Большая замятня

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Большая замятня

С древних времен крестьянин по гласным и негласным законам владел как хозяин и государственною и своею землею, обладал как собственник продуктами своего труда, был ответственным перед государством, имел свободу передвижения и выбор рода занятий. Всякий раз, как нарушался этот нравственно-духовный закон жизни человека на земле, так наступала замятня, всегда тлевшая в государстве. И татарщина, и Смутное Время в большой степени — плод этой замятии. И до середины XVII века тот закон соблюдался в народе и государственная деятельность была тому порукой. Хотя уже Соборным Уложением крестьянин лишался свободы передвижения, но он сохранял другие гражданские права — прибегал к суду, торговал и приобретал землю в собственность. Жили общинами и подворно, хуторами и выселками, выбирали старост и иные местные власти. Землевладелец имел дело по большей части с самоуправляемой общиной, а не с отдельным лицом, что умеряло его произвол.

И в предпетровское и особенно в петровское время государственная деятельность все более становилась не опорой крестьянского строя, а тяжелым механизмом его разрушения. Тогда пошли по России и перевод крестьян в дворовые, и насильственное их переселение на другие земли, и отрыв.их от земли, и уравнение их служения у помещика с государственной службой, и передача государственной власти в руки господской. Свободный крестьянин на собственной земле и даже свободный арендатор на государственной земле упразднялись, их не стало на обширных просторах Отечества. Петровские реформы не решили основной нравственный вопрос: каковы должны быть отношения между крестьянами и служащими дворянами. Ясно, что вне решения этого вопроса государство способствовало полной зависимости крестьян от землевладельцев. Свободные и зависимые холопы, крестьяне и гулящие люди — все образовали крепостных. Свободные северные, черносошные крестьяне, старые служилые люди и однодворцы были обращены в государственных крепостных и обложены двумя податями: подушной по 80 копеек и оброчной по 40 копеек, которая уплачивалась землевладельцем (1 рубль петровский был равен 9 рублям конца XIX века). Да еще созданы были фабричные и заводские (посессионные) крестьяне. Так возник из неокрепшего крестьянского строя России очаг искусственного крепостного нестроя. Его раскидистые ветви потянутся более чем на полтора столетия, давая горькие плоды, которые мы и до сих пор чувствуем на всем народном теле. Зачатки этого нестроя тлели, как мы видели, еще в ХIV— XVI веках, но в первой половине XVII века получили узаконение и простор. Крайних пределов он достиг во второй половине XVIII века и стал медленно затухать лишь в первой половине XIX века. Перечислим неурядицы в крестьянстве в XVIII и в первой половине XIX века. Тут и запрет крестьянам вступать в «откупа» и «подряды» (1741 год), в солдаты без разрешения землевладельцев (1742 год), и запрещение купцам, слугам монастырей, казакам и разночинцам приобретать населенные земли (1746 год), и разрешение помещикам продавать крестьян в рекруты (1747 год), ссылать их в Сибирь (1760 год). Тут и манифест Петра III, освобождающий дворянство от обязанностей служить государству и не говорящий ничего о праве владения крепостными людьми, А раз ничего не говорилось о взаимоотношениях крепостных и господ, то крестьяне, попавшие в крепость, сделались холопами своих владельцев, то есть переходили в исключительную и безгласную их собственность. Екатерина II доверила судьбу многих крестьян полностью дворянам. Следовали ее указы о наказании крестьян дворянами вплоть до ссылки в Сибирь за дерзость. По указу 1792 года крепостные становились частью имущества владельцев, оборотным капиталом поместья с правом их купли и продажи. Помещик творил вотчинный суд. Полицейскую опеку и управление. Личность крестьянина полностью им поглощалась. Помещик отвечал лишь за уплату податей. Закон 1724 года, запрещавший принуждение крестьян со стороны помещика, не соблюдался. Видя всю пагубность того, правительство Екатерины II издало закон, устанавливавший число дней для выполнения крестьянами их собственных работ. Более 800 тысяч крестьян, в том числе 150 тысяч казенных, было роздано императрицей в поместья. Тогда же крепостное право распространилось на Малороссию.

Павел I, запрещая принуждение крестьян к работе по праздникам и более трех дней в неделю, в то же время раздал дворянам 600 тысяч дворцовых крестьян. В 1803 году Александр I издал закон о свободных хлебопашцах и запрещал раздавать крестьянские населенные места, предлагал освобождать крестьян по собственной воле дворян и наследовать за определенный выкуп пользование той частью земли, которую они обрабатывали. Казна стремилась выкупать крепостных крестьян. В это же царствование запрещались продажа крестьян на публичных торгах, отправление их на каторжные работы и новое их отдание в крепость, С 1819 года крестьянам давалось право основывать фабрики и заводы, чего раньше они не могли делать. Крестьяне прибалтийских губерний освободились от крепости, но без земли.

Николай I царствует в тяжких мучениях: «Освободить ли крестьян со всей обрабатываемой землею или только с усадебной оседлостью, дать ли «чистую волю» или же оставить крестьян во временно обязанных отношениях к помещику»? В знаменитой речи в Государственном совете 30 марта 1842 года он одобрил освобождение крестьян, но не решился претворить его в жизнь, осуждая крепостничество как зло. В том же году указом об обязанных крестьянах разрешались добровольные сделки между крестьянами и помещиками по их освобождению. Правительство пришло к выводу о невозможности освобождения крестьян без земли. Продажа крестьян поодиночке с разлукой членов семьи строго запрещалась.

При восшествии на престол Александра II население России составляло более 60 миллионов человек, в том числе сельского— около 49 миллионов. Крепостных помещичьих крестьян насчитывалось тогда 23 миллиона душ обоего пола, принадлежавших 103 тысячам помещиков. От всех жителей государства крепостные составляли около 37 процентов, а от сельских — около 46. Помещичьи крестьяне делились на барщинных, оброчных и дворовых. Одну часть барщинных имений помещики оставляли за собой и отдавали ее в обработку крестьянам, другую — уступали крестьянам. Денежная подать крестьянами не платилась, но они отбывали повинность, работая на барщине. Обычно было так: 1,5 десятины с тягла обрабатывалось на помещика и 3 десятины—на себя. Оброчные имения в промышленных уездах или на малоплодородных землях облагались денежной податью или оброком (6—12 рублей в год). Дворовые крестьяне брались с пашни на обслуживание помещиков. В 1829 году их было 397 тысяч, а в 60-е годы — более 1400 тысяч душ, или около 6 процентов всего числа крепостных. С 1858года было запрещено обращать пашенных крестьян в дворовые.

Вглядываясь в те теперь далекие времена нашей истории, которые означены крепостным правом, и изучая их в сравнении с переменами, начавшимися в 20-х годах XX века, мы не можем сказать, что те далекие времена были полны историческим затмением. Нет, того не было! Затмение наступит именно в XX веке! Каков бы ни был тогда крестьянский мир, но он нес в себе великую культуру, без которой не было бы столь же великого многоцветья дворянской культуры. Были бы Державины, Жуковские, Дмитриевы, Пушкины, Вяземские, Лермонтовы, Хомяковы, Гоголи, Тютчевы, Толстые, Достоевские, Самарины, Аксаковы, не будь того крестьянского мира, о котором принято говорить — крепостнический? Нет конечно! А разгром тем же миром во главе с дворянством полчищ двунадесять языков Европы? Кто бывал в величественном памятнике — храме Христа Спасителя, возведенном в честь победы в той войне, тот на плитах его коридора непременно замечал, что дворянство пятнадцати губерний России — Московской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Рязанской, Тульской, Смоленской, Санкт-Петербургской, Новгородской, Нижегородской, Костромской, Пензенской, Симбирской, Казанской и Вятской — выставило на защиту Отечества более 208 тысяч ратников, вооруженных и снабженных одеждой, лошадьми, жалованьем и провиантом. Дворянство наряду с личным почти повсеместным своим участием в рядах воинов и кроме организации из своих крестьян вооруженного ополчения в 280 тысяч ратников, содержавшегося во все время войны на дворянские средства (что превысило 50 миллионов рублей), жертвовало деньгами, провиантом, волами и лошадьми (еще 42 миллиона рублей!). А прославленные полководцы и флотоводцы Румянцев, Суворов, Кутузов, Багратион, Ушаков, Нахимов, Корнилов и Истомин? А вся блестящая их плеяда, что увековечена в картинной галерее Зимнего? Разве быть бы им всем без того же крестьянского мира? Исключено!

Очевидно, в глубине того крестьянского мира лежало нечто такое, что не всякому видно и теперь и что хранило Россию. Пристально всмотримся и увидим, что жизнестойкость общине давало преобладающее сочетание свободного хозяйства с организованной братской справедливостью. Хозяйственный труд на земле имел духовный смысл и источник, ибо в основе его лежало столь же духовное приятие мира, вытекающего из православия. Потому труд имел не столько материальное, социальное, общественное значение, сколько нравственное, как проявление любви, как осуществление долга и дисциплины, как чувство художественного творчества. И дворянство, в лучшей его части, понимало это и всеми мерами поддерживало тот нравственно-духовный настрой вверенного ему крестьянства. И может быть, вина его в том, что оно не сумело сохранить в себе эту историческую миссию до конца, но то, что оно несло ее, не подлежит сомнению.

К середине XIX века эта миссия дворянства сильно угасла, и крепостное право, возникшее в конце XVII века, но тлевшее в зародыше с более раннего времени, стало ложиться тяжелым бременем на жизнь народа. Нарушение священного права свободы, надлом самого крестьянина как носителя нравственно-духовного мира, даровой непроизводительный труд, экономический упадок сельского хозяйства, деградация земли-кормилицы — все это и было свидетельством наличия в государстве тяжкой болезни — крестьянского разлада.

Были ли в нашей истории периоды, когда такой разлад, мог бы перерасти в общенародную смуту, заполнить ею всю Российскую землю? Да, были, и не раз, но у народа и его государственных и духовных деятелей хватало воли, мудрости, совести и терпения не дать развиться этой болезни до такой степени, чтобы сгубить государство навсегда. Да и крестьянский мир — это был не только крепостной мир. Если бы было так, не видать бы нам Отечества и его великой культуры. Забываем, что был другой крестьянский мир, которым и держалась в основном Россия. А этот-то крестьянский мир — вовсе не крепостная стихия, хотя она и в нем сказывалась, и временами губительно. Вспомнить об этом мире надо, да еще как!

