Улалинское миссионерское училище

Улалинское миссионерское училище

Сростом числа начальных школ в миссии обострилась проблема нехватки кадров. Отдаленность и бедность региона не позволяли принимать достаточное количество учителей из других мест. Возникла необходимость готовить собственных сотрудников миссии. Этим должно было заняться учебное заведение принципиально иного характера, чем школа грамоты[341]. Первым учебным заведением такого типа в Алтайской духовной миссии стало центральное училище в главном стане – Улалинском. Согласно отчету о деятельности миссии за 1870 г., это училище было открыто 26 марта 1867 г. при чрезвычайно деятельном архимандрите Владимире (Петрове). Сюда принимались только те мальчики, которые обучились грамоте и «… по выходе из этого училища могли быть в свою очередь учителями, толмачами, церковнослужителями и, наконец, способные и достойные – священнослужителями-миссионерами»[342]. Следует отметить, что в отчете Бийского Миссионерского Катехизаторского училища за 1893/94 учебный год указывается иная дата основания Улалинского училища – 26 марта 1866 г.[343] Скорее всего, это опечатка, поскольку в марте 1866 г. архимандрит Владимир только прибыл в Улалу. Так или иначе, центральное миссионерское училище было преобразовано из улалинской школы грамоты[344].

Улалинское училище называли филаретовским – в память о митрополите Московском Филарете (Дроздове), который был учителем и наставником основателя миссии. Первыми учителями в училище были приехавшие с архимандритом Владимиром студенты С.-Петербургской духовной академии П. И. Макушин и И. С. Солодчин. Первый впоследствии стал известным в Сибири издателем и книготорговцем, второй – архимандритом, наблюдателем церковно-приходских школ Томской епархии, а еще позже – архиепископом.

Осенью 1867 г. П. Макушин писал в Москву давнему благотворителю миссии о. Николаю Лаврову[345] о том, как начался учебный год. Учебные занятия были возобновлены с 1 октября после торжественного молебна. Автор письма радовался тому, что удается достичь заметных успехов в учебе. Некоторые ученики даже стали помогать Макушину в проведении воскресных внебогослужебных собраний, которые в очередной раз были возобновлены в Улале; организацию подобных собраний благословил в начале 1867 г. архимандрит Владимир (Петров). На эти встречи с утра приходило до 40 детей, а после обеда – до 50 взрослых.

В свободное время ученики упражнялись в чистописании, а также различных ремеслах. Обслуживающего персонала, кроме старушки-кухарки, в пансионе не было. Детям приходилось обслуживать себя самим. Однако это было не очень затруднительно. Тяжелее переносилась материальная скудость. Во-первых, были трудности с помещением. Поначалу 12 учащихся ютилось в той же комнате, где проживал и сам учитель, объемом, как указано в письме, 5–6 куб. сажень. Затем удалось переселить детей в отдельную комнату, предварительно выложив в ней печь из заемных 700 кирпичей. Новая комната была украшена картинами из «Священной истории» Шнорра, благодаря чему некоторые дети говорили, что их класс «будто церковь».

Но более всего устроителей училища тяготило отсутствие достаточного количества средств. Сам о. Н. Лавров был активным жертвователем миссии. На училище он прислал 225 руб. Еще 30 руб. было пожертвовано на месте. Среди жертвователей были бийский исправник Е. В. Замятин, заседатель О. И. Судовский, купец С. П. Петров, алтайцы М. и К. Козловы и другие. Жертвовали также книги и учебные пособия (от Комитета грамотности, редакции киевских духовных журналов, а также от себя лично издатель «Семейных вечеров» М. Ф. Ростовский). Однако для полноценного развития школьного дела требовались более значительные средства.

П. Макушину было известно, и он об этом написал, что еще с 1853 г. на официальном уровне поднимался вопрос о распространении грамотности среди коренных жителей Сибири. В том числе Бийского и Кузнецкого уездов. 21 марта 1859 г. министр государственных имуществ признал полезным открывать школы при миссионерских станах. Что касается расходов, то «не возбранялось просить Высочайшего соизволения на выделение средств из казны», но лучше «не отягощать казну и искать местные общественные источники». А пока можно было бы выделить на эти цели суммы из хозяйственного капитала Западной Сибири. Однако хозяйственное управление Западной Сибири не спешило выделять средства на этот просветительский проект.

