Московский университет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Московский университет

В этот знаменательный для себя день 29 сентября 1819 года Федор проснулся необычайно рано. Рядом на кресло был наброшен приготовленный еще с вечера новенький зеленый фрак, стояли начищенные до блеска сапоги со складками у щиколоток, с отворотами из желтой кожи. Маменькой была продумана каждая мелочь, чтобы сын не выглядел хуже других.

Юноша сразу вскочил с постели, тщательно умылся из большого фаянсового кувшина, вытерся жестким полотенцем и тут же, еще до завтрака, немного подумав, выбрал в стаканчике самое хорошее перо, чуть подправил его ножичком и, подвинув к себе стопку чистой бумаги, принялся сочинять прошение о поступлении в университет. Макнув перо в высокую бронзовую чернильницу, он четким, но еще не совсем окрепшим почерком, выводя завитки на буквах, как это делали тогда лучшие переписчики, написал: «Родом я из дворян, сын надворного советника Ивана Тютчева, от роду себе имею 15 лет, воспитывался и обучался в доме родителей российскому, латинскому, немецкому и французскому языкам, истории, географии и арифметике, потом в течение двух лет слушал в сем университете профессорские лекции, теперь желаю продолжить учение мое в сем университете в звании студента, почему правление Императорского Московского университета покорнейше прошу, сделав мне с знаний моих надлежащее испытание, допустить к слушанию профессорских лекций и включить в число своекоштных университетских студентов словесного отделения...»

Через несколько часов юный Тютчев вошел с этим прошением в здание университета.

Спустя месяц после подачи прошения Мерзляков и профессор математики Тимофей Иванович Перелогов испытывали дворянина Федора Тютчева в российском, латинском, немецком и французском языках, в истории, географии и арифметике и нашли его способным и слушанию профессорских в университете лекций...»

Генеральный план дома, перестроенного выдающимся русским зодчим М. Ф. Казаковым

Так выглядит сегодня бывший дом Тютчевых. Фрагмент фасада

Старинные подвальные помещения из белого камня — след минувших веков

Вид на здание со стороны Армянского переулка

Причудливые балкончики придают старинному особняку особую прелесть

И сегодня служит людям старинная чугунная лестница

Современным интерьер дома

Н. М. Карамзин

И. И. Дмитриев

Х. Е. Лазарев

Церковь Николы в Столпах. Фото 1881 г.

Ф. И. Тютчев в детстве

Сестра Ф. И. Тютчева - Дашенька

Е. Л. Тютчева - мать поэта

И. Н. Тютчев - отец поэта

Н. П. Шереметьева - тетка поэта

И. А. Жуковский

Н. И. Тютчев — брат поэта

С. Е. Ранч

Ф. И. Тютчев — студент Московского университета. 1820-е гг.

М. П. Погодин

А. Ф. Мерзляков

А. И. Остерман-Толстой — дядя поэта

И. Д. Якушкин

А. В. Якушкина, урожденная Шереметьева

Д. И. Завалишин

А. А. Бестужев-Марлинский

Вид на Маросейку (ныне ул. Богдана Xмельницкого и церковь Косьмы и Дамиана. Фото 1913 г.

Ф. И. Тютчев, 1838 г.

Так выглядел старинный особняк в 1940-е гг.

Математика, история, география, русский язык — все предметы, хорошо знакомые и тем, кто сегодня поступает в университет. А вот знание трех иностранных языков — не много ли это для пятнадцати-шестнадцатилетнего студента? И если бы Тютчев был один такой. А ведь подобный «полиглотизм» среди большей части дворянства был обычным в те времена и ни у кого не вызывал удивления. Зато какую пользу приносил!

С юных лет Тютчева отличали интеллигентность, разносторонние интересы, тяга к учению, прекрасное владение иностранными языками. Недаром спустя десять лет, даже не подозревая о его поэтическом таланте. И. В. Киреевский скажет, что «у нас таких людей европейских можно счесть по пальцам...» Сегодня, зная детство поэта, можно понять, как из мальчика, жившего в обычной дворянской семье, постепенно вырос по-европейски образованный дипломат, которого величайший немецкий поэт Генрих Гейне будет считать одним из своих лучших русских друзей, а известный философ Фридрих Шеллинг высоко оценит его ум и знания.

