Китай

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Китай

Воинственные устремления китаянок испокон веков находились под влиянием диаметрально противоположных тенденций. С одной стороны, китайская традиция отказывала представительницам прекрасного пола в женственности. «Женщина сильнее мужчины», — говорит пословица китайских крестьян. В древности одежда и обувь жительниц Поднебесной практически не отличались от мужской. Да и позднее, когда эти отличия появились, они были минимальны. Китаянки носили широкие в поясе штаны и халаты, скрадывающие фигуру. На рисунках эпохи Тан (во второй половине первого тысячелетия нашей эры) можно часто видеть светских дам, которые, облачившись в мужские костюмы, участвуют в скачках или выезжают на охоту… Казалось бы, китайские феминистки, жаждавшие проявить себя на поле брани, имели для этого все предпосылки. Но в жизни все было не так просто.

«Жена, на которой женился, и лошадь, которую купил, — это чтобы ездить на них и плеткой учить», — гласит старая китайская пословица. Китаец признавал за своей женой немалую силу (чем и пользовался), но категорически не хотел признавать за ней какие бы то ни было права, кроме права работать и рожать детей. Женщина в Китае всегда находилась в приниженном положении, и воинственность ее не приветствовалась.

И наконец, несмотря на то, что традиция предлагала мужу «ездить» на жене, начиная с десятого века, после прихода к власти династии Сун, «ездить» на женщинах стало весьма затруднительно, потому что в Поднебесной распространилась мода на бинтование ног у девочек. Этот варварский обычай возник сначала в аристократической среде одновременно с модой на миниатюрных, хрупких и изысканных женщин. Девочкам, начиная с пятилетнего возраста, накладывали на ноги тугие повязки, которые притягивали все пальцы, кроме большого, к пятке, а саму ступню выгибали наподобие лука. Иногда, чтобы усилить эффект, кости дробили палкой. Крохотные туфельки, которые надевали на искалеченные ноги, запрещалось снимать даже на ночь. Ногу освобождали лишь для того, чтобы обработать загнивающую плоть квасцами. Через несколько лет гнойники заживали, стопа принимала нелепую форму, но сохраняла длину около десяти сантиметров. Все эти годы девочки проводили почти без движения, потому что ходить на кровоточащих культях было больно. Но и потом каждый шаг вызывал проблемы. Кровообращение в ногах нарушалось, походка уродовалась, изменялась форма бедер… Знатная китаянка с трудом делала несколько шагов с помощью слуг. По улицам ее носили в паланкине. Считалось, что беспомощность придает даме особое очарование в глазах мужчины.

В сатирическом эссе, написанном в 1915 году по поводу обычая «бинтования ног», говорится: «…Я китаец, типичный представитель своего класса. Я слишком часто был погружен в классические тексты в юности, и мои глаза ослабели, грудная клетка стала плоской, а спина сгорбленной. Я не обладаю сильной памятью… Среди ученых я невежда. Я робок, и голос мой дрожит в разговоре с другими мужчинами. Но по отношению к жене, прошедшей обряд „бинтования ног“ и привязанной к дому (за исключением тех моментов, когда я беру ее на руки и несу в паланкин), я чувствую себя героем, мой голос подобен рыку льва, мой ум подобен уму мудреца. Для нее я целый мир, сама жизнь».

Женщины из простых семей уродовали своих дочерей ровно настолько, чтобы они могли выполнять домашнюю работу или выходить в поле. Но бегать и уж тем более заниматься воинскими упражнениями китаянки были не в состоянии. Традиция бинтования ног соблюдалась практически всеми женщинами Поднебесной (кроме жительниц «варварских» окраин) в течение почти тысячи лет — у девушки со здоровыми ногами не было шансов на замужество. И лишь в начале двадцатого века обычай стал выходить из моды.

Поэтому, несмотря на пристрастие к мужской одежде, несмотря на декларируемую силу китайских женщин, «амазонки» среди них встречались лишь в далекой древности. Но зато это были настоящие воительницы, которые не только владели оружием, но и управляли армиями.

