Долгое возвращение домой

Долгое возвращение домой

Алина Картавцева

Школа № 56, г. Воронеж,

научный руководитель О.Н. Кучина

Для современной молодежи XX век – уже история… И сейчас довольно трудно найти человека, который может рассказать о 20-х и 30-х годах. А ведь это время – очень важный для России период.

Но мне очень повезло. Рядом со мной живет Татьяна Тимофеевна Малахвеева, которая согласилась рассказать о своей жизни.

К сожалению, не осталось никаких документов, которые смогли бы дополнить рассказ Татьяны Тимофеевны. Но, может быть, это делает ее историю еще более ценной: другой возможности получить это свидетельство нет. В своей работе я постаралась сохранить самобытность ее речи.

Татьяна Тимофеевна родилась в 1918 году в селе Новая Усмань Воронежской губернии в крестьянской семье. Ее детство прошло по тем временам обычно: ходила в школу, благо, рядом была, а то иным ребятишкам проходилось и за несколько верст идти…

Отец всегда продавал весной в столовую морковку, бурак, капусту, а самим иногда не хватало. Зато привезет с ярмарки бочонок хамсы, ситный хлеб (обычный сами пекли) – это был гостинец детям.

Родители держали Татьяну с братом и сестрой в ежовых рукавицах. Каждый имел обязанности по дому, и, если они плохо выполнялись, было худо. Помнится случай, когда Татьяна и Вася убежали в соседний двор кататься на качелях, забыв пополоть грядки. Отец тогда задал им такую порку, что садиться было больно.

Жили побогаче остальных. Сначала односельчане вроде нормально относились, а потом, когда коллективизация пошла, уже стали присматриваться. Шел 1929 год. Начиналось раскулачивание. Родители Татьяны Михайловны как раз старый дом развалили, построили новый – хороший, один на всю деревню: из красного кирпича, оцинкованным железом крытый… В 25-м году построили.

А через четыре года, когда раскулачивать стали, хозяйство все забрали: корову, лошадь, овец, какие были, свинью. Все забрали. И выгнали из дома. Выгоняли жестоко: обзывали по-всякому, детей тоже не щадили. И страшно было. Сначала налогом обложили огромным: «давай деньги, давай хлеб, давай это, давай то…», невыносимо. А где взять? Нету! Год продолжалась эта травля. Потом, когда стало ясно, что денег больше не получить, пришли раскулачивать.

И конфисковали все. Дом, хозяйство… Вроде как, сказали, в уплату налога: «Не можете выплатить, давайте так».

Конечно, не одной этой семье досталось. Таких много было: и дальние родственники и соседи… Татьяне Тимофеевне тогда шел тринадцатый год, а ее брату– пятнадцать, сестре – восемнадцать. Была зима. Холодная, лютая…

Идти им было некуда, потому что большинство соседей были либо сами лишены жилья, либо не хотели принимать у себя «кулаков». Поэтому выгоняли долго… Семью выгонят из дома, а они обратно приходят; снова выгонят, опять вернуться… Потом дом разрушили: сняли крышу, разбросали листы железа (потом их растащили соседи), стены сломали – почти по кирпичу разнесли. Вернуться теперь было некуда, приютили дальние родственники. Зиму пережили у них. Тяжело было – у тех своя семья большая…

Прошла зима. В марте арестовали отца Татьяны Тимофеевны и посадили в тюрьму. Семья осталась без кормильца.

Ночью 12 апреля за оставшейся семьей прибыла «карета». И мать, и дети, и их приютившие поняли: «приехали». Тогда это слово имело особое значение. Рано утром, еще и светать не начало… Приехали забирать.

«Собирайте вещи. Выселка. Вас выселяют, чтобы вы здесь не вредили: вы кулаки, вредители!» Не ожидали. Даже и разговора не было, что будут совсем выселять… Думали, в покое оставят. Нет, не оставили. В спешке побросали в узлы всякую одежду, постель.

