V.2 Питирим Сорокин: благодаря масарику русские в Праге «ментально ожили»

V.2 Питирим Сорокин: благодаря масарику русские в Праге «ментально ожили»

Питирим Александрович Сорокин (1889–1968) с осени 1922 г. жил в Германии, но вскоре был с женой приглашен Т.Г. Масариком в Прагу (сам указал в анкете, что с 5 октября в Праге), где пробыл всего 9 месяцев до своего отъезда в США в октябре 1923 г. Ему было всего 33 года. В книге «Дальняя дорога: Автобиография» он в теплых словах описал прием, который устроил им Масарик в 1922 г. П. Сорокину, как ученому-социологу, была назначена специальная стипендия, так что «в изящной форме была решена прозаическая проблема наших с женой средств существования… 9 месяцев моего пребывания в Чехословакии мы прожили хорошо и плодотворно»[431]. Сорокин в своих мемуарах подчеркнул, что «мы с женой в результате быстро восстановили телесную энергию, ментальные способности и душевное равновесие».

За недолгий срок пребывания в ЧСР П. Сорокин, пожалуй, наиболее емко и глубоко подметил значение Республики и лично Т.Г. Масарика для русских, которым необходимо было прийти в себя после перипетий Гражданской войны. В одном из своих писем он также сообщал в Россию: «.Я и жена живем в Праге. Устроились довольно хорошо. Она занимается своей ботаникой в лаборатории Университета. Я получил профессорский оклад с обязательством вести свои научные исследования, но без обязательств читать лекции (вроде академика). Читать их, однако, приходится. Особенно публичные. Спрос со стороны чехов и русских на них большой. Чехия. процветает и находится в экстазе творчества. Отношение к русским великолепное. Помыслы направлены на Россию. Подготавливаются к интенсивнейшему общению экономическому и духовному – с Россией. Ею бредят. Масса чехов собирается в Россию.»

Сведения о себе П. Сорокин кратко изложил в анкетном листе Союза русских писателей и журналистов в ЧСР:

1922 г[432].

П. Сорокин знал Т.Г. Масарика еще по Петрограду в период пребывания того в России, Масарик побывал у него в редакции «Воля народа», и он с удовольствием беседовал с «рациональным, интеллигентным, серьезным и широкомыслящим человеком»[433], каким охарактеризовал Масарика.

П. Сорокин был одним из немногих эмигрантов, который стремился не влезать в мелкие политические союзы, типичные для русской диаспоры в ЧСР. От этого его, видимо, уберегла исключительная загруженность научной работой. Но он по мере возможности участвовал в эмигрантской жизни Праги, печатался в эмигрантской прессе. Благодаря поддержке Т.Г. Масарика Сорокин получил специальную стипендию, чтобы придти в себя после дальних дорог.

Сорокин общался с такими видными русскими учеными, оказавшимися в Праге, как Н. Лосский, П. Новгородцев, П. Струве, И. Лапшин, с писателями и поэтами.

Стараниями П. Сорокина и его единомышленников был учрежден Союз русских писателей и журналистов в октябре 1922 г., проводивший линию русско-чешского единения. Сорокина избрали в состав правления Союза, а также его председателем. Почетными членами Союза в феврале 1923 г. стали чешские писатели, известные русофилы Йозеф Голечек и Алоис Ирасек. В марте 1923 г. чехо-словацкая и русская общественность в Праге широко отпраздновала 70-летие Й. Голечека. Вокруг имени Голечека объединились представители различных общественных направлений эмиграции.

Из статей Сорокина в текущей прессе того времени особо отметим значение работы «К вопросу о подготовке эмигрантской русской молодежи» в периодическом издании «Студенческие годы» (сентябрь 1923 г.). В ней он поделился своими соображениями относительно условий образования и жизни русской молодежи за рубежом. Он давал совет не только на отдаленную перспективу созидательной работы в России. Важно было приспособиться к условиям существования в изгнании, самим встать на ноги материально, а не надеяться все время на разного рода помощь, откуда бы та не исходила. Добывание средств существования было самой насущной задачей изгнанников. И Сорокин давал совет приложить максимальную энергию в этом отношении, поскольку государственная или общественная помощь не вечна. Так оно и было с так называемой «Русской акцией» помощи, которая в один прекрасный день впоследствии оборвалась.

Потому следует искать какое-либо ремесло или специальность, чтобы просто иметь заработок. Отсутствие какой-либо ремесленной или практической выучки, по мнению Сорокина, основной недочет в смысле образования русского студенчества. Помощь со стороны делает людей недостаточно активными и изобретательными. Необходимо прививать дух независимости и самостоятельности. Не следует гнушаться никакой физической работы, белоручки никому не нужны, – этим отличается прежняя русская интеллигенция.

Сорокин делал еще раз вывод – студенчество должно стремиться к самостоятельности, путем ремесленной выучки на особых курсах. Вряд ли в России всем удастся стать, например, юристами или педагогами после окончания пражских факультетов.

Вместе с воспитанием энергии, активности необходимо ввести в образование те знания и дисциплины, которые позволят впоследствии стать действительно полезным работником в реальной жизни России.

Несмотря на короткий срок пребывания в стране, Сорокин смог увидеть существующие проблемы в образовании в Праге и устройстве изгнанников и дать весьма дельные советы. Уже в середине 1920-х гг. русские сетовали на множество бюрократических и правовых преград при устройстве на работу в ЧСР. Можно вспомнить в этой связи реплику одного из героев малоизвестного современному читателю романа Е.А. Ляцкого «Тундра». Герой романа после очередного неудачного похода по учреждениям жаловался землякам: «Русскому человеку, если он хочет дело делать, ходу не дают: и работать не смей, и торговать не смей… сами из нас попрошаек делают»[434].

Можно лишь сожалеть, что вскоре, несмотря на предложение Т.Г Масарика возглавить Чехо-словацкий социологический институт, Сорокин все же, осенью 1923 г., отправился в Америку, оставив супругу на время работать в Праге. И стал знаменитым, с мировым именем, социологом революции. Сорокин подчеркивал: «Основные мои исследования лежали в области социологии революции. Мне удалось написать черновой вариант труда по этой теме на русском языке, пока мы были в Праге. После переезда в Соединенные Штаты он был опубликован в переводе на английский язык под названием «Социология революции» (Филадельфия и Лондон, 1925)»[435].