Во втором тысячелетии до нашей эры на равнине реки Хуанхэ существовало могущественное царство Шан-Инь. Его владыки совершали успешные завоевательные походы, обычно во главе трех-пятитысячного войска, хотя при необходимости его численность могла возрасти до тридцати тысяч. Наибольшего расцвета государство достигло в конце тринадцатого — начале двенадцатого веков, при У Дине, который вел множество завоевательных войн. Его армия состояла из профессиональных лучников и копейщиков, иногда ее усиливали мобилизованными крестьянами. Активно использовались и боевые колесницы. Одним из военачальников У Дина была некая «Державная праматерь Восьмая», или Фу Хао (Госпожа Хао). Эта дама, по мнению некоторых ученых, была женой императора-завоевателя. И она же возглавила крупнейшую из его военных экспедиций.

Могила воинственной китаянки в знаменитом иньском городище Аньяне была исследована археологами. Здесь найдены огромные по тем временам богатства: 6000 раковин каури, заменявших в иньском Китае деньги, до полутора тысяч изделий из бронзы, нефрита, слоновой кости, около двухсот ритуальных сосудов, два громадных квадратных парных чана с именными надписями, весом по 117,5 кг каждый… Госпожа Хао взяла с собой в иной мир бронзовые зеркала (древнейшие на территории Китая) и музыкальные инструменты. Впрочем, и то, и другое не говорит о ее женственности: и зеркала, и музыкальные инструменты могли использоваться в ритуальных целях. А вот огромное количество самого разнообразного оружия, уложенного вместе с царицей, скорее всего должно было служить своему прямому назначению. Конечно, воевать в загробном мире могла не только Фу Хао, но и ее приближенные — вместе с «Державной праматерью Восьмой» были убиты и похоронены шестнадцать мужчин, женщин и детей. Но о том, что сама царица тоже была далеко не чужда военного дела, говорит найденная здесь же гадательная кость.

Традиция гадания на костях уходит корнями еще в неолит, но гадательные кости, относящиеся к эпохе Шан-Инь, насчитываются многими тысячами. В одном только городе Аньян их было найдено около двадцати тысяч. Шанцы использовали для гадания лопатки животных или пластроны (нижние части панциря) черепах. Гадатель нагревал участок кости с помощью раскаленного стержня и по форме трещин пытался дать ответ на заданный ему вопрос. Но что самое главное: и вопрос, и полученный ответ, и дату гадания, и имя гадателя, а иногда и информацию о том, сбылось ли предсказание, на этой кости записывали. Поэтому кости сохранили бесценный материал о том, какие вопросы волновали шанцев, прежде всего шанских правителей, и как они пытались разрешить свои проблемы… Одна из гадательных костей, найденных в Аньяне, сообщает о женщине-воительнице, возглавившей войско численностью тринадцать тысяч человек. Ученые считают, что этой женщиной была Госпожа Хао.

В другом женском захоронении Аньяна найден бронзовый наконечник копья. Судя по всему, Фу Хао была далеко не единственной «амазонкой» Иньского Китая.

С падением государства Шан-Инь и приходом ему на смену царства Чжоу воинственность китайских женщин стала падать. Зарождавшаяся классическая традиция считала женщину существом подчиненным, воевать ей не полагалось. Впрочем, царству Чжоу тоже со временем пришел конец, наступил период всеобщей раздробленности. Связать это напрямую с приниженным положением женщины было бы, конечно, слишком смело. И все же, будь в руководстве чжоуской армии воительницы, подобные Фу Хао, быть может, оно продержалось бы на карте мира несколько дольше. Но теперь таких женщин в Китае быть не могло. А в шестом веке до нашей эры великий учитель Кун окончательно указал жительницам Поднебесной их скромное место в этом мире.

Женщины по нормам конфуцианской морали — это существа глупые, коварные и тщеславные, и давать им волю ни в коем случае нельзя. Конфуций выступал за почти полную их изоляцию, по преданию, он даже запретил мужчинам и женщинам ходить по одной стороне улицы и сидеть за одним столом. В семьях добрых конфуцианцев мальчикам и девочкам не разрешали играть друг с другом, сестры воспитывались в духе покорности братьям. Каждый шаг женщины находился под строжайшим контролем семьи; смыслом и целью ее жизни было рожать детей (прежде всего сыновей) и угождать мужу и его родне. Поэтому проявлять какую бы то ни было воинственность или обучаться обращению с оружием для большинства жительниц Поднебесной было абсолютно немыслимо.