Но вернемся к университету. 6 ноября 1819 года Федор Тютчев, которому через полмесяца исполнится шестнадцать лет, зачисляется своекоштным, т. е. обучающимся на собственные средства, студентом Московского университета.

Эти годы считались «патриархальною эпохою» главного учебного заведения России. «студенческая жизнь... - вспоминал знаменитый хирург Н. И. Пирогов, - до кончины императора Александра I была привольная. Мы не видывали попечителя - князя Оболенского, да и с ректором - Антоновским - редко встречались вступающие в университет кутилы и забияки (видимо, имелись в виду беседы с ними о поведении). Несмотря па это, я не помню ничего особенно неприличного. Скорее выдавалась и поражала нас наружность у профессоров, так как одни из них, в своих каретах четверкою, с ливрейными лакеями на запятках... казались нам важными сановниками, а другие... ездившие па ваньках, во фризовых шинелях — имели вид преследуемых судьбою париев».

О демократичности системы преподавания в университете говорит, например, возможность выбора студентом тех профессоров, лекции которых он хотел бы слушать в обязательном порядке. Для этого фамилии преподавателей студент вносил в свой табель (таи тогда называлась зачетная книжка), и список их утверждался ректором.

Светилом словесного факультета более четверти века был, несомненно, профессор Алексей Федорович Мерзляков. Опытный педагог нередко позволял себе не особенно придерживаться университетской программы. Поэтому привлекательностью его лекций была богатая импровизация. Темой ее могла быть любая древняя ода, старинное сказание или современная повесть — все подавалось им очень эмоционально, зажигало слушателей, не оставляло равнодушных в громадной аудитории.

Преподававший статистику главнейших европейских государств профессор Иван Андреевич Гейм был в то же время и автором превосходных словарей немецкого и французского языков и руководства по географии. Он читал лекции обстоятельно, подробно, по самым свежим источникам, студенты получали сведения о многих государствах Европы и, конечно, о России. Очень внимательно слушал Гейма будущий дипломат Федор Тютчев.

Желчным, придирчивым человеком слыл профессор археологии и теории изящных искусств Михаил Трофимович Каченовский. Кроме отличного знания своих предметов, он был известен в те годы как редактор «Вестника Европы», почти два десятилетия возглавлявший этот популярный и солидный московский журнал. Статьи Каченовского, особенно те, в которых он критиковал молодого Пушкина, непременно читали все студенты и, конечно, осуждали редактора. За эти ли «грехи» или пет, но Тютчев нередко сочинял на профессор ра эпиграммы, одна из которых дошла до нас в незавершенном виде.

Интересовался Тютчев и курсом всеобщей истории, которую читал профессор Никифор Евтропович Черепанов. Эта наука преподавалась тогда по довольно устаревшему учебнику, и Черепанов удачно дополнял его рассказами о главнейших событиях начала XIX века, собственноручно написанными главами о нашествии Наполеона в Россию. С особенным вниманием слушали его описание большого московского пожара, а потом бегства наполеоновских войск. Не мог обойти вниманием Никифор Евтропович и только что начавшие выходить в свет первые тома «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, главы из которых он тоже непременно читал студентам на лекциях.

Латинскую словесность преподавал Р. Ф. Тимковский, к сожалению, рано скончавшийся. На похоронах Романа Федоровича Тютчев познакомился с М. А. Максимовичем, племянником покойного, недавно приехавшим из Малороссии поступать в университет. В дальнейшем он станет известным профессором ботаники, издателем интересного московского альманаха «Денница». Михаил Александрович опубликует в нем и стихи поэта Тютчева,

Мы по случайно столь подробно останавливаемся на характеристике преподавателей юного поэта, так как можно предположить, что некоторые из них хоть раз да побывали в хлебосольном доме Тютчевых в Армянском переулке вместе с Мерзляковым, который там бывал неоднократно.