Глава 23. О роли политических партий в Русской революции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 23. О роли политических партий в Русской революции

Несмотря на очевидные обстоятельства, приведшие к крушению Российской империи в 1917 году, продолжается поиск "темных сил", подготовивших, организовавших революцию, разрушивших российскую государственность. Этому немало способствует каждый из укрепившихся в общественном сознании упрощенных образов отечественной истории. В советский период всячески выпячивалась роль большевиков в революционных событиях не только 1917, но и 1905 годов, и более ранних лет. Подобные "перекосы" можно встретить и в серьезной исторической литературе, которая, ничего, естественно, не утверждая напрямую, к месту и не к месту цитирует работы В.И.Ленина, создавая подспудное ощущение присутствия вождя мирового пролетариата во всех узловых точках российской истории.

Наличия внутреннего врага, подточившего устои государственности, тем более требует "Россия, которую мы потеряли". Что-то страшное требовалось сделать со счастливой страной, оказать фатальное воздействие, чтобы отторгнуть народ от царя и церкви, заставить "высокооплачиваемого рабочего" взять в руки оружие. Масштабы задач, требующих всесильных агентов влияния, способных на пустом месте в кратчайшие сроки ввергнуть страну в хаос, апологетов "счастливой России" не смущают.

Наконец и простому человеку, не слишком знакомому с историей страны, непросто принять естественный ход событий. Слишком велика в нас вера в силу отдельной личности. Сам собой возникает вопрос: кто подготовил эти бунты, антиправительственные выступления, приведшие в итоге к свержению самодержавия?

Роль такого "организатора", руководящего центра восстания, отдающего приказы и осуществляющего корректировку действий, традиционно отводят политическим партиям, как выразителям интересов определенных слоев общества.

К таким выводам подталкивает отечественное обществоведение, которое, находясь под серьезным влиянием догматов либерализма или выросшего из него марксизма, рассматривает ход истории как столкновение экономических интересов общественных групп - или, если хотите, классов (будь то, к примеру, класс буржуазии в марксизме или средний класс в либерализме). К этому следует добавить формационный подход, постулирующий поэтапную смену общественно-экономических формаций - от устаревающих, чья организация перестает удовлетворять запросам развивающегося общества, к прогрессивным, соответствующим моменту. Так, феодализм с его сословными рамками, аристократическим правлением и неразвитой финансовой системой, вступает в объективное противоречие с ростом производительных сил общества. И сменяется - под давлением "снизу", капитализмом. Из него, на пределе развития, в далеком будущем вырастает коммунизм, который является еще более прогрессивной общественной формацией. В марксизме такой точке зрения придан статус исторического закона.

Отсюда представление о Февральской революции как о буржуазной - происходила закономерная смена феодальных отношений Российской империи на капиталистические. Соответственно, буржуазия должна являться ее движущей силой. Ранее также трактовалась и революция 1905 года, однако российские реалии уже вносили свои коррективы. В.И.Ленин в работе «Государство и революция» писал: «русская буржуазная революция 1905 - 1907 годов … была, несомненно, "действительной народной" революцией, ибо масса народа, большинство его, самые глубокие общественные "низы", задавленные гнетом и эксплуатацией, поднимались самостоятельно, наложили на весь ход революции отпечаток своих требований, своих попыток по-своему построить новое общество, на место разрушаемого старого» [186].

Здесь революция по-прежнему называется буржуазной, но В.И.Ленин указывает на ее важное (и даже важнейшее) отличие от классических буржуазных революций, как они происходили на Западе и как были поданы в теоретических работах. Подчеркивается ее народный характер, тот факт, что народные массы "поднимались самостоятельно" и "наложили на весь ход революции отпечаток своих требований". Если учесть в целом контрреволюционную роль буржуазии в событиях 1905 года, следует признать, что здесь термин "буржуазная" использован как идеологема, уже не содержащая реального смысла.

В.И.Ленин, как умный и последовательный политик, по факту говорит о разрыве с теорией, не отвергая ее по сути. Очевидно, это сделано из политических соображений, с целью, с одной стороны, обозначить направление дальнейшей борьбы (переход от революции "буржуазной" к социалистической), а с другой - не допустить расколов не только в российском, но и в международном левом движении, скрепляющим элементом которого остается марксизм.

Объективно революции и 1905, и 1917 годов не были буржуазными, российская буржуазия не проявляла признаков бунтарства, она стремилась к эволюционным переменам. Лидер либеральной кадетской партии П.Милюков говорил: «Мы не оппозиция Его Величеству, мы - оппозиция Его Величества» [187]. Революции развивались именно "снизу", вопреки партийным и идеологическим установкам, были социалистическими по своей сути (что отмечают многие современники, никак не связанные с марксизмом или большевистской идеологией), и уж естественно происходили никак не в интересах буржуазии.

В подготовке и организации революционного взрыва можно было бы заподозрить левые партии, но и для них обе русские революции стали полной неожиданностью. Российский историк С.Мельгунов, очевидец событий, в написанной в эмиграции работе "Мартовские дни 1917 года" проводит подробный анализ политического поля страны в дни Февральской революции. Вот его выводы: "Несомненен факт ... что ни одна партия непосредственно не готовилась к перевороту. Будущий левый с.-р. Мстиславский выразился еще резче: "революция застала нас, тогдашних партийных людей, как евангельских неразумных дев, спящими". Большевики не представляли собой исключения - накануне революции, по образному выражению Покровскаго, они были "в десяти верстах от вооруженного восстания" [188].