Жены правителей времен Конфуция не только не возглавляли войска, но вообще избегали показываться на глаза мужчинам. Предание сохранило историю о визите учителя Куна к одной из таких женщин. Когда мудрец гостил в царстве Вэй, местный правитель был женат на даме, чья репутация считалась небезупречной. Но царицу заинтересовал знаменитый учитель, и она пожелала увидеть его. Дважды Наньцзы присылала Конфуцию приглашения, и дважды мудрец под благовидными предлогами отказывался от аудиенции. Когда же пришло третье приглашение, отказаться было уже невозможно, и Конфуций тайно от учеников, которые могли бы осудить его за нарушение им же заповеданных моральных норм, отправился во дворец.

Скрытно вошел мудрец в покои царицы, поклонился и некоторое время стоял недвижно. Наньцзы смотрела на него сквозь узорчатый занавес. Это была своенравная женщина, привыкшая удовлетворять все свои прихоти, но даже для нее было немыслимо выйти из-за полога или заговорить с незнакомым мужчиной. Насмотревшись на мудреца, Наньцзы поклонилась за своей занавеской. Ее яшмовые подвески звякнули, и Конфуций понял, что аудиенция окончена. Он в свою очередь молча поклонился и покинул дворец. Но визит его стал достоянием гласности, и ученики Конфуция, при всем их уважении к учителю, были возмущены таким вопиющим нарушением приличий… Понятно, что в эту эпоху поставить женщину во главе войска уже было немыслимо.

Впрочем, знаменитый историк Сыма Цянь на рубеже второго и первого века до нашей эры в своих «Исторических записках» подробно описал, как полководец Сунь-цзы, предположительно современник Конфуция, формировал армию из княжеского гарема. Но это была достаточно печальная история.

Китайский полководец Сунь-цзы носил имя У, что означало «воинственный». Он был уроженцем княжества Ци, но воевать хотел в государстве, чье имя совпадало с его собственным. Написав «Трактат о военном искусстве», он решил предложить его вниманию владыки княжества У — Хэ Люю. Хэ Люй хотя и управлял государством со столь боевым названием, но о военном деле имел, судя по всему, устаревшие представления. Он захотел на практике проверить способности стратега, но по странной прихоти решил сделать это на базе собственного гарема. Сыма Цянь сообщает:

«…Вызвали из дворцовых покоев всех красавиц, их набралось 180 человек. Сунь-цзы разделил их на два отряда, во главе каждого поставил одну из любимых наложниц вана и приказал всем взять в руки алебарды. Отдавая им распоряжения, он спросил: „Знаете ли вы, где находится ваше сердце, правая и левая рука, спина?“ Женщины ответили „Знаем“. Сунь-цзы продолжал: „При команде „вперед!“ обратитесь лицом туда, куда смотрит сердце; при команде „налево!“ обратитесь в сторону левой руки; „направо!“ — обратитесь в сторону правой руки; „назад!“ — обратитесь в сторону спины“. Женщины ответили „Понятно“».

Полководец, оказавшийся во главе столь необычной армии, дважды объяснял своим новоявленным «солдатам», как и куда они должны поворачиваться. После чего решил проверить их исполнительность на деле.

«Затем он подал барабанным боем сигнал „направо!“, но женщины только рассмеялись. Сунь-цзы сказал: „Если распорядок неясен и команды не усвоены — это вина военачальника“. Он вновь подробно и тщательно все объяснил и подал барабанным боем сигнал „налево!“, а женщины снова рассмеялись».

Но если бы жены князя знали, насколько серьезно относился великий стратег к своим обязанностям, они смеялись бы значительно меньше. Сыма Цянь пишет:

«Сунь-цзы сказал: „Если распорядок уже ясен, но ему не следуют, — это вина командиров“. И решил казнить командиров правого и левого отрядов. Уский ван, наблюдавший за происходящим с террасы дворца, очень испугался, увидев, что собираются казнить его любимых наложниц. Он поспешно послал вниз гонца с распоряжением: „Я уже убедился, что вы, полководец, умеете управлять войсками, но без этих двух наложниц мне еда не будет сладка. Я не хочу, чтобы их казнили“. Сунь-цзы ответил „Я уже назначен командующим. Когда командующий находится в войсках, не все приказы правителя являются для него обязательными“. Затем он отрубил головы командирам отрядов в назидание другим и назначил новыми командирами двух следующих наложниц. Тогда он снова стал отдавать распоряжения барабанным боем, и женщины стали поворачиваться налево и направо, двигаться вперед и назад, становиться на колени и вставать в соответствии с распорядком, не осмеливаясь издать ни звука».

