22.04.1970

22.04.1970

— Когда Хрущёва зачитал доклад на ХХ съезде, я был уже совсем в стороне. Не только в министерстве… От меня старались подальше держаться. Только на заседаниях доложат…

19.04.1977

— Часто задают вопрос: почему на ХХ съезде вы не выступили против Хрущёва? Ваша группа?

— Я думаю, должен дать ответ на этот вопрос нашей партии. Тогда я это очень обдумывал с разных сторон. Не готова была партия к этому. Нас бы просто вышибли. Я надеялся, что, оставаясь в партии, мы понемногу выправим положение. А тогда бы это неожиданно было, если бы мы встали, никто не поддержал бы. Нет, никто. Надо было подготовиться немного.

У меня другое мнение. Я единственное, что сообщу, — кое-какие мои поправки были приняты по вопросу о социализме, но коренным образом я вопроса не выдвигал. И опасность была в том, что и в нашей группе, довольно пёстрой по своим установкам, фактически пёстрой, мог произойти раскол, ничего хорошего не обещавший, так как дело для партии в целом было не подготовлено.

— А доклад Хрущёва обсуждали на Политбюро?

— Обсуждали. Большинство поддержало. Безоговорочно.

— В народе критика Сталина не была подготовлена, а наверху это, видимо, уже было готово?

— Это не поддерживалось открыто, а фактически тянулись к этому. Тянулись, да. Неустойчивость была в этих вопросах.

До сих пор ведь многие одобряют этот доклад. В лучшем случае мог произойти раскол — я этого тоже боялся. Его залечить было бы очень трудно.

В партии это как раз было раскручено под настроение. Я считаю, что при том положении, которое тогда было, если бы мы, даже я выступил с такими взглядами, нас бы легко исключили. Это вызвало бы, по крайней мере, в некоторых слоях партии раскол. И раскол мог быть очень глубоким. Вот Тевосян, тогдашний министр чёрной металлургии, он мне кричал: “Как это так? Как это так?” Он сталинист, да. То же самое Юдин, посол в Китае. Вот они двое ко мне подходили на съезде.

Лучше признайте! некоторые, стоящие примерно на такой же точке зрения, предъявляют Молотову обвинение: “А чего же вы молчали на ХХ съезде?” Значит это не так просто. А разве правильно было молчать? Так нельзя просто. Молчание — знак согласия, обыкновенно говорят. Вот и получилось, что молчал, значит, согласился. Никто, даже противники, в том-то и дело, не могут мне предъявить, что я был согласен с Хрущёвым, а вот, что промолчал, — это факт. (Л.М.Каганович в беседе 7 октября 1989 года сказал мне, что Молотов, Ворошилов и он не согласились с закрытом докладом Хрущёва на ХХ съезде, с которым Хрущёв дал им возможность бегло ознакомиться в перерыве между заседаниями. “Президиум ЦК не поручал Хрущёву выступать с этим докладом, как он утверждал в своих мемуарах, — говорит Каганович, — он сам взял на себя это. И мы тогда не выступили открыто лишь потому, что не хотели раскола партии” — Ф.Ч.)

— Спрашивают: “Как позволили Хрущёву выйти с этим докладом?”

— Большинство. Все голосовали… Я не помню, читали ли мы доклад, но, в общем, докладывали…

— Этот доклад перевернул всю политику. С него началось.

— Не перевернул, а помог. Не с него началось. Если подумаете, тоже вспомните. началось это раньше, конечно. Югославский вопрос был в 1955 году. На год раньше ХХ съезда. Я считаю, что уже в югославском вопросе поворот был совершён. Конечно. Я сделал попытку выступить — все против меня, все, в том числе и те, которые через год-полтора поддержали.

Поворот был раньше сделан, а поскольку поворот был сделан, Хрущёв подобрал на ХХ съезд такой состав, который орал ему «ура!». Я выступил против него открыто.

— Почему он против Сталина пошёл так?

— Потому, что у него другая политика. Он правый… Правые и троцкисты сходятся. В период тридцатых годов мы считали главной опасностью правых, а не троцкистов. Связаны с деревней. Опора на кулачество. Не-е-ет, он имел корни.

— Говорят, Поспелов писал доклад?

— Кажется, да. Или он, во всяком случае, принимал участие. Тоже не особенно оснащённый в теории, но всё же… Сталинист такой был…