Введение
Введение
Под словом «социализм» часто подразумевают два совершенно различных явления: а) учение и основанный на нем призыв, программу переустройства жизни; 6) реально, в пространстве и времени существующий общественный строй. Как наиболее очевидные примеры приведем: марксизм в том виде, как он содержится в трудах его «классиков», Маркса и др., и общественный строй, существующий в СССР или Китайской Народной Республике. В число основных принципов государственного мировоззрения, господствующего в названных странах, входит утверждение о том, что связь между этими двумя явлениями очень простая: мы имеем здесь, с одной стороны, — научную теорию, доказывающую, что после достижения определенного уровня развития производительных сил человечество перейдет к новой исторической формации, и указывающую наиболее рациональные пути перехода, а с другой, — осуществление этого научного прогноза, его подтверждение. В качестве примера совсем другого взгляда приведем точку зрения побывавшего в России в 1920 г. Г. Уэллса, хотя и захваченного модным тогда, как и сейчас, на Западе поклонением социализму, но с типичной для англичанина антипатией к схоластическим теориям почти инстинктивно не приемлющего марксизм. В книге «Россия во мгле» он говорит:
«Марксистский коммунизм всегда являлся теорией подготовки революции, теорией, не только лишенной созидательных целей, но прямо враждебной им».
Он описывает правящий в России коммунизм,
«во многих отношениях похожий на фокусника, который забыл захватить с собой голубя и кролика и не может ничего вытащить из шляпы»
(1, с. 30).
С этой точки зрения марксизм не ставит себе никаких других целей, кроме подготовки захвата власти, а строй, который в результате устанавливается, определяется необходимостью эту власть удерживать. Так как задачи совершенно разные, то и оба эти явления не имеют друг с другом ничего общего.
Было бы неосторожно принять любое из этих утверждений на веру, без проверки. Наоборот, желательно было бы сначала исследовать оба эти «социализма» независимо друг от друга, не принимая никаких априорных гипотез, а уже в результате такого исследования попытаться прийти к некоторым выводам о существующих между ними связях.
Мы начнем с социализма, понимаемого как учение, призыв. Все такие учения (а мы увидим, что их существовало очень много) имеют одно общее ядро — они основываются на полном отрицании современного им строя жизни, призывают к его разрушению, рисуют картину более справедливого общественного строя, в котором найдут разрешения все основные проблемы современности, и предлагают конкретные пути для достижения этого строя. В религиозной литературе такая система взглядов называется верой в тысячелетнее Царство Божие на земле — хилиазмом. Поэтому мы будем называть интересующие нас социалистические учения «хилиасти ческим социализмом».
Чтобы дать первое представление о масштабах этого явления и месте, которое оно занимает в истории человечества, приведем два примера. Мы рассмотрим изложения двух учений, подходящих под категорию хилиастического социализма, данные их современниками. При этом постараемся извлечь из них картину будущего общества, к которому они зовут, оставляя пока в стороне как мотивировку, так и рекомендуемые конкретные пути достижения этого идеала.
Первый пример переносит нас в Афины в 392 г. до Р. Х. На празднике Великих Дионисий Аристофан представил свою комедию «Законодательницы», в которой было изображено модное тогда среди афинян учение. Содержание комедии таково: переодевшись мужчинами и подвязав бороды, афинские женщины приходят в народное собрание и там большинством голосов проводят постановление, передающее всю власть в государстве женщинам. Эту власть они используют, чтобы провести систему мероприятий, которые излагаются в диалоге между предводительницей женщин Праксаго рой и ее мужем Блепиром. Вот несколько цитат:
Праксагора
Утверждаю: все сделаться общим должно и во всем
пусть участвует каждый.
Мы общественной сделаем землю,
Всю для всех, все плоды, что растут на земле, все чем
собственник каждый владеет.
Блепир
Как же тот, у кого ни сажени земли, но зато серебро
и червонцы, и сокровища скрытые?
Праксагора
Все передать он обязан на общее благо.
Для всех будет общим хозяйство. Весь город
Будет общим хозяйством.
Все прикажем Снести: переборки и стены разрушим,
Чтобы к каждому каждый свободно ходил.
Знай, и женщин мы сделаем общим добром, чтоб
свободно с мужчинами спали
И детей, по желанью, рожали от них.
Блепир
Если этак вот будем мы жить сообща, как сумеет
Детей своих каждый различать, расскажи!
Праксагора
А зачем различать? Будут дети своими отцами
Всех считать, кто по возрасту годен в отцы, кто
постарше годочков на двадцать.
Блепир
Кто же будет возделывать пашню?
Праксагора
Рдбы. А твоею всегдашней заботой
Станет вот что: чуть долгая тень упадет, нарядившись
идти на попойку.