Таким образом, армия в составе гарема, если не боеспособная, то, во всяком случае, дисциплинированная, была знаменитым полководцем создана и обучена в течение одного дня. Правда, методы управления ею не вполне согласовывались с теми, которые были заявлены Сунь-цзы в его «Трактате о военном искусстве». Ведь он писал: «Если будешь смотреть на солдат, как на своих детей, сможешь отправиться с ними хоть в самое глубокой ущелье; если будешь смотреть на солдат, как на любимых сыновей, сможешь идти с ними хоть на смерть…»

Неизвестно, довелось ли Сунь-цзы ходить на смерть со своим новым «войском», — о дальнейшей судьбе мобилизованного гарема историк не сообщает. Но сам стратег после своих подвигов в деле обучения наложниц действительно был назначен главнокомандующим княжества У. Правда, сначала у него возникли по этому поводу некоторые разногласия с Хэ Люем.

«…Сунь-цзы послал гонца доложить вану: „Войско уже приведено в порядок. Ван может спуститься для личной инспекции. Как бы правитель ни пожелал его использовать, оно пойдет в огонь и в воду“. Уский ван сказал: „Вы, командующий, заканчивайте учение и отправляйтесь домой, я не желаю спускаться для инспекции“. Сунь-цзы на это сказал: „Вам, правитель, нравятся лишь рассуждения о войне, вы не в состоянии применить их наделе“. Тогда Хэ Люй понял, что Сунь-цзы умеет управлять войсками, и в конце концов назначил его командующим».

«Трактат о военном искусстве» Сунь-цзы стал краеугольным камнем сперва восточной, а затем и мировой военной науки. Но дошедшие до наших дней списки о женщинах в армии не упоминают…

Почти тысячелетием позже попытка создать армию в составе гарема повторилась, на этот раз с большим успехом. Северный Китай в начале четвертого века был захвачен кочевниками, и на его территории наступила так называемая «Эпоха пяти племен». Страну раздирали войны и междоусобицы. Одним из государств, возникших на ее территории, было Позднее Чжао, власть в котором в середине века перешла к некоему Ши Ху.

Ши Ху был правителем не самым легитимным. На трон он взошел благодаря государственному перевороту, уничтожив наследников своего названого брата императора Ши Лэ. Впрочем, Ши Лэ, бывший раб, доросший до императора, тоже не мог похвастаться особой легитимностью своей власти. В общем, Ши Ху чувствовал себя в царском дворце не вполне уверенно. Подданные считали его тираном (что соответствовало действительности), а этнические китайцы еще и варваром, что тоже было правдой как в прямом, так и в переносном смыслах этого слова. В стране вспыхивало восстание за восстанием, на границах тоже было неспокойно. Главная военная сила Позднего Чжао — хуннские всадники — была наполовину уничтожена в гражданской войне, а подданные-китайцы отнюдь не собирались идти на смерть ради собственных завоевателей… Короче, Ши Ху надо было решать кадровые вопросы, причем как в армии, так и в собственной службе безопасности.

Второй из этих вопросов Ши Ху решил достаточно просто. Во дворце, который достался новому правителю от его предшественника, обитали десять тысяч девиц, в основном не имевших определенных занятий. Китайский обычай предписывал императору мобилизовывать их для придворной службы, но такое количество наложниц и служанок было явно избыточным. И тогда Ши Ху приказал выбрать среди них тысячу наиболее подходящих, обучить стрельбе из лука и одеть в специальную форму из шелка и бархата.

Китайцы, давно забывшие об инициативах Сунь-цзы и тем более о воинственных царицах эпохи Шан-Инь, были возмущены таким непрофильным использованием гарема. Словно в подтверждение их чувств страну поразила засуха, после которой никто уже не сомневался в том, что Небо гневается на императора, нарушившего конфуцианские нормы и исказившего естественный порядок вещей. Население роптало, но сам Ши Ху, видимо, оказался доволен своей новой гвардией, потому что через некоторое время он решил увеличить ее численность еще на тридцать тысяч человек. По стране началась массовая мобилизация девушек, которым предстояло променять радости семейной жизни на военную службу. Кроме всего прочего, это было вопиющим нарушением религиозных и этических норм.