Помимо помещичьих земель, тянувшихся от былых «белых» земель, искони существовали казенные земли, корень которых лежал в черных землях, то есть государственных. Таких земель в 1856 году было более 81 миллиона десятин, и населяли их крестьяне численностью более 23 миллионов душ. Да были еще удельные земли, созданные Павлом I, на которых трудилось около 3 миллионов крестьян. Всего на этих землях проживало почти 26 миллионов человек (более 43 процентов от всего населения России и 53 процента от сельского). А здесь были иные порядки. Еще в 1760—1761 годах на этих землях было введено мироправство — выборное самоуправление. Податная ответственность возложена на выборные власти. В 1838 году для улучшения быта казенных крестьян было создано министерство государственных имуществ, и они получили административную организацию, также основанную не выборном и общинном начале. Местное управление было поручено общине, или миру, который получил право выбирать общественных должностных лиц, подчиненных окружным начальникам, а те в свою очередь — палате государственных имуществ. Казенные крестьяне платили государству подушную и поземельную подать (2—3 рубля) и местные налоги за пользование землей.

Вот этот крестьянский мир держал в основном государство на своих плечах, строил; свою самобытную культуру, пользуясь местной автономией. Но и в нем присутствовала своя вековая беда: крестьяне и здесь были зависимыми, так как не могли владеть землею., а только временно ею пользовались. Как бы арендуя землю у государства, крестьяне не считали ее своей, большей частью плохо ее обрабатывали, не стремились ее улучшать и передавать детям и внукам более продуктивной и ухоженной. Господствовала экстенсивная система земледелия — в основном трехпольная и даже переложная (на севере — лесопольная). Видя это, министерство государственных имуществ все время стремилось улучшать положение этих крестьян. Так, в середине XIX века казенным крестьянам были даны наделы по 8 десятин на душу в малоземельных уездах и по 15 десятин в многоземельных. Семейный надел достигал 15—60 десятин с правом наследования земли за известную плату. Десять миллионов государственных крестьян получили до 53 миллионов десятин. Полмиллиона из них были переселены на новые земли. Платежи взимались не с души, а с земли и промыслов. И главная в этом заслуга принадлежала крупному, ныне забытому государственному деятелю графу Киселеву — министру государственных имуществ. В 1858 году удельным крестьянам были дарованы одинаковые с другими сельскими сословиями личные имущественные права.

Но мало бывает проку во всяком деле, а особенно в крестьянском, тогда, когда в душах людей не обитают нравственно-духовные заповеди, а именно они созидают весь мир, включая крестьянский. На государственных и удельных землях, конечно, присутствовали нравственно-духовные устои крестьянства, но не полностью его обнимали — земля эта все же оставалась в душе людей чужбиной государственной, а не их собственной плотью. Потому Россия обладала огромным полуустроенным крестьянским миром, но не таким великим сельским хозяйством, которое она могла бы иметь по праву как грандиозная земельная держава. Реформа 1861 года призвана была излечить тот нравственно-духовный недуг, который разрушал изнутри крестьянский строй. И Россия смело пошла на его излечение. Много писалось и говорилось о достоинствах и недостатках этой реформы в конце прошлого века и в начале этого века. Но потом мы забыли об этом великом событии. И великий грех не вспомнить, как это было, в самом кратком изложении.

История крестьянской реформы есть история жизни многих выдающихся деятелей того времени, но прежде всего Юрия Федоровича Самарина. С 1848 года крестьянский вопрос овладел его помыслами и слился с ним на целые 15 лет его короткого, но яркого жизненного пути. Напомним, что Самарина окружали московские литературные и светские круги, в рядах которых находились Хомяков, Киреевские, Аксаковы, Свербеевы, Погодин, Шёвырев, Кошелев, Черкасский. И ясно, что они во многом поддерживали его идеи по крестьянскому вопросу. Из всех московских друзей Самарину был ближе всех А. С. Хомяков. Этот замечательный философ и мыслитель в начале 1848 года писал Самарину: «Для нас, русских, теперь один вопрос всех важнее, всех настойчивее». (Он разумел освобождение крестьян!)

Ю. Ф. Самарин считал, что в основе исторического развития крестьянства лежит понятие «о нераздельности земледельца с землею».

Еще в 1856 году Самарин распространил записку «О крепостном состоянии и о переходе из него к гражданской свободе», в которой писал: «Правительство, заподозренное народом в предательстве и не внушающее ему никакого доверия, — вот чем мы обязаны крепостному праву в отношении политическом. Может ли считать себя безопасным внутри и благоустроенным государство, под которое подведен этот страшный подкоп? Может ли оно свободно и бестрепетно двигать всеми в нем заключенными силами?» В записке подчеркивалось, что крепостная система нарушает основной закон производительности труда— его свободу. Самаринская записка лежала на столе Александра II зимой 1856— 1857 годов, и нет никакого сомнения в том, что она вселила в государя твердую решимость провести в жизнь освобождение крестьян. И 3 января 1857 года Александр II создал Секретный комитет по крестьянскому делу, в котором принял участие и Самарин, оставивший результаты той деятельности в трех своих дополнительных записках. В комитет привезли свои проекты освобождения крестьян также Кошелев, Терновский и другие. В феврале того же года издан Рескрипт западным губерниям, по которому сохранялись усадебная оседлость (по выкупу) и пользование некоторым количеством земли за оброк и барщину, а с декабря те же меры были предложены петербургскому дворянству.