Изобилие и счастье готовим мы всем,
Чтоб в веселом хмелю, на затылке венок,
Возвращался бы каждый с лучиной в руке,
Чтобы в улочках узких, толпясь и теснясь,
Догоняли бы женщины пьяных гуляк
И кричали: «Дружок, заворачивай к нам,
Расчудесная девочка ждет тебя здесь!»
(2, с. 449–456).
Читатель, конечно, уже стал различать многие черты хорошо знакомого ему учения. Попытаемся уточнить возникающие ассоциации и для этого рассмотрим:
Второй пример — изложение марксизма в его классической программе «Манифест коммунистической партии». Вот несколько цитат, характеризующих будущее общество, как его представляли себе авторы.
«…коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности»
(3, т. V, с. 496).
«Уничтожение семьи! Даже самые крайние радикалы возмущаются этим гнусным намерением коммунистов.
На чем держится современная буржуазная семья? На капитале, на частной наживе. В совершенно развитом виде она существует только для буржуазии, но она находит свое дополнение в вынужденной бессемейности пролетариев и в открытой проституции.
Буржуазная семья, естественно, должна будет пасть вместе с падением этого дополнения, и обе исчезнут с исчезновением капитала»
(3,т. У, с. 499).
«Но вы утверждаете, что, заменяя домашнее воспитание общественным, мы уничтожаем самые задушевные отношения.
А разве ваше воспитание не определяется также обществом?»
(3, т. У, с. 499).
Последняя мысль несколько разъясняется в «Принципах Коммунизма», документе, написанном Энгельсом в процессе подготовки «Коммунистического манифеста».
В числе первых мероприятий, которые должны быть осуществлены немедленно после революции, мы находим:
«8. Воспитание всех детей с того момента, как они могут обходиться без материнского ухода, в государственных учреждениях и на государственный счет»
(3, т. V, с. 475).
Возвращаемся к «Коммунистическому манифесту».
«Но вы, коммунисты, хотите ввести общность жен! — кричит нам хором вся буржуазия»
(3, т. V, с. 499).
И дальше:
«Коммунизму не нужно вводить общность жен, она почти всегда существовала.
Не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери пролетариев, наши буржуа находят особенное наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга.
В действительности буржуазный брак является общностью жен. Коммунистов можно было бы упрекнуть разве лишь в том, что они хотят поставить официальную, открытую общность жен на место лицемерно скрываемой».
(3, т. V, с. 500).
Относительно других материальных сторон жизни в будущем обществе в «Коммунистическом манифесте» нет никаких указаний. В уже цитированных «Принципах коммунизма» мы находим:
«9. Сооружение больших дворцов в национальных владениях в качестве общих жилищ для коммун граждан, которые будут заниматься промышленностью, сельским хозяйством и соединять преимущества городского и сельского образа жизни, не страдая от их недостатков»
(3, т. У, с. 475).
Мы видим, что под разными одеждами — гегельянской фразеологией Маркса и буффонадой Аристофана — скрывается почти одна и та же программа:
1) Уничтожение частной собственности.
2) Уничтожение семьи, то есть общность жен и разрыв связей родителей и детей,
3) Крайнее чисто материальное благополучие.
Можно было бы даже сказать, что обе программы в точности совпадают, если бы не одно место в «Законодательницах»: в ответ на вопрос Блепира, кто же будет пахать, Праксагора говорит: «Рабы», тем самым прокламируя четвертый, очень существенный пункт программы — освобождение от необходимости трудиться. Интересно, что именно в этом пункте с Марксом расходится и наиболее известный современный неомарксист, один из лидеров движения «The New Left»
(«Новая Левая») в США — Герберт Маркузе.
«Не случайно, — говорит он, например, в работе „Das Ende der Utopie“, — для теперешних авангардистских левых интеллигентов снова актуальны труды Фурье… Он не дрогнул там, где Маркс не проявил достаточной смелости: сказать об обществе, в котором работа станет игрой»
(4, с. 77).
Или в другом месте той же работы:
«Новые технические возможности приводят к угнетению…если не развивается жизненная потребность уничтожения отчужденной работы»
(4, с. 75).
Дополнив программу Коммунистического Манифеста такой поправкой, мы получим описание идеала, уже полностью совпадающего с тем, который был объектом насмешек Аристофана на сцене афинского театра в 392 г. до Р. Х.
Перед нами выступает комплекс идей, отмеченный некоторыми поразительно устойчивыми чертами, сохранившимися почти неизменными от античности до наших дней. К нему мы и будем применять термин — хилиастический социализм. Дальше мы попытаемся его очертить более точно, указать основные вехи его истории и подметить, в рамках какой более широкой идеологии возникают учения хилиастического социализма.