Посадили в повозку и увезли в Воронеж, в «подбанк», так дом назывался, куда всех ссыльных на ночь определяли. Там уже было много семей, потом еще прибыли… И вдруг неожиданная радость: отца отпустили! Из тюрьмы вышел, и с семьей – на выселку…

На следующий день всех согнали на вокзал, погрузили в вагоны товарного поезда без малейших удобств – ни окон, ни сидений, даже не вычистили: до людей там, видимо, возили уголь…

И повезли.

Ехали долго. Сначала довезли поездом до Котласа, потом пароходом до Сыктывкара, и дальше… Прибыли в поселок Соль. Семья Татьяны Тимофеевны с родственниками заняла один дом. Изба из сруба, маленькие оконца, в полу щели, все отсыревшее. Мать, сестра Прасковья, бабушка, тетка с двумя дочерьми и Татьяна. А мужиков забрали. На работы. Там же лес, тайга – всем топора да лопаты хватит. Отца забрали, брата Васю – тоже.

Женщины и те дети, что постарше, работали недалеко от поселка. Лес валили…

Мать Татьяны Тимофеевны, тетка с дочерьми и сестра тоже работали. Каждый день уходили рано, возвращались поздно, уставшие. Хозяйство лежало на девочке и бабушке.

Мать болела еще до ссылки. А здесь суровый климат и непосильный труд завершили дело болезни – Александра умерла в 33-м году. Очень больно было семье лишиться матери. Похоронили там же. Так и не увидела она родную землю, даже с мужем не попрощалась…

Потом умерла Татьянина бабушка. От грибов – появились какие-то сморчки, только вылезли – их тут же собрали. Оказалось, поганки. Одна семья, Выкоростовы, четверо детей и мать – все умерли… От этих сморчков. И бабушка умерла. Был голод. Несовершеннолетним давали паек: грамм триста, не больше. Хлеб, сахара щепоть, баланду какую-нибудь… Сахар сами не ели, а ходили менять в село Лапыдино на соль. А взрослым и старым – ничего. Либо работа, либо гол од…

Остались Прасковья с Таней одни.

А вскоре пропала и Праша. Однажды она просто ушла с работы и не вернулась. Так и не узнали, что с ней случилось…

Отец и брат работали очень далеко. Как распределили по прибытии, так и остались. И не было возможности переехать: запрещалось покидать поселок… Брат Вася работал таксатором – почти то же, что и лесничий: отвечал за лесозаготовки, мерки, отправку леса – какой на сплав, какой на импорт, какой негодный…

Так и случилось, что Татьяна Тимофеевна жила только с теткой и двумя двоюродными сестрами. Вот и приходилось искать деньги на пропитание.

В том же поселке жила старая казачка, которая занималась тем, что собирала и продавала ягоды, особенно чернику. Ее хорошо покупали. А казачка еще и понимала язык местного народа (зырян) и в тайге ориентировалась. Она решила себе помощниц найти, чтобы побольше денег выручать. Взяла Татьяну и еще одну девчонку, Настю, та с 1921 года. И с ними в тайгу ходила.

Собирали ягоды, продавали в селе (кто для себя брал, кто приезжал, чтобы, купив, в городе перепродать). А однажды пришли, солнечно было, набрали ягод в ведра, а когда возвращались – облако за облако, набежали тучи, полил дождь. И казачка растерялась. Она по солнцу ориентировалась, в пасмурную погоду не ходила. А солнце-то спряталось!

Ну что делать? Начали кричать: вдруг услышат? Нет.