21 февраля 1858 года Секретный комитет был переименован в Главный комитет по крестьянскому делу под председательством государя, созданы 48 губернских комитетов. В июле 1653 года последовал указ об удельных крестьянах, которые могли приобретать в собственность ненаселенные земли, равно как и отчуждать собственные свои земли без согласия департамента уделов, переходить в сословия однодворцев и мещан и совершать договоры. По предложению Якова Ивановича Ростовцева 17 февраля 1859 года были созданы две редакционные комиссии по крестьянскому делу— общая и частная. Ростовцев на первом заседании комиссия 4 марта 1859 года сказал, что крестьяне должны получить полную возможность на приобретение в собственность не только усадебные земли, которые не представляют собой обеспечение их быта, но и достаточное количество полевой земли. И что к обязательным отношениям, особенно барщине, надо относиться отрицательно, так как они представляют то же крепостное право, только облеченное в законные формы и потому еще более невыносимое. В его речи также было подчеркнуто, что ежегодная плата крестьянами как процентов, так и погашения выкупного капитала не должны быть выше существующих повинностей, иначе не будет улучшения их быта.

Со второй половины 1859 года фактическим руководителем работ по подготовке крестьянской реформы становится Николай Алексеевич Милютин. На совещании 10 августа 1859 года был собран весь цвет редакционных комиссий: и Милютин, и Черкасский, и Як. Соловьев, и Жуковский, и П. Семенов, и Самарин. 10 октября 1860 года был закончен редакционный свод об освобождении крестьян, и комиссии были закрыты. Но при их закрытии Ростовцева уже не было. Ежедневный тяжкий труд, душевные переживания за судьбу крестьянства, удушливые наскоки некоторых членов редакционных комиссий надломили здоровье этого истинного гражданина России, и он 6 февраля 1860 года скончался в расцвете сил. Вечная ему память!

Ю. Ф. Самарину суждено было в записке 1856 года произнести первое смелое слово по разработке крестьянской реформы и на его же долю выпало сказать заключительное слово — составить краткую объяснительную записку к проекту крестьянского положения. Самарин в ней говорил: «Пробужденные силы народа получат правильное направление, и опасность потрясений будет избегнута». 14 января 1861 года закончилось прохождение проекта через Главный комитет, а 28 января дело перешло в Государственный совет и там было завершено 17 февраля. Последнее поручение, которое выполнил Самарин,— это написание проекта Манифеста об освобождении крестьян, но он, подготовив его, остался им недоволен, а граф Панин нашел его длинным и по языку негосударственным актом. Потому обратились к митрополиту Филарету, который и составил текст Манифеста. 19 февраля 1861 года Александр II подписал закон об освобождении крестьян и этот Манифест к народу.

Но Ю. Ф. Самарин был уже болен; слишком много было отдано физических, душевных и духовных сил на поправку крестьянского дела. И может быть, ранняя его кончина в возрасте 57 лет есть результат той неустанной, самозабвенной работы.

Манифест устанавливал два периода: переходный, когда крестьяне оставались временнообязанными, и решительный, когда они становились свободными собственниками. Дворовые люди в переходный период приспосабливались к их занятиям и потребностям, а после двух лет им давалось полное освобождение и срочные льготы. В первый период временнообязанные крестьяне работали на барщине не более трех дней в неделю мужчины и двух дней женщины. Во второй период крестьяне выкупали в собственность усадебные, полевые земли и другие угодья, отведенные им в постоянное пользование. Манифест распространял на крестьян и дворовых права свободного человека. Им разрешалось вступать в брак, вести иски и тяжбы, быть свидетелями и поручителями, переходить в иные сословия и общества, служить на военной и гражданской службе, входить в договора, торговать и развивать ремесла, приобретать в собственность движимое и недвижимое имущество, направлять детей в учебные заведения и т. д. Крестьянам было разрешено образовывать сельские общества, входить в состав сходов, избирать старосту, сборщиков податей и других должностных лиц. Они получали право на усадебную оседлость и на часть полевых земель, угодий в количестве, определенном правительством.

Реформа ставила целью сделать крестьянина собственником как усадебной, так и полевой земли, принадлежавшей ранее помещику. Но до выкупа она предоставлялась только в пользование. Помещик получал как бы арендную плату за пользование землей, лишившись права распоряжаться ею по своему усмотрению. На каждый наибольший душевой надел устанавливалась издельная повинность (поденная работа) — максимум сорок дней для мужчин и тридцать дней для женщин в году. При меньшем наделе уменьшалось число рабочих дней на помещика. Крестьяне могли переходить на оброк, а после двух лет — только на него (девять рублей с души в год). Оброк за усадебную оседлость выкупался отдельно и обязательно. Оброчная подать исчислялась с дохода с земли в размере от 1/3 до 1/4 его и при освобождении крестьян сохранялась как платеж за пользование землею: в среднем на одну десятину—56 копеек со сроком на 20 лет.

Немедленному выкупу подлежала только усадебная земля. Четверть надела давалась без всякого выкупа. В 1862—1863 годах приступили к выкупу 16,7 процента крестьян, в 1870 году — 3,9, в 1877 году — 1,7, На 1 января 1878 года число крестьян, сделавшихся собственниками без содействия правительства, составило 640 тысяч. Это были в основном «четвертные наделы», и они попали в экономическую зависимость от своих бывших владельцев. К 1 января 1881 года во временнообязанном состоянии находилось 3 миллиона душ. Александр III приказал им выкупаться без согласия помещиков. Тогда приступили к выкупу 81 процент бывших помещичьих крестьян. С того же года были снижены выкупные платежи на один рубль с душевого надела. В 39 губерниях они были понижены на десять миллионов рублей в год. С 1882 года закон позволял вносить за участок не всю причитающуюся сумму, а только часть.