Исследователь отмечает, что ожидания революционного взрыва перманентно присутствовали в обществе: "Теоретически о грядущей революции всегда говорили много - и в левых, и в правых, и в промежуточных, либеральных кругах". Присутствовало понимание сути и смысла грядущей революции: "Если циммервальдец Суханов был убежден, что "мировая социальная революция не может не увенчать собой мировой империалистической войны", то его прогнозы в сущности лежали в той же плоскости, что и размышления в часы бессонницы в августе 14 г. вел. кн. Ник. Мих., записавшаго в дневник: "к чему затеяли эту убийственную войну, каковы будут ея конечные результаты? Одно для меня ясно, что во всех странах произойдут громадные перевороты, мне мнится конец многих монархий и триумф всемирнаго социализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны".

Эти прогнозы, однако, носили предельно абстрактный характер: "По наблюдениям французского журналиста Анэ, каждый русский предсказывал революцию на следующий год, в сущности не веря своим предсказаниям. Эти общественные толки, поднимавшиеся до аристократических и придворных кругов, надо отнести в область простой разговорной словесности ... создавшей психологию ожидания чего-то фатально неизбежного через какой-то неопределенный промежуток времени" [189].

Говоря о роли партий, которые могли бы стать потенциальными организаторами народных выступлений, исследователь отмечает: "Даже всевидящий Ленин ... за два месяца до революции в одном из своих докладов в Цюрих сделал обмолвку: "Мы, старики, быть может, до грядущей революции не доживем".

С.Мельгунов демонстрирует раздробленность социал-демократических сил, более того - полное непонимание с их стороны происходящих процессов. "Характерно, - пишет он, - что близкие большевикам так называемые "междурайонцы" в особом листке, выпущенном 14 февраля, "признавали нецелесообразным общее революционное выступление пролетариата в момент не изжитого тяжелого внутреннего кризиса социалистических партий и в момент, когда не было основания рассчитывать "на активную поддержку армии"... И тот же петербургский междурайонный комитет с.-дем, в международный день работниц 23 февраля (женское "первое мая") выпускает листовку с призывом протестовать против войны и правительства, которое "начало войну и не может ее окончить" (23 февраля - по старому стилю; речь идет о 8 марта - ДЛ).

23 февраля! В Петрограде уже вовсю разворачиваются революционные события, которые междурайонцы в упор не замечают. В листовках старые требования, ни слова о восстании, высказанная ранее неверная оценка позиции армии...

26 февраля большевики еще колеблются. Представитель большевиков Юренев на встрече с Керенским категорически заявляет, что нет и не будет никакой революции, что движение в войсках сходит на нет, и надо готовиться к долгому периоду реакции. И после столкновений демонстрантов с полицией, после первых жертв в прокламации, изданной Междурайонным Комитетом 27 февраля, как отмечает Мельгунов, "рабочая масса призывалась к организаций "всеобщей политической стачки протеста" против "бессмысленного", "чудовищного" преступления, совершившегося накануне, когда "Царь свинцом накормил поднявшихся на борьбу голодных людей", и когда в "бессильной злобе сжимались наши кулаки", - здесь не было призыва к вооруженному восстанию" [190].

О том же говорит и Л.Троцкий: «Непревзойденная способность подслушать массу составляла великую силу Ленина. Но Ленина в Петрограде не было … центральный большевистский штаб, состоявший из Шляпникова, Залуцкого и Молотова, поражает беспомощностью и отсутствием инициативы» [191].

В этих условиях спешно сформированный Временный Комитет Госдумы был просто поставлен перед фактом - погибнуть или возглавить революцию. Возобладал здравый смысл и инстинкт самосохранения. А то, что в Комитете преобладали буржуазные элементы... таков был состав IV Государственной думы.

Так Февральская революция стала "буржуазной" - безо всяких к тому оснований. "Снизу" происходила именно социалистическая, народная революция под давно сформулированными лозунгами о равенстве, братстве, о мире, национализации земли и т.д. Буржуазные партии физически не могли удовлетворить этих требований. Фактически, революция в феврале не только не закончилась, но не была даже и приостановлена, в октябре большевики завершили ее логическое развитие, сделали то, к чему оказались не готовы в феврале - осознанно возглавили революционную массу, взяв власть в свои руки, потеснив Временное правительство, которое, в силу непреодолимых обстоятельств, оказалось у руля, не будучи к этому готово и не представляя себе программы дальнейших действий.

Временное правительство периода двоевластия было недееспособно не только из-за своей инертности и раздробленности, но и в силу того, что оказалось заложником революции, а не ее движущей силой. Проводить кардинальные буржуазные реформы оно не могло из-за давления "снизу", проводить социализацию - по собственным убеждениям.

***

Существенной роли в революционных события 1905 - февраля 1917 годов политические партии, таким образом, не сыграли. Их функция как организационной силы проявилась позже - в тот короткий промежуток междувластия, который, по воле обстоятельств, сложился между Февралем и Октябрем.

И тем не менее, понимание русской революции невозможно без представления о сложившемся к началу XX века в стране политическом поле. Организационные формы партий, интеллектуальная борьба представителей различных идеологий являются принципиальными вопросами, без знания которых невозможно понять дальнейшую конфигурацию политических сил, причины, толкнувшие "легальных марксистов" в стан либеральных кадетов, марксистов-меньшевиков в белое движение, а народников-эсеров, черносотенцев и значительную часть царского офицерского корпуса в ряды большевиков-"интернационалистов".