Туда пойдут, обратно… К валежнику подойдут: не пролезть, не пройти. Под валежник лезть – а он сгнил давно, уже грибы наросли…

Девочки начали плакать. И впрямь, одной пятнадцать, второй и вовсе двенадцать. Вокруг тайга: недели идти будешь, не выйдешь! Они в слезы…

А казачка и говорит: «Я вас брошу, если реветь не прекратите». Они: «Не бросай нас, бабушка, не будем». Замолчали. Идут дальше. Старуха и говорит: давайте оставаться ночевать. Все равно, пока солнца не будет, не выйдем. Будем ждать колокол. В поселке звонили для всех пропавших, чтобы помочь выйти из тайги. Как позже выяснилось, и для них звонили. Но они не услышали. А ведь не очень далеко были! Все-таки казачка правильно вела. Остались ночевать. Помолились Богу, чтобы направил к дому. Ночь переждали. Тучи разошлись, стало видно солнце. Дошли ручья, который недалеко от поселка тек. Казачка как увидела его, обрадовалась. Говорит: «Все, сейчас выйдем». Вышли! Услышали колокол, побежали, вот и село.

Их встречали, а Татьяну было некому – только тетка вышла, обняла и расплакалась. Страшно ведь было – тайга на многие километры, вокруг никого.

После этого случая Татьяна решила пойти учиться. Но четыре класса она уже закончила, значит, считалась образованной, а в семилетку в Усмани не взяли: раскулаченным не положено.

А до ближайшей школы было сто километров – в соседнем поселке, Мадже. Название зырянское, а что значит, никто и не знал1. Так и ушла Татьяна в другой поселок. Одна, тетка в Соли осталась. Шла несколько дней по тайге, на ночевки останавливалась в других селениях.

Проучилась Татьяна там год. Закончила 5-й класс. В 1934-м ей уже исполнилось шестнадцать. А летом пришло письмо от брата Васи. Он писал, что надо им уходить отсюда, что отец уже ушел и живет в Воронежской области. Писал, что все обдумал, как ехать, где денег взять. Только сам он поедет позже, а сначала Татьяну отправит.

Татьяне так хотелось домой, в родные места! И неважно, что дома нет, родственники все в ссылке – такая тяга к родному краю! Решилась, поедет! Но на что ехать? Когда дом покидали, ничего ценного с собой не взяли, только одежду успели прихватить. Написала Васе, что нет денег. Ответ пришел быстро:

«Тань, тебе придется ехать обратно в Соль за кольцами, которые остались от мамы. Их хоть всего два, а можно продать и тебе билет купить. Себе я потом заработаю».

Кольца остались у тетки – раньше ведь вместе жили. Когда Татьяна ехала в Маджу, она их не забирала: думала, зачем? И вот пригодились. От поселка до поселка – сто километров. Сначала тридцать три километра прошла, потом двадцать два, потом тринадцать, двенадцать, двадцать…

Шла она по проселкам, а вокруг – тайга! Корни, трясина, на которую бревна положили. Весь день, как могла, шла, к ночи как раз доходила до поселка. Что ела – не помнит: с собой ничего не было, ни еды, ни одежды… Где оставалась ночевать, там зырянки-хозяйки кормили. А днем – где взять?.. И вот шла, считая километры. На просеке ставили столбы с расстояниями для таких путников. В тайге летом ночи нет, хоть газету читай, но усталость все равно брала свое. Зыряне русских не очень любили. Ведь раньше, когда не было еще русских, уходя на охоту в лес, они дверь закрывали только на коромысло, не боялись воровства: не было! А как русские пришли, таки повелось… Но Татьяну жалели: видят, девчонка молодая, не оставлять же в тайге… Так прошло восемь дней…

Наконец Татьяна пришла в Соль. Зашла к тетке, рассказала, что уходить собирается, о кольцах спросила. А та говорит: «И мы пойдем. Тоже домой тянет».