По воспоминаниям (датированным 1891 г.) одного из первых воспитанников училища, С. С. Ильтеева, в первый год в училище обучались восемь человек «инородцев» из четырёх отделений Миссии. Позже их ряды пополнились. Документ, содеражщий информацию об одиннадцати из первых тринадцати пансионеров училища, позволяет проследить, насколько были оправданы надежды, возлагаемые на это учебное заведение. Двое впоследствии приняли сан миссионера-священника (А. Петров и В. Тозыяков); П. Кучуков и Я. Кумандин посвятили себя учительской работе; сам С. Ильтеев и А. Строй тоже учительствовали, а затем стали церковнослужителями. М. Ташкинов продолжил свое образование в Казанской учительской семинарии, но затем, прослужив некоторое время регентом, занялся коммерцией. Остальные выпускники училища, недолго прослужив при храмах, занимались коммерцией, строительством и т. д. Учение не «пошло в пользу» Е. Кашкарову – его, как конокрада, сослали на Сахалин[346].

Преемниками первых преподавателей были миссионеры: иеромонах, затем игумен Макарий (Невский), священник Матфей Турбин и священник Константин Павлович Соколов (будущий епископ). С перемещением игумена Макария в Чопошский стан Чемальского отделения и училище было переведено в Чопош, где для этой цели был выстроен большой новый дом с квартирой для учителя, классными комнатами и помещением для пансионеров.

Уже тогда будущий святитель придавал большое значение устроению школьного дела. В с. Чопоше он трудился, обучая детей лично. В других селениях отделения, старался открывать школы и находить для них преподавателей. Так он наблюдал за учебным процессом в миссионерских школах Чемала, Унгурлы и Манжерока. Некоторое время в делах обучения грамоте местного населения о. Макарию (Невскому) помогал Михаил Васильевич Чевалков. Но в 1870 г. он был рукоположен в дьякона и переведен на другое место служения. Тогда заведующему Чопошским станом в преподавании стали помогать наиболее способные ученики этих школ, которых миссионер обучил грамоте, священной истории и пению. В начале 1870 г. в чопошской школе было всего пятеро учащихся – три мальчика и две девочки. В апреле училось уже двенадцать человек – семь мальчиков и пять девочек.

Об успехах системы обучения игумена Макария написал в отчете за 1870 г. начальник миссии архимандрит Владимир: «Два мальчика через два месяца могли без помощи учителя легко разбирать в любом месте и по возможности объяснять смысл прочитанного; один мальчик, начавший учиться с особенным прилежанием, стал разбирать целые речения в любом месте меньше, чем через три недели»[347].

С перемещением игумена Макария в 1875 г. обратно в Улалу, на должность помощника начальника миссии, училище возвращено было туда же. После игумена Макария заведование училищем было поручено миссионеру – священнику Матфею Турбину[348]. Впоследствии, после переезда резиденции начальника Миссии в Бийск и учреждением викариатства, Улалинское Филаретовское миссионерское училище было преобразовано в Бийское катехизаторское[349].

В программу обучения входили следующие предметы: «Толковое чтение на русском и местном языках, русский язык, чистописание, Священная история, катехизис, объяснение богослужения, некоторые чтения из истории церковной общей и в особенности русской церковной и гражданской, арифметика, церковное пение и первоначальные сведения о природе»[350]. В течение двух лет содержание преподавателей и пансионеров училища осуществлялось за счет личного жалования тогдашнего начальника Миссии архимандрита Владимира[351]. В дальнейшем Миссия изыскивала средства из других источников.

В конце XIX в. на базе улалинской мужской школы в Горном Алтае было организовано профессиональное обучение живописи. В иконописном классе открыл свой талант Г. И. Гуркин. В этом же классе учились рисованию будущие художники – братья Никифоровы, Тельгеровы, Конзычаковы, Зяблицкий, Седаков[352]. После окончания школы Гуркин работал учителем в Улале и Паспауле. В 90-е гг. XIX в. Г. Гуркин учился и работал в иконописной мастерской в г. Бийске, а затем продолжил учебу в пейзажной мастерской И. И. Шишкина в Петербурге. Он вернулся в Сибирь зрелым мастером, к которому уже пришла известность[353]. В зале Г. И. Чорос-Гуркина в краеведческом музее г. Горно-Алтайска есть несколько его картин на «миссионерскую» тему: «Проповедь миссионера», «Митрополит Макарий» и др. В.И. Эдоков, оценивая творчество алтайского художника, подчеркивал, что «Гуркин стал первым алтайцем, деятельность которого переросла рамки национальных границ»[354].