zwischen Hitler und Stalin. S. 341.

571. Комитет Освобождения Народов России – Президиуму Международного Красного Креста, 26.2.1945. // Жеребков Ю. Попытки КОНРа. С. 21–22.

572. Сертификат Комитета Освобождения Народов России. Штаб-квартира. Генерал-лейтенант А. Власов, 27 апреля 1945 г. (на фр. яз.). // Там же. С. 22.

573. Поздняков В. Андрей Андреевич Власов. С. 181–182.

574. Плющов-Власенко Б. Крылья свободы. С. 74. // Архив автора.

575. Strik-Strikfeldt W. Gegen Stalin und Hitler. S. 233.

576. Бухардт Ф. 27.2.1966 (на нем. яз.). // BA-MA Sammlung Steenberg; Steenberg S. Wlassow. S. 204.

577. Капитан В. Денисов, История пребывания в плену у американцев генералов Василия Федоровича Малышкина, Георгия Николаевича Жиленкова и группы офицеров штаба ВС КОНР. // BA-MA. MSg 149/52.

578. Герре Г. Формирование власовских дивизий. С. 30 (на нем. яз.). // IfZ.

579. Ausk? S. Vojska gener?la Vlasova. S. 164; Ауски С. Предательство и измена. С. 210.

580. Комитет Освобождения Народов России, № 4/75/45. Член Президиума КОНР и начальник Главного штаба Вооруженных сил РОА генерал-майор Трухин (на фр. яз.). // Архив автора.

581. Поздняков В. Последние дни.

582. Изложение в кн. Поздняков В. Андрей Андреевич Власов. С. 377, Поздняков В. Последние дни, – соответствует изложению в кн. Steward H. Thunderbolt. P. 139; См. также: Полковник Нерянин. Ведомость боевого состава РОА, 1945. // BA-MA. MSg 149/5.

583. Условия перехода частей ВС КОНР на положение военнопленных 3-й американской армии. Командир 11-й танковой дивизии, генерал-майор Дегер, 6.5.1945. // BA-MA/ MSg 149/5; Steward H. Thunderbolt. P. 139.

584. Кап. П.Н.Б. Последние дни РОА (в газете «Наша Страна»). // BA-MA. MSg 149/8.

585. Битенбиндер. Армия обреченных. // Новое Русское Слово, 9.2.1970.

586. Поздняков В. Андрей Андреевич Власов. С. 380, см. также в дальнейшем.

587. Штаб Вооруженных Сил Комитета Освобождения Народов России, 7 мая, 1945 г., № 12/95/45. Заместитель начальника штаба полковник Нерянин. // BA-MA. MSg 149/5; Dyer G. XII CorpS. P. 434; Steward H. Thunderbolt. P. 139.

588. Headquarters 11th Armored Division, Office of AC of G-2, APO 261, c/o Post Master New York, N.Y., William M. Slayden, Lt. Col., GSC, AC of s, G-2, 8.5.1945. Для американцев это создало еще некоторые сложности в отношениях с Красной Армией. См.: Dyer G. XII Corps. P. 450: «Другой проблемой пленных, более чреватой опасностью в этот период, но недолговременной, было русское (т. е. советское) требование о взятии под стражу группы из 7 тысяч русских белогвардейцев, воевавших вместе с немцами. Корпус передал вопрос более высоким штабам, и было велено отказывать в выдаче пленных, если они сдались до Дня Победы в Европе. Сначала русские (т. е. Советы) были очень настойчивы, но ситуация постепенно разрядилась после нескольких напряженных дней».

589. Герре Г. Формирование власовских дивизий. С. 32 (на нем. яз.). // IfZ; Он же. Дополнения. С. 18 (на нем. яз.). // IfZ.

590. Поздняков В. Последние дни.

591. Он же. Андрей Андреевич Власов. С. 386.

592. Кейлинг З. Прощание с генералом Зверевым (пер. с нем.). // Архив автора; Он же. Армия Власова. С. 18 (пер. с нем.). // Там же.

593. Ausk? S. Vojska gener?la Vlasova. S. 175; Ауски С. Предательство и измена. С. 223.

594. Битенбиндер. Армия обреченных. // Новое Русское Слово, 9.2.1970.

595. Койда С. Запасная бригада. // Архив автора.

596. Кап. П.Н.Б. Последние дни РОА (в газете «Наша Страна»). // BA-MA/ MSg 149/8; Ausk? S. Vojska gener?la Vlasova. S. 168; Ауски С. Предательство и измена. С. 215.

597. Показания А. Ромашкина о ген. Трухине. // BA-MA. MSg 149/52.

598. Поздняков В. Андрей Андреевич Власов. С. 380.