Татьяна подумала и говорит: «Я, может, два дня отдохну, а потом пойду». Ведь не знала, пойдет ли тетка, а если пойдет, то когда? А у нее внутри как огонь горел: желание такое было домой попасть, скорее бы уехать на родину! Переселенцам жилось плохо: все чужое вокруг. Два дня отдыхала. Просто ела, спала…

И вот решила одна идти. Говорит тетке: «Ну, теть Тань, давай кольца, я пойду!» А та не хочет одну отпускать, боится! «Шестнадцать лет девчонке, а она удумала тайгой одна идти!» Татьяна все-таки на своем настояла – рвалась домой поскорее. Боялась, что вдруг тетка не пойдет: самой хотелось побыстрее уйти. Попрощалась с теткой, пообещала ждать у Васи в Сыктывкаре. Забрала кольца, пошла… Опять дальняя дорога.

Снова Татьяна шла сто километров по лесу. Потом пароходом по Вычегде. Как доехала без документов и денег – до сих пор удивляется, все было как во сне…

Приехав в Сыктывкар, она сразу же пошла в общежитие, где Вася жил: он дал ей адрес. Переходя старый расшатанный мостик, она встретила двоих мужчин. Подошла, спросила: «Не знаете, где здесь общежитие, я ищу Картавцева Василия».

Один из них хитро сощурился и отвечает: «А его куда-то отправили, нет его здесь!» И в этот момент ей так страшно стало: куда идти, кроме Васи у нее никого нет!

Второй перебил: «Хватит шутить, он на больничном, дома! Идите вот по этому мостику, там общежитие…»

Встретились… Обнялись, расплакались… Не виделись столько лет…

Татьяна была голодная – не ела несколько дней. Брат накормил ее, расспросил обо всех родственниках, знакомых. Так прошло несколько дней. Потом Вася с сестрой решили продать кольца. За деньги их продать невозможно – никто не купит. Поэтому было решено обменять их на масло, а масло – продать. Стояли на рынке неделю, но нужную сумму выручили. И только все продали – пришла тетка с дочерьми. Они тоже собирались ехать домой.

Татьяна купила кое-какую одежду (лето подходило к концу), немного еды в дорогу и билет до Котласа, а деньги еще оставались… Вася придумал зашить их в пальто, за подкладку. Таки сделали.

В назначенный день Татьяна, ее тетка и сестры уплыли на пароходе в Котлас. Вася не смог проводить их: бюллетень закончился, и ему надо было на работу. Еще в дороге встретили одного человека, который посоветовал не брать билет Котлас-Москва, потому что там часто проверяют документы, а поехать окружными дорогами: сначала дальше по Двине до Вологды, а там уже на поезд садиться…

Отправились покупать билеты, но тут же к ним подошли два милиционера, чтобы проверить документы. А справок от коменданта нет! Значит, считаются беглыми! Пока рассматривали документы у тетки, как у старшей, Татьяна сказала, что едет к брату, в Вологду, на каникулы. Потребовали документы. Тогда она схватила свою котомку и побежала прочь. Ей повезло – то ли не стали догонять, то ли не догнали. Больше она никогда не видела ни тетку, ни сестер… Знала только, что их прямо с пристани отправили в комендатуру.

Через некоторое время Татьяна вернулась на пристань, милиции уже не было.

Купила билет, вскоре подошел пароход Котлас – Вологда. При посадке документы не требовали. Она постаралась найти себе место где-нибудь в углу, чтобы не бросаться в глаза проверяющим. Там уже сидела девушка, по виду ровесница. Слово за слово, разговорились: Татьяна даже рассказала своей попутчице, что едет без документов.

Через некоторое время соседка тихо прошептала: «Документы проверяют!» Что делать? С парохода никуда не убежишь – только прятаться! И вот Татьяна с верхней палубы перебежала на нижнюю, где разные канаты, инструменты, груз. Огляделась – не идет ли кто? – и забежала в туалет, закрылась и ждет.

Через некоторое время в дверь постучали. Татьяна очень сильно испугалась: неужели догадались? Послышался голос попутчицы: «Ушли они, не бойся».

Больше проверок не было: доплыли до Вологды спокойно. Сошли с парохода все также вместе, подошли было к продуктовой лавке, чтобы купить что-нибудь поесть, но тут появился проверяющий в форме: