В чем же выход?

В чем же выход?

Сейчас, когда бушующий кризис ломает судьбы людей, чаще всего задают вопрос: когда и как мы теперь из него выйдем? Спекуляций на этот счет предостаточно. Те, кто до сих пор курил рынку фимиам, выдвигают свои кустарные рецепты того, что надо делать, и даже называют даты окончания кризиса. Такого рода астрологические предсказания раздавались также с трибуны Давосского форума.

На самом деле все это не более чем досужие домыслы. Кризис имеет скрытые от внешнего взгляда причины и механику развития, заключенные в самой природе рыночных отношений. Те, кто безоглядно принимает их как универсальную панацею, не могут в них разбираться. Каковы бы ни были недостатки плановой экономики, кризисных спадов в ней не было. Значит, в них разбирались. Мы упоминали «золотой век», когда благодаря кейнсианским рецептам капитализм обходился без серьезных потрясений. Выходит, и в этом случае в них разбирались.

Ничего подобного нельзя сказать о тех, кто придерживается рыночной ортодоксии. Она утверждает, что в самой природе рыночно-капиталистического хозяйства заложена тенденция к равновесию, которое и есть антипод кризиса. Если это так, то почему он возникает, а банки и корпорации приходится спасать финансовыми вливаниями со стороны государства? Они имеют значение, но их роль явно преувеличивается. На самом деле всерьез о выходе из кризиса можно говорить лишь после того, как инвестиции достигают реального сектора и создаются новые рабочие места.

Самый надежный способ лечения от кризиса – время. Со временем все проходит, ослабевают кризисные трудности, рассасываются товарные запасы. Людям нужно время, чтобы переболеть, перестрадать, примириться со своим новым положением. Лишь после этого жизнь начинает брать свое, и мало-помалу производство возобновляется, набирая новый темп. Сколько пройдет времени от момента спада до фазы оживления, обычно никто точно не знает. Знаем только, что это зависит от глубины и тяжести кризиса. Чем тяжелее болезнь, тем дольше поправляется больной. Зато, когда пройдет кризис, власти припишут себе заслугу его преодоления, и кто-то вознесет им хвалу по принципу: прошла зима, настало лето, спасибо опять какой-то партии за это. Партии, которая объявила своей идеологией удвоение в ближайшие годы ВВП с 10% его увеличения ежегодно (в теории!). На практике то и другое опустилось ниже нулевого уровня.

В действительности о способах выхода из кризиса – и то не в полной мере, но больше других – могут знать те, кто связывает его с природой того общественного строя, который его порождает. Если оставить в стороне марксистскую позицию, то ближе всех к объяснению кризиса и способов его предотвращения, как было показано выше, подошло кейнсианство. В отличие от господствующей теории оно не претендует на исчерпывающее знание происходящего. Наоборот, оно исходит из фундаментальной неопределенности будущего, то есть невозможности полного знания того, что есть и будет. Благодаря такому трезвому подходу кейнсианству удалось разработать приближенные к действительности рецепты того, как избегать катастроф, подобных нынешней, что внушает доверие к нему. Мало того, с тех пор усилиями немалого числа блестящих западных ученых кейнсианство поднялось на более высокий уровень и оформилось в новое направление экономической мысли – посткейнсианство. Антикризисные меры в нем занимают важнейшее место.

Однако, чтобы взять посткейнсианство на свое вооружение, необходимо отказаться от господствующей у нас рыночной ортодоксии, неспособной объяснить наши проблемы. Легко сказать, да трудно сделать. То, что российские экономисты незнакомы с этим новейшим направлением экономической мысли, еще полбеды. Главное в другом: мы не в состоянии принять сейчас предлагаемые кейнсианством меры государственного регулирования экономики, тем более что они и не могут быть такими, как на Западе. Российский собственник не обрел созидательных качеств, он не обладает и западной предпринимательской культурой. Он принимает рынок как узаконенное царство произвола, где для личной наживы никаких запретов нет. Отсюда невиданный ранее рост преступности и коррупции. Когда Ходорковского осудили за нарушения законов, то представители его класса недоумевали: за что его судят? У нас же рынок, где каждый может поступать, как ему угодно. Подконтрольный обществу рынок становится для них смерти подобен.

Демократически осуществляемый контроль над госчиновниками и предпринимателями способен сильно ограничить возможности для спекулятивных махинаций, преступности и коррупции, прикрытых формулой рыночной свободы. А этим правом российский капитал жертвовать не хочет. Поэтому в борьбе за сохранение статус-кво он будет изображать себя большим католиком, чем папа римский.

Пока это так, мы постоянно будем находиться под угрозой не только кризисов, но и большей беды – дальнейшего развала экономики, ослабления наших позиций на мировой арене и потери способности защищать свои интересы. Без обуздания дикостей российского капитализма и контроля над ним мы не сможем ни обеспечить экономический рост, ни оградить себя от разного рода проявлений кризисов «неведомого поколения».