Дисциплина
Дисциплина
Махновская армия не могла похвастать дисциплиной. Отправить какую-нибудь воинскую часть на фронт или же заставить выполнить мелкий приказ, если она этого не желала, было очень трудно. Так, например, штаб 1-го Донецкого повстанческого корпуса, отдавая весьма срочный приказ командиру батареи при 1-м Екатеринославском полку, добавляет недвусмысленно: «В противном случае будут приняты меры»[197]. Или, например, в другом приказе штаба того же корпуса, предлагающем начальнику связи связаться телефоном со штабом полка и со штабом корпуса, добавлено: «Делать одно и то же предписание несколько раз я не нахожу нужным и пишу в последний раз». Расхлябанность частей рисует приказ командира 1-го корпуса:
«Проходя ночью по городу, я у нескольких патрулей спросил пропуск, они мне ответили, в то время как патрули должны спрашивать первыми у проходящих и отнюдь не говорить пропуска, а отзыв, когда их спрашивают». Командир другого корпуса, Петренко, на собрании командного состава, созванного после отступления из Екатерипослава, жалуясь на недисциплинированность в частях, указывал, что «если полку отдать приказ идти в наступление в 3 часа ночи, то он соберется не раньше 11 часов дня». В кавалерии, по его словам, «много скрывается дезертиров, саботажников, которые при появлении противника бросаются бежать в панике и тем расстраивают остальные ряды». Комкор Марченко, вероятно, более честный, заявил, что виноваты сами командиры. «Нужно принять энергичные меры по отношению к старшему комсоставу, который недисциплинирован, в первую очередь к командирам полков и лишь в последнюю очередь по отношению к повстанцам»[198].
В армии наблюдались случаи, когда части снимались с фронта и самовольно уходили в тыл или меняли данное им направление. Несмотря на все попытки высшего командования армии сколотить дисциплинированную армию, она разлагалась. Это вызвало даже специальный приказ Махно по армии от 13 декабря 1919 года, в котором он писал: «Видите ли вы, что армия разлагается и что, чем дальше будет царить халатность командиров к своему делу, повстанцев — к тому, на что они призваны, тем скорее армия себя разложит и умертвит. Революция погибнет…
«Вы оглянитесь вокруг. Вы увидите сотни и тысячи раненых и больных повстанцев. Вы услышите их стоны и проклятия к тем, кто бросает их. А кто их бросает? Не те ли, кто бросает фронт и, позорно скрываясь но деревням, продает всю армию?».
Штаб армии в 1919 году в виде наказания отбирал у провинившихся повстанцев-кавалеристов лошадей и оружие и сдавал командирам их части, но каждая часть была замкнутой семьей, каждый командир зависел от своей части, поскольку он был выбран ею, и поэтому о каком-либо серьезном наказании провинившихся не приходилось думать.
Разлагающее влияние на дисциплину оказывало и пьянство, хотя за пьянство Махно в своих приказах грозил расстрелом.
Но можно ли было от рядовых повстанцев требовать трезвости, когда пример пьянства подавали сами командиры? На поставленный на собрании 1-го Екатеринославского полка вопрос о пьянстве повстанцы постановили: «Приостановить выдачу спиртных напитков как повстанцам, так и командирам, и прекратить картежную игру».
Когда на том же собрании командир корпуса поставил вопрос об исполнении приказов, собрание постановило: «Обсудив этот вопрос, собрание товарищей повстанцев решило единогласно выполнять с условием, если командиры, издающие приказы, были бы трезвы»[199]. Хороша армия, в которой командиры беспробудно пьянствуют, а солдаты подчиняются им условно!
Но если в 1919 году полковые собрания махновцев постановляли прекращать пьянство, то в 1920 и 1921 гг. море безудержного пьянства захлестнуло всю армию, и никто бы не подумал поставить вопрос о прекращении пьянства. Сам «батько» давал этому пример. Об этом можно прочесть в дневнике жены Махно[200].
«7 марта… Еще с Новоселок «батько» начал пить. В Варваровке совсем напился, как и его помощник Каретник. Еще в Гагаровке «батько» начал уже дурить, бесстыдно ругался на всю улицу. Орал как сумасшедший. Ругался в хате при детях и при женщинах. Наконец, сел на лошадь верхом и поехал на Гуляй-Поле. Благодаря морозу упал в грязь…
«12 марта. Эти дни стояли в Гуляй-Поле. Этими днями много пили. Скандалили мало. Выпивши, батько был очень говорлив, — что он очарован чистотою повстанческого движения. Сегодня поехали на Успеновку.
«13 марта. Стоим в Успеновке. Батько и сегодня выпил. Говорит очень много. Ходит пьяный по улице с гармоникой и танцует. «Надто приваблива картина». За каждым словом бесстыдно ругается. Наговорившись и натанцовавшись заснул».
Нарисованная картина сама за себя много говорит. Пьяный «вождь», восторгающийся «чистотою движения».
Пьянство стало настолько бытовым явлением, что, когда махновцы попадали в нормальную обстановку, они не прекращали пьяного разгула. Это относилось и к низам и к верхам в одинаковой степени. Делегация махновской армии, прибывшая в конце 1920 года в Харьков, во время переговоров о совместной борьбе против Врангеля, наилучшим образом аттестовала с этой стороны бытовую сторону армии. Хозяйка квартиры, в которой жила махновская делегация, показывала при допросе: «Недели три или около месяца… были сплошным ужасом. Попов (председатель делегации, бывший левый с.-р. М. К.), его шофер Бондаренко и многие другие все время пьянствовали, бушевали и хулиганили, всегда угрожая оружием; с их приходом дом принял вид вертепа:. всюду была грязь, пьяные люди и беспрерывная и самая площадная ругань. Двери на улицу и во двор никогда не запирались, и кто приходил и уходил, не поддавалось учету… Вообще день начинался с пьянства, ругани, стрельбы в квартирные лампы и прочее и кончался тем же. Мы жили как в плену и вечно дрожали за свою жизнь, рискуя погибнуть от шальной пули кого-либо из пьяных разбойников»[201].
Если пьянствовали и буйствовали сам батько и верхушка его армии, то что же оставалось делать рядовым? Лучшая революционная часть армии ушла. Армия в конце 1920 и 1921 гг. состояла в большинстве из бывших деникинцев. врангелевцев и других деклассированных элементов города и деревни. Руководство находилось в плену кулацкой идеологии. Лучшие революционные традиции армии были давно потоплены в вине, которое размывало дисциплину и смыло последние остатки идейности в армии. Вино ускорило лишь процесс гниения и разложения армии.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.