Если бы не было приказано в 1881 году приступить к обязательному выкупу, то последний крестьянин, по закону, развязался бы с крепостным правом в 1932 году. На совершение реформы потребовался бы 71 год. Но как увидим далее, именно в этот год наступило небывалое еще в России новое крепостное право! Как все знаменательно в истории!

По закону 1881 года, к бывшим помещичьим крестьянам поступило 33 миллиона десятин, в среднем по четыре десятины на душевой надел. Государство выдало ссуду на эту землю более 900 миллионов рублей. Земля обошлась в среднем за десятину около 27 рублей, а ежегодные платежи за выкупную десятину в среднем составили около 1 рубля 34 копеек. Эти платежи помещичьих крестьян превышали оброчную подать и составляли около 70 процентов всех платежей. С 1 января 1886 года была отменена подушная подать со всех помещичьих крестьян. Так закончилось полуторавековое истомленье многих крестьян подушной податью, окончательно их погрузившей в крепость и глухую брань за несправедливую крестьянскую долю, уготованную Петром I .

А что в это время происходило в другой части крестьянского мира на государственных, землях; 5 марта 1861 года министру государственных имуществ было приказано составить проект применения главных начал Положения 9 февраля 1861 года к государственным крестьянам для «вещщего обеспечения их быта». И 18 января 1866 года Александр II утвердил проект об административном устройстве этих крестьян, которые передавались в ведение «общих губернских и уездных, а также местных по крестьянским делам учреждениям». Главный комитет по крестьянским делам высказался за то, что земля, составляя собственность казны, должна предоставляться правительством в надел крестьянским обществам без ограничения времени и срока и что «Должно указать путь для перехода госкрестьян в полных собственников земель, состоявших в их владении». Положение 1866 года закрепляло за ними «владенной записью» надельные земли, а также те земли, которые состояли в их пользовании за оброчную подать. От 4 до 6 десятин и более получили 67 процентов крестьян, 3—4 десятины — 24 процента и 2—3 десятины и менее — 9 процентов. Однако путь перехода госкрестьян в полных собственников земель реформами 60-х годов не был определен. Госкрестьяне могли распоряжаться данной им во владение землею, то есть были как бы ее собственниками, но в законодательных актах указывалось, что за ними признавалось только право пользования землею. Нужно было единовременно вносить за выкуп 100 рублей, а остальная сумма погашалась в течение 15—20 лет. Считалось, что умеренная оброчная подать делала ненужной выкуп земель. Платежи составляли от 37 копеек за десятину (Самарская губерния) до 1 рубля 15 копеек (Московская губерния), а в среднем 75 копеек на душу. С 1 января 1887 года с госкрестьян была снята также и подушная подать, но увеличена на 45 процентов оброчная. По закону 1886 года, оброчная подать должна была выкупаться за 44 года, то есть до 1930 года. Тоже знаменательный год в нашей будущей крестьянской истории!

По тем же реформам удельные крестьяне получали землю в собственность при условии обязательного выкупа. Оброк оставался прежним и был обращен в выкупные платежи, которые они должны были платить 49 лет. Усадебная оседлость выкупалась по той же цене, что и помещичья земля. Выкуп полевых угодий производился с рассрочкой, по договорам с удельным ведомством. В среднем на душу удельные крестьяне получали 4,8 десятины.

В пореформенной России устанавливался определенный порядок землевладения и землепользования. Все земли делились на крестьянские, государственные, удельные, церковные и городские. Значительная часть земель оставалась в казне, а из остальных более половины принадлежало крестьянам и лишь менее четвертой части всех земель находилось в частной собственности. Крестьянскими землями владели 12 миллионов дворов, каждый из которых имел в среднем 13,5 десятины земли. Из общего количества этих земель (за исключением казачьих, земель колонистов) около 78 миллионов десятин (4/5) находилось в общинном владении и около 22 миллионов (1/5) в подворном. Каждый двор имел 3—4 души мужского пола. Средняя величина наделов, в зависимости от стоимости земли и ее плодородия, составляла от 2 до 14 десятин на душу или от 6 до 50 десятин на двор. Более 71 миллиона десятин частновладельческих земель принадлежало 114 тысячам дворян, 9 миллионов десятин — 58 тысячам купцов и около 4,5 миллиона десятин— 273 тысячам крестьян. В среднем на 1 владение дворян приходилось 602 десятины, а крестьян—17 десятин. Вся частновладельческая земля распределялась неравномерно: были губернии, где ее почти не существовало, в других — она господствовала. Россия была страной двух типов сельских хозяйств — мелких крестьянских и крупных владельческих.

Пахотные земли только в 50 губерниях европейской России занимали 119 миллионов десятин, из них под паром было около 26 миллионов десятин, сеяными травами — 6, залежами — 17, рожью — 25, пшеницей— 11, овсом — 13,5, ячменем — 5 и остальными культурами — около 51 миллиона десятин. Первое место в засеваемой площади, как видим, принадлежало ржи (37 процентов), второе — овсу (20 процентов), третье — пшенице (16 процентов) и четвертое— ячменю (более 7 процентов).