Чаша терпения народа переполнилась. От государства отделился правитель Наньшаня. Император двинул на мятежника войска (видимо, все же состоявшие из мужчин), но они были разгромлены. Вскоре вспыхнуло восстание в Шэньси. Страну сотрясали мятежи, с которыми уже не могла справиться ни обычная армия, ни армия «амазонок» (если она вообще принимала в этом участие). Заболевшего Ши Ху сменил его преемник, но он не продержался на троне и трех месяцев. А через шесть лет после того, как император издал указ о мобилизации женщин, власть над бывшими владениями Ши Ху перешла к новой династии — Янь.

Позднее в истории Китая время от времени упоминались имена воинственных женщин, но они были редчайшими исключениями и в литературе встречались чаще, чем в жизни. Например, в шестом веке была создана поэма (не дошедшая до наших дней) о Хуа Мулань, девушке, которая выдала себя за мужчину и пошла на войну, чтобы заменить своего призванного в армию старого отца. Этот сюжет использовали многие китайские писатели, а совсем недавно компания Диснея сняла по этой легенде полнометражный мультфильм. Но сама Хуа Мулань, по всей видимости, чисто литературный персонаж.

Информация о китайских «амазонках» часто отличалась не слишком высокой достоверностью. Так, китайцы рассказывают о Янь Юнчунь, или Винчун, дочери монаха из Южного Шаолиня. Предание говорит о том, что девушка на основе учения то ли своего отца, то ли некой продвинутой монахини создала боевую технику Винчун (Вечная Весна). Техника эта, не требующая большой физической силы, действительно во многом подходит для женщин. Но монастыря Южный Шаолинь, о котором повествует предание, судя по всему, никогда не существовало. Во всяком случае, ни достоверных документов, ни развалин от него не сохранилось (в отличие от «просто» Шаолиня, который, несмотря на сложности, вызванные китайскими революциями, в том числе «культурной», существует и по сей день). Исследователь истории ушу Тан Хао считает, что предание о Южном Шаолине обязано своим возникновением средневековому приключенческому роману «Вань нянь Цин» («10 000 лет здравствовать императору династии Цин!»). Поскольку в Старом Китае литературные произведения часто за деньги пересказывались на рынках, грань между сказкой и вымыслом стиралась. Безграмотная аудитория, наслушавшись рыночных сказителей, продолжала передавать их истории уже под видом реальных событий. Так в народном сознании возник Южный Шаолинь, реальность которого жители отдаленных районов огромной страны не могли оспорить. Но если этого монастыря никогда не существовало, то и существование девушки с романтическим именем Вечная Весна тоже оказывается под большим сомнением.

Несколько более достоверны сведения о другой воинственной китаянке, вошедшей в историю под именем Вдова Чинга. После смерти супруга, известного пирата, безутешная вдова решила посвятить остаток жизни делу своего мужа. Как женщина она любила порядок, учет и аккуратность. Вдова лично составила регламент, соблюдения которого требовала на подчинявшихся ей судах и нарушение которого карала смертью. Предание говорит о том, что эскадра предприимчивой китаянки пиратствовала тринадцать лет, пока императорский флот не положил конец ее деятельности. Борхес пишет, что вдова полностью раскаялась в содеянном, получила прощение императора, после чего посвятила себя мирной торговле опиумом, приняв новое имя, в переводе означающее «Блеск истинного образования».

К сожалению, у авторов настоящей книги имеются некоторые сомнения в достоверности сведений, которые многочисленные литераторы сообщают о знаменитой китаянке. Сведения эти живописны, но крайне противоречивы, а источники их, как правило, смутны и восходят к европейским книгам с романтическими названиями. Поэтому мы не рискуем сообщать дальнейшие подробности из жизни замечательной вдовы. Так или иначе, она была редким исключением. В целом золотой век «амазонок» на территории Поднебесной закончился три тысячи лет назад с падением царства Шан-Инь.