В черноземной полосе на юге и юго-востоке преобладала залежная система земледелия, а во всей северной половина нечерноземной полосы — также залежная, только называемая ляденой. Но рядом с этой системой земледелия как в нечерноземных, так и в степных местностях стало шириться трехполье: пар, озимь и ярь. В северной части черноземной полосы такая системе, благодаря естественному плодородию почв, долго выдерживала отсутствие всякого удобрения, и потому здесь в полевые угодья было обращено до 70— 80 процентов всех земель. Но в нечерноземных областях трехполье стало сопровождаться удобрением пара (под озимое поле), На крестьянских частновладельческих землях пошло возделывание корнеплодов и свекловицы за счет ярового поля, то есть появилось четырехполье, а в более крупных имениях, кроме того, травосеяние, ведущее к многополью.

Обновленное после реформ сельское хозяйство России круто шло в гору. Ежегодные урожаи зерновых уже составляли более 2 миллиардов пудов, из которых более 20 процентов направлялось за границу. Россия стала крупным поставщиком хлеба и других жизненных припасов в Европу. Она имела 26 миллионов голов лошадей и занимала по ним первое место в мире, 33 миллиона голов рогатого скота, 64 миллиона голов овец и 11 миллионов голов свиней. Годовое потребление мяса достигало 175 миллионов пудов. Половина всего льна вырастала на ее полях. Сахарная свекла занимала 300 тысяч десятин. В водоемах вылавливалось более 70 миллионов пудов рыбы.

В европейской России после освобождения госкрестьян у казны почти не оставалось удобных для обработки земель. Леса русского Севера и Сибири составляли ее богатство и постепенно вовлекались в экономное освоение. Министерство финансов превратилось в подлинное министерство народного хозяйства.

Однако все, кто хорошо знал сельский мир, видели, что крестьян освободили, а деревня продолжала падать. Подавляющая часть земель находилась в общинном владении. И с каждым днем крестьянское дело здесь не поправлялось, а разлаживалось, А как тому было не быть: сегодня вложил в землю труд и талант, а завтра они достанутся лодырю или пьянице, которые появились в общине. Одна только и тяга: как еще раздобыться землицей, а не улучшать ее. И нельзя было не видеть также и того, как из общины тянуло трудовой бессмыслицей, как поля уравненные становились полями разоренными. Общинные земли давали по 35 пудов хлеба, а не по 80 или 100, как во владельческих хозяйствах. Да к тому же, как показывала практика, двор, владевший менее чем 6 десятинами, не мог вести нормальное продуктивное хозяйство и защищать землю от природных невзгод, кормить не только свою семью, но и возрастающий народ. А такие хозяйства составляли 15— 20 процентов от всех крестьянских хозяйств, и многие из них стали разоряться.

Все говорило, что реформы 60—70-х годов не полностью разрешили крестьянский вопрос и главный из них— земельный. Землевладение оставалось запутанным, нечетким, ограниченным и, главное, слабо поддерживало нравственно-духовные основы жизни народа. Нравственная ответственность за землю ни на подворных владениях, ни тем более на общинных, которые занимали около 80 процентов всех крестьянских земель, а условиях их постоянного передела была невысока. А потому сельское хозяйство, созидаемое знанием земли и талантом его ведения, не поддерживалось даже на минимальном уровне. Плодородие возделываемых земель не только не возрастало, но и падало, особенно в южных лесостепных и степных губерниях. В черноземной полосе стала расширяться залежная система земледелия, а в нечерноземной— ляденая. Более 70—80 процентов всей обрабатываемой земли по северной окраине черноземной полосы было обращено в трехполье, которое за три десятка лет истощило плодородие почв, Только незначительные площади черноземных земель, входивших в частновладельческие хозяйства, удобрялись под озимью. В таких же хозяйствах нечерноземной полосы вводили четырехполье — оборот корнеплодов и травосеяние, а также удобряли одно из полей — озимое.

И начало сказываться нерачительное отношение к земле. Природные бедствия в XIX веке стали частыми гостями в наших лесостепях и степях: сорок неурожайных лет пережил наш народ в этот век. Особенно эти бедствия стали наступать в его второй половине: они повторялись через каждые 10—12 лет. Жестокие пыльные бури разразились в 1876, 1885 и 1886 годах и опять «мгла тяготела небо» подолгу. А страшные засухи, суховеи, пыльные бури и следовавшие за ними неурожаи, полуголодные и голодные 1890—1893 годы надолго оставалась в памяти народа. А гигантский пыльный смерч 1896 года прошел от Сибири до Украины, уничтожая на своем пути посевы.

В. В. Докучаев и его соратники пытались поправить положение в степях, восстановить их плодоносную силу, уменьшить природные невзгоды с помощью внедрения в земледелие мер, разработанных тогдашней наукой, но заложили лишь почин в этом направлении, создав три опытных участка в степях. В ширь же степей докучаевское дело пошло слабо и без размаха, как того требовало их состояние. Более того, его автор подвергся со стороны некоторых влиятельных научных и сельскохозяйственных кругов неблагожелательной критике и даже травле. Вспомним статьи Костычева в адрес Докучаева! И В. В. Докучаев ушел из жизни в расцвете сил в возрасте 57 лет, не завершив задуманных дел.

Да и что сделала бы докучаевская система восстановления природы степей и лесостепей, будь даже она выполнена на 100 процентов, если тот нравственный недуг во взаимоотношениях земледельца и земли сводил все усилия ученых, агрономов, сельскохозяйственных практиков на нет. По реформам, хотя и отошло к крестьянам более половины всех удобных земель, но эта мера, подорвав частновладельческие хозяйства, мало улучшала землепользование и тем самым земледелие. Господствовавшее общинное землевладение, препятствуя обезземеливанию слабых крестьянских дворов, в то же время тормозило развитие сильных дворов. Равнение по худшему стало правилом. Продолжалась распродажа дворянами своих земель. В течение 30 лет свыше четверти оставшихся им земель было продано. После неурожаев 90-х годов государство приостановило вывоз хлеба за границу и отсрочило валютную реформу. Пострадавшим от неурожаев оказывалась большая помощь из резервов государства и частными пожертвованиями, и народ как-то уберегся от смертельных голодовок. На преодоление народной беды 1891 — 1892 годов правительство России ассигновало полмиллиарда рублей и предоставило крестьянам пострадавших губерний льготы по уплате налогов. От частной благотворительности на эти же цели было собрано 15 миллионов рублей.

Нельзя было сохранять общину в том же виде после неурожаев и голодовок тех лет, но ведь не только сохраняли, но и «укрепляли», стесняя робкие права деревенских сходов властью дворянских начальников и штрафами. За что же так не доверяли крестьянам государственные деятели? Положиться бы на крестьян, ан нет, не тут-то было! В 1893 году издается закон, укреплявший общину. Если раньше крестьянин, погасившей свой долг за землю, мог свободно выйти из общины, то по последнему закону для этого. нужно было согласие ее двух третей. Переход земли в собственность домохозяев приостановился. Усилилось давление общины в землепользовании и земледелии, ширились чересполосицы и переделы на общинных землях, рост урожайности остановился. И опять нагрянули природные невзгоды и неурожаи; они повторились в 1897 и 1898 годах.

Но если не хватало духу подняться на реорганизацию общины, то почему бы не прийти на помощь тем, кто имел волю и предприимчивость, обзавестись сибирскими землями? И тут была вековая затыка: Сибирью пугали, Сибирью грозили и держали ее на случаи ссыльнопереселенных и на неведомое далекое будущее! С 1894 по 1901 год Переселенческое управление переселило в Сибирь только 1200 тысяч крестьян. В 1899 году вышло Положение о землеустройстве крестьян и инородцев, поселившихся в Алтайском округе. К этому времени и относилось возникновение многих сел и деревень на далеком Алтае, в том числе и села Елиново, о котором речь шла ранее («НС», 1989, № 9). Да почему надо было делать это только для Алтайского округа, а не для всей сибирской земли, годной для сельского хозяйства? Потому-то сельское хозяйство слабо прирастало Сибирью! И здесь, в европейской России, продолжалась скупка помещичьих земель, и многие из дворянских поместий разорились. Видя это, правительство в том же 1899 году издало закон, по которому дворяне получали право на два поколения объявлять свое имение неделимым и неотчуждаемым с завещанием его любому из сыновей, В 1901 году опять случился неурожай, охвативший 42 губернии.

К началу XX века четыре пятых населения России занималось сельским хозяйством. Но это хозяйство было неустойчивым, хрупким по отношению к природным невзгодам, поражено каким-то внутренним недугом, который был вызван возраставшим ознобом крестьянства. Раздавались голоса и о том, что на крестьянский мир надвигаются беды, якобы связанные с существующими земельными порядками, корень которых будто бы в дворянском землевладении, в самом дворянстве, отбирающем у крестьян весь урожай. Но это были голоса, стремившиеся усилить замятню народную, через которую легко было посеять рознь и смуту в стране. Они ложились на чувствительную почву.

В 50 губерниях России, где проживало три четверти населения, было огромное преобладание крестьянского землевладения и землепользования. Формально, по бумагам, крестьяне, владели 40 процентами всей площади, а в действительности доля крестьянских земельных владений была выше, так как казне принадлежали леса и неудобные земли, и если их не учитывать, то у нее оставалось всего несколько миллионов десятин удобной земли. Удельные же земли составляли заметную величину только в Симбирской губернии. 40 лет неуклонно продолжался переход земель от дворян к крестьянам и лицам других сословий. Земельный фонд крестьян столь же неуклонно возрастал. Вот факты, подтверждающие это.

К началу XX века крестьянам принадлежало около 160 миллионов десятин земли, более чем на три четверти удобных, а дворяне имели 52 миллиона десятин, из которых около половины лесных и неудобных. Всем другим владениям принадлежало около 30 миллионов десятин преимущественно удобной земли горцам, иностранцам, городам, акционерным обществам и т. д. В 22 губерниях черноземной полосы более по всей земли принадлежало крестьянам, местами до 80 процентов. Да и казённые и удельные удобные земли, а также значительная часть частновладельческих земель находилась в аренде крестьян. Так что крестьянский мир заполнял почти все удобные земли России, которая стала страной мелких хозяйств. Большие имения были островами в крестьянском мере. Только в Польше и Прибалтике (в Минской губернии) дворянское землевладение преобладало над крестьянским. Государственная власть законодательными актами оберегала крестьянское землевладение. Земли, переходящее в руки общин, становились их неотчуждаемой собственностью, и крестьянские владения росли от года к году. Тому способствовал и крестьянский банк, целью которого была скупка земель частных владельцев для перепродажи крестьянам на льготных условиях платежа. Подобного преобладания мелких крестьянских хозяйств над крупными не было ни в Англии, ни в Германии, ни даже в послереволюционной Франции.

Однако именно крестьянское землевладение было в хозяйственном отношении наименее производительным. Средняя урожайность на частновладельческих землях была выше на 30—40 процентов, чем на крестьянских, а в отдельных имениях — даже на 50 процентов. А в памятный бедственной засухой 1891 год эта разница в урожае составляла 86 процентов. Большинство крестьянских хозяйств не имело хлеба для продажи, и потому прокормление городов, фабрик и даже крестьянства тех губерний, где своего хлеба не хватало, зависело преимущественно от частновладельческих хозяйств. Именно они давали избыток хлеба для заграницы, который являлся главной статьей русского торгового баланса. Из того же избытка кормились крестьянские хозяйства страдавших от неурожая губерний. А бедствовали от них как раз те местности, где был наибольший процент крестьянского землевладения: Казанская, Самарская, Уфимская, Воронежская, Пензенская, Тамбовская, Рязанская губернии, имеющие плодороднейшие земли. Именно они переживали сельскохозяйственный кризис.

Крестьяне усматривали причину этого кризиса в малоземелье или в переобременении налогами. Но земельный налог составлял ничтожную величину. Единственным серьезным прямым налогом, лежавшим на крестьянстве, был выкупной платеж за землю, полученную при освобождении. За 1894—1903 годы он составил в среднем 92—93 миллиона рублей в год при общем госбюджете от 1145 миллионов в 1894-м до 2032 миллионов рублей в 1903 году. Потому основная причина сельскохозяйственного неустройства тогда была в условиях землевладения и землепользования. Крестьянские земли в основном принадлежали общинам, где владение землею было не единоличным, а коллективным. Земля принадлежала «миру», который не только мог перераспределять ее между своими членами, но и устанавливать правила и порядок ее обработки. Община господствовала во всей центральной, северной, восточной и южной России и на Северном Кавказе. Лишь в Западном крае преобладала крестьянская частная собственность на землю в виде подворного владения. Да к востоку от Днепра подворное владение преобладало только в Полтавской губернии и в части Черниговской и Курской губерний. Ни одна из западных губерний с подворным владением не знала тех голодных лет от неурожаев, которые становились периодическими бедствиями в центральной и восточной России, хотя площади наделов и процент крестьянского владения в западных губерниях были намного меньше, чем в остальных областях государства.

Дело доходило до того, что общинные надельные земли делились, как правило, на 30, 40—54 и даже 170 делянок на каждый двор. Каждая десятина такой земли подразделялась на 40—50 участков по 48—60 квадратных саженей. А те полоски были по 2—3 аршина и менее, между которыми еще пролегали меженники. Даже при ширине каждой полоски в одну сажень эта десятина умещала 27,5 полоски. Тогда производительная площадь занимала 2227 квадратных саженей, а меженная —173. На 1000 десятин под меженниками было занято 7,2 процента, то есть 72 десятины. А ежели раскинули бы на всю общинную землю по России, то получили бы многие миллионы десятин лежащих «в пусте» земель.

К началу XX века община нарушала правильное и необходимое для хозяйства соотношение между собой разных угодий, позволяла распашку лугов и выгонов… Так было не только в России. Поэтому Пруссия уничтожила общину в 1821 году, Саксония — в 1861, Дания — в 1769, Швеция—в 1749, а Шотландия — еще в конце XVII века. Даже Французская революция не посмела восстановить общину, которая была ликвидирована задолго до нее. И до уничтожения общин в тех странах они везде удерживали народ в нищете, благодаря ничтожной производительности земли и периодическим неурожаям и голодовкам.

Все говорило за то, что власть общины заменила собой власть помещика, а на казенных землях — власть чиновника. Причем нередко эта новая власть была более тиранической и невыносимой, чем помещичья. Видно было, что ее отстаивали некоторые круги в государстве не столько по экономическим, сколько по политическим и социальным соображениям. Даже находились политиканы, которые считали ее особым русским способом разрешения социальных вопросов, указывая на то, что благодаря общине в русской деревне не было безземельного пролетариата. Каждый крестьянин был совладельцем надельной земли. Моралисты-философы утверждали, что общиной хранилась нравственности народа. До определенного момента — да. Но там, где было подворное владение землею и особенно частное хуторское, как в западных губерниях, как раз нравственность возрастала: потравы, воровство и пьянство прекращались, взаимопомощь входила в долг, а уважение к чужой собственности становилось священным.

Не будем судить о значении общины в далеком историческом прошлом — это предмет особых исследований, но то, что она представляла к началу XX века, было очевидным.

В российских общинах всюду происходило то, что вело к деградации сельского хозяйства. Они, спасая кое-как слабых, тормозили деятельность крепких крестьян, обладавших умением, знанием и радением вести крестьянское дело. Способствуя уравнению, они препятствовали повышению общего благосостояния деревни.

Этот застой превращался в упадок. При возраставшей конкуренции заморского хлеба он не только разбивал сам крестьянский общинный мир, но и отражался пагубным образом на частновладельческих хозяйствах. В этих условиях росла задолженность землевладельцев дворянскому банку, которая в начале века превышала 1 миллиард рублей. А упадок крупного землевладения еще более понижал общий хозяйственный уровень деревни. Он лишал землевладельцев возможности подавать пример внедрением более современных форм хозяйства, истощал резервы хлеба, из которых в неурожайные годы могли получать пропитание крестьяне, пострадавшие от неурожаев. Но и это еще не все! В общинах семья, увеличивая своих едоков, могла рассчитывать на прирезку земли за счет других менее многочисленных семей. Общины коллективно отвечали за уплату налогов благодаря круговой поруке.